Мы прибываем на место, когда уже темнеет. Ехали весь день, останавливались только раз, чтобы сменить лимузин на менее заметную машину. Замок похож на большой деревенский дом с башенками. Он стоит в густом лесу в самом конце длинного подъездного пути — место явно уединенное.

Ван и Несбит идут внутрь. Несбит обещает собрать что-нибудь поесть через десять минут. Я голоден, но, просидев целый день в машине, не хочу оставаться под крышей, где мне придется нюхать ночной дым. Я говорю Габриэлю, что посплю в лесу. Он хочет пойти со мной, но я качаю головой.

— Нет. Мне лучше побыть одному, Габриэль. А ты оставайся в замке.

— Но…

— Пожалуйста, Габриэль. Я слишком устал, чтобы спорить. Мне надо побыть одному.

Я иду в лес и нахожу укромное местечко. В последний раз я занимался зарядкой тогда же, когда спал нормально, и от усталости валюсь с ног, но в этом лесу хорошо. Деревья старые, тишина, и я знаю, что Габриэль не придет, потому что я его попросил. Я закрываю глаза и погружаюсь в сон.

Я просыпаюсь от легкого шума. Шаги. Не человеческие — робкие, тихие. Олень.

Мой животный адреналин тут же взмывает до небес, но я дышу медленно — вдох, выдох, медленно, очень медленно, — потом задерживаю дыхание и держу его, держу, держу, сколько могу, а сам повторяю себе: «Спокойно, спокойно». Я не хочу совсем подавить в себе зверя; я отмечаю повышение адреналина, он нарастает, и я впускаю его в кровь понемногу. Задерживаю дыхание, а потом выдыхаю. Чем медленнее будет происходить мое превращение, тем лучше, так мне кажется. Я не хочу пугать свое тело. Я хочу привыкнуть к нему, но больше всего я хочу запомнить, что происходит со мной, когда я превращаюсь. Я медленно вдыхаю и говорю себе, что надо не спать. Задерживаю дыхание, потом выпускаю его медленной ровной струей и впускаю порцию адреналина. Я вижу оленя, зверь, в котором я, крадется за ним. Он хороший охотник, абсолютно бесшумный, прячется, следит и двигается только тогда, когда уверен, что его не видят, олень останавливается, дергает ушами, поднимает голову и оглядывается. Я не хочу убивать оленя, он красивый, я не хочу убивать оленя, но зверь, в котором я, уже присел на задние лапы и ждет подходящего для прыжка момента, я говорю ему: «нет, не убивать», я спокоен, говорю с ним тихо, пытаюсь его приручить, олень напрягается, он что-то почуял, вот он подается вперед, готовый ускакать, но зверь уже толкается задними лапами и летит на оленя, а я кричу ему «нет, нет»…

Я просыпаюсь. Еще темно. По вкусу во рту я понимаю, что олень пошел мне на ужин. Мои руки и лицо в крови, и, поднимая голову, я вижу рядом с собой его останки. Кое-что я помню. Помню, как услышал оленя, еще когда был человеком, помню, как проникал в меня звериный адреналин; наверное, тогда я и превратился, но этого я не помню. Нет, совсем не помню. Помню только, как я пытался остановить зверя, чтобы он не нападал. Я кричал ему изнутри его тела, но я-зверь меня не слушал. В общем, он его убил.

Я щупаю оленье тело: оно еще теплое.

Я нахожу в реке тихую теплую заводь и моюсь, а потом ложусь рядом с оленем. Но теперь я не могу заснуть. Усталости нет, но я смущен. Зверь не обратил на меня никакого внимания. Он я, и в то же время не я. Он убил оленя, хоть я этого не хотел. Он делает то, что хочет.

Когда светает, я иду в замок, искать Ван. Надо узнать, когда она будет готова помочь Габриэлю вернуть его Дар. Я прохожу через кухню в столовую, музыкальную комнату, бальную залу, кладовую, оружейную, спальни и ванные и никого не нахожу. Возвращаюсь в кухню и по дороге встречаю Несбита, который говорит:

— Ван в кабинете. Хочет с тобой переговорить.

Я иду туда, куда мне указал Несбит, ищу кабинет. Толкаю уже третью по счету тяжелую деревянную дверь, она вдруг подается, и я слышу голос:

— У тебя такой вид, как будто тебе не помешала бы сигарета. — И Ван протягивает мне свою, но я качаю головой.

В кабинете деревянные панели. Большой письменный стол из хрома и черного стекла сплошь заставлен какими-то тарелочками. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть. На каждой тарелочке лежит кучка какого-то материала, все разного цвета. В основном это зерна или травы, но некоторые крупнее остальных и напоминают большие семена.

Я протягиваю руку, чтобы потрогать одну кучку, но Ван меня останавливает:

— Пожалуйста, не надо. — Я отдергиваю руку. Она сидит у стены на стуле, на ней мужской костюм в тонкую полоску.

— Это будет снадобье для Габриэля: я как раз определяю точное соотношение ингредиентов.

— Сколько это займет?

— Недолго, ведь главное у меня уже есть.

Я смотрю на нее.

— Дождь, который прошел, когда мы были в Женеве, — это раз. Несбит собрал достаточно: дождь, прошедший в ночь полнолуния.

— Это так важно?

Она глядит на меня как на помешанного.

— Нет ничего неважного, Натан.

Я вспоминаю, как бабушка говорила, что свойства растений меняются с фазами луны, и думаю, что и с водой может быть то же. Может, луна влияет вообще на все. Например, мое тело в разные фазы луны исцеляется с разной скоростью.

— А какой второй ингредиент? — спрашиваю я.

— О, я думала, ты уже знаешь, — говорит Ван и тушит окурок сигареты.

По тому, как она смотрит на меня, как говорит со мной, я понимаю, что нужный ингредиент — это какая-то часть меня.

— Моя кровь? — догадываюсь я.

Ван улыбается:

— О нет, мой милый мальчик, все куда мрачнее. Нам понадобится твоя душа.