46

Его высочество Карл де Валуа очень удивился, услышав сигнал, так как о прибытии мессира де Ногарэ доложили не в рабочее время, а когда брат короля уже удалился в свои покои. Точнее, после ужина, когда уже почти наступила ночь. Их общение, отличающееся самой утонченной вежливостью, в действительности легко могло свестись к взаимному недоверию. Для Валуа не было секретом, что он раздражает сурового Ногарэ, который относился к государственным денье с такой же бережливостью, как и к своим. Но с братом короля не особенно-то поспоришь! Более того, в его активе числились несколько блистательных военных побед, как, впрочем, и случаев полного разгрома – например, после того, как он, получив репутацию подлого грабителя Сицилии, был вынужден вернуться во Французское королевство, поджавши хвост. Что толку распространяться об этих досадных воспоминаниях! Как бы там ни было, монсеньор де Валуа не доверял «печальной лесной мыши» и знал, что его недоверие взаимно. Несмотря на то что ему недоставало политической ловкости, Валуа прекрасно знал, что, если представится случай, Ногарэ может стать достаточно грозным соперником. Таким образом, не понимая всех обстоятельств дел, всех заговоров, которые советник его брата держал хозяйской рукою, Валуа относился к нему с предельной осторожностью и с добродушием, которого советник был совершенно чужд.

Услышав о приходе Ногарэ, Карл де Валуа сразу же приказал привратнику принести легкое угощение и непременно кувшин хорошего вина.

Он с несколько принужденным радушием принял позднего гостя, с наигранной сердечностью пожав его руку обеими руками.

– Какое счастье и какой сюрприз видеть вас здесь, мессир де Ногарэ.

– Для меня находиться здесь – счастье и величайшая честь, монсеньор.

– Прошу вас, присаживайтесь. Я знаю, насколько драгоценно ваше время, и могу лишь предполагать, что вас могло привести ко мне дело исключительной важности.

В глубине души Ногарэ был даже признателен за такой прием, который избавлял его от непременного обмена любезностями перед тем, как перейти к сути. Он подождал, пока слуга поставит на стол украшенные серебром стаканы и блюдо с миндальными пирожными, яблоками и айвой, и лишь затем уселся на стул, который указал ему брат короля. Ножки этого стула были чуть короче, чем у того, на котором расположился сам монсеньор де Валуа.

За то время, которого Ногарэ не хватило, чтобы произнести и одной фразы, брат короля успел с жадностью проглотить два фруктовых пирожка и наполовину осушить свой стакан вина. У Ногарэ подобная прожорливость, так же как и разорительная пышность громадной прихожей, устланной великолепными коврами и отделанной мрамором и редкими сортами дерева, вызывала отвращение. На губах королевского советника появилась дежурная улыбка.

– Прежде всего, монсеньор, спешу вас уверить, что безвременная кончина свекра вашей дочери Изабеллы глубоко затронула меня. Какая трагедия!

– Да, два этих дня у меня все внутри так и переворачивалось…

«Если бы ты меньше жрал, у тебя внутри все было бы так же спокойно, как и у меня», – подумал мессир де Ногарэ, склоняя голову в знак сочувствия, старательно прогоняя от себя видение, как Валуа спешит в укромный уголок, чтобы не обнаружить признаков радости.

– Да, Бог забирает то, что дал в своей бесконечной милости.

– Необыкновенно точно сказано. И все же Артур, родственник вашей любимой дочери…

– Вернет себе корону герцога Бретонского.

– А затем Изабелла, будущая герцогиня, не замедлит произвести на свет чудесного младенца, – продолжил Ногарэ.

Валуа еще больше насторожился, что не ускользнуло от взгляда советника.

– Да, появится прямой наследник, – подчеркнул брат короля. – Ей же не четырнадцать лет.

– Верно, но говорят, что она немного нездорова и обессилена, – осторожно заметил Ногарэ.

– Черт возьми! Кто имеет дерзость распространять подобные слухи? Моя дочь прекрасного и крепкого сложения. Возможно, она потрясена безвременной кончиной своего почтенного родственника, но могу вас заверить, что Изабелла принесет обильное потомство.

– О, в этом нет никаких сомнений. У меня просто сердце кровью обливается при мысли, что герцогство Бретонское не вернется к семье Валуа, которая столько сделала, чтобы воцарился мир. Тем более… тем более что косвенно у Жана Второго могли остаться какие-то сложности с нашим обожаемым сувереном.

