Второй акт
Та же квартира. Михаил, Соня и Эдик стоят на коленях. Спецназовец снял шлем с забралом, распустил волосы и оказался… женщиной. Это — Надя.
НАДЯ (мужу). Эдуард, это ты?
ЭДИК. Нет, не я.
НАДЯ. Не ври! Как ты попал в эту квартиру?
ЭДИК. Я?
НАДЯ. Ну не я же!
ЭДИК. А почему у тебя ружье? Ты же в санатории…
НАДЯ. Еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?
ЭДИК. Работаю. А ты что здесь делаешь?
НАДЯ. Работаю. Почему именно в этой квартире?
ЭДИК. А ты?
НАДЯ (приставив дуло к его лбу). Я первая спросила.
ЭДИК. У него пистолет. У тебя — ружье. Я с ума сойду. Чем тебе не нравится эта квартира?
НАДЯ. Потом объясню. Отвечай!
ЭДИК. Мне наряд в «Доброморе» сюда выписали.
СОНЯ. Какой еще наряд? Значит, ты… на самом деле тараканов травишь?!
НАДЯ (показывает на Соню). Кто эта женщина, почему она тебе тыкает?
ЭДИК. Наденька, она просто хозяйка тараканов, то есть квартиры…
МИХАИЛ. Это — моя жена. Была. А ты-то кто?
НАДЯ (показывает винтовкой на Эдика). Я его жена.
ЭДИК. Просто какая-то комедия ошибок!
СОНЯ. Трагедия ошибок.
НАДЯ (Михаилу, показывая на Соню). Она у тебя кто?
МИХАИЛ. На актрису училась.
НАДЯ. А мой вроде как на режиссера…
ЭДИК. Что значит — вроде как?
НАДЯ. Заткнись и оденься. Стыдоба. Что люди подумают!
Эдик торопливо одевается в мятый халат.
МИХАИЛ. Да, люди могут подумать всякое. Сама-то откуда?
НАДЯ. Спецотряд «Россомон».
МИХАИЛ. Снайпер?
НАДЯ. Снайпер.
ЭДИК. Надя, что ты говоришь? Ты же тренер в школе юных биатлонистов.
НАДЯ. Ага, прокормишь тебя на зарплату тренера. (Михаилу.) Подрабатываю.
МИХАИЛ. Постреливаешь?
НАДЯ. Постреливаю…
СОНЯ. Лучше бы шила.
НАДЯ (Соне). Заткнись! (Михаилу.) А ты чего за своей женой не смотришь?
МИХАИЛ. Виноват, товарищ…
НАДЯ. Лейтенант.
ЭДИК. Бред какой-то!
МИХАИЛ (протягивая руку). Капитан третьего ранга Стороженко. Охрана президента.
НАДЯ. Врешь! (Отталкивает его руку стволом винтовки.)
МИХАИЛ. Смотри!
Он достает из кармана удостоверение, раскрывает, показывает издали.
НАДЯ. Стой, где стоишь!
Она вскидывает винтовку и, глядя в окуляр, читает.
НАДЯ. «Капитан третьего ранга Стороженко Михаил Иванович. Воинская часть…» Верно! А мне дали вводную, что тут база наркодилеров.
МИХАИЛ. И какую задачу поставили?
НАДЯ. Зачистить, а чемоданчик с героином забрать.
ЭДИК. Как зачистить?
НАДЯ. Как… как ты тараканов.
ЭДИК. Но мы же не тараканы!
СОНЯ. Ты уверен?
МИХАИЛ. Кто приказал?
НАДЯ. Генерал Строев.
МИХАИЛ. Так и знал. Сволочь! (Жене.) А ты, дура: «Канары!» Канарейка!
Загорается экран, на котором возникает генерал Строев.
СТРОЕВ. Да, приказал. И почему сразу — сволочь? Сами виноваты. А ты, лейтенант, в чем дело? Надо было стрелять прямо из люльки. Я дал четкие инструкции.
НАДЯ. В квартире задымление. Боялась снять не того…
СТРОЕВ. Ты плохо слышишь, лейтенант? Я же сказал: в случае трудностей с идентификацией нейтрализовать всех находящихся в помещении.
НАДЯ. И этих?
СТРОЕВ. Всех.
ЭДИК. И меня?
СТРОЕВ. Всех.
ЭДИК. Но я ее муж.
НАДЯ. Я с тобой развожусь.
СТРОЕВ. Правильно, «вдова» звучит лучше, чем «разведенная». Работайте!
МИХАИЛ. А шума не боитесь?
СТРОЕВ. Нет. Винтовка с новейшим глушителем. Стреляет — как шепчет.
МИХАИЛ. Я про другое. Расстрел семьи офицера охраны президента. Шум в прессе. Журналистские расследования…
СТРОЕВ. Майор, что за кадетская наивность? Пресса — как дрессированная собака: приносит в зубах только то, что ей бросили. Ну, взорвется в квартире газ. Бывает. Лейтенант, после зачистки чемоданчик отдадите мне. Работайте!
НАДЯ (показывает на мужа). А с ним-то что делать?
СТРОЕВ. На ваше усмотрение.
Отключается. Все молча глядят на потемневший экран.
НАДЯ (толкая мужа винтовкой). Догулялся?
ЭДИК. Надюша, я буду верен тебе, как пес!
НАДЯ. Как кобель… Я же предупреждала: поймаю — убью!
МИХАИЛ. И ты тоже?
ЭДИК. Наденька, клянусь, я морил здесь тараканов. Я тебя люблю!
НАДЯ (мужу). Голым травил?
СОНЯ. Это я предложила Эдуарду Семеновичу после работы воспользоваться нашим душем.
МИХАИЛ. И моим полотенцем?
НАДЯ. Вы им верите?
МИХАИЛ. Что я, контуженый!
СОНЯ. Ну почему вы такие недоверчивые? Он мне совершенно не нравится. У него… зубов не хватает!
НАДЯ (мужу). Не стыдно? Уже и посторонние замечают. Говорила: сходи к дантисту! (Соне.) А вас никто не заставлял к чужому мужу в рот заглядывать.
ЭДИК. Наденька, это очень дорого! У них пломбы, наверное, из платины. А эти страшные бормашины! Зачем меня бурить? Разве я нефтяная скважина? Еще подсовывают договор.
НАДЯ. Сейчас везде договоры. И я подписала, когда сюда шла. Иначе бухгалтерия не пропустит.
