Глава 10

Над Манассасом сгустилась тьма, и сразу же сельская местность наполнилась звуками невидимой ночной жизни. Борн крался сквозь заросли, окружавшие «ферму» генерала Нормана Суэйна. Потревоженные птицы вспорхнули из скрытых в темноте гнезд, на деревьях проснулись и тревожно закаркали вороны и вдруг, словно успокоенные каким-то заговорщиком, собратом по охоте, умолкли.

Он подобрался к ограде, все еще сомневаясь, здесь ли то, что он ищет. Ограда была из толстой проволоки, покрытой зеленым пластиком. Поверху, слегка выдаваясь наружу, спиралью извивалась колючая проволока. «Вход воспрещен». Пекин. Питомник Джин Сян. Там действительно было что прятать, поэтому доступ в питомник девственной восточной природы был почти наглухо закрыт правительством. Но с чего это вдруг просиживающий штаны генерал, получающий обычное жалованье военного, станет воздвигать такую ограду вокруг «фермы» в Манассасе, в Вирджинии, – настоящую баррикаду, на которую ухлопали тысячи долларов? Ограда была сооружена не для того, чтобы внутри поместья разводить живность, наоборот – для того, чтобы там не появлялись лишние люди.

Так же, как в том питомнике в Китае, здесь не должно быть электрической сигнализации, пропущенной сквозь ограду, так как дикие животные и птицы постоянно приводят ее в действие. По той же причине не должно быть невидимых волосков, зацепив за которые, приводишь в действие световые вспышки; скорее их можно встретить на ровной местности ближе к дому и на уровне талии, если они вообще будут. Борн вытащил из заднего кармана небольшие кусачки и принялся кромсать звенья проволочной ограды там, где они уходили в землю.

С каждым нажатием кусачек он все больше осознавал неотвратимость факта, подтверждавшегося учащенным дыханием и каплями пота, выступавшими на лбу: невзирая на то, что он старательно – не фанатично, но по крайней мере прилежно – пытался поддерживать себя в форме, ему было пятьдесят, и тело знало об этом. Опять можно подумать, но не нужно зацикливаться... Чем большего прогресса он достигнет в своей работе, тем меньше мысль эта будет занимать его. У него были Мари и дети – его семья, и нет ничего, что бы он не мог совершить – достаточно лишь пожелать. Дэвид Уэбб исчез из его души, остался только хищник Джейсон Борн.

Наконец это удалось: он сделал лаз! Вертикальные звенья ограды были перерезаны, так же как и проволока на уровне земли. Он взялся за ограду и потянул края отверстия к себе, внимательно осматривая. Он прополз на территорию столь странно защищенного поместья и встал на ноги, прислушиваясь и вглядываясь в темноту. Тьма, правда, была не кромешной: сквозь толстые ветви высоких разлапистых сосен, окаймлявших этот унылый участок земли, он видел сияние огоньков большого дома. Медленно двинулся в том направлении, где, как он знал, должен быть круговой подъезд к дому. Он подобрался к кромке асфальта, лег под раскидистой сосной, затаил дыхание и, собравшись с мыслями, стал изучать место действия. Вдруг справа от него, вдалеке, в самом конце дороги, покрытой гравием и отходящей в сторону от основного кругового подъезда, что-то блеснуло.

В каком-то здании – то ли флигеле, то ли хижине – открылась дверь, да так и осталась распахнутой. Вышли двое мужчин и женщина, говорившие между собой... нет, они не просто разговаривали – они горячо спорили. Борн достал короткий, но мощный бинокль и поймал в фокус всю троицу. Шум их голосов усилился: слова разобрать невозможно, но злость вполне очевидна. Когда контуры размытых фигур прояснились, он принялся изучать всех троих и мгновенно понял, что стоявший слева человек среднего роста и телосложения с прямой как палка спиной, протестующе размахивающий руками, был пентагоновский генерал Суэйн, а пышногрудая женщина с темными волосами – его жена. Но в первую очередь его внимание привлек громадный тучный мужчина, стоявший прямо у открытой двери. Борн его знал! Джейсон силился вспомнить, где и когда он его видел – разумеется, ничего необычного в этом не было. Но необычна была его внутренняя реакция: его мгновенно переполнила ненависть, и он не знал почему, поскольку никакого определенного образа из его прошлого не появлялось, только чувство глубочайшего отвращения. Где же вы, образы? Короткие вспышки времени или обстоятельств, столь часто освещавшие его внутренний экран? Они не возникали, но он точно знал, что человек, на котором сейчас сфокусирован бинокль, его враг.