Валуа непроизвольно моргнул, и Ногарэ понял, что тот снова испытывает неловкость. Брат короля осушил свой стакан и проглотил еще пару фруктовых пирожков, а затем спросил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и непринужденнее:

– Сложности?

– Именно так; то ужасное дело с убийствами детей в Ножан-ле-Ротру, входящем в герцогство Бретонское. Весьма к счастью, один из… источников сведений…

– То есть один из ваших шпиков? – резко перебил его Валуа.

– Что за грубое определение, монсеньор… Информаторы мне требуются, чтобы как можно лучше служить королю, вашему брату, – прошептал Гийом де Ногарэ. – Итак, один из моих источников полностью меня успокоил. Гнусный убийца очень хорошо расстался с жизнью. Хотя слова «очень хорошо» не совсем соответствуют действительности. Его агония была долгой и ужасной, как он того и заслуживал. Вот что мне сообщили.

Монсеньор де Валуа посмотрел на него долгим недоверчивым взглядом, пытаясь разгадать смысл последнего намека. Ногарэ только что добился того, что старался обрести: уверенности, что брат короля не оплачивал и даже не поощрял эти бесчеловечные убийства.

Без сомнения, он воспользовался этой трагической историей, чтобы сделать подкоп под Жана II и его право сеньора, земли которого представляли собой ненавистный, но весьма процветающий анклав посреди земель Перша и Алансона. Без сомнения, при поддержке настоятельницы аббатства Клэре, мадам Констанс де Госбер, конфидентки его супруги и двоюродной сестры папы, он неизбежно вызовет и неудовольствие населения. Это сыграло бы на руку Филиппу Красивому, который без колебаний удалил бы Жана Бретонского из Ножана, чтобы вернуть эти владения своему брату. Учитывая все эти обстоятельства, Жан II слишком зависел от благоволения короля, чтобы рисковать вызвать его гнев, противореча ему. Поэтому Валуа и прибег к этой военной хитрости.

В глубине души Ногарэ допускал такой способ действовать, несмотря на свое пристрастное отношение к Карлу. И все же он испытал облегчение, убедившись, что брат короля не замешан в этом гнусном деле. Что же касается всего остального, касающегося постоянных стараний его высочества увеличить свое состояние, здесь мессир де Ногарэ не собирался ослаблять свой надзор. Несмотря на тревожные донесения относительно плодовитости молодой Изабеллы, которые Ногарэ регулярно получал от одной из бабок, ее отец Карл надеялся, что та заполучит герцогскую корону независимо от своего супруга.

Итак, эта история закончена. Дюжина маленьких мучеников рассталась с жизнью ни за что ни про что. Впрочем, какое это имеет значение? Никакого. Тем не менее мессир де Ногарэ не собирался терять случай попортить кровь Карлу де Валуа, намекнув ему, что в запасе у него имеется некий печальный секрет, который однажды может нанести ему некоторый ущерб, если представится благоприятная возможность для этого. Более того, нечестивое высокомерие Аделина д’Эстревера вызывало у Ногарэ приступы отвращения и холодной ярости. Ничтожество, которое вообразило, будто занимает место Господа Бога, принося его невинных агнцев в жертву своей алчности и желанию угодить его высочеству де Валуа… Этот проклятый грешник должен заплатить за то, что совершил.

– Это вино – настоящий бархат, – заметил мессир де Ногарэ, отставляя в сторону стакан, едва пригубив его содержимое. – Что же касается двенадцати несчастных замученных детей, вы можете возразить мне, что большинство из них и так умерло бы от голода, болезни или несчастного случая. Однако тот самый источник сведений, который тщательно держит меня в курсе всех новостей, как бы это сказать… упомянул, что за этой темной историей есть некая могущественная рука. Мне представляется, что настоящий убийца – вовсе не какой-то жестокий полоумный тип.

Валуа нервно сглотнул, а затем с трудом произнес:

– В самом деле?

– Да, это бесспорно так. Мне кажется, что изувера не только поощряли, но и платили ему за эти ужасающие деяния.

– Значит, вам известно…

– Еще нет. Впрочем, я мог бы узнать, кто этот мерзавец, и передать его в руки королевского правосудия, но все мое время занято многочисленными государственными делами…

– Да, многочисленными и срочными, – с готовностью подхватил монсеньор де Валуа, которому становилось все более и более не по себе. Он только что понял, что все эти убийства, которые его так устраивали, вовсе не были случайными.

