Греторекс ведет нас в проход. Какое счастье быть снова в лесу, подальше от всей этой скулящей и ноющей толпы. Не проходит секунды, а мы уже бежим с другой стороны между деревьями. До лагеря Охотников недалеко, всего два часа бегом. Фуражиры и все остальные следуют за нами, но шагом, а потому наверняка прибудут, когда все уже кончится.

Мы сбрасываем скорость у лагеря. Он вытянулся вдоль грунтовой дороги, идущей через лес. На обочинах припаркованы два грузовика и много маленьких палаток, в которых, судя по всему, спят Охотники. Есть еще большая серая палатка, похожая на ангар. У входа в нее стоят друг на друге какие-то деревянные ящики.

Едва начало светать. Двое Охотников стоят на карауле, но вот из палатки появляется еще один.

Быстро сориентировавшись, Греторекс отдает приказания. Охотников шестнадцать, нас тоже. У нас хороший, боеспособный отряд. В него приняли новичков, но они серьезные ребята и дерутся не в первый раз. Самин, Клаудия и Оливия вообще выше всяких похвал. Мы рассыпаемся веером: каждый знает, что делать. Мой партнер по-прежнему Несбит. Но мы хорошо изучили повадки друг друга. Вместе у нас получается.

Маркус становится невидимкой и нападает первым.

Я отслеживаю бегунов. Их двое. Я настигаю сначала того, который проворнее, а когда возвращаюсь за вторым, бой уже окончен. Я проверяю обоих бегунов на татуировки и уже собираюсь возвращаться к своим, как вдруг чувствую в голове шипение, как от мобильного телефона. Обычно, когда я дерусь, я даже не задумываюсь об этом звуке, потому что у каждого Охотника и Охотницы всегда есть при себе мобильный телефон. Но на этот раз звук такой сильный, как будто шипят много мобильников за раз.

Я иду назад, к лагерю Охотников, ожидая, что шипение еще усилится. Наверняка источник должен быть там. Может, в одном из ящиков телефоны.

Но я уже на месте, а шипение почему-то не изменилось. Ничего не понимаю. Здесь, конечно, есть телефоны, но их должно быть шестнадцать, по числу Охотников, а шум в моей голове куда сильнее. Я хочу спросить Маркуса, но его нигде не видно. Тогда я спрашиваю у Несбита, где он.

— Не знаю, парень. Ты только погляди, какая добыча. — Он чуть не танцует вокруг двух вскрытых ящиков, доверху набитых пистолетами. — А здесь наверняка есть еще, — говорит он, заходя в большую серую палатку.

Греторекс кричит Софи, новенькой:

— Иди за фуражирами и остальными! Пусть поторопятся.

Маркуса по-прежнему нигде не видно. Я пытаюсь сконцентрироваться на шуме, но тут повсюду тела мертвых Охотников, и на каждом есть мобильный. Я стою среди них, пытаясь понять, в чем дело, когда из палатки выходит Несбит с новой проблемой. Он ведет перед собой пленника.

— Глянь-ка, кто у нас тут прячется.

Охотник идет, опустив голову, прямые светлые волосы закрывают ему лицо.

Несбит тычком бросает его на колени, и тогда он поднимает голову.

Он повзрослел. В последний раз я видел его, когда мне самому было тринадцать лет, но его я узнал бы где угодно.

Он тоже меня узнал.

— Натан.

Моя первая мысль не о нем, а об Анне-Лизе. Я знаю, что Коннора она любит больше других своих братьев. Знаю, что это он помог ей бежать. И я пытаюсь думать о нем хорошо.

Но тут он говорит:

— Натан. Они меня заставили. Мой дядя заставил меня пойти в Охотники. Мне ничего этого не нужно.

И я прихожу в бешенство. Я стою перед ним по колено в трупах, а ему, значит, ничего этого не нужно, его, видите ли, заставили. Он все такой же жалкий трус, каким я его помню.

— В чем дело? — спрашивает Габриэль.

— О, Габриэль. Позволь мне представить тебе моего старинного приятеля. Этот кусок дерьма именуется Коннором. Коннор О’Брайен. Младший брат Анны-Лизы. Когда-то мы ходили с ним в одну школу. Теперь он Охотник, но ты не бойся его, Габриэль, потому что он не хочет быть Охотником. Он не хочет никого обижать. По крайней мере, пока его не заставят. А потом, когда его заставят и он все-таки обидит кого-нибудь, то будет долго-долго извиняться. Так что все в порядке. — Я отворачиваюсь и пытаюсь взять себя в руки, но у меня не получается, и тогда я снова оборачиваюсь к нему, с силой пинаю его ногой в живот и ору: — Правда, Коннор?

Он перегибается пополам и падает на колени, со стоном уткнувшись в землю лицом.