Вдруг этот огромный человек сделал нечто неожиданное: он приблизился к жене Суэйна, обнял, как бы защищая ее, левой рукой, а правой стал угрожающе размахивать перед лицом генерала. Все его слова или обвинения Суэйн выслушал со стоическим терпением, смешанным с притворным равнодушием. Затем он повернулся и четким военным шагом направился через газон к входу с тыльной стороны дома. В темноте Борн потерял его из поля зрения и вновь навел фокус на пару, стоявшую у освещенного дверного проема. Тучный мужчина снял руку с плеча жены генерала и что-то сказал ей. Она кивнула, слегка коснулась его губ своими и побежала за мужем. Ее настоящий, очевидно, супруг зашел во флигель, захлопнул за собой дверь. Источник света исчез.

Джейсон вновь пристегнул бинокль к ремню брюк и попытался разобраться в том, что увидел. Это было похоже на немое кино, только без субтитров, да жесты более натуральны, без усиленной театральности. То, что в укрепленном оградой поместье было menage a trois, не вызывало сомнения, но этим едва ли можно объяснить наличие забора. Должна была быть какая-то другая причина, которую он обязан выяснить.

Кроме того, инстинкт подсказывал ему, что, в чем бы эта причина ни заключалась, она обязательно связана с тучным мужчиной, скрывшимся во флигеле. Борн должен добраться до флигеля и до этого мужчины, который составлял часть его забытого прошлого. Он медленно поднялся с земли и, пригнувшись, перебежками, от одной сосны к другой, добрался до конца круговой подъездной дороги, обсаженной деревьями. Под их прикрытием Джейсон устремился к узкой дороге, покрытой гравием.

Внезапно раздался звук, который выделялся на фоне успокаивающего шелеста листвы. Борн замер и припал к земле. Где-то в темноте, дробя и разбрасывая камешки, крутились колеса; он проворно перекатился под прикрытие нависших низко над землей разлапистых ветвей сосны и, прислушиваясь, пытался определить местонахождение источника звука.

Через несколько секунд он увидел, как из темноты, окутывавшей круговой подъезд к дому, выскочило что-то и помчалось по гравию боковой дороги. Это была маленькая машина странного вида: наполовину трехколесный мотоцикл, наполовину миниатюрный автомобильчик для гольфа. У него были широкие шины с глубоким протектором, что позволяло машине развивать высокую скорость и поддерживать при этом устойчивость. В этой машине было что-то зловещее, так как вдобавок к высокой гибкой антенне ее со всех сторон закрывали толстые выпуклые плексигласовые пуленепробиваемые стекла, защищавшие водителя от выстрелов, пока он по рации мог предупредить обитателей дома о нападении. «Ферма» генерала Нормана Суэйна казалась все более и более странной... Внезапно стало просто жутко.

Из темноты позади хижины – а это оказалась именно бревенчатая хижина – выскочила вторая трехколесная машина, которая остановилась всего в нескольких футах от первой на покрытой гравием дороге. Головы обоих водителей по-военному и словно у роботов повернулись в сторону флигеля; из невидимого громкоговорителя раздалась команда:

– Проверьте ворота! Выпустите собак и возобновите патрулирование. Как в хореографической миниатюре, обе машины синхронно развернулись и двинулись в противоположных направлениях. Двигатели гудели в унисон, и вскоре странно выглядевшие «багги» скрылись в темноте. При упоминании о собаках Борн машинально сунул руку в задний карман брюк и вытащил газовый пистолет; после этого он ползком быстро прокрался через кусты к ограде и притаился в нескольких футах от нее. Если выбежит свора собак, ему не останется ничего другого, кроме как вскарабкаться по проволочной ограде и перевалиться через спираль колючей проволоки на другую сторону. Его двухзарядный пистолет мог вывести из строя двух животных – не более; времени на перезарядку не останется. Он ждал, пригнувшись, готовый действовать в любое мгновение; сквозь просвет под нижними ветвями был довольно хороший обзор.