Его высочество окончательно разволновался; он наконец понял, что скрывалось за многочисленными намеками и недомолвками Ногарэ. Проклятый Аделин д’Эстревер! Мерзавец, ничтожество! Ничего, в личной беседе с палачом он все расскажет, даже то, о чем не подумал сам Ногарэ. Конечно, Карл приказал своему старшему бальи шпаги найти или создать предлог, чтобы прижать к стенке Ги де Тре, то есть Жана II Бретонского, чтобы отобрать роскошный Ножан-ле-Ротру. Но никогда ни за что на свете он даже не подумал бы, что его человек устроит весь этот ужас с убитыми и замученными детьми! Его не посетили ни малейшие подозрения, ни когда были найдены первые трупы несчастных малышей, ни когда об этой истории все заговорили в полный голос. Агнец Божий! Осудил ли Бог тех, кто причастен к этому чудовищному зверству? Ему следует все исправить – и покорно просить прощения у Создателя за ужасную ошибку, которой он не совершал, но которая никогда бы не была совершена без него.

А кто такой этот Арно де Тизан, у которого Эстревер попросил помощи? Кто он на самом деле? И этот мэтр Правосудие Мортаня?.. От ужаса лоб брата короля покрылся капельками холодного пота. Как будто прочтя его мысли, мессир де Ногарэ, для которого человеческие души, в том числе и души сильных мира сего, были открытой книгой, объявил:

– Уверяю вас, вся эта история была очень запутанной, и меня совсем не удивило, что даже вы здесь ничего не пронюхали, – схитрил советник. – Мой источник сведений также не мог ясно все видеть, так как он лишен той проницательности, которой обладает исполнитель Высоких Деяний Мортаня, некий… как там его? Впрочем, это не важно. Короче говоря, мэтр Правосудие Мортаня. К несчастью, этот человек, каким бы тонким умом и боевым характером он ни обладал, не смог проследить путь, ведущий от гнусного убийцы к тому, кто ему платил. К тому, кто осквернил свою душу грехом и отдал ее в руки дьявола.

При этих словах брат короля издал вздох облегчения. Ногарэ с трудом удержал улыбку. Этот Венель-младший помог ему, не требуя вознаграждения. Ногарэ был ему благодарен, не сомневаясь, что продолжение не замедлит последовать.

В этот вечер он чувствовал совершенно несвойственную ему симпатию к Карлу де Валуа, особенно учитывая то обстоятельство, что советник без труда смог управлять братом короля, приведя его куда нужно. Результат был достигнут, причем на удивление быстро. Под влиянием хорошего настроения Ногарэ вдруг решил сделать его высочеству подарок, тем более что решающими здесь были спокойствие герцогства Бретонского и его тяготение к Франции. Поднявшись на ноги, чтобы откланяться, он произнес немного усталым голосом:

– Монсеньор, вам известно, с каким почтением я к вам отношусь. А споры из-за каких-то там денег… разве это так важно?

«Всего-то десятки миллионов ливров, присвоенные из государственной казны», – мысленно поправил себя Ногарэ и продолжил:

– Вы знаете мою склонность к аптекарской точности счетов. Иногда я об этом сожалею, позвольте вас уверить. Что бы там ни было, некоторые… слухи… исходящие из вашей канцелярии, говорят как раз о хорошем женском здоровье вашей дорогой дочери, – солгал советник. – Но из этого кто-то может сделать досадные выводы. Представьте себе… развод! Англия сразу же двинет вперед свои пешки. Мое сердце просто разорвется от огорчения, если герцогство Бретонское не вернется под могущественную сень де Валуа. А теперь позвольте пожелать вам доброй ночи и заверить, что я остаюсь вашим покорнейшим слугой.

Карл де Валуа метал громы и молнии: Шапп, Эмиль Шапп, презренная змея, которой он столько времени доверял!..

«Ловкий ход!» – отметил про себя мессир де Ногарэ, склоняясь в поклоне перед братом короля. Шапп принадлежит к той разновидности предателей, которые всегда сохраняют любезный вид. Таким Ногарэ никогда не доверял, даже когда пользовался их услугами. Он не сомневался, что молодой секретарь не колеблясь отвернется от него, если получит от кого-то предложение, сулящее еще большие выгоды. Вспыльчивый и очень предсказуемый Карл решит, что славный Эмиль злословит по поводу плодовитости его дочери. И вообразит, будто, избавившись от секретаря, заодно лишит осведомителя самого де Ногарэ. И правда, ловко сделано. Причем безо всяких расходов.