Книга: Василий Головачев. Избранные произведения. Том 6
Назад: КНИГА ТРЕТЬЯ Возвращение блудного конструктора
Дальше: КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ Дети вечности
ПСИХОЛОГИЯ РОКОВОЙ ЧЕРТЫ
По сигналу «полундра» Берестов должен был подключиться к «спруту» — компьютерной системе связи отдела не позднее, чем через полчаса после его получения, а так как в отделе оптимальным считался срок двадцать минут, у него после возвращения из экспедиции «Афанеора» еще оставалось время на то, чтобы позвонить Анастасии и договориться с ней о встрече.
Девушка выглядела утомленной — инк отыскал ее в личном оперативном боксе расчетного центра ИВКа, — но при виде Берестова лицо ее просветлело. В ответ на его предложение она только кивнула, и у Ратибора осталось впечатление, что его возвращению рады. В отдел он вошел точно по расчету, спустя двадцать минут после того, как получил «полундру». Где в этот момент находилась Боянова, думать не хотелось.
Дверь в кабинет Железовского была открыта, Ратибор собрался войти, как вдруг раздавшиеся изнутри голоса заставили его остановиться. Говорили двое: сам хозяин кабинета — его бас ни с каким другим спутать было нельзя, и женщина. Через несколько секунд Ратибор понял, что с «роденовским мыслителем» беседует председатель СЭКОНа, Когда же она это успела? Или это связь?
— Высокий уровень умственных способностей ничего не гарантирует. — Голос Бояновой. — Это условие для творческой задачи необходимое, но недостаточное. Я убедилась: ваш опер довольно решителен и смел, но он не интрасенс.
— Ратибор интеллектуально независим и мыслит без оглядки на сложившиеся стереотипы и авторитеты.
— А вот это как раз не слишком положительный фактор. Для любой другой задачи Берестов был бы идеален, но не для работы по Конструктору, где ему придется столкнуться с нечеловеческой психикой, психологией и возможностям. И только интрасенс имеет максимальный индекс гибкости при столкновении с подобными проблемами.
— Ратибор справится.
— Не думала, что пользуешься законом Корнуэлла.
— Не понял.
— Начальство склонно давать работу тем, кто менее всего способен ее выполнять. Я буду настаивать на смене оператора РП.
— А я на своем решении. Берестов прошел все ступени подготовки: социотренинг, оптимайзинг, неформальное эс–моделирование, сюрприз–сопротивляемость, стресс–закалку и контрактивную проверку на выживаемость на полигоне Ад-3. Поэтому я не вижу причин его отстранения. Кстати, по закону ответственности интеллектуальной деятельности соображения истины не должны заслоняться никакими другими соображениями. Короче, я буду настаивать на выборе отдела.
— Хорошо. Приглашаю вас обоих на заседание комиссии.
Ратибор успел сделать вид, что только–только подошел к двери, и столкнулся с Забавой.
— Простите.
Боянова кивнула, окинув его внимательным взглядом, и вышла в коридор, где ее ждала сегментная «улитка» лифта. Она поняла, что Ратибор все слышал. Понял и Железовский, когда безопасник молча встал передним.
— Слышал?
— Нечаянно, дверь не заперта.
Железовский покосился на пульт¹ секретаря и Ратибор догадался, что «роденовский мыслитель» открыл дверь нарочно, зная, когда он подойдет.
[¹Пульты в описываемую эпоху представляли собой микроблоки управления технологическими и организационными процессами, использовали прмнципы мысленного и звукового управления встраивались в стены зданий, перегородки и т. д. так, чтобы не мешать обслуживающему персоналу. То, что это пульт, можно было узнать по отзыву инка и сигнализации.]
— С ней постоянно такая история. Сначала мгновенное «нет» на любое предложение, потом четкий вывод по всем необходимым дополнениям для решения проблемы. Думаю, тебе тоже будет полезно узнать свои слабые стороны.
— Я знаю.
— Вряд ли. Если бы знал, слабых сторон уже не было бы. Готов доложить свой гениальный хакаригото¹ на Совете? На заседание приглашен весь синклит ВКС и эксперты СЭКОНа.
[¹Хакаригото — план, замысел (японск.).]
Ратибор ответил не сразу.
— Я, конечно, предусмотрел все, что могу предусмотреть, но… может быть, она права, и вам действительно лучше назначить кого–то из интрасенсов?
— Во–первых, у тебя тоже есть задатки интуитива, только их надо развивать, а во–вторых, я своих решений не меняю. Взялся плыть — плыви. Не будем отвлекаться. БВ ускорил движение, мы потеряли двоих, надо задействовать весь потенциал ОО-предупреждения¹.
[¹Система методов по предупреждению ошибок управления а отработки команд.]
Ратибор поджался, болезненно переживая сообщение.
— Кто?
— Клюв и Томпсон. Они попали под БВ, не ожидая, что тот подойдет к ним так скоро. По расчетам луч БВ упрется в Систему уже через три месяца, если, конечно, снова не изменит скорость. А ты думал, «полундра» дается по пустякам?
Ратибор присвистнул.
— Вот именно, — кивнул Железовский. — По всей видимости, «цунами» уверенно переходит в «Шторм». Итак, твое мнение о БВ?
— Я удивился не собственно причине «полундры». Мы встретили чужан. Такое впечатление, что они совершенно точно знают, что такое БВ. Не пора ли спросить у них об этом прямо?
— Так они тебе и ответили… Спросим, когда будет нужно. Всему свое время и время всякой вещи под небом¹. Я желаю знать твое окончательное мнение.
[¹Екклезиаст, 3.1.]
— Это возвращается Конструктор, — нехотя проговорит Ратибор. — Хотя допускаю, что мое мнение может оказаться верным с точностью до наоборот. И все же я уверен в выводе. Дело в том, что Прожорливый Младенец когда–то сто лет назад в ответ на попытки контакта, да и просто в процессе роста показывал видеокартинки, очень похожие на пейзажи Гиппарха… если вид изнутри этого гигантского «кораллового леса» можно назвать пейзажем.
— Значит, ты не зря побывал на бывшей звезде. Я был неправ. — Комиссар–два раздвинул в улыбке толстые губы. — Недаром же говорят, что лучший руководитель тот, у кого подчиненные много способнее его¹. — Он достал пуговку видеозаписи. — Ознакомься.
[¹Гудмунд Хернео.]
— Что это?