Внезапно по гравийной дороге пробежал доберман-пинчер: он мчался размеренными прыжками, не принюхиваясь, с единственной целью, по-видимому, добежать до определенного места. Потом появилась еще одна собака – на этот раз длинношерстный колли. Он неловко замедлил бег, словно запрограммированный остановиться на определенном месте; остановился: видна неясно колышущаяся тень на дороге. Борн не шевелился – он все понял: это были специально обученные кобели, каждому из которых была выделена своя территория, на которой они мочились, чтобы показать другим псам, кто здесь хозяин. Так натаскивать собак предпочитают крестьяне и мелкие землевладельцы в Азии, которым прекрасно известно, сколько надо потратить на корм животным, охраняющим их наделы, помогавшие им выжить. Они преследуют цель – держать как можно меньше собак, которые должны защищать от воров строго ограниченные участки земли: если одна из них поднимает тревогу, другие должны прийти ей на помощь. Азия. Вьетнам... «Медуза». Все возвращается туда! Смутные, размытые контуры – образы. Молодой крепкий мужчина в военной форме останавливает джип, выходит из него и – сквозь туманную рябь внутреннего экрана Джейсона – начинает кричать на жалкие остатки штурмовиков, вернувшихся с задания по блокированию дороги, по которой противник снабжал боеприпасами свои формирования, – дороги, которую можно было сравнить с знаменитой «тропой Хо Ши Мина». Это был тот же самый человек, только ставший теперь старше и тучнее. Это он всего несколько мгновений назад был в поле зрения бинокля! А много лет назад этот человек обещал им доставить боеприпасы – минометы, гранаты – и наладить радиосвязь. Он не привез ничего! Точнее, только жалобы сайгонского командования, мол, «вы траханые нелегалы, скормили нам туфту!». Но ничего подобного они не делали. Сайгон просто действовал слишком медленно, реагировал с опозданием – и в результате двадцать шесть человек были взяты в плен или погибли ни за что.

Борн вспомнил все, будто это произошло час или минуту назад: он вытащил из кобуры пистолет 45-го калибра и без предупреждения приставил дуло ко лбу подошедшего к ним унтер-офицера.

– Еще одно слово – и ты мертвец, сержант. – Да, этот парень был всего лишь сержантом! – Ты доставишь нам все необходимое ровно к пяти утра, или я лично отправлюсь в Сайгон и припечатаю тебя к стене твоего любимого борделя. Ты меня понял или, может, хочешь сэкономить мне поездку в этот дерьмовый город? Честно говоря, учитывая наши потери, у меня руки чешутся прикончить тебя прямо сейчас.

– Вы получите все, что вам нужно.

– Tres bien! – крикнул тогда самый старый «медузовец» из французов, который много лет спустя спасет ему жизнь в том питомнике в Пекине. – Tu es formidable, mon fils! – Насколько же он был прав. И насколько он теперь мертв. Д'Анжу – человек, о котором слагали легенды.

Воспоминания Джейсона внезапно прервались: длинношерстый пес принялся кружить по дороге, рыча все громче и громче – он учуял человеческий запах. Через какие-то мгновения животное определило нужное направление. Разъяряясь все сильнее и оскаливая пасть, собака бросилась к нему сквозь кустарник: ворчание перешло в горловой рык ненависти и готовности к убийству. Борн отпрыгнул назад к ограде и правой рукой вытащил из кобуры газовый пистолет с ампулами СО2. Он приготовился к схватке, которая может ему обойтись очень дорого, если он хоть чуть-чуть ошибется. Разъяренный пес, сплошной комок ненависти, взвился в воздух и метнулся в его сторону. Джейсон выстрелил сначала один раз, потом другой и попал в цель: левой рукой он ухватил пса за голову, яростно заламывая ее против часовой стрелки, правым коленом двинул его по туловищу, чтобы тот не разодрал его острыми когтями. Все было кончено за какие-то мгновения – мгновения яростной, панической и, наконец, угасающей ненависти, при этом не раздалось ни одного скулящего звука, который мог быть ветром отнесен через газон генеральского поместья. Длинношерстый пес вытянулся в руках Борна, его глаза под действием газа широко раскрылись. Борн опустил тело пса на землю и вновь прислушался, боясь пошевелиться до тех пор, пока не убедился, что другие животные так и не уловили поданного своим собратом сигнала тревоги.

Все было тихо – слышался только успокаивающий шелест листвы на деревьях возле ограды, преграждавшей доступ в запретное поместье. Джейсон спрятал газовый пистолет в кобуру и пополз вперед, к покрытой гравием дороге, чувствуя, как по лицу, попадая в глаза, катятся капли пота. Он слишком долго не занимался этим: несколько лет назад необходимость успокоить набросившегося охранного пса была бы для него un exercise ordinaire, как сказал бы легендарный д'Анжу, но теперь это не казалось ему таким простым делом. Чувство, которое его охватывало, было самым настоящим страхом – страхом чистейшим, без примеси. Куда же подевался тот, прежний человек? Но у него есть Мари и дети – и того прежнего человека нужно призвать. Так позови же его!