ЭДИК. Ты почитай этот договор. Они не несут никакой ответственности, даже если я умру в кресле от болевого шока.
МИХАИЛ. Врачи и власть у нас никогда ни в чем не виноваты. (Наде.) Как ты живешь с этим занудой?
НАДЯ (мечтательно). Раньше он таким не был. Мы познакомились, когда я еще на лыжах бегала. Парни в команде хорошие, но скучные. Поговорить не о чем. Ну я в тренера и влюбилась… женатого.
СОНЯ. Самые лучшие мужики, наверное, рождаются женатыми.
МИХАИЛ. Не перебивай! Человек жизнь рассказывает.
НАДЯ. Я с тренировки возвращалась. Он подошел: «Вы Маргарита!» Я говорю: «Меня Надей зовут». А Эдик: «Не спорьте! Я ставлю Булгакова. У меня гениальный замысел: у Мастера будет семь Маргарит!»
МИХАИЛ. Гарем, что ли?
ЭДИК. Почему сразу гарем? Это метафора неисчерпаемости эроса, символ мятущегося мужского начала, когда одну женщину можно, словно луч света, разложить на семь цветов, как радугу…
МИХАИЛ. Вот и раскладывал бы лучи, а не чужих жен.
НАДЯ. …Эдик предложил мне стать одной из Маргарит.
СОНЯ. Как обычно. Неужели согласилась?
НАДЯ. А вы бы отказались? Но спектакль он так и не поставил. Вообще-то меня тренер замуж звал, обещал развестись, но я не хотела разрушать семью. Сама без отца выросла. А Эдик так красиво про театр рассказывал! Сначала все хорошо было. Я выиграла чемпионат Европы, но сломала ногу и перешла на тренерскую. Эдик нашел спонсора и открыл в подвале театр «Экскрим».
СОНЯ. Значит, не врал про театр?
ЭДИК. Я не вру никогда. Без необходимости.
НАДЯ. Но зрители к нам мало ходили…
СОНЯ. Почему?
НАДЯ. Ну, как сказать… Не всем нравится, когда со сцены матерятся.
ЭДИК. Не матерятся, а используют экспрессивную лексику.
МИХАИЛ. Минуточку, значит, если ты в трамвае материшься, тебя повяжут, а если со сцены…
ЭДИК. Конечно! Ведь в трамвае вы ругаетесь из хулиганских побуждений, а со сцены из художественных.
НАДЯ. Потом вышел закон… ну, в общем, запретили со сцены ругаться. И наш театр закрылся.
МИХАИЛ. Ну, ставил бы дальше чего-нибудь без мата.
ЭДИК. Я не работаю в условиях вербальной неволи!
СОНЯ. Значит, все-таки врал! А как ты в «Доброморе» оказался?
ЭДИК. Изучаю бездны бытия.
НАДЯ. Не ври! Это тренер организовал «Добромор». У него жена — химичка. Я попросила за Эдика. Не отказал. Все-таки мой первый мужчина.
ЭДИК. Наденька, не впутывай меня в свой половой анамнез! Мне будет тяжело с этим жить.
МИХАИЛ. Она сейчас тебе дырку в башке сделает — сразу полегчает. (Наде.) А ты-то сама в «Россомон» как попала?
НАДЯ. Набирали снайперов из биатлонистов для горячих точек. Решила заработать. Эдик у меня хорошо кушает. Да и ребеночек наконец-то наметился. Вот я перед декретом и поехала в командировку. Выследили, поймали, надругались, а пристрелить не успели, наши отбили. Потом четыре операции. Детей у меня не будет. Никогда. А из «Россомона» меня комиссовали.
МИХАИЛ. И тебя комиссовали? Вот суки!
ЭДИК. Боже, Надя, почему ты скрывала? Я думал, ты на сборы ездишь.
НАДЯ. Зачем тебе-то знать? Вы, режиссеры, такие впечатлительные, нервные. (Михаилу.) У вас есть дети?
МИХАИЛ. Лучше бы не было.
НАДЯ. Не гневите бога! Я бы за ребенка все отдала… за мальчика, блондина с голубыми глазами.
ЭДИК. От меня? Блондина? Мечтательница ты моя! Прости, Наденька, прости…
МИХАИЛ. Погоди, лейтенант, что-то тут не так. Если тебя из «Россомона» комиссовали, как ты здесь-то оказалась?
НАДЯ. Сама удивляюсь. Позвонил генерал Строев, сказал, есть одноразовое задание — зачистить наркодилеров. Обещал хорошо заплатить. Я согласилась. Эдик в «Доброморе» едва держится. Тренер говорит, таких работничков самих травить дустом надо.
МИХАИЛ. Странно. Почему он именно тебе предложил?
НАДЯ. Не знаю.
МИХАИЛ. Я, кажется, понял. Ты зачистишь нас, а они — тебя.
НАДЯ. Нет!
СОНЯ. Похоже на правду.
МИХАИЛ. В списках не значишься. От тебя легче избавиться. Концы в воду!
ЭДИК. Я всегда знал, что мы живем в антинародном государстве.
НАДЯ. Ну почему, почему?! Я честно выполняла приказы, пострадала. А теперь от меня хотят избавиться. За что?
СОНЯ. У каждого насекомого свой «Добромор».
НАДЯ. Человек — не насекомое.
Надя отшвыривает винтовку, садится, закрывает лицо и плачет.
МИХАИЛ. Я тоже раньше так думал. Хочешь отомстить?
НАДЯ. Хочу. Сволочи!
МИХАИЛ. Нет проблемы. (Открывает чемоданчик.) Прошу!
НАДЯ. Что это?
МИХАИЛ. Нажимай, не бойся! Это ядерный чемоданчик.
Надя с ужасом осматривает чемоданчик.
НАДЯ. Тот самый? А говорили, наркотики, героин…
МИХАИЛ. Это гораздо лучше. Можно стать Богом. На миг. Он создал мир, а ты уничтожишь. Подумай, лейтенант!
ЭДИК (Соне). У твоего мужа оригинальное мышление, почти режиссерское.
СОНЯ. Да? Я как-то раньше не замечала.
НАДЯ. Откуда у вас чемоданчик?
МИХАИЛ. Таскал за президентом. А потом себе забрал.
НАДЯ. Тоже хочешь отомстить?