— Список тех, кого «съела» когда–то спора Конструктора — сверхоборотень. Их биографии и данные личных дел.
Ратибор взял видеокассету, зная, что время вопросов придет позже.
— Я хочу привлечь к работе в качестве эксперта по Конструктору эфаналитика ИВКа Анастасию Демидову. — Честно говоря, у Ратибора не было объективных причин привлечения к делу эксперта со стороны, в отделе хватало собственных специалистов, но он верил в предчувствия. — У вас не будет возражений?
— Нет. — Железовский встал, давая понять, что время аудиенции кончилось. Его рабочий стол давно мигал целой гаммой цветных огней–требовалось вмешательство комиссара по всем векторам работы отдела, киб–секретарь один не справлялся. Но Ратибор не удержался от вопроса:
— Извините, мастер, что возвращаюсь к старой теме, но все же стоит ли оставлять меня опером в сложившейся ситуации?..
Комиссар поднял ладонь вверх, останавливая собеседника; под тонкой рубашкой рельефно перекатились мышцы.
— Я знаю, что ты хочешь сказать. Забава болеет за дело, к тому, же не забывай, она тоже интрасенс. — Железовский пожевал губами, взгляд его стал жестким. — Ты дошел до кобры на силе воли и большой дозе самоуверенности, дальше без интрасенсорных способностей продвинуться трудно, хотя и были прецеденты. Попробуй разбудить в себе дремлющую вторую психику. Я очень надеюсь, что ты просто медленно взрослеешь.
Ратибор поклонился и вышел. Аристарх, как и Забава Боянова, также был интрасенсом, и нельзя было понять его странной привязанности к исполнителю–неинтрасенсу, хотя и с задатками интуитива. Правда, сам Ратибор считал, что интуиция у него развита неплохо, разве что чуть–чуть похуже, чем у нормального интрасенса.
* * *
Заседание Совета безопасности происходило, как и обычно, в форме видеоселекторного совещания: собственно члены Совета, конечно, старались быть на заседании лично — Швейцария, Берн, Дворец Мира, — если не находились в этот момент далеко от Земли, а приглашенные чаще всего присутствовали визуально. Система связи создавала эффект полного участия, и малый зал заседаний Дворца Мира казался заполненным почти до отказа; вмещал он шестьдесят человек.
Ратибор «присутствовал» на заседании, находясь на самом деле в своем «размышлительном» служебном модуле. Он уже успел просмотреть список, переданный ему Железовским, и к своему удивлению кроме Грехова обнаружил еще две знакомых фамилии: Лабовиц и Гиро. Пограничник Эрнест Гиро в настоящий момент находился в десанткоманде спейсера «Афанеор», а Герман Любовиц работал в Такла—Маканском ксенопарке «Чернава», это Ратибор помнил еще со времени пребывания в парке Карелии: она как–то рассказывала ему об этом человеке удивительные вещи. Интересно, однофамильцы это указанных в списке людей или их родственники?
Многотональный сигнал общего внимания погасил легкий шумок переговоров, и в центре зала выросла хрустально–прозрачная колонна КПР — компьютерной пси–разверстки, позволяющей всем участкам мысленно обмениваться мнениями в ускоренном режиме. С применением КПР любые совещания обычно длились не более семи — десяти минут, не составил исключения и референдум Совета безопасности, хотя проблема на нем решалась далеко не ординарная.
Надвинув эмкан пси–связи, Ратибор окунулся в странный мир мгновенно возникающих и так же мгновенно исчезающих пси–квантов — «объемов чужого знания», составляющих фон мыслеобщения. Перевести на обычный язык этот пси–разговор невозможно, а для его описания лучше всего по стилю подходит стенограмма.
Председатель Ярополк Баренц:
— На заседании Совета безопасности присутствуют все члены Совета. Кворум соблюден. Решения Совета принимаются к исполнениям всеми службами. Код значимости проблемы: угроза цивилизации. Проблема: так называемый Большой Выстрел. Научный аспект проблемы решен приблизительно, социальный аспект требует жестких мер безопасности и глобальных усилий по предотвращению катастрофы. Если канал БВ воткнется в Солнечную систему, человеческая цивилизация перестанет существовать. Мнения?
Председатель Всемирного координационного Совета Хакан Рооб:
— Угроза реальна, это проверено качественно и количественно. К сожалению, не обошлось без жертв.
Командор погранслужбы Ингвар Эрберг:
— Вынужден повторить это «к великому сожалению». Погранслужбой был допущен ряд ошибок, приведший к человеческим потерям, но проблема БВ настолько необычна, что наработанных, натренированных, штатных мер безопасности человечество для этого случая просто не могло разработать. Согласен с определением: БВ — прямая угроза цивилизации! Исходить надо только из этого положения.
Президент Академии наук Земли Всеволод Максимов:
— Еще одно «к сожалению»: физика явления разгадана нами не до конца, существует несколько альтернативных гипотез, и какая из них истинна — пока неизвестно. Необходимо продолжать исследования и расчеты, бросив на проблему весь научный потенциал Земли.
Председатель СЭКОНа Забава Боянова:
— По расчетам эфаналитиков комиссии и специалистов Института внеземных Культур БВ — это след прорыва в нашу Вселенную из какой–то другой известного всем представителя палеоразума — Конструктора, родившегося на Марсе более ста лет назад.
Максимов:
— Возможно. Однако, назвав явление, мы тем не менее не можем объяснить его физическую природу.
Хакан Рооб:
— Времени на объяснения у нас нет. У вас тоже. Что может предложить наука, чтобы отвести угрозу?
Эрберг:
— Самое реальное из всего при любых интерпретациях явления — найти заслон Большому Выстрелу. Как вы понимаете, человечество еще не доросло до управления движением всей Солнечной системы, и «отвернуть» в сторону мы не сможем.
Гордей Вакула:
— Каким образом вы собираетесь делать заслон потоку отрицательной энтропии, «движущемуся» со скоростью, на много порядков превышающую световую?
Эрберг:
— А это уже ваша забота — подсказать, как это сделать.
Вакула:
— Теоретические разработки модели БВ только начались, но хотя в канале БВ реализуется фкзика не нашей Вселенной, в принципе существует возможность «задавить» Большой Выстрел в «струну» и направить за пределы Галактики.
Общее оживление — вспышка пульсации пси–фона.
