Книга: Зона заражения
Назад: Индийский океан 25 мая 2023 года
Дальше: Пятью часами ранее

Много лет спустя
Вейбридж, Соединенное Королевство
14 мая 2036 года

Будущее…
Каждый из нас о нем думает. Каждый из нас его представляет. Большинство представляет его в виде новой работы… каких-то покупок… рождения ребенка. Думаю, мало кто представлял себе будущее в виде ядерной войны.
Но будущее оказалось именно таким.
В двадцатые годы двадцать первого века начался распад того мира, в котором мы все родились и выросли. Началось все с того, что рухнули Соединенные Штаты Америки. Мировой гегемон скончался как-то тихо и незаметно, просто исчерпав себя. Начался полный дурдом – первым отделился Техас, потом распалась и Мексика, часть северных штатов Мексики и Техас образовали Техико и объявили, что вся нефть принадлежит им, а вот за долги этих придурков в Вашингтоне они отвечать не намерены. Но с этим были многие не согласны, и хорошо, что обошлось без войны. Серьезные люди, которые стояли над публичной политикой, как раз и держали большую часть обязательств, они не могли допустить того, чтобы некогда самые надежные обязательства мира превратились в бумажки, с которыми только в сортир и ходить. США были восстановлены, причем Техико присоединилось к ним, соответственно, территория страны даже увеличилась. Но страна продержалась только три года, после чего началась вторая гражданская война. Точнее, ее можно было назвать «первой социальной» войной, потому что ни демократии, ни пожрать уже не было.
Смешно… мы когда-то так жаждали падения США… в нас во всех была эта вера… желание отомстить. Но когда это на самом деле произошло, мало не показалось никому.
Начался полный беспредел. Ближний Восток взорвался, как атомная бомба, после ядерного обмена между Саудовской Аравией и Ираном стало понятно, что идет Третья мировая война. Рухнула мировая торговля. Рухнула большая часть мировой банковской системы. Цены на все виды ресурсов взлетели до предела. Я тогда уже вернулся с гражданки на службу, служил в «управлении А», сдав тесты. Мы метались как угорелые, пытаясь заткнуть все дыры, какие только возможно. Поступил приказ занимать оборону по линии бывшей советской госграницы – какой придурок только его отдал. Все сооружения, на которые в свое время были потрачены миллиарды и миллиарды советских денег, уже были в негодности, а кроме того, нам стреляли в спину. Приграничный ад – беженцы, в том числе с лучевкой, среди беженцев – бородатые, шахиды, с другой стороны – тоже беженцы, гребаные местные царьки, которые оказались, как крысы в клетке. Они то намеревались мызнуть куда подальше, как только запахнет жареным, денежки копили. В «твердой валюте». Виллы покупали. То же самое делали наркобароны. И в расчете на то, что удастся слинять, к местным они относились… да плохо они к ним относились. А человек… он есть человек. На Востоке далеко не все рабы. И как только появилась возможность поквитаться, эту возможность не упустили.
А мы оказались там… по сути как коты, брошенные в помещение, полное крыс, да еще и во время крысиной драки. Выжили далеко не все… приходилось и исхитряться, и договариваться… против всех воевать невозможно. Но как-то выжили.
Европа скатилась в хаос почти сразу же. Просто не могу понять, как им ума хватило принять столько беженцев. Уже когда все заканчивалось, мы работали в Швеции… не спрашивайте, что мы там делали, хорошо? Они там в свое время беженцев из Афганистана принимали. Напринимали до того, что я потом спать не мог…
И началась Третья мировая война. Третья террористическая…
Третья мировая война – война совершенно нового типа. В том смысле, что она и не объявлялась, и не заканчивалась. Хотя потери в ней уже превышают потери и в Первой, и во Второй мировой, вместе взятых. В сущности она и сейчас идет. Просто не с такой интенсивностью, как раньше. Теракты, налеты, набеги, зачистки. Суть в том, что ни одной из сторон не удается добиться победы. И наверное, уже не удастся. Их слишком много, и им нечего терять – совершенно. Мы слишком хорошо вооружены. У них был шанс… с тридцатого по тридцать третий вполне был шанс, любой человек это понимает. Вполне могли нас опрокинуть. Но опрокинуть не получилось. В Азии огромную роль сыграли мы и Китай. В Европе – мы и, наверное… Швейцария. Только у них хватило ума содержать громадную армию подготовленных, до зубов вооруженных резервистов и при этом не пускать к себе толпы гомонливой мрази. Им было плевать на общественное мнение, они не испытывали чувства вины, как и мы. Кроме того, они были финансовым центром Европы и скорее всего остального мира. Местом, где хранятся настоящие ценности, а не спекулятивным пузырем, каким был Лондон. Потому-то именно со Швейцарии началась пересборка Европы.
Постепенно восстановилось некое подобие порядка. Его отличительной особенностью стало то, что не все государства уцелели. Огромные территории – как часть Европы, США, часть Латинской Америки, бывшая Канада – жили теперь без нормальных государств вообще. Существовал корпоративистский строй, в котором представительной демократии не было вовсе. Федеральных налогов не было совсем, вместо армий – частные структуры, на которые скидывались крупнейшие коммерческие структуры. Ничего бесплатного больше не было, ни лечения, ни обучения, ни пенсионной системы – вообще ничего. За все приходилось платить. Цены тоже не регулировались никем, кроме рынка. Были муниципалитеты, которые собирали местные налоги. Полиции больше не было, были службы шерифа, которые финансировались бывшими налогоплательщиками в этих районах. Ну и частные охранные структуры, конечно. На федеральном уровне никто никого и никуда не избирал. Суды существовали только местные. Произвол корпораций ограничивался огромным количеством оружия на руках у населения. Оружие заставляет быть вежливыми.
Американцам было проще в том смысле, что их с двух сторон отделяет огромный океан. И у них есть нефть с газом, хотя сколько – никто точно не знает. Куда хуже в этом смысле нам и китайцам – мы живем на одном континенте с отмороженными на всю башку уродами, которые хотят устроить как минимум по всей Евразии шариат Аллаха. У себя они его уже устроили – такой, что можно фильмы ужасов снимать. Придуркам, которые в свое время покупали недвижимость в Дубае и Турции, сильно не завидую, хотя Дубай не попал в зону заражения, он свободный город теперь. Именно необходимость защищаться от озверевшей и оголодавшей орды, рвущейся к обитаемым территориям, наверное, не оставила нам никакого иного выбора, кроме как сохранить государство. Так что как государства уцелели мы и Китай. Вообще, как только началась эта заваруха, чем более тоталитарным было государство, тем легче оно прошло через все это…
Теперь меня зовут не Владимир, а Влад – здесь так проще, англичане не любят длинных и сложных имен. И жизнь у меня, как и мое имя, непростая…

 