Борн вновь снял бинокль с ремня брюк и поднес его к глазам. Свет луны возникал и исчезал: низкие тучи то и дело загораживали ее, но даже этой тусклой желтизны было достаточно. Он сфокусировал бинокль на кустарнике перед оградой, окаймлявшей дорогу. По отходящей вбок грязной дорожке взад и вперед, как раздраженная, нетерпеливая пантера, бегал доберман-пинчер, останавливаясь время от времени, чтобы помочиться и сунуть морду в кусты. Как запрограммированный, пес бегал между обоими закрытыми железными воротами на огромной подъездной дороге. В каждом конечном пункте своего маршрута он останавливался, рычал и несколько раз крутился на месте, ожидая и ненавидя резкий электрический разряд из своего ошейника, который последует в том случае, если он без нужды выйдет за границу своего участка. Опять-таки подобный метод натаскивания характерен для Вьетнама: солдаты приучали сторожевых псов находиться около складов с боеприпасами и снаряжением при помощи дистанционных устройств такого типа. Джейсон направил бинокль в дальнюю часть огромного газона, раскинувшегося перед домом, и сфокусировал его на третьем псе – огромной немецкой овчарке, приятной на вид, но смертельно опасной во время нападения. Сверхактивный пес метался по газону, возбужденный, вероятно, шуршанием белок или кроликов в кустах, но не запахом человека: иначе он издал бы горловой рык – сигнал нападения.

Джейсон попытался проанализировать то, что увидел, так как результаты этого анализа должны определить его дальнейшую тактику. Он обязан допустить, что на территории есть четвертая, пятая, а может, и шестая собаки, охраняющие по периметру поместье Суэйна. Но почему таким образом? Почему не целая свора лающих в унисон псов, представляющая еще более устрашающее зрелище? Здесь не могло идти речи о затратах, способных отпугнуть азиатского крестьянина... И тут до него дошло: объяснение было настолько простым, что дальше некуда. Он перевел бинокль сначала на немецкую овчарку, потом на добермана, затем вновь на овчарку, все еще ясно помня длинношерстого колли. Кроме того, что они были хорошо натренированными сторожевыми псами, они были и выхоленными представителями своей породы с великолепной родословной: эти свирепые животные днем – чемпионы собачьих выставок, ночью – опасные хищники. Разумеется. «Ферма» генерала Нормана Суэйна была его зарегистрированной собственностью, он не скрывал ее, наоборот, она была на виду, и ее, без всякого сомнения, навещали – возможно завидуя – друзья, соседи и коллеги. В дневные часы гости могли восхищаться этими послушными чемпионами, дремавшими в хорошо оборудованных будках, не понимая, кем они являлись в действительности. Норман Суэйн, глава службы материально-технического снабжения Пентагона и бывший питомец «Медузы», был всего лишь любителем собак, которого можно было похвалить за чистоту кровей его животных. Он вполне мог даже требовать плату за случку своих чистокровных кобелей; в канонах военной этики не говорилось ничего о том, что препятствовало бы подобной практике.

Обман. Если эта сторона деятельности генеральской «фермы» была обманом, то следовало сделать вывод о том, что и все поместье было не лучше: такая же фальшивка, как и «наследство», которое сделало возможной его покупку. «Медуза».

В дальней части газона, из тени дома появилась одна из двух странных машинок на трех колесах и покатила по круговой дороге к выезду. Борн навел на нее бинокль и ничуть не удивился, увидев, как немецкая овчарка игриво подпрыгнула и побежала рядом с машиной, полаивая и явно ожидая похвалы водителя. Водитель. Водители занимались и дрессировкой собак! Знакомый запах, исходивший от них, успокаивал животных. Наблюдение дало пищу для анализа, а анализ определил его дальнейшую тактику. Он должен передвигаться – и более свободно, чем теперь, – по поместью генерала. Для этого ему надо оказаться в компании дрессировщика. Он должен захватить одного из охранников; он бросился назад под прикрытие сосен к тому месту, где он проник на территорию «фермы».

Пуленепробиваемая машина остановилась на узкой дорожке на полпути между двумя воротами, почти скрытая кустами. Джейсон отрегулировал бинокль. Доберман-пинчер был, по-видимому, любимой собакой водителя: тот открыл правую дверцу, и животное подпрыгнуло, положив огромные лапы на сиденье. Человек сунул печенье или кусочки мяса в распахнутую пасть, потом почесал псу шею.