Хакан Рооб:
— Однако вы забыли, что под «пулей» БВ понимается разумное существо, причем самое загадочное из всех встреченных человечеством, предтеча большинства разумных существ нашего космоса. По законам какой морали мы начнем планировать его уничтожение?
Забава Боянова (с вызовом):
— Мы уже однажды пытались следовать законам антропоцентристской этики и морали, и едва не погубили цивилизацию, «откупившись» разрушением Марса, а ведь в то время Конструктор был всего лишь младенцем. Сейчас он способен не только разрушить Систему или погасить звезду, как это уже случилось с омегой Гиппарха, но и перестроить Галактику! Вы понимаете, чем мы рискуем, если не остановим его?
Директор УАСС Кий—Коронат:
— Почему вы считаете, что Конструктор обязательно что–то начнет перестраивать? Он еще не «вылупился» из своего странного коридора… если это вообще он.
Боянова:
— Вот именно, пока не вылупился. Второй раз мы подходим к одному и тому же пределу, за которым начинается область жестокого милосердия. Век назад по совету Сеятелей — серых призраков- мы могли уничтожить Конструктора после его рождения, но из убеждений ложного гуманизма предпочли оставить его в живых и едва не поплатились Системой, домом человечества. И снова мы подходим к этому же пределу, разве что масштабы изменились, на сей раз появление Конструктора чревато всегалактической катастрофой. Эксперты СЭКОНа, присутствующие на заседании, провели математический эксперимент и пришли к выводу, что при «вылуплении» Конструктора из туннеля БВ может произойти фазовая перестройка вакуума. Понимаете, о чем речь?
Снова общее оживление с ярким «свечением» псифона.
Председатель ВКС Хакан Рооб:
— Не понимаю вас, Забава. К чему вы клоните, вы — председатель комиссии морали и этики?
Боянова:
— Я призываю не повторять ошибок прошлого. Второе пришествие Конструктора –это гибель цивилизации, гибель всего сущего в Системе, и я не могу спокойно обсуждать ее детали. СЭКОН призван стоять на страже человечества и отвечает за жизнь общества в целом и за жизнь каждого индивидуума в частности. И решать тут нечего, я голосую только за жизнь, пусть и ценой жизни существа, далекого от всего, что волнует нас. Если ученые найдут способ остановки Конструктора без его уничтожения, я проголосую за него обеими руками. А пока что до встречи Солнца с БВ остается три месяца. Три месяца до роковой черты, преодолеть которую можно, только решив альтернативу: мы, люди, или Конструктор! Решайте.
Член Совета Мэтьюри:
— А почему все выступавшие считают, что стоит нам связаться с Конструктором, как он тут же поймет нас, откликнется и отвернет в сторону? Уж если между нами и чужанами существует коммуникабельный барьер, то о каком положительном контакте может идти речь в отношении Конструктора, уже отвергшего однажды все наши предложения сотрудничества?
Боянова:
— Это одна из главных проблем ксенопсихологии — контакт с негуманоидным разумом, и до сих пор она не решена, и вряд ли будет решена в ближайшее время. Даже математика и музыка, два универсальных языка человечества, не подействовали на Конструктора.
Вакула:
— Идея воздействовать на Прожорливого Младенца музыкой была никудышной. Субъективные критерии различия музыки и шума присущи только человеку. Физически явно музыкальные и явно шумовые звуки, конечно, различны, музыкальные звуки представляются чистыми…
Шум, чьи–то сердитые пси–возгласы:
— Совету эти пояснения ни к чему…
— Давайте по существу.
— Не отвлекайтесь…
Вакула невозмутимо:
— …синусоидными тонами, но для Конструктора закономерности музыкальных рядов ни о чем не говорят, то есть не несут смысловой нагрузки. Так что предыдущий оратор прав.
«Тихий», без «вскриков», пси–фон общения, означающий молчание.
Председатель Совета безопасности Ярополк Баренц:
— Как член Совета я обязан принять решение в пользу человечества, и все же вседозволенность человека, возведенная в ранг закона, беспокоит меня в той же степени, что и проблема Конструктора. Недаром отделу социальной безопасности приходится до сих пор сражаться с рецидивами этой вседозволенности, как в сфере управления, так и в сфере социально–психологических отношений. Я считаю, что никто не имеет права называть весь Космос только своим домом, он — обиталище для многих и многих существ, равно претендующих на звание хозяина: чужан, серых призраков, орилоунов, нас с вами и так далее. Конкретная ситуация с БВ снова вскрывает недостатки нашей человеческой психологии, не пора ли начать с себя: не Космос перекраивать по своим меркам, а себя по меркам Космоса? Выношу на голосование предложение: научный потенциал Земли огромен, надобно включить его на решение проблемы БВ полностью, от попытки связи с Конструктором до его остановки, и если за две недели не будет найден способ предупредить Конструктора или остановить его — созвать Совет снова и решить судьбу пресапиенса в соответствии с законом о пределе допустимой обороны.
Вспышка «зеленого», плюсового пси–фона, означающая общее согласие.
Баренц:
— Космосектор отдела безопасности назначил по этому делу оператора в режиме «полундра» кобру–один Ратибора Берестова, однако теперь, я считаю, необходим переход формы тревоги от «полундры» к «Шторму». Считает ли комиссариат отдела безопасности, что оператор Берестов сможет справиться с работой отдела в режиме «Шторм»?
Комиссар–два Аристарх Железовский:
— Безусловно.
Баренц:
— Отводы, самоотвод?
Член Совета Равалкананг Сингх:
— Оператор «Шторма» должен быть специалистом по обобщениям.
Железовский:
— Предвидя подобные вопросы, я подготовил личное дело кобры Берестова.
В голове Ратибора (как и у других участников заседания) промелькнули выведенные компьютером данные личного дела Берестова.
Боянова:
— Пусть попробует. Сменить оператора мы успеем.
Тишина.
— В таком случае оператором «Шторма» назначается Ратибор Берестов. Конец общей связи. Процедурные формальности соблюдены. Спасибо за работу.
Голос компьютера:
— Отбой пси, длительность девять минут двадцать секунд.
Ратибор снял эмкан, пригладил волосы и обнаружил, что он весь мокрый от пота, как мышь.
* * *
Дома он принял душ, без аппетита поужинал, прикидывая, что скажет Анастасии, и не успел переодеться, как в гостиной прозвонил вызов.
— Включи, — скомандовал Ратибор «домовому», появляясь в зале с рубашкой в руках; натянул, глядя на белое облако развернутого виома — абонент не включил обратку — обратную видеопередачу.