Доброе утро, страна. Как же приятно просыпаться, не слыша завывания муллы с минарета. До того как купить этот дом, я снимал комнату в престижной Бельгравии и каждое утро наслаждался замысловатым напевом азанов. После того как всю недвижимость там скупили представители королевской семьи Саудов, бежавшие от исламской революции, жить там стало совершенно невыносимо. Потому что ваххабит с деньгами и ваххабит без денег не сильно отличаются один от другого. А здесь у меня уютный коттедж вполне современной постройки (понять не могу тех, кто тратит бешеные деньги на старинную недвижимость… что в этом такого, спрашивается, в старом доме без нормального отопления, вентиляции, да еще и с запретами на перестройку), рядом дорога, линия скоростного метро и аэропорт, где стоит принадлежащий моей фирме самолет. Но про него я как-нибудь потом расскажу.
Кажется, проснулся. Сунув ноги в тапки и пнув не знаю за что робота-уборщика, бреду в душ. Делаю холодную воду. Душ для меня совершенно не обязателен, скорее наоборот – это потеря времени… я все-таки долгое время прожил на Востоке, воевал там, воевал в Средней Азии, привык обходиться без душа днями и даже неделями. Но noblesse oblige ноги положение обязывает. Тем более что сейчас у меня появилась постоянная женщина.
Женщину мою зовут Настя, но она не русская, полька, это я ее так зову. Только не говорите, что я ее так назвал, она не будет этому рада. Ей двадцать девять, и она мне в дочери годится, но ни ее, ни меня это не смущает – мы хорошо подходим друг другу. В Лондон она приехала покорять подиум, покорила несколько неудачно, оступилась. Попала к Абу Насери, ошивается тут такой… субчик довольно высокого полета. Насери раньше был сутенером, потом поднялся, завел знакомства в свете, в модельном бизнесе, в фэшн, начал помогать подрабатывать моделям во время бескормицы, когда не приглашают в журналы и не платят за показы. После того как Париж стал рассадником исламизма на всю Европу и модельный бизнес стал массово покидать город, новым его центром стал Лондон. Тут с исламистами полегче, все же сумели навести хоть какой-то порядок. Короче, я ее встретил на одном мероприятии, она была со своим папиком – и мы случайно встретились глазами. Дальше она перебралась ко мне, а я и еще несколько человек навестили Абу в его логове. И на удивление быстро пришли к соглашению: Абу обязался раз и навсегда забыть об Анастасии, а я обязался не убивать Абу, пока тот помнит об обещании. В качестве бонуса Абу обещал, что от трупов своих бодигардов он избавится сам.
Нет, я не всегда такой злой, просто воспитан плохо. А эти уроды – не бодигарды, название одно. Тем более нелегалы. И явно с криминальным прошлым, настоящим… теперь уже без будущего благодаря мне. Никто их не хватится. Тут шестьдесят миллионов душ обретается, и исчезновения нескольких никто не заметит.
Настя перебралась жить ко мне, через какое-то время я заметил, что деловая хватка у нее есть. Дал ей немного денег, чтобы она открыла модельное агентство. Теперь и она тоже при деле. Про ее прошлое я не знаю и узнавать не хочу. Это не имеет никакого значения.
Выдержав несколько минут под ледяным душем, растираюсь полотенцем. Насти в комнате нет, у нас современная семья. Мы живем в разных комнатах и приходим друг другу, только когда один из нас этого хочет. На мой взгляд, это правильно. Человека не должно быть много, иначе рано или поздно лодка любви разобьется о быт повседневности. Те отношения, которые у меня есть с Настей, позволяют мне чувствовать себя одновременно и свободным, и семейным человеком. Я это ценю. Думаю, что и она тоже.
Настя уже на кухне, в халате, но не том, который она надевает, когда хочет меня соблазнить, а большом, махровом. Увидев меня, она подставляет щеку для поцелуя, в чашку из кофейного аппарата капает ароматный напиток, в ее тарелке, которую я подарил, – немного овсяных хлопьев и сухофрукты – утром она больше ничего не ест. Вечером, кстати, тоже, если мне не приходит в голову угостить ее ужином в одном из ресторанов центра. Газета тоже пришла… все никак не могу привыкнуть, что газеты не надо покупать, газеты приходят еще ночью, и то, что можно принять за обычную бумагу, – на самом деле сверхтонкий и гибкий экран, газета на котором меняется каждый день. Он даже шуршит, как газета.
Настя читает «Сан», никак не могу отучить ее от этой привычки, я же начинаю с «Файнэншл таймс», затем перехожу на профессиональную прессу. Профессиональная пресса приходит уже не на электронный экран, а на ноутбук, который я всегда ношу с собой. Она бесплатная, полагается каждому, кто платит взносы в Международную ассоциацию операторов, штаб-квартира которой находится здесь, в Лондоне.
Именно на это я потратил те во многом шальные деньги, которые получил несколько лет назад. Плюс добавил свои, собрав все свои заначки и продав большую часть из того, что у меня было. Решение, кажущееся глупым только с виду, в обмен я получил членство в самом престижном клубе военных операторов в мире, доступ к базам данных, включающим в себя все крупные транснациональные корпорации, право указывать логотип на своей визитке и доступ к материалам частной разведывательной службы ассоциации.
Сначала на меня не обращали внимания. Все-таки кроме карточки и членства надо еще быть вхожим. Или, по крайней мере, своим. Тут устоявшееся общество, все помнят, кто они и откуда, чтобы стать своим, надо учиться в приготовительных школах для мальчиков, потом в правильном университете, потом вращаться в свете, ходить в клубы, быть прихожанином англиканской церкви – короче говоря, я не подходил ни под один из этих критериев. Потом один судовладелец дал мне контракт на сопровождение судов. Этот судовладелец был наш, из эмигрантов, потому, наверное, я и выиграл этот контракт – иногда хорошо быть и русским. Контракт я выполнил с высочайшим рейтингом, почти без потерь – и это заставило тех, кто держит руку на пульсе, обратить пристальное внимание на русского парвеню, каким я был тогда и остаюсь сейчас. Мне предложили несколько контрактов на субподряд, но я гордо отказался от всех, сказав, что я не субподрядчик и никогда им не буду. Потом мне удалось взять контракт на охрану нефтяных вышек, потом моя фирма работала на зачистке Абу-Даби… В общем, много чего было. Постепенно я наработал репутацию если и не в лондонском свете, которого я сторонюсь до сих пор, то в среде профессионалов безопасности и менеджеров крупных транснациональных компаний. Все знают мою кличку – Мистер десять. Это не десять процентов отката, который я предлагаю, это десять процентов скидки от обычной рыночной цены за сертифицированные услуги при том же или лучшем качестве выполнения работ. Ни больше ни меньше – десять. Я не торгуюсь, не занимаюсь демпингом и не даю обещаний, которые не в состоянии выполнить.