МИХАИЛ. Да! Присоединяйся! Вместе веселее…
ЭДИК. А мне можно примкнуть?
МИХАИЛ. Кому мстить будешь?
ЭДИК. Человечеству и тренеру.
МИХАИЛ. Попробуй, если ты и в самом деле Супер-штейн!
ЭДИК. Да, да, да! Я ненавижу мир, который не понимает, что в театре можно абсолютно все, что лучший спектакль — это пустая сцена, не оскверненная пошлой декорацией, что только уничтожая искусство, мы возрождаем его для новых смыслов, что, сквернословя, мы очищаем душу от мерзости животного низа, что, богохульствуя, мы приобщаемся к трепету чистой веры!
МИХАИЛ. Непонятно, но убедительно.
ЭДИК. Куда нажимать?
МИХАИЛ. Сюда.
СОНЯ. Стой! Ты что делаешь! А как же Федя? Он никогда не вырастет, не выучится, не выберет профессию, не влюбится, не женится, не родит детей…
МИХАИЛ (ерничая). Не выстроит дом, не посадит дерево. Я выстроил. И что? Зато Федю не вышвырнут с работы, не ограбит банк «Щедрость», его сын не воткнет саморез в задницу учительнице и не предаст отца. И он, Федя, придя домой, не обнаружит свою жену с голым матерщинником…
СОНЯ. Наверное, ты прав. У Феди никогда не будет дочери, и она не променяет искусство на семейную поденщину и парное одиночество. Я с вами!
Открывается крышка мусоропровода, и вылезает человек в джинсовом костюме, бронежилете и каске с надписью «Пресса». Он слушает спор, достает и включает диктофон, затем извлекает из рюкзачка фотокамеру.
МИХАИЛ. Ну, кто нажмет?
ЭДИК. Одному страшно. Давайте вместе!
МИХАИЛ. Правильно. Мы, русские, соборный народ!
ЭДИК. Мы, евреи, тоже!
НАДЯ. Жалко…
МИХАИЛ. Чего тебе жалко, лейтенант?
НАДЯ. Цветов. Они такие красивые. Особенно — ромашки.
СОНЯ. Эдик, для снайпера твоя жена слишком поэтична.
ЭДИК. Да? Я как-то не замечал раньше.
МИХАИЛ. Что, цветочница, передумала?
НАДЯ (после колебаний). Нет! Я с вами!
МИХАИЛ. Жмем все разом на счет «четыре».
ЭДИК. Почему четыре?
МИХАИЛ. Ну, нас же четверо. Раз!
НАДЯ. Два!
ЭДИК. Т… т… три…
Все смотрят на Соню, которая медлит.
МИХАИЛ. Ну!
СОНЯ. Не могу… Снова о Феде вспомнила.
НАДЯ. Я тоже передумала.
МИХАИЛ. Из-за ромашек?
НАДЯ. Мы лучше усыновим кого-нибудь.
ЭДИК. Я тоже не хочу. Жизнь не так уж и плоха. Когда выходишь на поклон, а зал похож на луг, покрытый ночной росой…
СОНЯ. Почему росой?
ЭДИК. Это блестят слезы зрителей. Нет!
МИХАИЛ. Трусы! Интеллигенция болотная! Беру командование на себя. Раз, два, три, четы…
Тянется к кнопке. Незамеченный журналист ищет ракурс для съемки.
ПРАВДОМАТКИН. Одну минуточку!
Все четверо оглядываются, с удивлением рассматривают журналиста.
МИХАИЛ. Ты откуда?
ПРАВДОМАТКИН. Из мусоропровода. (Показывает на мусоропровод.)
СОНЯ. Тараканов там много?
ПРАВДОМАТКИН. Жуть!
СОНЯ. Я так и знала.
МИХАИЛ. Отставить! Человек по мусоропроводу не пролезет.
ПРАВДОМАТКИН. Человек не пролезет, а журналист везде пролезет.
МИХАИЛ. Ах, ты журналист? Как звать?
ПРАВДОМАТКИН. Захар Правдоматкин.
ЭДИК. Врет! Таких фамилий не бывает.
МИХАИЛ. Разберемся. Тебя Строев заслал?
ПРАВДОМАТКИН. Какой еще Строев? А-а-а, тот генерал, что полигон под дачи продал? Я про него писал. На самом деле меня зовут Женя Пузиков, но с такой фамилией в журналистике нельзя. Правдоматкин — псевдоним.
ЭДИК. Мне тоже твердили: «Эдик, возьми псевдоним!» Но я был и останусь Суперштейном до конца!
МИХАИЛ. Недолго осталось.
СОНЯ. А из какого вы издания?
ПРАВДОМАТКИН. Из еженедельника «Скандалиссимо»!
СОНЯ. Омерзительная газетка! Это вы писали, что Алла Пугачева хочет изменить пол?
ПРАВДОМАТКИН (гордо). Да. По просьбе Галкина.
НАДЯ. Но это же вранье!
ПРАВДОМАТКИН. Конечно. У нас тираж упал — вот и придумали.
СОНЯ. Вон из моего дома, пакостник!
ПРАВДОМАТКИН. Но я там уже не работаю.
ЭДИК. Почему?
ПРАВДОМАТКИН. Меня выгнали.
МИХАИЛ. И тебя. За что?
ПРАВДОМАТКИН. Главный редактор считает, что я перестал ловить мышей.
СОНЯ. В каком смысле?
ПРАВДОМАТКИН. Журналист должен носить в редакцию скандалы, как кот — мышей. Обещали: добудешь хороший скандал, возьмем назад. И вдруг такая удача — настоящая заваруха!
МИХАИЛ. Как ты узнал, что здесь заваруха?
ПРАВДОМАТКИН. Я мимо вашего дома хожу лечиться.
СОНЯ. В поликлинику?
ПРАВДОМАТКИН. С ума сошли! У врачей нельзя лечиться — все дипломы куплены. Я писал об этом.
НАДЯ. Как же вы лечитесь?
ПРАВДОМАТКИН. Народная медицина. Тоску от сволочной нашей жизни хорошо снимает водка, похмелье от водки облегчает портвейн, сушнячок от портвейна лучше промочить пивом, ну а от пива лечатся, понятно, — водкой.
ЭДИК. Интересная методика. Надо запомнить.
НАДЯ. Я тебе запомню!
ПРАВДОМАТКИН. Но вчера, кажется, была паленая водка. Чуть не умер. Мне бы грамм сто пятьдесят — вочеловечиться!
