Глава 25

Пройдя к машине, я обнаружил неприятный сюрприз: кто-то написал на правом крыле моей черной иномарки ярко-красной краской неприличное слово. Я в замешательстве осмотрел нецензурщину. Ездить с этим украшением не хочется, но как его стереть? Может, поскрести ножом?

Едва эта глупая мысль пришла мне в голову, как я отогнал ее прочь: от лезвия останутся царапины.

– Вот…! – с чувством произнес пожилой мужчина, проходивший мимо. – Люмпены завистливые. Сами даже на самокат не заработали! Алкоголики-наркоманы! Увидели красивую машину и решили ее изгадить.

– Скорей всего это работа подростков, – возразил я, – а мне надо ехать по делам. У меня назначена встреча, и как назло, с молодой девушкой. Но как-то неприятно с такой похабщиной раскатывать.

Старик потрогал надпись корявым пальцем.

– Недавно поработали. Видишь через дорогу магазин, ступай туда, купи аэрозоль «Флик», распыли из него пену, подожди минут пять и сотрешь матерное слово без напряга. Я им давно пользуюсь, ни разу меня не подводил, родную краску спрей не портит.

– Спасибо, – обрадовался я и пошел в супермаркет.

На поиски чудодейственного средства ушло почти сорок минут. Сначала я искал его среди хозяйственных товаров, осмотрел каждый стеллаж несколько раз, потом обратился в справочную, выяснил, что «Флик» продают почему-то в детском отделе, схватил баллончик, сообразил, что мне понадобится тряпка, опять отправился в хозотдел… А когда, наконец, добрался до кассы, увидел километровую очередь. Делать нечего, пришлось пристраиваться в хвост, который тянулся мимо окна.

Поскучав пару минут, я вынул телефон и набрал номер Коки.

– Вава, – пропела заклятая подружка маменьки, – рада слышать твой бодрый голос, дружочек! Николетта тут хвасталась, что набрала в игре десять тысяч очков, признайся, ты ей помогаешь? Это нечестно.

Я прикинулся лыковым лаптем:

– Понятия не имею, о чем вы.

– Врунишка, – кокетливо протянула дама, – вредный мальчишка!

– Кока, вы знали писателя Заварского? – спросил я.

– Сеньку? – уточнила Кока. – Конечно, кто ж его не знал. Сенька был дурачок, внешне на Емелю смахивал, надень на него ситцевую косоворотку, вылитый Иван из сказки получится. На что они с женой жили – это загадка. Заварский писал великую книгу, но ее никто так и не увидел. Супруга его называлась актрисой. Ха! Она играла дерево в детском спектакле, а еще заднюю часть слона в той же постановке. Сенька вечно у всех деньги клянчил, но ему их не давали, знали, что не вернет. В Доме литераторов в ресторане он в черном списке состоял, долг в буфете большой имел, но каждый вечер туда приходил, высматривал, к кому подсесть, чтобы на халяву накормили-напоили. Жена была ему под стать, платье из занавески, сумка из клеенки. Дочь она чуть ли не в детском саду родила, а когда за Сеньку выскочила, тот девчонку на себя записал. Звали девочку Анфисой.

– Кока, у вас потрясающая память, – искренне восхитился я.

– Почему нет? – воскликнула Кока. – Мне всего сорок лет.

Я усмехнулся. Ну да, сорок лет и шестьсот месяцев.

– Валька, Сенькина супруга, была село селом, – тараторила Кока, – он и сам прост, как пряник. А Анфиса хитрая. Замуж хотела за приличного человека выйти, спала со всеми без разбора, надеялась жениха сексом зацепить. Но не получилось, в койку с ней ложились, но и только. Она все вокруг Фролки вилась. Помнишь его? Фрол Маркин.

– Нет, – признался я.