Яркий солнечный свет сочится в окно, на улице прохладно, Лондон с тех пор, как Гольфстрим отвернул от него, вообще стал холодным городом, зимой до минус тридцати тут бывает, кофе уже накапал в чашку, и я снимаю ее с держателя. Врач запретил мне пить больше одной чашки кофе в день, и эту чашку я выпью прямо сейчас. Больше сердце не позволяет. В моем возрасте уже пора думать о пересадке, но я пока об этом не думаю. Как-то… не по себе от того, что твое сердце выращено в пробирке.
– Пока обойдусь своим…
– Что?
Я что, вслух это сказал?!
– Да нет, ничего… Есть что-то интересное в газетах.
– Да так… Свадьба принца Джереми, а в остальном то же самое. Ты же не любишь светские новости…
Верно. Не люблю.
Пикантность новости о свадьбе принца Джереми была в том, что он не женился, а… выходил замуж. За своего бойфренда. Я от таких новостей испытываю примерно то же, что испытывает человек, наступивший новыми туфлями в коровью лепешку.
– Не люблю, – подтверждаю я. – Как у тебя дела с показом?
Настя удивленно смотрит на меня.
– Откуда ты знаешь?
– Ну… скажем так, знаю.
Я вообще-то не сетью прачечных владею, верно? Типичная пантомима итальянской мафии – пожатие плечами, брови вверх, мол, понятно, но зачем проговаривать это вслух?
И мне даже не так интересно, чем занимается Настя на своих показах, – совсем. Ничем противозаконным она не занимается, это я знаю, а денег, зарабатываемых мной, хватает для нас двоих. Просто я знаю, что для поддержания отношений неплохо иногда интересоваться у партнера, как дела. Иначе он может подумать, что тебе все равно.
– Пока все отлично, – решается поделиться она. – Милен уже подтвердила свое участие, представляешь?!
Я не знаю, кто такая Милен, но вежливо киваю. У модельных агентств тоже есть своя иерархия, и если тебе доверяют готовить показ целиком, то это высший уровень, выше только Неделя моды. Те, кому не доверяют показы, выполняют черную работу типа скаутинга, обучения, к сожалению, и организации проституции. Почти все модельные агентства второго эшелона – либо откровенные бордели, либо агентства знакомств, где папик может выбрать подходящую себе девочку. Кроме… разве что Насти, она этим не занимается. Я это знаю точно.
– …и Дима… представляешь? Сама Дима?
– Дима? – недоуменно спрашиваю я. – Это что… андрогин?
– Андрогин? – теперь приходит пора удивляться Насте. – При чем тут андрогин?
– Дима…
Настя смеется. У нее вообще очаровательный смех – хрипловатый и теплый. И еще она умеет говорить так… одновременно серьезно и соблазнительно. Возможно, если бы я уделял ей больше времени, было бы лучше. Но я не могу.
– ДимА, глупый. Ударение на «А». Она модель из Ливана. Очень известная.
– Бывшего Ливана, – машинально повторяю я.
– Да все равно. Ее вывезли оттуда совсем маленькой…
– Она мусульманка? – продолжаю машинально расспрашивать я. Для меня это не праздный вопрос, поверьте. Один парень из 22САС разом потерял свою репутацию, когда сделал послабление и не стал проверять очередную шалаву, которую подцепил его клиент. Он думал, что леди всего лишь хочет «Порше» в подарок, а леди оказалась такфириткой и пронесла в пентхаус почти четыре фунта пластида. Нехорошо получилось.
– Мусульманка. А при чем тут это?
– Да ни при чем. Просто будь осторожнее.
– Господи. В Лондоне триста пятьдесят мечетей.
– Знаю. И все равно – будь осторожнее…
Последние слова я, наверное, произнес жестче, чем следовало. Но Настя покорно согласилась.
– Хорошо, как скажешь.
Радости мне это не принесло. Иногда у меня возникает чувство, что я делаю что-то не так, но как правильно – я не знаю. Просто не знаю.
– Поехали. Надо успеть до пробок.
Машины стоят в гараже. У нас их три, из них две – марки «Тесла». В Лондон разрешен въезд только электромобилям, остальным остается парковать машины на перехватывающих стоянках – и в метро, которое здесь называется tube. Ему больше двухсот лет, и кажется, за все это время его ни разу не ремонтировали. Третья машина – «Ланд Ровер», довольно старый, на случай если потребуется бензиновая машина. На «Тесле» в горы не выедешь.
Не знаю, как у Насти, но у меня зарядилось больше чем наполовину… это радует. Вчера тоже солнце было… получается, бесплатно больше полубака, если мыслить старыми категориями. Насте, наверное, не хватит, она обожает лихачить, а мне должно хватить. Если нет – заправлюсь у офиса, там бесплатные розетки. Если не хватит – заеду на заправку, но не хотелось бы. Дерут нещадно.
Я все еще не привык тратить деньги на себя. Вон даже заправки считаю.
Выезжаем рано, поэтому есть надежда успеть до пробок. Настя машет мне рукой, и ее красный родстер исчезает вдали. Сколько раз говорил – тише едешь, дальше будешь. Но это не про нее…
На трассе встаю в автополосу, отпускаю руль, открываю корпоративный почтовый ящик. Начинаю работать…
Немного расскажу о том, как работает моя фирма. На самом деле романтики тут мало, контракты вроде зачисток Абу-Даби попадаются редко. Да и нельзя строить бизнес на разовых контрактах – прогоришь. Наш основной род деятельности – торговля оружием, тюнинг оружия, обучающие семинары и, конечно, VIP-охрана. На последнем живут все частные военные компании, нравится это кому-то или нет. Наличие сертифицированной охраны – обычное требование страховых компаний при продаже страховых полисов на жизнь от такой-то суммы. Я могу их понять – сегодня нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. У меня контрактов на VIP-охрану или личку, как мы ее называем, почти нет по описанным выше причинам. Зато на обучение ко мне стоит очередь, я открыл отличный учебный центр близ Кройдона, на старой фабрике. И оружие отлично расходится: здесь оно всего семнадцать лет как разрешено, поэтому спрос отличный на все, начиная от дешевого револьвера и заканчивая шотганом – автоматом последней модели.
В Кройдоне у меня работают только русские, я уже просек фишку. Многие учатся у нас, примерно как в Японию ездят учиться боевым искусствам, у спецназа, с крайней войны зловещая слава. Ну и посмотреть желают… на настоящих русских дикарей. А я не в претензии. Пусть смотрят. Лишь бы денежки платили…
Еще серьезные деньги капают с сопровождения судов… с этого я начинал, там, считай, среди судовладельцев и фрахтовщиков и заработал репутацию. Репутация, она как – сначала ты работаешь на нее, потом она на тебя: в некоторых местах пираты знают меня так хорошо, что отказываются нападать на суда, идущие под моей гарантией. А все просто. Я с самого начала довел до всех: в море закона нет. Закон – тайга, прокурор – медведь, если так будет позволено сказать. Чем меньше пиратов будет физически, тем проще делать следующие проводки. Пираты – а это в основном беженцы из Африки – фишку раскусили и решили не связываться.
Открывая очередное письмо, я подумал – вот сукины дети, как достали с этим спамом. Потом резко дернул рукой, задел руль, машина сочла это как желание взять управление самому, отключила автопилот. Еле выровнял машину, прижал газ под аккомпанемент недовольных гудков. На горизонте уже был Лондон, я подъезжал к двадцать пятой кольцевой, которая теперь стала внутригородской дорогой. Один из водителей трижды просигналил, что значило… не совсем вежливое выражение это значило. Но мне было плевать.
«Крайс Групп»!