МИХАИЛ. Пусто. Жена не обеспечила. Я и сам перед Армагеддоном выпил бы. А у тебя-то нет? Ты же в магазин шел.
ПРАВДОМАТКИН. Не дошел. Вижу, у вашего дома народ, «Россомон», МЧС. А где маски-шоу, там точно скандал. Спросил. Сказали: бандиты в доме засели.
МИХАИЛ (тревожно озирается). Так, по местам… Лейтенант, держи!
Он проверяет свой пистолет и бросает Наде винтовку. Она ловко ловит.
НАДЯ. В чем дело?
МИХАИЛ. Сейчас этим же путем и твой «Россомон» полезет. Целься в шею, между шлемом и броником.
НАДЯ. Не дрейфь: у нас все мужики крупные — через мусорку не проползут.
ПРАВДОМАТКИН. Точно! Пробовали — не проходят. Один задохся. Пока его откачивали, я и прошмыгнул.
СОНЯ. Ловкий!
ПРАВДОМАТКИН. Профессия такая. Чуть-чуть развернитесь, пожалуйста!
НАДЯ. Это зачем еще?
ПРАВДОМАТКИН. Для снимка. И шире чемоданчик откройте!
Журналист расставляет всех вокруг чемоданчика.
ЭДИК. Коллега, я, как режиссер, советую вам поработать с лицами.
ПРАВДОМАТКИН. Зачем?
ЭДИК. Для экспрессии. Вообразите, у одного выражение угрюмой отваги. (Указывает на Михаила.) У другой теплится робкая надежда на посмертное счастье. (На Соню.) У третьей — сожаление о гибели подлого, но прекрасного мира. (На Надю.) Лютики и так далее.
НАДЯ. Ромашки! Ты принес мне на первое свидание ромашки. Забыл?
ЭДИК. Помню, помню…
МИХАИЛ. А у тебя самого что будет на роже написано?
ЭДИК. Я погибну, как Гамлет, с тихой улыбкой мести.
ПРАВДОМАТКИН. Ерунда! В самом начале у вас были очень хорошие лица. Такие глупые-глупые…
ЭДИК. Ну и чего же хорошего?
ПРАВДОМАТКИН. Читателю интересно только то, что глупее его самого. Встали. Последний снимочек. Это будет бомба!
МИХАИЛ. Атомная!
ПРАВДОМАТКИН. Почему — атомная?
МИХАИЛ. Потому что это — ядерный чемоданчик.
ПРАВДОМАТКИН. А сказали, в доме засели бандиты, которые ограбили банк.
МИХАИЛ. Бандиты засели в банках. Здесь ограбленные. Видишь, кнопка! Нажмешь — всему человечеству кирдык…
ПРАВДОМАТКИН (падает на колени). Боже, спасибо, услышал! Репортаж из логова ядерных террористов! Вся редакция… журналисты всего мира сдохнут от зависти!
МИХАИЛ. Это я тебе обещаю.
СОНЯ. Читатели, между прочим, тоже сдохнут.
ПРАВДОМАТКИН. Да и черт с ними! Не для них пишем.
НАДЯ. А для кого?
ПРАВДОМАТКИН. Для вечности.
ЭДИК. И вы для вечности?
МИХАИЛ. Если для вечности — тогда в самый раз. Жми! Сдохнем все вдруг.
ПРАВДОМАТКИН. Минуточку, а почему все вдруг? Вы же это не всерьез? Сколько денег запросим? Сто миллионов? По двадцатке на нос.
МИХАИЛ. Будем просить, чтобы газ в деревню к бате провели.
ПРАВДОМАТКИН. Шутите?
МИХАИЛ. Нет, всерьез.
ПРАВДОМАТКИН. Вы это понарошку… вы не нажмете кнопку?
МИХАИЛ. Нажму.
ПРАВДОМАТКИН. Мама! Не делайте этого!
МИХАИЛ. Почему? Ты же пишешь в газетенках, что мы живем на помойке, что наш мир смердит, как труп. Пусть летит к черту! На руинах, кто уцелеет, выстроит что-нибудь поприличнее… Готовы?
ВСЕ. Не надо!
МИХАИЛ. Надо!
Михаил нажимает кнопку. В чемодане мигают лампочки, раздается кряканье, как у машины со спецсигналом. Эдик, рыдая, бросается на шею Наде. Журналист падает в обморок. Соня закрывает лицо руками.
ЭДИК. Прощай жизнь, прощай искусство! А почему нет взрыва?
МИХАИЛ. Нельзя быть такими наивными.
ПРАВДОМАТКИН. Вы пошутили? Слава Богу!
МИХАИЛ. Нет, не пошутил. У нас минут десять. Пока совместятся коды, пройдет команда, приведут в боеготовность, запустят, потом американцы спохватятся — ответят. У них подлетное время с ближней точки минут пять. На круг у нас целых шестьсот секунд. Соня, пошли!
СОНЯ. Куда?
МИХАИЛ. Мне надо снять стресс.
СОНЯ. Ты же сказал: я тебе чужая!
МИХАИЛ. С чужой интересней. Жаль, борща нет… для полного счастья.
НАДЯ (подталкивая). Иди, муж позвал! Смотри, передумает…
ЭДИК (мечтательно). О, я это вижу! Крик женского счастья сольется с ядерным взрывом. Сильный режиссерский ход!
НАДЯ (бросаясь ему на шею). Ненормальненький ты мой!
ПРАВДОМАТКИН. Спасите!
Он бросается к мусоропроводу, но оттуда высовывается огромный кулак. Бежит к балкону, однако сверху спускается люлька с генералом Строевым.
СТРОЕВ. Стоять!
Все замирают.
ПРАВДОМАТКИН. Спасите, товарищ генерал!
СТРОЕВ. Молчать! (Михаилу.) Доигрался? Добился своего?
МИХАИЛ. Неужели вас уже сняли?
СТРОЕВ. Чему радуешься? Теперь президент все знает. Надо выпутываться.
Остальные с недоумением прислушиваются к разговору.
ПРАВДОМАТКИН. Вы о чем? Через пять минут ничего не будет!
СТРОЕВ. Кто это?
СОНЯ. Правдоматкин из «Скандалиссимо».
СТРОЕВ. Правдоматкин? Тебя же уволили.
ПРАВДОМАТКИН. А вы откуда знаете?