— Берестов? — Голос незнакомый, с горловыми интонациями; судя по произношению (земной интерлект, европейская языковая группа) абонент или голландец, или австриец.
— Включите обратку, — сказал Ратибор, — вас не видно.
— Это входит в условия связи. Откажись от опера, парень, пока не произошли непредвиденные никем и необратимые события. Ты не выплывешь.
— Пол, это ты? — Ратибор не выдержал и засмеялся. — Твои шутки не отличаются многообразием. Так и быть, если хочешь, возьму тебя с обоймой в аварийную команду.
— Это не Пол. — Невидимый собеседник хмыкнул. — А звоню я тебе, юноша, потому что уважаю за один случай, ты его помнишь.
Ратибор подобрался.
— Кто вы?
Смешок, странный дребезжащий звук, словно от колокола с трещиной.
— Считай, что звонил «дельфийский оракул». Подумай над предложением, это дело ты не потянешь. Ауфвидерзеен, мастер. Еще убедишься, что я желаю тебе добра.
Тишина.
— Зачем ты делаешь мне зло, ведь я не делал тебе добра, — пробормотал Ратибор, встрепенулся. — Откуда он звонил?
— Такла—Макан, территория ксенозаповедника «Чернава», — ответил «домовой» через полминуты.
Озадаченный Ратибор пожал плечами, но времени заниматься таинственным «оракулом» у него не было, да и всерьез принимать предупреждения доброжелателя не имело смысла, хотя в голове и застряло занозой — «оракул» звонил из «Чернавы». Слишком многое связывало безопасника с Такла—Маканским ксенозаповедником, в том числе и последние события, чтобы проигнорировать факт звонка.
Поразмышляв над феноменом совпадений и ничего особого не придумав, Ратибор переключил внимание на предстоящие дела, зная, что когда придет время, подсознание само вытолкнет в голову мелькнувшую догадку. Он дал задание инку отдела подготовить к развертке императив «Шторм» (два часа десять минут) и напомнить всем физическим институтам Земли о переключении работ на решение проблемы Большого Выстрела. Лидером научного поиска он назначил Вакулу.
После этого Ратибор прикрепил над ухом усик «спрута» — многодиапазонной рации компьютерной связи, позволяющей работать со всеми службами из любой точки Солнечной системы, и отметил время: до окончания развертки «Шторма» у него оставалось два часа «свободного» времени. С введением императива всеобщей тревоги время оператора, ответственного за координацию всех защитных сил человечества, принадлежало не ему.
Анастасия ждала его у Жуковского метро Брянска, одетая по моде последнего полугодия в летний «одуванчик»: платье то становилось прозрачным, то полупрозрачным, то начинало светиться и звучать, причем волны и пятна прозрачности зависели от настроения, отчего платье подчеркивало то, что надо подчеркивать, и скрывало то, что надо скрывать. Девушка была поразительно красива и, зная это, вела себя тем не менее без тени кокетства …что всегда привлекает мужчин, подумал Ратибор, добавляя про себя: умных.
— Куда идем? — спросила девушка.
Ратибор огляделся с притворным недоумением.
— А где же ваша тень — Грехов?
Анастасия нахмурилась, глаза ее похолодели.
— Вы только затем и пришли, чтобы сказать банальность?
Берестов посерьезнел, быстро поднял ладони вверх.
— Сдаюсь, перестарался. Что поделаешь, иногда из–за сильного желания понравиться срабатывает почему–то не добродетель, а внутренний порок, и тут же наблюдается обратный эффект. Правда, я со своими пороками борюсь успешно, и мне ничего не надо повторять дважды.
— Не обольщайтесь, сумма пороков постоянна, — смягчилась Анастасия. — Исчезает один, появляется другой.
Ратибор засмеялся, и они пошли по аллее парка, окружавшего метро, на шпиле которого горела видимая издалека фиолетово–красная буква «М».
— Итак, вы опер «Шторма». Не страшно? Все же это жуткая ответственность!
Ратибор вспомнил звонок «дельфийского оракула».
— Честно говоря, страшновато. Но что делать? Доверили…
— Даже Боянова?
Ратибор внимательно посмотрел на Анастасию.
— Я все больше убеждаюсь, что вы не просто эфаналитик ИВКа. Откуда вы знаете о мнении Забавы?
Профиль идущей рядом девушки был загадочен и тонок.
— Неужели это важно?
— Важно, потому что касается моей персоны. Вы не интрасенс, случаем?
Анастасия повернула голову, глаза ее стали темными и глубокими, и на дне их мерцала грусть.
— Интрасенс, — сказала она просто. — Как сейчас говорят — «инкубаторский». У меня были задатки, и папа помог мне их развить. Хотите, я помогу и вам?
— Сядем. — Ратибор кивнул на скамейку в подкове кустов. Вечерело, воздух был напоен ароматом луговых трав и цветов — рядом, за стеной деревьев начиналась пoйма Десны. По аллеям бродили влюбленные пары, быстро пробегали стайки ребят или проходили группы молодых людей, спешащих в сенсотеки или на танцверанды.
— Вы считаете, что мне можно помочь? — голос почему–то стал хриплым, и Ратибор вынужденно откашлялся.
— Габриэль сказал, что вы интуитив с потенциями интрасенса, и вам можно помочь. Если хотите, я поговорю с ним.
— Я подумаю. — Настроение у Ратибора упало; к помощи Грехова прибегать не хотелось, к тому же оставалась невыясненной связь этого патриарха, знавшего Конструктора «в лицо», с Настей. — Вот что, Анастасия…
— Зовите меня Стасей, хорошо?
Вспомнилось: «друзья и близкие называют меня Стасей или Таей». Интересно, как прикажете вас понимать? Близким я стану не скоро… если вообще это возможно, но тогда значит ли это, что меня приняли в круг ваших друзей?
— Благодарю, Стася. Хочу предложить вам участвовать…
— Согласна, — кивнула девушка. — Если не будет возражать ваш «роденовский мыслитель».
Ратибор был ошеломлен, но постарался не терять лица.
— Я убедился, что вы много знаете о Конструкторе, да и Грехов — ваш друг, и в качестве эксперта…
— Сказала же — согласна, не теряйте времени на уговоры, у вас его нет. — Она кивнула на выглядывавший из–за уха собеседника аолотой усик антенны.
— В таком случае Железовский не возражает.