 

За полчаса до назначенного мне времени я оставил машину на платной стоянке, поставил подзаряжаться – жадюги дерут за электричество, несмотря на бесплатные солнечные батареи… да и черт с ними. Если меня вызывают люди из «Крайс Групп», нищета мне явно не грозит. Скорее всего со мной поговорит Роберт Лакмейл, их местный СЕО. Это предел, если не он, значит, мне придется иметь дело с Дэнисом Лао, их директором по вопросам безопасности, бывшим офицером полиции Гонконга. Домашнюю работу я сделал – я всегда ее делаю, потому что есть шанс, что кто-то захочет со мной поквитаться и заманит в ловушку. Конечно, «Крайс Групп» не вариант, но правила есть правила, и их надо выполнять в любом случае. В любом случае «Крайс Групп» ценит свое время и вряд ли меня вызывали, просто чтобы полюбоваться на мою физиономию. Скорее всего у них украли кого-то из сотрудников. Кавказ, Мавераннахр… Ближний Восток. Или пропал груз. Или…
Да что там гадать…
В общем, ровно за полчаса до назначенного мне времени я вошел в вестибюль небоскреба «Сентенари» на Кэнери-Уорф, где все верхние этажи снимало лондонское представительство «Крайс Групп», одной из крупнейших инжиниринговых и технологических компаний мира. Они занимались энергией – во всех ее ипостасях и всем, что связано с энергией.
Лондон, несмотря на шестидесятимиллионное население, тесный город, информация здесь расходится в мгновение ока – и потому в вестибюле меня ждал сам Берт Эйслер. Старина Берт Эйслер, один из самых уважаемых людей в бизнесе, бывший полковой сержант 22САС, легенда в мире спецназа. Он ставил охрану саудовскому королю, а потом вывез всю эту пришибленную семейку в пять тысяч человек в Лондон из Саудовской Аравии, никого не потеряв. Это в уже революционной, мать его, стране! Многие ждали, что он создаст собственное агентство, но он почему-то это не сделал и работал в «Эринис», компании, основанной для бывших солдат 22САС – фактически на той же позиции. Видимо, он ничего не хотел менять, так тоже бывает. Нельзя сказать, что у нас были добрые отношения или мы были хорошо знакомы, но сейчас он улыбался во все свои фарфоровые тридцать два зуба. Понятное дело – когда в офис одного из главных клиентов фирмы вызывают конкурента, надо держать ухо востро.
– Влад… сукин ты сын.
Это было его любимое выражение.
– Э… полегче, – в шутливом тоне сказал я.
Эйслер был невысок, ниже меня, он носил короткую седую бороду и рокерскую кожаную куртку. В среде он считался отменным рукопашником, хотя сейчас это мало что значит. Лучший прием против лома – автомат Калашникова.
Мы отошли в сторону, чтобы не мешать. Холл был перегорожен надвое почти невидимым бронированным стеклом. После недавней серии взрывов в центре предосторожность была обоснованной, многие перестраивали холлы зданий с тем, чтобы обеспечить безопасность.
– Слыхал, ты работаешь в Красном море…
– И ничего-то от тебя не скроешь… – улыбнулся я. На самом деле намек был простой: не лезь в нашу тарелку – и мы не будем лезть в твою.
– А я не знал, что ты вообще в Лондоне.
– Да… – Эйслер пожал плечами, – я и сам не знал до сегодняшнего утра.
Оговорка! Если он прилетел только что – рискну предположить, что что-то случилось, и «Эринис» на грани того, чтобы потерять «Крайс» как клиента. Интересно, откуда он тогда прилетел? И как «Крайс» собирается выбирать нового провайдера услуг безопасности – так, кстати, правильно называется то, что мы делаем. Через тендер? Открытый? Закрытый? Сколько гарантийный взнос?
– Эй, Влад… – Эйслер пощелкал пальцами у носа.
– Я слушаю… кстати, как твои подопечные из семьи Аль-Саудов?
– Да пошли они! – выругался Эйслер. – Я вывез их сюда, но больше и видеть не хочу эту мразь. Видел бы ты, что они творили и творят.
– Представляю…
– Нет, не представляешь… ладно. Ты сюда по делам?
– Да.
Эйслер испытующе смотрел на меня, но я только нагло улыбался. А вот хрен тебе, старый! Если мне суждено шагнуть на следующую ступень, я на нее шагну. И хрен кто меня остановит.
На тридцатой секунде Эйслер сдался.
– Ты с оружием?
– Да.
– Сдай и проходи…
Я достал из кобуры пистолет, положил в мягко звякнувший индивидуальный кейс, заверил его отпечатком пальца – теперь, кроме меня, кейс никто не откроет. Задвинул закрытый кейс в ряд таких же на стеллаже, шагнул в коридор…
Без десяти я был наверху.
Существует два типа руководителей. Одни выбирают себе в секретари очаровательную девушку, другие – старую грымзу, чтобы подчеркнуть, что здесь занимаются делом и ничем, кроме дела. Секретарь в приемной мистера Роберта Лакмейла никак не привыкну к длинному «административный помощник», была просто очаровательна. По миндалевидным глазам и коже цвета загара я заключил, что она родом оттуда… из тех самых краев. Возможно, индийская кровь, возможно, арабская. Британки на самом деле очень некрасивы – белобрысые, коротконогие, часто толстые. Иное – редкость.
Как это и было принято, я подошел к столу, коротко поклонился, положил на него флеш-визитку. Девушка коротко взглянула на меня… нет, все-таки чудо как хороша. Хотя я одернул себя… я уже два года как семьянин. Почти.
– Мистер Влад Волков?
– Он самый, мадемуазель.
Французское обращение к женщине обычно покоряет в отличие от жуткого «мэм» или «мисс», а то не дай бог и «миз». Но в данном случае мое светское обаяние цивилизованного головореза пропало втуне.
– Вы точны.
Я изобразил головой поклон. Девушка встала.
– Прошу.
Меня что, примут без очереди?!

 