СТРОЕВ. Я и приказал. (Михаилу.) Как сюда попал этот недомерок?
МИХАИЛ. Через мусоропровод.
СТРОЕВ. Интересно. Надо прикомандировать к «Россомону» взвод боевых лилипутов.
НАДЯ. Поздно.
СТРОЕВ. Наращивать обороноспособность державы никогда не поздно.
НАДЯ. Вы не поняли. Он нажал кнопку… Началась атомная война.
СТРОЕВ. По вашей вине, лейтенант Суперштейн!
НАДЯ. Почему по моей?
СТРОЕВ. Если бы вы выполнили приказ, войны бы не было.
НАДЯ. Я не могла их убить.
СТРОЕВ. …И погубили человечество. Надо доверять командиру. Вам дали патроны с усыпляющими ампулами. В зоопарке хищников такими вырубают.
НАДЯ. Боже, что я натворила!
МИХАИЛ. Ничего ты не натворила. Кнопка срабатывает, если одновременно нажимают трое — министр обороны, начальник генштаба и президент…
ЭДИК. Значит, нет никакой войны?
СТРОЕВ. Вы о чем? Мы миролюбивая держава!
СОНЯ. Ты знал об этом?
МИХАИЛ. Конечно.
СОНЯ. Гад! Гад! Гад!
Бросается на мужа с кулаками. Раздается грохот. Рослый россомоновец в шлеме выносит дверь, разбрасывает завалы. Следом входит молодая дама в брючном костюме, пресс-секретарь президента Мура Шептальская.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Господа, президент Российской Федерации!
Все встают по стойке «смирно». Входит президент — дама средних лет — в сопровождении офицера-подводника с чемоданчиком, точь-в-точь как похищенный. Глава страны озирается, ищет зеркало, поправляет прическу, кивает Муре, которая говорит, словно читая мысли шефа.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Госпожа президент приняла решение навестить капитана третьего ранга Стороженко и пожелать ему скорейшего выздоровления на благо Отечества.
Россомоновец достает из-за спины букет и подает президенту, а та вручает недоумевающему Эдику, треплет его по плечу.
ЭДИК. Это мне? Спасибо…
СТРОЕВ. Валентина Валентиновна, простите… Не тому… Другому…
Генерал выскакивает из люльки, отбирает букет у Эдика и отдает Михаилу. Президент кивает.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна не идентифицировала вас без кителя. В связи с вашим решением уйти на заслуженный отдых и отдаться спортивной рыбалке вам вручается набор «Мечта рыболова».
Россомоновец подает чемоданчик. Мурена открывает и показывает содержимое: катушки, блесны, поплавки и т. д. Подводник смотрит с завистью.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Взамен госпожа президент хочет забрать служебный чемоданчик, который вы геройски сберегли от посягательства врагов России.
СТРОЕВ (тихо, но грозно). Отдай!
МИХАИЛ. Но…
СТРОЕВ (тихо). Потом.
Михаил покорно передает президенту чемоданчик.
СТРОЕВ (подводнику). Проверь!
Тот забирает чемоданчик у президента, ставит на стол, рядом с Фединым компьютером, откидывает крышку, кивает. Мурена аплодирует, остальные подхватывают. Журналист подскакивает к президенту с диктофоном.
ПРАВДОМАТКИН. Один вопрос: что вы чувствуете в этот исторический момент и как чувствует себя ваша любимая хаска Матильда?
Президент смотрит на пресс-секретаря.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Не дышите на президента! Вы из кремлевского пула?
ПРАВДОМАТКИН. Нет.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Кто пустил?
СТРОЕВ. Сам пролез.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Отойдите! (Поймав взгляд президента.) Подписан указ: все участники операции награждаются медалями «За споспешествование».
Омоновец достает красные коробочки. Шептальская вынимает медали, а президент прикалывает награды и пожимает руки. Награды получают все, включая президента, Строева, Муру и омоновца. Без наград остаются только Правдоматкин и Подводник, который явно задет этим.
НАДЯ. За что?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Вам же объяснили: «За споспешествование». Кроме того, вы получаете пакет льгот.
ЭДИК. Каких?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Бесплатный проезд везде, но в одну сторону. При оформлении инвалидности вам повышается группа. Инвалиды есть?
НАДЯ. У меня третья группа.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Теперь вторая. Поздравляю! Наконец, вам полагается 35-процентная скидка на ритуальные услуги.
СОНЯ. Обязательно воспользуюсь.
ЭДИК. Простите, а чему мы все-таки споспешествовали?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Это государственная тайна.
ВСЕ. (Переглянувшись, хором) Служим России!
Президент озирается.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Госпожа президент удивлена, в каких скромных, даже спартанских условиях живет офицер ее охраны. Сегодня миллионы граждан улучшают жилищные условия благодаря ипотеке. Вам дадут кредит.
МИХАИЛ. В банке «Щедрость»? Так он лопнул…
ШЕПТАЛЬСКАЯ (поспешно). Банковская система страны еще далека от совершенства, но мы работаем в этом направлении.
СТРОЕВ (тихо). Я тебе предлагал. Сам виноват, Миша!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Госпожа президент надеется, что вы все придете через неделю к урнам и бросите в них свой выбор. А мы должны присутствовать при рождении 150-миллионного гражданина России. Бай!
Высокие гости направляются к выходу. Офицер-подводник хочет взять и второй чемоданчик, но президент замечает на полу таракана.
ПРЕЗИДЕНТ. Тараканчик!
Ловко ловит и разглядывает насекомое, смеется, как девочка.
МИХАИЛ (смущенно). В простоте живем.
СОНЯ. Простите, Валентина Валентиновна, не успели эту сволочь потравить.
ЭДИК. У нас в «Доброморе» новый препарат, надежный, яд передается половым путем, но действует только через пять дней.
ПРЕЗИДЕНТ. Половым путем надо передавать любовь к Отечеству!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна подразумевает, что нам предстоит большая работа по патриотическому воспитанию народа.
Президент с удивлением смотрит на Шептальскую.
ПРЕЗИДЕНТ (таракану). Здравствуй, рыжик! Ну как вы тут живете?
ВСЕ. Так себе.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Будучи избранным на новый срок, президент обеспечит взрывной рост народонаселения и благосостояния.
Президент с еще большим удивлением смотрит на нее.