— О! Прости меня, Коннор, я не хотел тебя обидеть. Просто у меня работа такая. Вообще-то я совсем не хочу это делать.

Габриэль встает между мной и Коннором, хотя никакой необходимости в этом нет. Я не собираюсь пинать Коннора снова, хотя у меня все еще кружится голова от бешенства. Я говорю Габриэлю:

— Я в порядке. Так, сорвался на секунду. — Но потом наклоняюсь к Коннору и говорю: — Это Коннор сыпал мне на спину порошок, который выжег на ней мои шрамы. Но не все, только «Б».

— Тогда я сейчас напишу на его спине мое имя, — говорит Маркус. Он широкими шагами подходит к нам. За волосы поднимает с земли Коннора, приставляет Фэйрборн к его горлу. Коннор смотрит на меня большими от ужаса глазами.

— А может, просто отрезать ему голову? — спрашивает меня Маркус. — Да или нет?

— Коннор!

Это Анна-Лиза. Она идет во главе целой процессии, которая вливается в лагерь между деревьями, и последние несколько шагов бежит бегом. Она кричит:

— Отпустите его! — Потом поднимает с земли охотничий пистолет, оброненный в бою, и наставляет его на Маркуса.

Я, раскинув руки в стороны, встаю между ними.

— Анна-Лиза. Положи пистолет.

— Отойди от меня, Натан. Скажи Маркусу, чтобы он отпустил Коннора.

Я встаю перед ней. Все так же, с раскинутыми руками. Говорю, стараясь не повышать голоса и казаться спокойным.

— Анна-Лиза. Коннору мы ничего не сделаем. Пожалуйста, положи пистолет. Он только все затрудняет. Положи его. Пожалуйста.

Я вижу, что она дрожит, но она отвечает:

— Нет, пока вы не отпустите моего брата.

Я поворачиваюсь к Маркусу и как можно более волевым голосом говорю:

— Он наш пленник. Сдадим его Селии, пусть сама с ним разбирается. Она наверняка захочет его допросить. Пусть он будет ее проблемой.

Потом поворачиваюсь к Анне-Лизе:

— Пожалуйста, Анна-Лиза, положи пистолет.

— Обещай мне, — говорит она. — Обещай, что вы не причините ему вреда.

— Да. Я обещаю. Он наш пленник.

Она опускает пистолет.

Я поворачиваюсь к отцу и говорю:

— Сдадим его Селии.

Маркус отвечает:

— Потом, когда она с ним закончит, я все-таки вырежу на его спине свое имя. — Но отпускает волосы Коннора, и тот падает вперед.

И тут где-то слева от меня раздается выстрел, и один из фуражиров падает. Новый выстрел, вопль, еще один упавший фуражир.

— Охотники! Охотники! — кричит кто-то, остальные подхватывают. Фуражиры уже бегут прочь, туда, откуда пришли, но я вижу, как за ними маячат черные фигуры Охотников. Так вот откуда шипение. Все это время они прятались между деревьями. Невидимки. Но мы уже окружены, и прятаться им больше ни к чему. Это ловушка.

Габриэль стреляет в Охотников, но тех становится все больше и больше.

Греторекс кричит:

— Всем залечь! Не высовываться! — Но мы едва слышим ее голос, такая вокруг стоит пальба и треск.

Анна-Лиза стоит, ее прикрывает дерево справа. Я лежу. Пули взрывают вокруг меня землю. Я кричу:

— Анна-Лиза, ложись. — Она то ли не слышит меня, то ли не слушает, но остается стоять. Я хочу крикнуть снова, когда она вдруг поднимает свой пистолет, и я оборачиваюсь, ожидая увидеть бегущую к ней Охотницу, но все оказывается куда хуже.

Коннор ползет к ящику с пистолетами. Я кричу ему:

— Нет, Коннор. Нет! — Но поздно. Маркус разозлился. Он снова хватает Коннора за волосы, разворачивает ко мне лицом и убивает ударом ножа в горло.

Анна-Лиза спускает курок, гремит выстрел, еще один.

Маркус покачивается.

Вторая пуля входит в нескольких сантиметрах над первой. Обе в груди. Маленькие красные пятна расплываются по его рубашке, он падает на колени. И я застываю на месте, глядя на него.

Мой отец, его застрелили.

Я поворачиваюсь к Анне-Лизе, она держит пистолет прямо перед собой, целясь в Маркуса.

Я делаю шаг вперед, чтобы закрыть его. Встаю во весь рост. Она визжит мне в лицо:

— Ты же обещал! Ты обещал!

Вокруг нас снова начинают греметь выстрелы, и Габриэль бросается на меня и падает со мной на землю, прикрывая меня от пуль своим телом. Когда я поднимаю голову, Анны-Лизы уже нет.