Борн знал, что у него оставались какие-то мгновения для того, чтобы придать своей еще неясной стратегии четкость. Он должен был остановить машину и выманить из нее водителя, но так, чтобы не спугнуть его, чтобы у него и мысли не возникло воспользоваться рацией и вызвать подмогу. А что, если собака? Лежащая на дороге? Нет, не годится: водитель может подумать, что ее подстрелили из-за ограды, и поднимет тревогу. Что же можно сделать? Его охватывали панические неуверенность и возбуждение, пока глаза в почти полной темноте торопливо обшаривали местность. И вдруг очевидное опять словно ударило его.

Огромный, великолепно подстриженный газон, подровненные до миллиметра кусты, выметенная круговая дорога, – все говорило об аккуратности, царившей в генеральском поместье. Джейсон буквально слышал, как Суэйн приказывает своим слугам, чтобы они"прошерстили все до последнего уголка!".

Борн взглянул на машину и добермана; водитель добродушно отталкивал пса, собираясь захлопнуть дверцу. Остаются какие-то мгновения! Что же делать?

Он заметил лежащую на земле ветку: сгнивший сук упал с возвышавшейся над ним сосны. Он пригнувшись подбежал к ней, вытащил из грязи и листвы и поволок к асфальтированной дорожке. Если положить ее поперек дороги – будет выглядеть явно как засада, но если ее лишь частично выдвинуть на асфальт – этаким вторжением в царство аккуратности, – это сразу бросится в глаза, и задачу по ее удалению будет лучше решить теперь же, до того, как по дороге проедет генерал и увидит ее. Люди в поместье Суэйна были либо солдатами, либо бывшими солдатами, все еще подчиняющимися военному начальству, – они постараются избежать замечаний, в особенности из-за ерунды. У Джейсона были все шансы на успех. Он взял сук и продвинул его примерно на пять футов на дорожку. Он услышал, как захлопнулась дверца и машина рванула вперед, набирая скорость. Борн метнулся в темноту у сосен.

Водитель вывернул машину с грязной дорожки на подъездную дорогу. Он было прибавил газу, но столь же быстро замедлил ход, когда луч его единственной фары выхватил из темноты новое препятствие, раскинувшееся на дороге. Он приблизился к нему осторожно, на минимальной скорости, потом, поняв, что это такое, рванул машину вперед. Без колебаний он открыл боковую дверцу – толстая панель из плексигласа откинулась на шарнирах вперед, а он вышел из машины.

– Здоровяк Рекс, ты очень плохая собачка, приятель, – произнес шофер довольно громко с очень сильным южным акцентом. – Что ты выволок сюда, глупый ублюдок? Увешанный побрякушками болван тебе шкуру спустит за то, что ты поганишь его поместье!.. Рекс? Рекс, ну-ка, иди сюда, сучий пес! – Мужчина подобрал сук и закинул его подальше от дороги в тень возле сосны. – Рекс, ты меня слышишь? Ты, горбатая задница, рогатый жеребец!

– Не шевелись и вытяни руки перед собой, – приказал Джейсон Борн, выходя из темноты.

– Вот дерьмо! Кто ты такой?

– Некто, кому наплевать на то, будешь ты жить или нет, – спокойно ответил незваный гость, появившись перед шофером.

– У тебя пистолет! Я вижу его!

– У тебя тоже. Только твой в кобуре, а мой – в руке и нацелен прямо тебе в голову.

– Собака! Куда, черт бы ее побрал, подевалась собака?

– Выведена из строя.

– Что-о?

– Он показался мне хорошим псом. Из него можно было сделать все, что захотел бы получить дрессировщик. Так что не стоит винить животное, вини человека, который его натаскивал.

– О чем это ты?

– Главная моя мысль в том, что я скорее убью человека, чем животное; теперь я говорю яснее?

– Вовсе нет! Я знаю только, что этот человек совсем не хочет, чтобы его убивали.

– Так давай потолкуем!

– Слов можно много сказать, а жизнь одна, мистер.

– Опусти правую руку и вытащи свой пистолет – одними пальцами, мистер. – Охранник сделал так, как ему велели: большим и указательным пальцами достал оружие. – Брось-ка его мне, будь добр. – Тот подчинился. Борн поймал пистолет.