Кабинет Роберта Лакмейла занимал не менее двухсот квадратных метров площади в одном из самых дорогих небоскребов Лондона и был отделан в умиротворяющей цветовой гамме, состоящей из различных оттенков серого – от светло-серого, доминирующего, до почти графитового. Потолок был белый, ничего лишнего в кабинете не было – такое ощущение, что здесь можно было устраивать соревнования по бегу. Когда я шел к столу, подумалось именно это.
Только самого Роберта Лакмейла в кабинете не было. В его кресле, за столом с его табличкой, сидел человек, который считался третьим по размеру личного состояния в мире и, безусловно, первым по состоянию среди тех, кому не исполнилось пятидесяти. Это был сам Александр Крайс…
Про Александра Крайса я знал немногое… про него вообще мало что знали. Американец, но считается и считает себя гражданином мира, североамериканского гражданства у него давно нет. Талантливый инженер, химик, изобретатель, говорят, он еще в двадцатые годы заметил, что прогресс в области распространения информации не соответствует прогрессу в других областях техники. И главное, где наметилось серьезное отставание, – это добыча, транспортировка и потребление энергии. В двадцать первом веке мы все еще сжигали невозобновляемые источники. Все еще теряли огромное количество энергии при транспортировке. Все еще прокладывали дорогостоящие кабели. Все еще ездили на машинах с ДВС. Все придерживались централизованной системы энергоснабжения, хотя правильнее было бы децентрализовать ее.
Конечно, какой-то прогресс был, взять хотя бы громадные ветряки, ветровые поля. Или сланцевый газ и нефть, куда сначала кинулись все, но оказалось это полным пшиком. Суть была в том, что венчур, то есть те, кто зарабатывает на технических инновациях, вкладывались в две вещи – фармация и информация. То есть лекарства и Интернет.
Ни там, ни там Крайс первым быть не мог. Но он хотел быть первым.
Его звезда взошла и ярко засияла уже во время Третьей мировой. Были нарушены каналы поставок энергоносителей – что там говорить, если по газовозам СПГ тогда били из РПГ и обстреливали с вертолетов. Децентрализация США, отпадение Техаса с его источниками нефти, диверсии на объектах энергетики – все это создало почву для прихода Крайса с его простыми и технологичными решениями, основанными на инновационных солнечных батареях. Очень быстро его компания начала внедрять более крупные решения, скупать конкурентов, брать под контроль традиционную энергетику. Фактически Крайс повторил путь Билла Гейтса, но в энергетике.
В отличие от Гейтса Крайс был очень активен политически, причем придерживался он правых и изоляционистских взглядов. Он не верил в федеральное правительство точно так же, как не верил в большие электростанции на угле и природном газе, он поддерживал консерваторов, отряды «Минитменов», местные органы власти, изоляционистов. Одновременно с этим он не гнушался платить диктаторам, если ему от них что-то было нужно. Он активно поддерживал право граждан хранить и носить оружие – и, черт возьми, я был с этим согласен.
Крайс мне нравился, нравились его взгляды. Уже неплохая основа для сотрудничества. Когда работаешь с клиентом, который полный козел (а среди богачей козлов большинство), приходится перебарывать себя. Здесь этого нет.
Крайс смотрел на меня, не поднимаясь с места, глаза у него были необычного сине-зеленого цвета. Он не выглядел ученым – фриком, скорее менеджером среднего звена в крупной компании. Аккуратный костюм, часы на руке – чем дороже, тем скромнее. Еще одно подтверждение того, что внешность обманчива.
– Мистер Волков, у вас собой коммуникатор? – спросил он.
– Да, сэр.
– Не хотите подзарядить?
– Было бы неплохо, сэр.
– Прошу…
Миллиардер приглашающе показал на жалюзи, я подошел и обнаружил, что та штука, которая позволяет поворачивать жалюзи, на самом деле еще и электрический провод с универсальным разъемом. Подключив свой коммуникатор, я удивился, как быстро пошла зарядка. Видимо, тут еще и суперконнектор.
– Впечатляет, сэр, – сказал я, – оконные блоки?
Сейчас значительная часть домовладений получала электричество (по крайней мере часть его) от прозрачных солнечных панелей, встроенных в оконные блоки, производимые компанией Крайса. У меня в доме тоже были такие. Если комбинировать с панелями на крыше и расходовать экономно, за электроэнергию можно было почти не платить. Но у нас не получается экономно в основном из-за Насти, ее фенов, телевизора (сам я смотрел телевизор… год назад где-то) и привычки гонять на машине в экстремальных режимах. Поэтому у меня стоит сдвоенный суперконнектор, примерно раз в десять дней я везу его на зарядную станцию. Там, конечно, платно. Но даже с учетом цен на зарядной станции все равно неплохо получается.
– Не угадали, – миллиардер улыбнулся одними губами. – Посмотрите внимательнее на ткань жалюзи.
Я взял жалюзи в руки… да, так и есть. Едва чувствуется пальцами – тончайшая нанопленка на ткани, именно она и является солнечной батареей. Гениально.
– Отлично, сэр. Мои поздравления.
– С вас сорок шиллингов, – сообщил миллиардер, посмотрев на какой-то прибор на столе. Когда я полез в карман за карточкой, он расхохотался.
– Шутка. Не думайте, что я такой… скупой. Конечно, это бесплатно. Как вам такое новшество?
– Покупаю, сэр. Моя герлфренд расходует столько энергии, что это, признаться, бьет по бюджету…
Миллиардер улыбнулся.
– Сделка. Теперь относительно того, для чего я вас пригласил. Люди, которым у меня нет оснований не доверять, назвали именно вас и вашу команду наиболее эффективной командой спецопераций по ЦентральноАзиатскому региону. Как бы вы сами оценили себя…
– Сэр, мы работали в этом регионе, и не раз. Оставались живы. Полагаю, это само по себе о многом говорит.
– Просто остаться в живых – не главное, – отрезал миллиардер, – главное, кем ты остался.
Да… этот человек заработал свои деньги.
– Да, сэр, вы правы. Полагаю, мы можем решать задачи в этом регионе в интересах клиентов. Конечно, в пределах разумного.
– Пределы разумного меня тоже не интересуют, – отрезал миллиардер. – Настоящего успеха в этой жизни могут добиться лишь люди, делающие по-настоящему безумные вещи. Когда Билл Гейтс сказал, что компьютер должен стоять на каждом письменном столе, его посчитали безумцем. Ай-Би-Эм говорило о рынке в тысячу компьютеров к двухтысячному году. Но время показало, кто был безумцем, а кто – провидцем. Как вы думаете, за счет чего мне удалось заработать деньги?
– Сэр, полагаю, вы торговали солнечными батареями.
– Ерунда. Я не торговал солнечными батареями, я торговал свободой. Я приходил и говорил людям: вот то, что я предлагаю. Раньше ублюдки тянули из вас все соки. Каждый раз, когда вы что-то делаете, принимаете душ, сидите за компьютером, занимаетесь бизнесом, ублюдки тянут из вас деньги. Купите у меня, и больше они не смогут это делать. Вы заплатите мне один раз, в то время как Кон Эдисон тащит из вас деньги снова и снова. Не платите им, джентльмены. Заплатите мне и будьте свободными.
Я не знал, что сказать, поэтому пошутил:
– Сэр, у вас есть политическая партия? Я бы вступил.
Но миллиардер оставался серьезен.
– Политической партии нет. Я не верю в представительную демократию, мистер Волков. То, что должно быть сделано, просто должно быть сделано, вот и все. Но я предлагаю вам присоединиться к команде. Моей команде, личной. Полагаю, это некий эквивалент политической партии, верно?
Я улыбнулся.
– Я покупаю это. И что мы будем делать, сэр?
– Мы изменим мир.
Я думал, что Крайс шутит. Но, посмотрев ему в глаза, понял – нет, он не шутит. Ни хрена он не шутит…
Снова заныла голова… противное, неприятное чувство. Обычно это предвестник больших неприятностей. Но я знал, что не откажусь. Я такой, какой я есть. И в этом мое проклятие…

 