Взгляд Анастасии стал задумчивым.
— Да, Аристарх ваш все–таки молодец. Давно известно, что деятельность коллектива творческих работников должна координироваться людьми такого же класса, но специалистами в области управления и организации, и Аристарх в качестве комиссара космосектора вписался в отдел безопасности идеально, несмотря на плохое знание научных дисциплин и полное отсутствие технических знаний. А ведь отдел безопасности — на самом деле «банк интеллектов», как его прозвали в народе.
— Уж слишком он спокоен, — произнес Ратибор, — непоколебим. Иногда это раздражает… не меня, некоторых.
— Но это же чепуха! Чем выше творческие способности — в любой области, — тем выше эмоциональная устойчивость и душевное здоровье.
— Тогда мне еще далеко до потолка.
— Слава бегу, еще далеко, — сказала серьезно Анастасия. — У вас еще есть вопросы по существу?
— Вы торопитесь?
— Не я — вы.
— У меня еще почти полтора часа времени.
— Тогда пойдемте потанцуем.
Они выбрали танцверанду на берегу Десны и поплыли в танце под музыку, включенную психоадаптером: в зоне танца каждый мог танцевать соответственно настроению то, что хотел. Прижавшись друг к другу, они протанцевали целый час, делая трехминутные передышки за столиком с напитками, разговаривая обо всем, что интересовало обоих; об искусстве антиабстрактов и школе живописи Шилова, о музыке классицизма и психоделитиках, о балете «супер» и сенсоклипах Роберта Иван–да–Марьи Джойс—Павленко, о литературе неореализма и о спорте, и судьба на этот час была благосклонна к Ратибору, — по рации никто его так и не потревожил.
А прощаясь у входа в метро, Анастасия вдруг прочитала стихи старинной поэтессы Анны Ахматовой, прозвучавшие как тонкий намек:
И странный спутник был мне послан адом.
Гость из невероятной пустоты,
Казалось, под его недвижным взглядом
Замолкли птицы, умерли цветы.
В нем смерть цвела какой–то жизнью черной.
Безумие и мудрость были в нем тлетворны…
— Безумие и мудрость, — повторила Анастасия, в глазах которой задумчивость вдруг сменилась тревожным блеском. — Берегись, мастер, тебе предстоит схватка, равной которой не приходилось пережить никому. Будь осторожен.
— Я постараюсь, Стася, — ответил Ратибор.
Девушка покачала головой, быстро поцеловала его и скрылась в толпе заходящих в зал метро людей. А у Ратибора остался на губах привкус земляники.
* * *
Две недели оператор тревоги по режиму «Шторм» Ратибор Берестов мотался по Земле, планетам Системы, поселениям людей на планетах других звезд и погранпостам в космосе на дальних подступах к Солнцу, координируя работу секторов и отделов Управления аварийно–спасательной службы, погрануправления и технических служб человечества, участвуя в оперативных совещаниях Совета безопасности, СЭКОНа и научного комитета, соединившего в одну творческую лабораторию все физические институты Земли, подготавливая линию технического обеспечения будущим строителям «ловушки для Конструктора», как стали называть конечную цель поиска ученых.
За это время ни в жизни отдела, ни в жизни всего человечества ничего существенного не произошло, не считая того, что «пуля» Большого Выстрела преодолела почти одну пятую расстояния, оставшегося до встречи с Солнечной системой. «Дельфийский оракул» звенил дважды, но Ратибор не разговаривал с ним лично, ему просто передавали слова неизвестного доброжелателя. В конце концов ему это надоело, и он дал было задание своей обойме отыскать «оракула», но потом решил сделать это сам, вспомнив, что дребезжащий звук «расколотого колокола», сопровождавший голос «оракула», похож на крик скалогрыза с планеты Эниф. Отыскать в Такла—Маканском заповеднике вольеру со скалогрызами не составляло труда.
С Анастасией Демидовой Ратибор встречался каждый день, она теперь работала в его оперативной группе, сообщив немало интересных подробностей из истории столетней давности охоты на сверхоборотня, спору Конструктора, и попыток людей приручить ее или отыскать пути взаимопонимания. Грехова Ратибор видел лишь однажды, но чувствовал, что тот где–то поблизости и не выпускает его из поля зрения.
Железовский почти не вмешивался в деятельность оператора «Шторма», у него хватало своих забот по разворачиванию сил человечества для отражения грядущей опасности, а сам Ратибор потревожил его только раз, спросив, зачем ему список людей, похищенных когда–то сверхоборотнем.
— Я думал, ты уже сам разобрался. — Встретились они на базе УАСС «Оймякон-3» случайно, и комиссар–два смотрел на Берестова хмуро и с неудовольствием. — Есть данные, что эти люди на Земле.
— То есть как?!
— Конструктор выпустил их… хотя, скорее, не их, а так называемые информационные копии, идентичные оригиналам во всем, кроме одной вещи: у копий отсутствует механизм старения.
— Лабовиц, — вспомнил Ратибор.
Железовский хмыкнул, с новым интересом скользнул взглядом по лицу безопасника.
— Герман Лабовиц, экзобиолог из Такла—Маканского ксенопарка, один из них. Остальных надо искать. Но не преследовать. Во всем остальном, кроме происхождения, они люди.
— Как же они оказались в Системе?
— В те времена случилась темная история с пограничным коггом «Клондайк»: он исчез примерно в том же районе, где маневрировал Конструктор, а потом вдруг появился в Системе, за орбитой Нептуна, цел и невредим, с экипажем, ни один член которого потом не мог сказать, что произошло, почему «Клондайк» оказался дома за сотни световых верст от района патрулирования. Подозревается, что Конструктор высадил похищенных на когг и отправил домой, подвергнув экипаж шлюпа чем–то вроде гипноатаки.
— Зачем это ему?
— Не знаю. — Взгляд Железовского снова стал тяжелым, — Ничего хорошего я не предвижу, а тебе придется предусмотреть неприятные сюрпризы.
— Мне, кажется, звонил Лабовиц.
«Роденовский мыслитель» смотрел вопросительно, и Ратибор рассказал ему о предупреждениях «дельфийского оракула».
— Странно. — Комиссар нахмурился. — Похоже на розыгрыш, но уж больно безыскусственный. Что за этим кроется?
— Я проверю. Освобожусь и проверю.
— Тяни, коли взялся. Главное, правильно распределить силы на дистанции, как физические, так и моральные. Основная работа впереди.