– Что, черт подери, все это значит? – с мольбой в голосе закричал охранник.

– Мне нужна информация. Меня послали сюда, чтобы я добыл ее.

– Я скажу тебе все, что знаю, только отпусти меня. Я больше не хочу иметь ничего общего с этим местом! Я так и знал, что однажды это случится, и говорил Барби Джо, можешь спросить ее! Я сказал ей, что однажды придут люди и станут задавать вопросы. Но не таким образом, не так, как ты! Не с пистолетами, нацеленными нам в голову.

– Полагаю, Барби Джо – это твоя жена.

– Типа того.

– Тогда давай-ка начнем с того, почему «люди» придут и станут задавать вопросы. Мое начальство желает знать. Не беспокойся, ты не будешь замешан, никто в тебе не заинтересован. Ты – всего лишь охранник.

– И только, мистер! – перебил его перепуганный человек.

– Итак, почему ты сказал Барби Джо эти слова? Что, мол, однажды придут люди и станут задавать вопросы?

– Черт, я не уверен... Только здесь столько всего странного, знаете?

– Нет, не знаю. Например, что?

– Ну, например, этот увешанный побрякушками крикун генерал. Он ведь большая шишка, верно? К его услугам пентагоновские машины, шоферы, даже вертолеты, как только они ему понадобятся, верно? Он – владелец этого места, верно?

– Ну и?

– А этот толстый сержант – какой-то вшивый сержант – крутит им так, словно он не прошел хорошую школу в туалетах, вы понимаете, что я имею в виду? А его сисястая жена? Она ведь спит с этим слоном и плюет на то, что все об этом знают. Это ведь странно – чертовски странно, понимаете меня?

– Пока я вижу только семейную грязь, но не уверен, что это кого-либо касается. Почему люди придут сюда и станут задавать вопросы?

– А почему вы пришли сюда, приятель? Думали, что сегодня вечером состоится собрание, не так ли?

– Собрание?

– Все на шикарных лимузинах с шоферами – крупные шишки, верно? Но вы выбрали не ту ночь. Выпустили собак, а их никогда не выпускают, если должно состояться собрание.

Борн сделал паузу и заговорил, когда приблизился к водителю.

– Теперь мы поговорим в машине, – властно промолвил он. – Я пригнусь, а ты будешь делать то, что я прикажу.

– Вы обещали меня отпустить!

– Отпущу. И тебя, и второго охранника. Те ворота на сигнализации?

– Когда выпускают собак – нет. Если эти бестии увидят что-нибудь на дороге, они возбудятся, начнут прыгать и выключат сигнализацию.

– Где панель сигнализации?

– Их две. Одна – во флигеле у сержанта, вторая – в холле, в доме. Если ворота закрыты, ее всегда можно включить.

– Давай, поехали.

– Куда поедем?

– Я хочу увидеть каждую собаку на этой территории.

Ровно через двадцать одну минуту, когда остальные сторожевые псы были усыплены и перенесены в свои будки, Борн открыл ворота и выпустил обоих охранников. Он дал каждому по триста долларов.

– Это в возмещение тех убытков, которые вы понесли, – сказал он.

– Эй, а как же моя машина? – спросил второй охранник. – Она не так уж хороша, но я на ней езжу. Вилли и я приехали сюда на ней.

– Ключи есть?

– Да, у меня в кармане. Она припаркована в тыльной стороне дома, рядом с вольерами для собак.

– Получишь ее завтра.

– А почему не сейчас?

– Когда будешь выезжать, наделаешь слишком много шума, а мое начальство может прибыть с минуты на минуту. Лучше им тебя не видеть. Можешь мне поверить.

– Вот дерьмо! Что я тебе говорил, Джим Боб? То же самое, что и Барби Джо. Дикие дела творятся в этом месте, парень!

– В трехстах баксах нет ничего дикого, Вилли. Пошли, остановим какую-нибудь машину. Еще не поздно, и на шоссе нас кто-нибудь подберет... Эй, мистер, а кто позаботится о собаках, когда они очнутся? Их надо будет прогулять и покормить перед утренней сменой – ведь любого незнакомца, который попытается подойти к ним, они на куски разорвут.

– Как насчет старшего сержанта? Он может с ними справиться?

– Они его не слишком любят, – сказал охранник по имени Вилли, – но слушаются. Но с генеральшей они ведут себя лучше, скоты рогатые.

– А сам генерал? – спросил Борн.

– Он готов обмочиться, едва их завидит, – ответил Джим Боб.