Мы сидели друг напротив друга. Между нами висел в воздухе, медленно вращаясь, шар – земной шар. Через континенты проходила кровавая черта, разделяющая цивилизованный и нецивилизованный мир. Зону относительной цивилизованности и зону перманентной катастрофы во всех сферах. Социальной, общественной, экономической…
Крайс ткнул пальцем в одну из частей шара, и созданная голографическим проектором реальность начала мутировать, превращаясь в объемную карту на столе. Карта была настолько реальной, что хотелось потрогать. Хотя я знал, что имажинатор или имажор – голографический проектор – не создает ничего, кроме пустоты.
– Афганистан, – сказал я.
– Что вы знаете об этом месте?
– Кладбище империй, неконтролируемая территория. Война в той или иной форме там идет начиная с семьдесят девятого года прошлого века, то есть почти шестьдесят лет. Частично страна находится в зоне радиоактивного заражения. Правительства нет, страну контролируют вооруженные банды. Рассадник самых радикальных и нетерпимых форм ислама. Если и есть где-то ад на земле, то он там, сэр.
– А что находится севернее?
– Мавераннахр. Агрессивное исламское государство, созданное на территории нескольких бывших республик СССР, государственный строй – теократическая диктатура, единственная религия – агрессивный ваххабизм. Государство организовано бандформированиями Талибана, отступившими на территорию Афганистана, а потом и севернее после ядерной войны между Индией и Пакистаном. Первый духовный лидер Мавераннахра Абу Абдаллах своим первым омром провозгласил всеобщий джихад. После его ликвидации джихад так и не отменен, он временно прекращен в связи с тяжелыми потерями и утратой веры в то, что удастся прорваться на обитаемые территории. Тем не менее за периметром находится не меньше двух миллионов до зубов вооруженных боевиков, готовых пойти в набег после того, как удастся прорвать периметр и выйти на обитаемые территории. Сэр, это очень серьезно. Я сражался там, едва уцелел. Большинство моих товарищей там погибло, из нашего подразделения погибло больше половины личного состава.
Миллиардер кивнул.
– Никогда не задумывались над тем, почему все так вышло? Почему эти люди взяли в руки оружие и пошли убивать? Только не говорите мне, что они чертовы сукины дети. Не разочаровывайте меня.
Я насторожился – вот это и есть проверка. Ответь правильно – и получишь работу. Если неправильно… тейк ит изи, тут так говорят.
– Сэр… конечно, нельзя сбрасывать со счетов экономические факторы. Нищета, полная неконкурентоспособность, распад государства. Устаревшая структура общественных отношений с опорой на общинные формы. Но главное все-таки – это радикальный ислам. Не думаю, что они искренне верят в Аллаха, у них просто нет времени и жизненного опыта, чтобы искренне верить. Ислам – единственная религия, разрешающая делать то, что они хотят, – грабить и убивать неверных, и подводящая под это морально-нравственную основу. Если бы ислам проповедовал «подставь другую щеку», а христианство говорило «убивай во имя господа!» – они были бы христианами. Религия для них – это способ оправдать то, что они делают, не более того.
Миллиардер откинулся на спинку кресла, забарабанил пальцами по столу.
– Уже лучше. Вы даже упомянули главную проблему, просто не выделили ее. Главная проблема этого места, равно как и всех других, от которых мы огораживаемся Периметром и Зоной отчуждения, в том, что там невозможно выжить в одиночку. Сама жизнь диктует способ выживания – общиной, и никакой другой. У этих людей нет личной собственности, поэтому они не уважают и чужую. Если разрушить общину, позволить людям выживать в одиночку и дать им хоть какую-то личную собственность, что они могли бы защищать, вот увидите, все это мракобесие рухнет. Как карточный домик.
Я не улыбнулся. Я слышал такое много раз. Люди говорили, что знают, как решить проблему Периметра и Зоны отчуждения, как сделать тех, кто обитает за ними, частью нормального человеческого общества. Об этом говорили на многочисленных конференциях, в том числе международных, это обсуждали по телевидению, это провозглашали с трибун. Но все это так и оставалось словами, потому что люди по эту сторону Периметра не знали, о чем вообще говорят. А тех, кто был по ту сторону, с трудом можно было назвать людьми – они не понимали человеческих слов даже на своем языке, не владели диалектикой, риторикой и приемами доказывания, но это не делало их тупыми, отнюдь нет! Просто они не хотели понимать и принимать нас. У нас были цели – у них была мечта. У нас был разговор – у них была проповедь. У нас было доказывание – у них была вера. Так было и раньше, но сейчас, после войны… хотя какой к чертям после – все это обострилось до предела. Им нельзя было что-то доказать, они не шли на компромиссы – у них была правда. Правда есть правда, она бывает только стопроцентной. Не бывает правды на пятьдесят, девяносто и даже девяносто девять процентов.
И сейчас то, что говорил Крайс, ничуть не отличалось от того, что говорили политики и аналитики. Разница была в том, что это говорил Крайс. Билл Гейтс современной эпохи, сумевший изменить этот мир в одиночку.
Именно поэтому мне было интересно слушать.
– Суть моего проекта, господин Волков, в том, чтобы дать людям источники энергии. Бесплатной энергии, которую они смогут использовать, чтобы немного приобщиться к нашей цивилизации. За источниками энергии пойдут гаджеты, за ними – Интернет. Мы сможем напрямую общаться с ними, и одновременно мы начнем совместный бизнес с ними. Мы будем покупать у них то, чего не хватает нам, – полезные ископаемые, немного нефти – возможно, даже больше, чем нам нужно, чтобы заинтересовать их. Таким образом, мы создадим что-то вроде зачатков нормального общества внутри их убогой и мракобесной общины. Заняв плацдарм, мы постепенно начнем расширять его – и так, пока не обрушим всю эту гнилую постройку в целом и не выведем их из тьмы веков…

 

Выведем из тьмы веков – хорошо, кстати, сказано. Очень хорошо…
Их мир – мир тупой, нерассуждающей злобы. Знахарей и многократного повторения первой суры Корана вместо медицинской помощи. Вшей, грязи, хижин с земляным полом, вони от ослиной мочи. Паранджи, скрывающей прекрасные черты, убожества, скрываемого маской традиционализма, завывания муллы с минарета и перерезанного горла. Ханжества, скрывающего невообразимое скотство: сношений с ослами, с маленькими мальчиками, с маленькими девочками, друг с другом.
Вот что они несут нам. Теперь мы должны воевать не за то, чтобы нести свет туда, где раньше была только тьма, мы должны воевать теперь за то, чтобы наш свет не поглотила их тьма. Но сколько воюет? Сколько стоит у них на пути? И сколько бьет защитникам в спину, сажая их в тюрьмы, приглашая гастарбайтеров, признавая все больше и больше этих беженцами. К чему это приведет? К чему мы идем?

 

Не помню автора… кто-то написал на русском еще до Третьей мировой. Хорошо было написано. Было…
– Ну как? – Крайс пристально смотрел на меня, улыбаясь одними губами. – Я мог бы спросить, сколько стоят ваши услуги, но купленный человек – совсем не то же самое, что единомышленник. Совсем не то же самое. Разумеется, вы получите полную оплату за свои услуги – но главное ли это? Я предлагаю вам изменить этот мир, по крайней мере, попробовать. Может быть, у нас получится. А может, и нет.
Твой жребий – Бремя Белых!
Мир тяжелей войны: Накорми голодных,
Мор выгони из страны; Но, даже добившись цели,
Будь начеку всегда: Изменит иль одурачит
Языческая орда.