– Как же так, Вава, – укорила меня Кока, – Фролка у Николетты часто на суаре бывал. Он дико разбогател в перестройку, как царь Мидас, от купюр сигареты прикуривал. Плебс. Но был принят в гостиных. Время интересное было, перестройка. Интеллигенция растерялась, она на износ работать не привыкла. Писатели при Советах по одной книге в пятилетку выпускали, огромные гонорары получали и жили припеваючи. А тут! Все рухнуло. Накопленные деньги стали фантиками, книжонки о победе коммунизма оказались уже не в тему. Как жить? Было от чего запаниковать. А Фролушка не задергался, он при Советской власти журналистом был, писал о культуре, за что его подкармливали прозаики, певуны, художники. Каждому хотелось увидеть статью, в которой тебя называли талантливым или гениальным. Фролушка мог неизвестного живописца сделать востребованным, народ тогда СМИ верил. А мог и с грязью великого смешать. Вот поэтому с ним все дружили. И, опля, грянула перестройка. Пока тонкие натуры рыдали и ужасались, Маркин времени зря не терял. Он был стратегом. Фролушка нашел четырех певцов, мальчиков лет по двадцать, отбирал их не по голосам или музыкальному образованию, искал красавчиков, от которых девичье сердце млеет. И нашел Роберта, Степана, Кирилла и Федора, так появилась на свет группа «Слеза». Вероятно, ты слышал ее бессмертный хит: «Мама, мама, я влюблен, мама, мама, покорен, мама, мама, ты прости, должен сын к любимой уйти». И припев: «Ах ты лучшая самая, на земле нет прекрасней тебя, даже если уйду я навеки, любовь не умрет никогда». Текст хромал на все ноги, мелодия состояла из двух аккордов, Фрол ваял и слова, и музыку. А теперь представь: стадион в городе, которого и на карте не найти, публика – девушки с ткацкой фабрики, где на одного представителя мужского пола охотится сто самок, и вот…

Кока сделала паузу.

– …появляется четверка юношей, блондин, брюнет, шатен и рыжий, рост метр девяносто, хороши собой, на животе кубики-шашечки, повсюду бицепсы-трицепсы, одеты в брюки, рубашки. Звучит музыка, из динамиков льются чарующие голоса, парни танцуют, сбрасывают сорочки, штаны, а под ними парчовые шортики… Женщины ломали заграждения, вокруг сцены в три ряда стояло оцепление из солдат. Такой славы в России до сих пор никто не знал.

Кока засмеялась.

– Красавчики не умели петь, за них это делали другие певцы, не обладающие бьющей в глаза сексуальностью. У этих клоунов были лохматые шубы, вроде из енотов. Они в них из-за кулис выплывали, манто скидывали, обнажали торсы, и задние ряды неслись вперед с воплями. Фролушка за день мог три песни родить, записать их в то время было просто. Деньги к Маркину потекли не рекой, а океаном. «Слеза», кстати, жива до сих пор, тихо катается по провинции, парни постарели, их фанатки тоже, но ничего, по-прежнему наследники Фрола денежку имеют. Ох, извини, я отвлеклась! Странно, что ты Фролку не помнишь.

– Прости, Кока, вокруг маменьки много людей крутилось, – начал оправдываться я.

Кока не упустила возможности воткнуть в подружку шпильку:

– Да, Ники порой бывала неразборчива, ей титул голову кружил. Фрол говорил всем, что он из княжеского рода, Николетта повелась на эту глупость. К чему я Маркина вспомнила, царствие ему небесное? А! Сенька Заварский! Его ненастоящая дочка Анфиса с Фролом роман затеяла. Хотела удачненько замуж выскочить. Да не по козе хомут! У Маркина жена дома сидела, Люська. Она своего упускать не собиралась и на любовниц мужа не реагировала, делала вид, что ничего не замечает, дочку ему родила. Мужика ребенком не удержать, в особенности такого, как Маркин. Не знаю, что бы там дальше было, но у Фрола дочь украли.

Я чуть не выронил трубку.

– Что?

– Ты не знаешь? – обрадовалась Кока. – Вава, мимо тебя все интересное пролетает. Об этом киднеппинге долго говорили. Преступник не пойми как попал в спальню крошки. Дверь он не вскрывал, Фрола с Люськой дома не было, с девочкой нянька сидела. Но самое таинственное не это!

Кока сделала эффектную паузу.

– Перед тем как спать улечься, нянька входную дверь на здоровенную щеколду заперла. Милиция только руками разводила. Ну как похититель в апартаменты проник? Как? Замок он вскрыть мог, но задвижку-то?

– Мда, – пробормотал я, – вы совершенно правы, любые современные запоры поддаются отмычкам, которые тоже постоянно совершенствуются. Но засов, которым пользовались еще наши бабушки, при всей своей примитивности очень эффективен.