Они разошлись, а Ратибор вспомнил свой дебют прохождения полигона УАСС Ад-2. Он был молод, неопытен, полон сил и энергии, и пройти полигон казалось ему плевым делом, ибо он умел все: быстро бегать, высоко прыгать, подниматься по скалам на одних руках, прекрасно стрелять, водить все виды транспорта (драйвер–прима как–никак), работать на всех компьютерных системах и так далее. Но Ад-2- это не «лужок с сюрпризами», как прозвали Ад-1 — полигон стажеров погранслужбы, это зона экстремальной проверки человека на выживание, и одной силой, даже помноженной на интеллект и творческий потенциал, одолеть ее было невозможно, для этого требовалось еще и железное терпение, и стайерская выносливость, и умение распределить силы по дистанции.
Проходили полигон тройками. В группу вместе с Ратибором и застенчивым и добродушным венгром Гонзой Данешем, способным унести на себе шесть человек, попал невысокий, скуластый, хрупкий на вид парнишка Иван Савич, не отличавшийся ни особой силой, ни выдающимися умственными способностями. Но у этого человека оказался такой запас выносливости, умения точно дозировать усилия на преодоление препятствий и распределять резервы организма, что группа прошла полигон только благодаря ему. Ратибор выдохся на четвертом этапе полосы препятствий, с трудом преодолел «зону ужасов», стрессовую «кастрюлю», едва оклемался от встряски неформального эф–моделирования (проверка на интуицию в условиях фантомного преобразования реальных ландшафтов), хотел уже сдаться, но потом у него взыграло самолюбие, и он дошел–таки до конца — на одних нервах, стиснув зубы, теряя сознание от дикого перенапряжения и приступов слабости, после которых он обнаруживал себя на плечах Савича. Этот урок запомнился ему надолго, и с тех пор он всегда рассчитывал путь, научившись делать то, что умел Савич,
С базы Ратибор отправился в планово–экономический отдел ВКС, где его ждал Герберт Робсон, эксперт СЭКОНа по планированию и снабжению, а оттуда на спейсер погранслужбы «Перун», координирующий работу поисково–исследовательских групп, аварийно–спасательных обойм и погранпостов в зоне Большого Выстрела: позвонил Демин и сообщил, что в районе передовой погранзаставы снова появились чужанские корабли, производящие рискованные эволюции возле канала БВ.
В действия команды Демина Ратибор вмешиваться не стал, дал себе часовую передышку, наблюдая через ультраоптику за странными объектами: один напоминал панцирь черепахи с рогами, второй — оплывшую стеариновую свечу, третий — колоссальную раковину моллюска. Чужане делали вид, что не замечают предупреждающих сигналов земных машин пространства, не отвечали на вызовы и продолжали таинственную возню у самой границы БВ, так что иногда казалось — они уже влезли в канал и претерпели необратимые изменения.
Однако с аппаратами чужан ничего не случилось, словно они были заговорены, и у молодых пограничников даже возникли сомнения в способности БВ преобразовывать материальные тела. Но первый же зонд, запущенный с «Перуна» и достигший чужанской «черепахи», тут же сгорел, а второй превратился в «запятую» из плавленого металла. И тем не менее с чужанскими кораблями ничего подобного не происходило, что вызвало оживленную дискуссию среди исследователей всего отряда.
Убедившись в том, что БВ мчится к Солнцу с прежней скоростью, Ратибор вернулся в отдел как раз к тому времени, когда Совет безопасности собрался на второе заседание. Как и первое, оно состоялось в Берне по той же самой формуле с применением компьютерной связи, но проходило в острой полемике, в результате которой Совет принял решение начать строительство приемного тахис–конуса¹ для того, чтобы загнать в него БВ и вывести по «струне» за пределы Галактики. Строительство поручалось Главмонтажспецстрою Земли, трем его филиалам одновременно: Американскому, Европейскому и Восточно—Азиатскому, и требовало оно от землян огромных энергетических затрат и материальных ресурсов, а также точнейших расчетов стыковки конуса и «пули» БВ, но главное, оно требовало времени, — около полутора месяцев с предельным напряжением всех сил, и у Совета оставалась надежда, что за это время ученые все же отыщут способ контакта с «головой» Конструктора и остановят его «без крови». Правда, Ратибор эту надежду не разделял, как и Забава Боянова.
[¹Тахис — струна (лат.)]
— Прав был Гете, — сказала она, закрывая заседание. — Решением всякой проблемы служит новая проблема. Если мы остановим Конструктора, и он «вылупится» в нашем пространстве неподалеку от Системы, снова возникнет проблема, как сохранить свой дом. Нынешнее наше решение единственно правильное.
— И все же мы соберемся еще раз, — заметил председатель Совета Ярополк Баренц, — перед тем, как включить тахис–конус, и окончательно утвердимся в правильности подготовленного решения.
Решение было принято большинством всего в три голоса, хотя никто из членов Совета и не воспользовался правом вето.
Поздно вечером третьего августа Ратибор пригласил Анастасию еще раз прогуляться с ним в Такла—Маканский ксенозаповедник и, ничего ей не объясняя, повел в сектор с вольерами энифских скалогрызов; на этой долготе уже наступило утро.
Сектор представлял собой уголок дикой горной страны, отрог Сихотэ—Алиня, примыкавший к северной оконечности некогда великой пустыни Такла—Макан. Для того, чтобы скалогрызы, не нуждавшиеся в определенном газовом составе атмосферы, — легких в обычном понимании этого слова у них не было, — не ушли в горы и не натворили дел в горных поселениях, не со зла или жестокости, а просто из–за неосторожности самих людей, ибо скалогрызы были слишком сильны и обладали рентгенозрением со всеми вытекающими отсюда последствиями, — весь квадрат был отгорожен специальным силовым полем, в том числе и под землей на глубине в сто метров. Кормить этих зверей, представляющих собой живые термоядерные реакторы, не было нужды, а увидеть их можно было со специально оборудованных башен, когда скалогрызы нежились в лучах рентгеновских прожекторов, включаемых в день экскурсий.
Понаблюдав за парой инопланетных животных в бинокли и разглядев их чудовищные морды: скалогрыэ представляет собой двадцатиметровую круглую «трубу» в ромбовидной зеркальной броне, а голова у него — жуткий нарост в форме сросшихся слоновых хоботов, каких–то грибообразных выступов, воронок и рогов, причем она светится даже днем, — Ратибор и Анастасия отыскали бункер управления сектором с небольшой исследовательской лабораторией, которой заведовал доктор экзобиологии Герман Лабовиц.