– Благодарю за информацию. Теперь идите и немного спуститесь по шоссе, прежде чем начнете голосовать. Мое начальство подъедет с другой стороны.

– Знаете, – сказал второй охранник, взглянув при свете луны на Джейсона, – это самая сумасшедшая ночь, какая у меня когда-либо была или будет. Вы пробрались сюда, одетый как какой-нибудь чертов террорист, но говорите и действуете как настоящий строевой офицер. Вы постоянно упоминаете свое «начальство», усыпили наших щенков и заплатили нам по триста баксов. Я ничего не понимаю!

– А тебе и не нужно. Но если бы я был террористом, вы, наверное, сейчас были бы мертвы, не так ли?

– Он прав, Джим Боб. Давай, топаем отсюда.

– Что же, черт подери, нам говорить?

– Говорите любому, кто бы вас ни спросил, правду. Опишите, что случилось сегодня ночью. Кроме того, можете добавить, что код – «Кобра».

– Боже мой! – взвизгнул Вилли, и оба охранника заторопились к шоссе.

Борн запер ворота и направился к патрульной машине, точно зная: что бы ни случилось в последующие несколько часов, придаток «Медузы» будет обеспокоен еще больше. Лихорадочно станут задавать вопросы – вопросы, на которые не будет ответов. Никаких ответов. Сплошная загадка.

Он сел в машину, нажал на сцепление, выжал газ и двинулся к флигелю, расположенному в конце покрытой гравием дороги, отходящей от безукоризненно чистого кругового подъезда к дому.

Борн стоял у окна, всматриваясь внутрь флигеля. Огромный, тучный старший сержант сидел в глубоком кожаном кресле, положив ноги на пуфик, и смотрел телевизор. Судя по звукам, проникавшим из-за окна, – особенно по торопливо-надрывному и быстрому голосу комментатора, помощник генерала был увлечен бейсбольным матчем. Джейсон осмотрел комнату. Она была обычна для загородного домика: обилие красного и коричневого цветов, начиная с темной мебели и кончая шторами в широкую клетку – удобное и типично мужское жилье в сельской местности. Никакого оружия не видно: ни традиционного старинного ружья над камином, ни выделенного генералом пистолета 45-го калибра – его не было ни на сержанте, ни на столике рядом с креслом. Помощник ничуть не беспокоился о своей безопасности, да и к чему? Поместье генерала Нормана Суэйна было надежно защищено: ограда, ворота, охранники и натасканные псы, рыскающие по всей территории. Борн смотрел на физиономию главного сержанта, на его тяжелую челюсть. Какие тайны скрыты в этой огромной голове? Он обязательно выяснит это. Дельта-один из «Медузы» выяснил бы это, даже если ему пришлось бы расколоть сержанту череп. Джейсон отпрянул от окна и, обойдя флигель, подошел к двери. Костяшками пальцев левой руки он дважды постучал, сжимая в правой автоматический пистолет, предоставленный в его распоряжение Александром Конклином – Князем тайных операций; по номеру этого оружия невозможно было выяснить, откуда оно взялось.

– Открыто, Рейчел! – прокричал хриплый голос. Борн нажал на ручку замка и толкнул дверь: медленно отворяясь, она стукнулась о стену. Он вошел внутрь.

– Господи! – проревел старший сержант, убирая ноги с пуфика. Извиваясь всем массивным телом, он пытался подняться с кресла. – Ты! Ты – проклятый призрак! Ты ведь мертв!

– Давай сначала, – предложил Дельта из «Медузы». – Ты ведь Фланнаган, не так ли? Насколько мне помнится.

– Ты мертв! – опять закричал помощник генерала, при этом его глаза от страха готовы были выкатиться из орбит. – Ты получил свое в Гонконге! Тебя убили в Гонконге... четыре – нет, пять лет назад!

– Надо же, следишь...

– Мы знаем... Я знаю!

– Выходит, у тебя есть связи в нужных местах.

– Ты – Борн!

– Можешь считать, что я снова родился.

– Я не верю в это!

– Поверь, Фланнаган! А теперь потолкуем об этих «мы». О «Женщине-Змее», если быть точным.

– Ты тот человек, которого Суэйн назвал Коброй!

– Кобра – это змея.

– Не понимаю.

– Жаль.

– Ты ведь – один из нас!

– Был. Но меня оттеснили в сторону. И я, как змея, опять прополз куда надо.

Сержант в бешенстве посмотрел на дверь, потом на окна и спросил:

– Как ты сюда попал? Где охранники и собаки? Боже!! Куда они подевались?