ПРЕЗИДЕНТ. Знаете, друзья, в детстве я была страшно одинока, хотя жила в перенаселенной коммуналке. В Люберцах. Моими друзьями были тараканы. Я разговаривала с ними, дрессировала, давала имена. Этот рыжик похож на мою Альбертину. Смотри-ка, шевелит усиками! Может, ты пра-пра-пра-правнучка? Возьму-ка я тебя в Кремль, а то иной раз и поговорить по душам не с кем. Коробочка есть?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Коробочку!
СТРОЕВ. Срочно коробочку!
Суета. Поиски. Соня догадывается и вручает президенту коробочку из-под медали. Та сажает в нее таракана, передает россомоновцу.
ПРЕЗИДЕНТ (Соне). Будете переезжать в новую квартиру, обязательно захватите парочку на счастье!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна подчеркивает важность исторической преемственности в вопросах государственного строительства.
ПРЕЗИДЕНТ. Мурена, хватит вздор-то молоть! С людьми говорим — не с избирателями. (Соне.) А вот если бы чайку?!
СОНЯ. Конечно, конечно, сейчас! Как же я сама не догадалась…
Хлопочет, включает чайник, расставляет чашки. Эдик активно помогает.
НАДЯ (сочувственно). Вас зовут Мурена?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Да, папа был крупный ихтиолог и большой оригинал. У вас хорошая фигура.
НАДЯ. Я спортсменка. Была.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поужинаем как-нибудь, поболтаем, отдохнем?
НАДЯ (удивленно). Я замужем.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Я тоже.
Эдик почтительно приближается к президенту. Омоновец хочет его отстранить, но глава государства разрешает.
ЭДИК. Госпожа президент, разрешите представиться: Суперштейн Эдуард. Режиссер…
ШЕПТАЛЬСКАЯ (спохватываясь). Мы опоздаем в роддом.
ПРЕЗИДЕНТ. Ничего страшного. Неточность — вежливость президентов.
ЭДИК. Как это?
ПРЕЗИДЕНТ. Очень просто. Народ ездит в тесном метро, ждет автобусов, стоит в пробках, опаздывает на работу. Зачем же угнетать простых людей своей пунктуальностью, которая мне ничего не стоит? Это невежливо!
СТРОЕВ. Гениально!
ПРЕЗИДЕНТ. Но главное — прическа. Это всегда так долго…
Во время разговора Соня наливает президенту чай. Шептальская тут же забирает чашку, россомоновец достает из сумки казенную кружку, термос, наливает, отдает Шептальской, та ставит кружку перед президентом.
ПРЕЗИДЕНТ (отхлебнув). Какой у вас вкусный чай!
СОНЯ. Спасибо!
ПРЕЗИДЕНТ. Вы очень милые люди, и тараканы у вас симпатичные. Хочу, чтобы вам стало совсем хорошо.
СТРОЕВ. Мы дали каждому по медали…
ПРАВДОМАТКИН. Мне не дали!
СТРОЕВ. Не заслужил.
ПРЕЗИДЕНТ. Вы тоже, генерал, честно говоря, не заслужили. Чуть страну без ядерного щита не оставили.
СТРОЕВ. Виноват, товарищ верховный главнокомандующий. Не рассчитали. Больше не повторится. Но вы уже освободили майора Стороженко от уголовного преследования, и еще он купит квартиру по ипотеке. Вполне достаточно!
ПРЕЗИДЕНТ. А ты сам-то по ипотеке что-нибудь покупал?
СТРОЕВ. Никак нет.
ПРЕЗИДЕНТ. Зря! Генералиссимус Суворов хлебал из солдатского котла.
СТРОЕВ. Обязательно хлебну.
ПРЕЗИДЕНТ. Хлебнешь! У тебя, генерал, сколько в Москве квартир?
СТРОЕВ. Пять.
ПРЕЗИДЕНТ. Правильно: семь. Одну отдашь майору. Все равно пылятся.
СОНЯ. Четырехкомнатную двухуровневую.
ПРЕЗИДЕНТ. Есть у тебя такая?
ШЕПТАЛЬСКАЯ (ехидно). Есть. На Патриарших.
ПРЕЗИДЕНТ. Место хорошее. Я там в детстве на коньках бегала. Отдашь!
СТРОЕВ. Так точно.
СОНЯ, МИХАИЛ. Спасибо!
ПРЕЗИДЕНТ. Ну, какие еще желания?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, нам пора в роддом!
ПРЕЗИДЕНТ. Успеется. Дай передохнуть, не гончая ведь…
МИХАИЛ. Товарищ верховный главнокомандующий!
ПРЕЗИДЕНТ. Да-да? (Всматривается в него.) Как же я вас, майор, не доглядела?
МИХАИЛ. Наше место за спиной. Служба такая.
ПРЕЗИДЕНТ. Ну и что вы еще хотите за вашу службу?
МИХАИЛ. Пусть банк «Щедрость» вернет наши деньги!
ПРЕЗИДЕНТ. Банк «Щедрость»? Назовут же… А чей это банк?
СТРОЕВ (мстительно показывает на Шептальскую). Ее-с!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Клевета! Это банк моего мужа.
ПРЕЗИДЕНТ. Вернешь!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Но он лопнул.
ПРЕЗИДЕНТ. Надуть!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Будет сделано.
ПРЕЗИДЕНТ (Наде). А вы у нас кто? По виду физкультурница. Что жметесь?
СТРОЕВ. Лейтенант Суперштейн. Чемпионка Европы по биатлону.
ПРЕЗИДЕНТ. Как же я люблю нашу спортивную интеллигенцию! Проси что хочешь!
ЭДИК (жене, шепотом). Попроси мне театр!
НАДЯ. Отстань! (Президенту.) Я хочу ребенка…
ПРЕЗИДЕНТ. М-да… С этим лучше к мужу.
НАДЯ. Он мне изменил.
ПРЕЗИДЕНТ. И твой тоже? Чего им всем не хватает? Не понимаю! Мы вот что, милая, сделаем. Моя Матильда ощенилась. Щенков разобрали президенты дружественных держав. Но остался очаровательный мальчик, блондин с голубыми глазами.
НАДЯ. Не может быть!
ПРЕЗИДЕНТ. Он ваш.
НАДЯ. О, спасибо, Валентина Валентиновна! Как вы угадали?
ПРЕЗИДЕНТ. Практика.
Допивает чай. Россомоновец берет кружку и прячет.