– Вот-вот, – подхватила Кока, – квартира Фрола была на высоком этаже, но не на последнем, через окно туда не влезть. Ну и каким образом девочку украли? Загадка века! О ней долго говорили. Фрол потом умер от инфаркта, Люська замуж вышла, представляешь, она теперь…

– К вам приехала Мария Михайловна, – раздался вдалеке голос горничной Коки.

– Вава, прости, дорогой, прибыла косметолог, – зачирикала дама, – перезвони мне через два часа, всласть поболтаем. Люблю тебя, мой мальчик, жду не дождусь приглашения на свадьбу, очень нехорошо, дружочек, что ты до сих пор в холостяках ходишь. Надо, милый мой, жениться, малышей завести. Разве ладно, что твоя элитная генетика пропадает? Дети прекрасны, они наше всё!

Из трубки понеслись короткие гудки, я убрал ее в карман. Хотите узнать всю подноготную писателя, актера, музыканта, художника, кого-то из творческой тусовки, и вы знакомы с Кокой? Не включайте поисковики в Интернете, звоните даме, Сети до нее далеко. Там вы найдете лишь биографические сведения и несколько сплетен. Кока же выложит вам всю информацию. Впрочем, Николетта, Зюка, Люка, Мака и прочие подруженции тоже подойдут в качестве кладезя неисчерпаемых сведений о так называемой творческой интеллигенции и о тех, кто пытается пролезть в круг избранных. Время не властно над дамами, они по-прежнему остры на язык, обладают прекрасной памятью и знают все обо всех.

– Молодой человек, платить собираетесь? – сердито спросила кассирша.

Я опомнился и выложил на резиновую ленту покупки.

– Катя, ты пробила мужику печень? – закричал охранник.

– Пробила, – заорала кассирша.

– А ни фига, – не успокоился секьюрити, – у него печень недобитая! Добей!

– И как я ему печень теперь пробью? – разозлилась женщина.

Перед моим мысленным взором возникла дивная картина. Кассирша, кряхтя, нагибается, вытаскивает из-под стула бейсбольную биту и бьет щуплого дядьку в очках по эпигастрию.

– Или добей ему печень, или он домой не уйдет, – не утихал охранник. – Я не имею права покупателя с недобитой печенью выпустить. Вечно ты косишь! Вчера бабке мозги не выбила! Сегодня ему печенку!

Чтобы не рассмеяться вслух, я уставился в окно, а скандал тем временем набирал обороты.

– Ты слепой! – возмутилась тетка за кассой. – Не видишь покупку.

– Да у меня зрение как у орла! – разгорячился секьюрити. – Белке в глаз попаду.

– Ага! В мечтах! Из шариковой ручки жеваной бумагой, и не в глаз, а в хвост, и не белке, а соседской кошке, – заржала кассирша.

– А ну иди сюда! – взвился парень.

– Сам шагай, у меня народ с тележками толпится.

– А у меня люди на выходе! По правилам я главнее.

– Не имею права кассу оставить!

Я молча смотрел на улицу и на вход в чайный бутик. Немного не доехав до его двери, у тротуара притормозила дорогая черная иномарка. Водитель, наплевав на знак, запрещающий парковку, остановился, вышел, и тут же из магазинчика, даже не накинув пальто, прямо в платье и легких туфельках выскочила Анфиса Семеновна. Она начала что-то говорить приехавшему, активно размахивая руками. Собеседник Заварской стоял ко мне спиной, лица его я не видел, мог оценить лишь спортивную фигуру в обтягивающей кожаной куртке и джинсах. Заварская явно волновалась, несколько раз ударила водителя кулаком в грудь, но тот не проявлял агрессии. В конце концов Анфиса Семеновна наклонилась, сгребла с тротуара немного снега, швырнула его в лицо шоферу и унеслась в свой бутик. Незнакомец развернулся, и я вздрогнул. На той стороне улицы стоял Генрих Донелли.

– Оплачивать будете или спать продолжите? – раздалось над ухом.

– Мужчина, давайте быстрее, – заорали сзади.

Я бросил деньги в пластмассовую тарелочку, схватил покупку и ринулся к выходу, но когда выскочил на улицу, черной иномарки и след простыл.