– Но это лучшая месть за тех, кто погиб, верно?
Голова кружилась… я давно завязал с этим. Я не пытаюсь изменить мир – я просто работаю. Мне плевать, что там происходит, мне вообще на все плевать, кроме своих людей и своего банковского счета. Я не хочу больше помнить.
Не хочу!!!
Но, к сожалению, помню.
Я вспомнил своего первого командира у погранцов, капитана Бекмурзина – его выследили и убили уже в Москве… было за что. Мы не лезем за Периметр, не вмешиваемся. Но для них – нет ничего святого.
– Я с вами, сэр, – сказал я.
– Уверены?
– Да. С вами.

 

Насте я позвонил, когда обналичил чек в Барклайс-банке. Сумма со многими нулями – часть из нее я перевел в золото и пока оставил в хранилище, часть пустил дальше. Не то что я не доверяю своему новому работодателю – просто есть вещи, которые нужно делать в любом случае. Это как у хирурга – он всегда делает одно и то же, даже если это не вызвано насущной необходимостью.
Через картинку виртуального экрана была видна дорога, впереди был полицейский блокпост на въезде в Мейфер, машины двигались в час по чайной ложке. Она не видела входящего звонка, сидя за столом в своем офисе, просматривала какие-то альбомы, закусив губу от усердия. Портфолио начинающих – ее хлеб.
Снова посетило чувство, что я делаю что-то не так, что я в чем-то не прав. Только как это исправить, я не знаю.
– Настя… – позвал ее я.
– А… – Она вдруг поняла, что я смотрю на нее какое-то время, и почему-то покраснела. Люди не любят, когда на них смотрят тайком, хотя другие люди зарабатывают этим на хлеб. Странные все же существа, эти люди.
– Как насчет ресторана?
– Сейчас?
– Ну, если ты не возражаешь…
– Сейчас не могу… – Она как-то беспомощно огляделась, хотя в кабинете никого не было. – Давай через два часа, а? У меня куча портфолио к показу.
Я двинул машину вперед, уже была видна стена и хромированная вертушка. Мейфер еще оставался относительно нормальным районом – и чтобы оставаться таковым, пускали туда далеко не всех желающих…
– Я заеду за тобой.

 

В ресторан «Гаврош» – один из лучших, кстати, в Лондоне – поморщились, но пустили. Вероятно, во многом из-за моей спутницы. Она была своей здесь, ее вид не оскорблял убранства старого, заслуженного ресторана и не отпугивал посетителей. Меня же вряд ли можно назвать желанным посетителем места с двумя звездами Мишлен. Например, потому, что я убиваю людей, а в высшем свете не рады тем, кто убивает людей. Здесь скорее примут с распростертыми объятиями главу благотворительного фонда, благотворительный рис и юнимикс которого продадут на базаре и на вырученные деньги купят оружие.
Настя была в красном платье с очень глубоким вырезом слева, открывающим ногу целиком, я – в костюме, который надел на встречу и называл похоронным. И все это походило на сцену из Джеймса Бонда – только меня вряд ли можно было назвать сердцеедом. Скорее всего я тот, кто упустил нечто очень важное в своей жизни и никак не могу это найти.
Подошел официант. Я заказал не глядя…
– Ммм… что-то празднуем или это извинение?
– Зависит от тебя, – сказал я, не хотел начинать сразу. – Я уезжаю.
– Надолго?
– Да…
Я не знал, что сказать… и она, наверное, тоже не знала. Как-то все у нас… неправильно, что ли. Не так должно быть, наверное.
Она не стала задавать глупых вопросов типа «я тебе надоела?» или что-то в этом роде. Вместо этого она улыбнулась.
– Я справлюсь.
Я смотрел на нее и верил. Но это не то, что я хотел от нее услышать… а может, и то.
– Честно, справлюсь. Я…
Я приложил палец к губам. Потом достал из кармана смятый конверт с логотипом Барклайс и протянул его ей.
– Что это?
– Ключи от сейфа. И код.
– Мне не нужно. Ты не понял… Я…
– Меня не будет долго. Возможно, я не вернусь. Никогда.
Она не поняла сразу. Потом начала понимать.
– Ключи от сейфа – там моя доля от последнего контракта. И вот еще.
Я положил на стол визитную карточку.
– Я сегодня составил завещание, оно у адвоката. Координаты адвоката здесь, он знает, что делать. Ничему не удивляйся… он все сделает. Как только он все сделает, бери все, что он тебе даст, и уезжай из Лондона. Лучше – на другой континент.
Она не притронулась к карточке.
– Я… не знаю, что делать. Правда. Я сделал то, что пришло в голову. У меня никого больше нет, и я…
– Да пошел ты!
Официант уже нес заказ, соседи косились на нас, но ввиду хорошего воспитания старались не подавать вида. Официант поставил передо мной заказанное каре ягненка, открыл крышку… а я просто сидел, как дурак, и о чем-то думал.
– Сэр…
Если не знаешь, что делать, делай шаг вперед. Это из Бушидо, кодекса чести самураев из средневековой Японии. Боюсь только, мы не самураи. Мы ронины. Самураи, потерявшие своего господина и свою честь.
Я бросил на стол банкноту.
– Благодарю…

 