– Собаки мирно спят у себя в будках, поэтому я дал охранникам сегодня на ночь отгул.

– Ты дал?.. Собаки были спущены с цепи!

– Теперь уже нет. Их убедили немного отдохнуть.

– А охранники, эти чертовы охранники?!

– А их убедили уйти отсюда. А то, что они думают о сегодняшних событиях, это уж и вовсе вызовет замешательство.

– Что ты сделал – что ты делаешь?

– Мне кажется, я только что говорил об этом. Нам надо потолковать, сержант Фланнаган. Я хочу наверстать упущенное и догнать своих старых товарищей.

Перепуганный человек неуклюже откинулся в кресле и как-то гортанно прошептал:

– Ты – маньяк, которого они называли Дельтой до того, как ты сбрендил и решил заняться своим собственным бизнесом! Мне показали фотографию: ты лежал на столе, а простыня была покрыта пятнами крови; твое лицо было открыто, глаза широко распахнуты, раны во лбу и горле еще кровоточили... Они спросили меня, кто ты такой, и я сказал: «Он – Дельта. Дельта-один – из нелегалов», а они мне: «Нет, это – не он, это – Джейсон Борн, наемный убийца». Тогда я сказал: «Тогда это – один и тот же человек, потому что этот человек – Дельта, уж я-то его знаю». Они поблагодарили меня, велели возвратиться и присоединиться к остальным.

– Кто это – «они»?

– Какие-то люди из Лэнгли. Тот, кто разговаривал со мной, был хромой, у него еще была трость.

– А «другие» – те, к кому они велели тебе возвратиться и присоединиться, – кто они?

– Человек двадцать пять – тридцать из старой сайгонской братии.

– Сайгонского командования?

– Ага.

– Люди, которые работали с нашей «братией» – с нелегалами?

– Большей частью, да.

– Когда это было?

– Ради Христа, я же уже сказал тебе! – заревел испуганный помощник. – Четыре или пять лет назад! Я видел фотографию – ты был мертв!

– Всего лишь одну фотографию, – спокойно перебил Борн, не сводя глаз со старшего сержанта. – У тебя превосходная память.

– Ты приставил дуло пистолета к моей голове. Тридцать три года службы, две войны, двенадцать боевых операций – и никто никогда так не поступал со мной, никто, кроме тебя... Да, память у меня хорошая.

– Кажется, я понимаю.

– А я – нет! Я ни черта, не понимаю! Ты был мертв!

– Ты уже это говорил. Но я ведь жив, разве не так? А может, и нет: может, у тебя – кошмар, а я призрак, который навестил тебя после двадцати лет жизни во лжи.

– Что за чушь? Что, черт побери...

– Не двигайся?

– Я и не собираюсь!

Внезапно вдалеке что-то грохнуло... Выстрел! Джейсон резко обернулся... но инстинкт велел ему повернуться обратно! На триста шестьдесят градусов! Огромная туша бросилась на него, ее огромные кулаки, похожие на молоты для забивания свай, едва коснувшись, соскользнули с его плеч, так как Дельта-один яростно выкинул вверх правую ногу и саданул сержанта по почкам. Ботинок глубоко погрузился в мягкое тело: дулом автоматического пистолета он ударил сержанта по загривку. Фланнаган пошатнулся и упал, распластавшись на полу; Джейсон двинул сержанта левой ногой, как молотом, по голове, чтобы тот успокоился окончательно.

Тишину нарушали непрерывные истеричные крики женщины, которая неслась к открытой двери флигеля. Через несколько секунд жена генерала Нормана Суэйна ворвалась в комнату и сразу же отпрянула назад при виде открывшейся ей картины; она схватилась за спинку ближайшего стула, не в силах сдержать смятение.

– Он мертв!! – взвизгнула она, падая в изнеможении на пол и отталкивая стул. Потянувшись к своему любовнику, она закричала: – Он застрелился, Эдди! Боже мой, он убил себя!

Джейсон Борн, до этого момента сидевший на корточках, поднялся и подошел к двери странного, хранившего так много тайн флигеля. Спокойно, не спуская глаз с двух своих пленников, он закрыл ее. Женщина рыдала, тяжело дыша и всхлипывая, но из глаз у нее текли слезы не скорби, а страха. Сержант несколько раз моргнул, а затем поднял свою громадную голову. Если его лицо и выражало какие-то эмоции, то это была смесь гнева и удивления.