К удивлению Насти, но не Ратибора, хозяин лаборатории уже работал, несмотря на ранний час. Был он высок, гибок, смуглолиц и черноволос, скуп в движениях, в карих глазах стыла усмешка.
— Ранние гости — к теплому лету, — пошутил он, не удивляясь, радушным жестом приглашая гостей сесть в удобные кресла у прозрачной стены комнаты, сквозь которую открывался потрясающе красивый вид на каньон Утла—Донга. — Визит опера «Шторма» для меня честь. — Он уселся напротив, обхватив колено длинными сильными пальцами. — Чем же заинтересовала безопасников моя скромная персона?
— Так уж и скромная, — усмехнулся Ратибор, не отвечая на вопросительный взгляд спутницы. — Настя, скажите, пожалуйста, кем был Герман Лабовиц, родившийся двадцать второго мая две тысячи сто сорок восьмого года в Копенгагене?
— Охотоведом на Быстрой, второй планете дельты Орфея, — ответила Анастасия, не задумываясь.
— А где он сейчас?
— Похоронен на Земле, на родине, в две тысячи сто восемьдесят шестом году.
— Ну, а кто же тогда вы? — Ратибор, прищурясь, оглядел сидевшего перед ним Лабовица. — «Дельфийский оракул»?
— Догадался? — На лице хозяина лаборатории не отразилось ни капли смущения, ни тени удивления или угрозы. — Молодец, опер. Не тяжела «шапка Мономаха»? — Он кивнул на клипс антенны пси–рации в ухе Ратибора.
— Вы не ответили на вопрос.
— Отвечу. — Лабовиц вздохнул. — Я Герман Лабовиц. И меня действительно едва не похоронили в Копенгагене в ноябре сто восемьдесят шестого. Но отсутствие дыхания и остановка сердца — не есть факт смерти. Врачи, констатировавшие смерть, не учли, что я побывал в объятиях сверхоборотня. Я очнулся буквально за несколько минут до кремации. А в памяти компьютера колумбария остался «факт» моей смерти. С вашего разрешения я продолжу, чтобы не было лишних вопросов?
Похоронив родных, жену, детей — всех пришлось пережить — я улетел с экспедицией Лема и пробыл на других мирах в общей сложности сорок лет. Потом прилетел и обосновался здесь. Точка.
— Значит, я прав, и вы экзосенс?
— Совершенно справедливо. — Лабовиц вежливо улыбнулся. — Как и Ли Грехов, и кое–кто еще из той команды, что принимала роды Конструктора на Марсе.
— Зачем вы звонили мне? Хотели пошутить? Или посмеяться?
— Ни боже мой! Просто хотел убедиться, хватит ли тебе пороху взяться за это дело и довести до конца — встретить Конструктора.
— Вы убеждены, что БВ — именно Конструктор?
— Большой Выстрел — это еще не Конструктор, это его взгляд, если говорить образно. Ты мне симпатичен, опер, поэтому скажу тебе то, что не сказал бы другому. Ты не справишься со «Штормом», если не станешь таким же, как твой начальник Железовский. К счастью, как говорят спортсмены, разбудить твой резерв может только один человек. Вот Настя знает. — Лабовиц кивнул на Демидову.
— Вы знакомы? — Ратибор посмотрел на девушку.
— Нет, — повела плечом та. — Но ты же сам сказал, что он экзосенс.
— Понятно. Последний вопрос. Вы знали Эрнеста Гиро?
Лабовиц кивнул.
— Пограничник из команды крейсера «Сташевский». Он погиб в тот же день и час, что и я.
— Есть сведения, что он жив.
Лабовиц слегка нахмурился, покачал головой.
— Насколько я помню, он был похищен сверхоборотнем, а оттуда не возвращаются.
— Конструктор вернул всех «съеденных» им, вернее — их информкопии, псевдолюдей, так сказать. Я грешным делом считал, что вы тоже из их числа.
— Поэтому и приготовил на всякий случай группу захвата?
Ратибор улыбнулся, скрывая смущение.
— У меня неограниченные полномочия, и я должен был предусмотреть все. Извините. Как вы думаете, зачем Конструктору понадобилось возвращать псевдолюдей на Землю? В качестве жеста доброй воли, мол, я не желаю вам зла? Или за этим стоит какой–то расчет, тонкий замысел?
— Ты меня озадачил. — Лабовиц задумался. — Дай мне время поразмыслить. Возможны варианты. Хотя ты, как опер «Шторма», должен приготовиться к худшему из этих вариантов. — Экзобиолог встал. — Удачи тебе, мастер.
Ратибор, не колеблясь, пожал протянутую ладонь.
Уже когда они выходили из помещения, Лабовиц сказал им в спину:
— Учти еще одно обстоятельство, мастер: здесь у нас на территории заповедника законсервирован морг «серых людей».
Ратибор едва не споткнулся, останавливаясь, оглянулся.
— Не понял! Разве их не?.. Аристарх сказал, что небольшая их группа осталась в лаборатории ИВКа, остальные умерли.
— Дело в том, что слово «смерть» к «серым людям» неприменимо. В них выключены все программы, вот и все, но в таком состоянии они могут находиться неограниченно долго. Это клан существ–чистильщиков, прошедших эволюцию приспособления к утилизации любого рода отходов, и он может быть включен дистанционно и в любое время. Не людьми. Мы, к сожалению, ключа к их включению не нашли. Говорю это, как специалист. Я занимался ими… вместе с другими экзобиологами и медиками года три, но… — Лабовиц развел руками. — Их оставили для будущих поколений ученых.
— Спасибо, — сказал Ратибор, — я учту.
Весь их разговор слышал и Умник, поэтому, выйдя из бункера управления, Ратибор сказал только одно слово: проверить, — остальное было заботой оперативной обоймы.
— Я боюсь, — проговорила Анастасия, когда они подходили к залу метро заповедника; глаза ее блестели, словно она собиралась заплакать. — Над нами сгущаются тучи, и неизвестно, откуда ждать опасность, и каков ее облик, и как помочь тебе, если ты отказываешься от помощи…
Ратибор насупился. Он до сих пор не знал взаимоотношений Анастасии и Грехова, и это злило его и сбивало с естественного тона.