В моем коммуникаторе стоял приемник, а в автомобиле и в кольце Насти – маяк. Настя не знала об этом… наверное, лучше если и не будет знать. Я взглянул на коммуникатор… получается, она ехала на север, то есть в противоположном направлении от нашего жилья. Глупо все…
Я нагнал ее уже за Уолтемским аббатством. Все произошло проще, чем я думал, банальнее. У нее просто кончился заряд в машине, и ее красный родстер стоял на широкой, засыпанной гравием обочине. Сама Настя нервно тыкала пальцем в телефон, едва не обламывая ногти.
Я припарковал машину немного дальше.
– Помочь?
– Да пошел ты…
Я спокойно присел на капот ее авто и смотрел, как она вызывает эвакуатор.
– У меня есть запасной концентратор. В багажнике…
– Может, поговорим?
– Знаешь, если людей что-то не устраивает в поведении друг друга, они общаются. Иногда это даже помогает.
– Просто скажи, в чем проблема?
– О, нет проблем.
– Проблема в любом случае есть. Например, ужин, который мы не съели. Твоя машина, в которой ни хрена нет заряда. Твой негатив в мой адрес. Может, скажешь, как, черт возьми, тебя оскорбило, что я написал завещание на тебя и арендовал сейф в твою пользу?
– А ты подумай…
– Настя, ты прекрасно знала, кто я такой и чем занимаюсь. Ты прекрасно знала, что я буду уезжать и, возможно, однажды не вернусь. Ты все это знала.
– Знала. Просто была дурой.
– Я не могу по-другому. Не получается.
Со стороны Лондона показался грузовик с желтыми огнями на крыше, сейчас выключенными. Он припарковался сзади… чертовы мигранты. Один Аллах знает, что от них ждать. Да, я знаю, что здесь они в основном ведут себя тихо… но все равно, надо держать ухо востро.
Один из мигрантов был негр, здоровенный. Второй – похоже, из пакистанцев или кого-там. Лысый… среди выходцев из Пакистана и тому подобных территорий теперь модно было брить голову наголо, как будто от радиации пострадал. Считается, что это круто.
– В чем дело, мэм? Этот парень вас обижает?
Я встал с капота… возможно, я фунтов на сорок легче вот этого негра, но мне, честно говоря, плевать. Потому что лучший прием в бою – это автомат Калашникова. Дрыгоножеством в стиле Марка Дакаскоса я не собирался заниматься.
– Джентльмены, благодарю за внимание… – сказал я, достав монету в два фунта, – у меня есть концентратор.
Пакистанец начал обходить машину с другой стороны… вот почему надо быть очень осторожным, вызывая любые службы помощи. Кого в них только не берут.
Я отступил немного в сторону дороги… опасно, но находиться между этими двумя громилами еще опаснее. Кажется, эти уроды начали что-то понимать, монету я предложил им левой рукой, а правую держал в кармане.
– Есть проблемы?
Я заметил, как чернокожий здоровяк едва заметно качнул головой, смотря в сторону напарника… мол, нет, не пройдет. Хотя это может означать и другое.
– Извините, сэр.
Я бросил монету, и чернокожий ловко ее поймал. Затем оба они отступили к машине. Интересно… что это было? Нет, если бы меня здесь не было – все понятно. Автострада, на которой нет камер, одинокая и молодая леди, у которой кончился заряд в машине. В самом городе камеры хоть кого-то сдерживают, а тут камер нет. Но почему они отвалили, когда увидели меня? Это же мелкое шакалье…
Ладно, с этим потом.
– Настя…
– Знаешь, меня уже не надо спасать.
– Я знаю.
– Я благодарна тебе, честно. За все. Но пришла пора идти дальше.
– Дальше – это значит не вместе?
– Дальше – это значит дальше. Ты знаешь, сколько мне лет?
– Двадцать девять! Мне пора рожать ребенка. Мне пора заводить семью, понял, ты!
– Тебя не устраивает то, как мы живем?
– Нет, черт тебя дери!
– Насть…
– И не называй меня так!
Странно… я как-то жил, не задумываясь о детях. Мне хватало того, что есть, и мысли о детях никогда не посещали меня. Наверное, я просто живу в каком-то другом мире. Где-то в другом мире, в том, в котором живут нормальные люди, есть лужайка перед домом, задний двор, велосипед и бассейн. Есть соседи, к которым ты ходишь с бутылкой вина. И конечно же, есть дети. У тебя, у твоих соседей… когда вокруг есть дети, как-то странно не думать о детях самому. Дети ходят в школу, дети делают домашнее задание, ты учишь их играть в регби и бейсбол, ходишь на школьные соревнования и болеешь на них больше, чем за Премьер-лигу…
Я живу в совсем другом мире.
– Насть…
– Я знаю, ты есть тот, кто ты есть. И тебя не изменить. Как любого взрослого мужика. Вы просто такие упертые…
– Есть обстоятельства, через которые я не могу переступить.
– Я понимаю.
– Но я получил контракт. Первоначальные выплаты по нему – миллион новых фунтов.
– Это хорошо…
– Послушай меня. Это мой последний контракт. Я обещаю. Если я сделаю то, что должен, больше ничего делать будет не нужно. Это последний контракт…
– Сэр, отойдите от леди! Поднимите руки!
Черт…
Они подкрались почти бесшумно. Ублюдки бобби, электрический «Дискавери», они совсем бесшумные. Видимо, я так погрузился в свое подобие личной жизни, что не заметил их. Трое, Хеклеры и щит – значит, мобильная, антитеррористическая группа. Этого только не хватало…
Я поднял руки. Шутить с антитеррористами – последнее дело.
– Все нормально. У нас просто семейная ссора.
– Сэр, руки на машину!
– Отстаньте от него! – возмутилась Настя.
Упаковали меня вполне профессионально. Один из офицеров достал револьвер из кармана, потом в машине нашли ЭМП. Так-то у меня была лицензия на него, но только за пределами метрополии UK.

 

Через четыре часа меня оформили в участке и выпустили. Револьвер оказался законным, хотя полицейские до сих пор не хотели признавать право людей на хранение и ношение оружия, введенное Королевским статутом 27-го года. Хорошо, что на месте оказался суперинтендант, а в моем бумажнике – карточка мистера Крайса и карточка лицензии. Мне прочли лекцию о том, что ношение специального оружия в пределах Соединенного Королевства запрещено, и лицензия дает мне право на ношение только оружия самообороны. Мы немного поспорили относительно того, как трактовать понятие «ношение» в Королевском статуте, распространяется ли оно только на тело человека или и на багажник его машины тоже. Затем с меня взяли штраф пятьдесят фунтов, пригрозили переоформлением лицензии и отпустили.
Уже совсем стемнело. Полицейский участок, больше похожий на приземлившуюся на нашу грешную землю летающую тарелку, мягко светил окнами, высвечивая защищенную, почти пустую полицейскую стоянку. Почти четыре часа ночи – час волка, как мы его называем. Мы всегда планируем нападения на это время – все функции нетренированного организма в это время обычно на нуле. Обычно никто и проснуться не успевает.
Рядом с моей машиной стоял родстер Насти, она нервно курила, смотря куда-то в темноту. Я глянул в машину… сумочка валялась на пассажирском сиденье, и я знал, что там. Сколько раз ей говорил не пить эту дрянь…
Но я ей ничего не сказал. Просто сел рядом.
– Ты машину зарядила?
– Да… полицейские помогли.
– Тогда поехали домой. И никаких больше глупостей, о’кей?
Вместо ответа Настя придвинулась поближе ко мне, и я обнял ее. Так мы и сидели на стоянке полицейского участка в час волка, обнявшись. Сидели, пока нам не стало холодно.
– Ну, все. Поехали. Завтра поговорим… у меня будет несколько дней до того, как я уеду. Поехали…
– И… дай сумочку.
Настя удивилась, но виду не подала и протянула мне свою сумочку – мой подарок. Я достал из кармана и положил в сумочку укороченный, предельно легкий «Смит-Вессон» с титановым барабаном и алюминиевой рамкой. Восемь патронов калибра триста пятьдесят семь со сточенной головкой, никаких задержек, никаких отказов по любой причине – старая, надежная классика, лучшее, что создано для самообороны.
– Зачем это?
– На всякий случай.
Что-то меня беспокоило… я и сам не мог понять, что именно. Какой-то… дурной взгляд. Хотя в полицейском участке других и не бывает.

 

Бесшумный, размером с небольшую птицу дрон последовал за двумя машинами, представительским седаном и небольшим красным родстером, как только они выехали из участка. Он был в воздухе уже семнадцать часов… и заряда в нем оставалось еще на двадцать.
Назад: Индийский океан 25 мая 2023 года
Дальше: Пятью часами ранее