ЭДИК (чуть не плача). Попроси мне театр, умоляю, Надя! Я буду верен тебе, как зубная щетка.
НАДЯ. Ладно… Госпожа президент, мой муж…
ПРЕЗИДЕНТ. Хочет свой театр?
ЭДИК. Как вы догадались?
ПРЕЗИДЕНТ. Каждая женщина хочет шубу, а каждый режиссер — театр. Но взгляните на проблему шире. Куда нам столько театров? Это же не бассейны, не теннисные корты.
СТРОЕВ. И не авианосцы.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, а если строить театрально-оздоровительные комплексы? Объединить бассейны, ясли, парикмахерские, поликлиники, школы, театры, магазины, стадионы в один кластер!
СТРОЕВ. С плацами для строевых занятий.
ПРЕЗИДЕНТ. Кластер? Хорошее слово! Подумаем. Дайте ему какой-нибудь театр. (Эдику.) Но, чур, ставить что-нибудь жизнерадостное. Больше песен!
ЭДИК. А можно пользоваться экспрессивной лексикой?
ПРЕЗИДЕНТ. Чем-чем?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Матом.
ПРЕЗИДЕНТ. Можно, но в рамках народного целомудрия.
ЭДИК. Тогда я поставлю «Гамлета».
ПРЕЗИДЕНТ. А там разве поют?
СОНЯ (выступив вперед). Конечно, Офелия… (Поет.)
День Валентинов проклят будь!
Нет у мужчин стыда!
Сначала девушку сгребут,
А после как всегда:
— Ты мне жениться обещал,
Меня лишая чести!
— Клянусь, я слово бы сдержал.
Но мы уж спали вместе…
ШЕПТАЛЬСКАЯ (подозрительно). Почему Валентинов день проклят будь?
ЭДИК. Так у Шекспира.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поправьте!
ЭДИК. Есть!
ПРЕЗИДЕНТ (Соне). Народная?
СОНЯ. Ну что вы, Валентина Валентиновна, даже не заслуженная.
ПРЕЗИДЕНТ. Народная, не спорьте! (Шептальской.) Мура, проследи! (Эдику.) Ну вот тебе и прима. Муж согласен?
МИХАИЛ (пожимает плечами). Я с ней развожусь.
ПРЕЗИДЕНТ. Почему?
МИХАИЛ. Она мне изменила.
ПРЕЗИДЕНТ. Такому мужчине? (Грустнея.) Да что ж это делается? Измена сверху донизу! Где у вас комната для курения?
МИХАИЛ (показывает на балкон). Там…
ПРАВДОМАТКИН. А вы разве курите?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нет, президент не курит и другим не советует.
СТРОЕВ. Проверь балкон!
Омоновец выскакивает на балкон, осматривает, тыча стволом во все стороны, зовет президента, она выходит и нервно закуривает.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. С ума сошли? Так огорчить президента. (Наде.) Сначала вы! (Михаилу.) А потом и вы!
МИХАИЛ. А что я сказал-то?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. От нее муж ушел.
ПРАВДОМАТКИН (встревая). Куда?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Недалеко. К подтанцовщице.
МИХАИЛ. Хороша, наверное?
ШЕПТАЛЬСКАЯ (мечтательно). Не то слово!
ЭДИК. И что теперь с ним будет?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Ничего. Сидит в резиденции с браслетом на ноге.
ПРАВДОМАТКИН. Минуточку, она же на всех приемах с мужем.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. С двойником. Но это гостайна!
ПРАВДОМАТКИН. Понял! Могила!
Журналист незаметно делает снимок курящего гаранта конституции. Возвращается президент.
ПРЕЗИДЕНТ. Москва-то как похорошела! Надо городскую голову наградить. Мурена, в мэрии следственный комитет еще работает?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Работает.
ПРЕЗИДЕНТ. Отзовите. Но зелени в столице еще маловато. Следует что-нибудь про это в предвыборную программу вставить.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Чем больше зелени, тем больше счастья! Подойдет?
ПРЕЗИДЕНТ. Неплохо. (Михаилу.) Я подумала. Вы правы, театр — место возбудительное. Актрисы, особенно танцорки, склонны к беспорядочным перевоплощениям. Назначаю вас директором военно-спортивно-театрального кластера. Присмотрите и за женой, и за репертуаром.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Гениальное кадровое решение!
ПРЕЗИДЕНТ. Кажется, всех наделила. Пора и в роддом.
ПРАВДОМАТКИН. А я?
ПРЕЗИДЕНТ. А вы у нас кто?
ПРАВДОМАТКИН. Журналист.
ПРЕЗИДЕНТ. Ну и чего вам-то недостает?
ПРАВДОМАТКИН (мужественно). Свободы слова.
ПРЕЗИДЕНТ. И всего-то! Мурена, что у нас там со свободой слова?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, слишком много теперь изданий, сайтов, журналистов, блогеров. Не хватает на всех свободы слова. Не резиновая.
ПРЕЗИДЕНТ. Вот видите! Надо быть экономнее, и тогда хватит на всех!
Во время разговора росомоновец подходит к Строеву и шепчет на ухо.
СТРОЕВ. Извините, Валентина Валентиновна, там еще какой-то мальчик. Говорит, живет здесь…
СОНЯ. Это наш Федя.
ПРЕЗИДЕНТ. Пропустите!
Вбегает Федя. Сразу, ни на кого не глядя, бросается к чемоданчику.
ФЕДЯ. Ух ты! Жесть!
СОНЯ. Федя, а поздороваться с гостями?!
ФЕДЯ. Всем привет!
МИХАИЛ. Федор, у нас в доме президент! Не видишь?
ФЕДЯ (копаясь в чемоданчике). По телевизору надоела.
МИХАИЛ. Как разговариваешь, сопляк! (Дает сыну подзатыльник.) Извините! Не трогай аппаратуру!
ПРЕЗИДЕНТ (Мурене). Усильте предвыборную работу среди молодежи.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поняла.
ФЕДЯ (президенту). Ваш чемоданчик?
ПРЕЗИДЕНТ. Мой.
ФЕДЯ. Ядерный? (Углубляется в изучение прибора.)
ПРЕЗИДЕНТ (гордо). Ядерный.
ФЕДЯ. Гонишь!
ПРЕЗИДЕНТ. Честное президентское!
ФЕДЯ. А чего такой отстой? Прошлый век.