Внезапно пошел слепой дождь: солнце сияло вовсю, на небе всего одно облачко, — и дождь! Даже ливень!
Они было побежали, как и другие пассажиры метро, застигнутые врасплох и пытавшиеся найти прибежище кто где, но на Ратиборе был непромокаемый кокос, а Настя не боялась промокнуть, и дальнейший путь они проделали неторопливым шагом, не обращая внимания на веселые возгласы пробегавших мимо парней.
— Ты что, в самом деле хотел его… задержать? — помолчав, спросила Анастасия; мокрые волосы облепили ее лицо и плечи, подчеркнув гордую посадку головы, высокая грудь рельефно выступила под блузкой.
Ратибор спохватился.
— Отбой захвату и персональной «ово»! Старшим обойм — обычные темпоритмы. — Посмотрел на девушку. — Ты домой, русалка?
Настя задумчиво изучала его лицо огромными глазами.
— Не думала, что ты…
— Так осторожен?
— Нет, быстр. Поспешные решения часто приводят к ошибкам, тем более в преддверии «роковой черты», как сказала твоя приятельница Боянова. А если бы он начал сопротивляться? Что вы знаете о возможностях экзосенсов, мастер?
Ратибор остановился, запрокинул лицо, поймал губами несколько капель дождя.
— Все данные об экзосенсах, равно как и об интрасенсах — здесь. — Он постучал пальцем по лбу. — Ошибаться я не имею права, ни как опер, ни даже как кобра безопасности. Во–вторых, моя скромная персона сейчас на особом контроле и ультраподстраховке. Это что касается поспешности. А вот о морге с «серыми людьми» ты мне ничего не говорила. Не знала сама?
Анастасия виновато опустила голову и тут же подняла, бесстрашно глядя в глаза спутнику.
— Знала. Но не думала, что это знание представляет ценность. Да и сейчас так не думаю.
— Настя. — Ратибор подумал, тщательно подбирая слова. — Волей случая ты один из экспертов «Шторма», и опыт твой еще хил, но все же и ты должна знать, что в нашем положении нет не относящихся к делу фактов. И кто знает, какой из них окажется важным, а какой нет. Прошу тебя, поразмысли и вспомни, что ты мне еще не рассказала о Конструкторе, об его окружении, о людях, которые работали с ним, даже о вещах, имеющих к этой теме косвенное отношение. Договорились?
Девушка кивнула.
У Ратибора вдруг одеревенела спина, показалось, что сзади кто–то противно хихикнул. Быстро обернувшись, он увидел спину поспешно уходящего человека в голубом кокосе транспортной инспекции. Человек посмотрел через плечо, зашагал быстрей и свернул в одну из аллей парка. Дождь кончился, солнце светило вовсю, и Ратибор отчетливо увидел родинку на щеке и щеточку усов.
— Что с тобой? — Настя тихонько погладила руку Ратибора. Тот расслабился, задумчиво потрогал мочку уха. Вспомнил, как штудировал литературу и видеотеку по цнтрасенсам. Термин «интрасенс» лишь недавно, лет двадцать назад, заменил понятие интуитив, хотя многие специалисты продолжали им пользоваться. В свою очередь слово интуитив заменило когда–то слово экстрасенс, корни которого уходили в седую древность, в двадцатый, а может быть, и в девятнадцатый век. Особенности экстрасенсов — людей с обостренной чувствительностью к колебаниям физических полей, к излучению, медленному и почти неощутимому приборами изменению внешних условий, в те времена практически не исследовали, информация того периода была скудна и мало подтверждена фактами. В двадцать первом веке биологи спохватились, начался взрывоопасный бум по выявлению, изучению и развитию интуитиврезерва у людей с гиперчувствительностью и необычными способностями к врачеванию или физическому воздействию на расстоянии — психо — или, как потом стали называть, паракинезу. Спустя еще столетие «спящие» гены в организме человека стали пробуждаться все чаще, и людей с врожденными способностями к экстрасенсорному восприятию стали называть иитрасенсами, а общественное мнение от полного неприятия таких феноменов сделало крутой зигзаг к полному признанию: человечество поняло, что эволюция сделала новый шаг к хомо супер, человеку всемогущему, способному жить в космосе, как в родном доме.
Что касается самого термина, то были попытки заменить слово интрасенс или хотя бы сократить его, но сокращенное интрас не прижилось, история, к сожалению, знавала такие словечки, как контрас, и от сокращения интрас отказались.
— Как у вас, интрасенсов, срабатывает интуиция? Что вы чувствуете? — спросил наконец Ратибор.
— У кого это «у вас»?
— А ты думаешь, я не догадался, что ты интуитив?
— Давно?
— Ты не ответила на вопрос.
Анастасия прикусила губу, вытерла мокрое лицо ладонью, потом то же самое сделала Ратибору. Ладони у нее были на удивление сухие и теплые.
— В общем–то, у каждого интрасенса это чувство проявляется по–своему, ведь мы не только «читаем» мысли, но чувствуем эмоции, психофон. Отрицательные эмоции окружающих у меня, например, чаще всего вызывают ощущение злобного шепота, а положительные — видения весенней капели, паутинки, летящей по ветру, или цветущего луга… по–разному.
— Понятно. А сейчас ты… когда я оглянулся, ничего не почувствовала?
Девушка посмотрела за спину Берестова.
— Ты… поэтому оглянулся?
— Показалось, что кто–то странно так хихикнул, знаешь, с насмешкой и пренебрежением.
Не сводя с Ратибора взгляда, Анастасия поднялась на цыпочки и поцеловала его в переносицу, отвернулась.
— Извини, это я так… идем, на нас все смотрят.
— Это потому что ты мокрая, — сказал Ратибор хмуро, чтобы скрыть поднявшееся волнение.
Уже в зале метро рация в ухе безопасника вдруг пискнула голосом Умника:
— Оперу–прима от опер–секунды: перекличка служб в двадцать ноль–ноль по среднесолнечному. Персональные контакты нежелательны.
Ратибор подобрался, с сожалением освобождаясь от приятных грез, и привычно глянул на браслет; рубиновые цифры высветили одиннадцать сорок семь по среднесолнечному времени, у него оставалось до указанного срока еще тринадцать минут.
— Что, запас времени иссяк? — спросила Настя.
— На поцелуй хватит, — ответил Ратибор серьезно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВЕЧНОСТЬ ОТКРЫВАЯ. ЖЕЛЕЗОВСКИЙ