ПРЕЗИДЕНТ. Уж какой есть, мальчик.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, нам пора!
ПРЕЗИДЕНТ. Едем.
Шептальская вынимает телефон, набирает номер — аппарат не работает. Все это время обиженный Правдоматкин незаметно фотографирует.
МИХАИЛ (с укором). Федор!
Федор щелкает пультиком, отключая глушилку.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Алло, роддом! Пресс-служба президента…
Она отходит в сторону, что-то объясняет в трубку.
ПРЕЗИДЕНТ. Продвинутый мальчик.
СОНЯ. Он у нас просто Кулибин!
ПРЕЗИДЕНТ. И хорошо, что Кулибин. А то все — Билл Гейтс, Билл Гейтс. В каком классе?
СОНЯ. В десятый перешел.
ПРЕЗИДЕНТ. Как и моя егоза.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нам пора, головка уже продвигается по родовым путям.
ПРЕЗИДЕНТ. Задержите!
СОНЯ. Валентина Валентиновна, не надо нам никаких медалей, пусть Феденьку восстановят в школе.
ПРЕЗИДЕНТ. Выгнали?
СОНЯ. Выгнали.
ПРЕЗИДЕНТ. А что натворил?
МИХАИЛ. Созорничал.
ПРЕЗИДЕНТ. Бывает. Из какой школы вышибли?
СОНЯ. Из 348-й с углубленным изучением сексуальной толерантности.
ПРЕЗИДЕНТ. А что, и такие есть?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Конечно. Мы же Европа.
СТРОЕВ. Лучше бы с углубленным изучением автомата Калашникова.
ПРЕЗИДЕНТ. Увольте министра образования. Как директора зовут?
СОНЯ. Чингиз Тамерланович.
Президент достает телефон.
ПРАВДОМАТКИН. Легенда отечественной педагогики! Я о нем писал.
ФЕДЯ. У него три номера. Для жены, начальства и девочек. Вам какой?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. А сам-то как думаешь, умник?
Федя шепчет Мурене, та — президенту. Та безуспешно набирает номер.
ПРЕЗИДЕНТ. Но это невозможно! Мой телефон нельзя заблокировать.
ФЕДЯ (щелкает пультиком). Ладно уж, звоните!
ПРЕЗИДЕНТ (Строеву). Увольте начальника техотдела!
СТРОЕВ. Есть.
ПРЕЗИДЕНТ (в трубку). Алло, Чингиз Тамерланович… Что? Я вам не киска!.. Я — президент России… Что? Куда вы сказали?
СТРОЕВ. Я пошлю туда «Россомон»!
ПРЕЗИДЕНТ. Не надо туда «Россомон»! (В трубку.) Сейчас я им покажу, кто я! (Наводит, на себя объектив телефона.) Бросил трубку. Что за народ достался? Работаешь, работаешь, как турбина, никакой личной жизни, а они трубками швыряются. Мурена, к черту все, снимаемся с выборов…
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Я сейчас… Только не волнуйтесь! (Берет трубку.) Алло! Вы что себе позволяете! С вами пресс-секретарь президента говорит… Где директор? …Без сознания. А вы кто?.. Завуч?
ПРЕЗИДЕНТ. Дай сюда! (Забирает трубку.) Слушайте внимательно: у вас есть ученик Федор…
СОНЯ. Стороженко.
ПРЕЗИДЕНТ. Стороженко. Что значит был?.. Саморез? Десять сантиметров. На стул? Классной руководительнице? М-да, нам хватало кнопок и клея. (С интересом смотрит на злоумышленника.)
ФЕДЯ. Я больше не буду.
ПРЕЗИДЕНТ. Он больше не будет… Восстановительная пластика ягодиц за счет администрации президента… Педсовет будет против? Я за Федора лично ручаюсь… Что? …Ремонт в школе двадцать лет не делали? Хорошо, вам позвонят из… банка «Щедрость»… (Делает знак Мурене.) Лопнул? Надуем. …Ну вот и пришли к консенсусу.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, вы потрясная переговорщица!
СОНЯ. Госпожа президент, вы… вы… мать нации!
ПРЕЗИДЕНТ (польщена). Ладно вам…
МИХАИЛ. Благодари!
ФЕДЯ. Спасибо, мама Валя!
ПРЕЗИДЕНТ. Ох, озорник! (Грозит пальцем.) Тебя бы с моей оторвой свести. Ну, нам пора!
СТРОЕВ (офицеру-подводнику). Возьми у пацана чемоданчик!
Офицер направляется к Феде.
ФЕДОР. Не подходи — нажму!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Мальчик, не порти впечатление президента от народа!
СТРОЕВ. В армию захотел, сопляк?! Отдай! Все равно одна кнопка ничего не решает без министра обороны и начальника Генштаба.
ФЕДЯ. Теперь решает. Я перепрограммировал систему.
СТРОЕВ. Это технически невозможно.
ПРЕЗИДЕНТ. Но мой-то телефон он заблокировал. А это тоже невозможно. Федя, чего ты хочешь? Проси! Но предупреждаю: жениться на моей дочери тебе еще рано. Лет через пять. Полцарства не отдам. Ты ведь европейскую часть попросишь. А что я буду делать с Сибирью и Дальним Востоком? Там народу — как банкоматов в степи.
ФЕДЯ. Не нужны мне ваши полцарства. Я не хочу, чтобы они разводились. Я брата хочу!
Показывает на родителей. Те в смущении.
ПРЕЗИДЕНТ. В чем дело, майор! Неужели так трудно?
МИХАИЛ. Валентина Валентиновна, она не ночевала дома, когда мы с вами в Мадрид летали. (Сыну.) А ты мне не доложил, предатель! Эх, предупреждал меня батя…
ПРЕЗИДЕНТ. Во-первых, мой тоже не ночевал, когда я в Мадрид летала. Во-вторых, сын за мать не отвечает. В третьих, и меня мама предупреждала. И что теперь? Кругом разгильдяйство, измена, воровство…
Президент выходит на авансцену, продолжая монолог.
Шесть лет как я достигла высшей власти,
Простая люберецкая девчонка.
Но нет покоя ни в Кремле, ни дома.
Ни власть, ни жизнь меня не веселят!
Мечтала я народ мой осчастливить
Достатком, телевиденьем смешливым,
Дешевой продовольственной корзиной,
Безвизовым туризмом за рубеж.
Но мой электорат неблагодарен,
Живая власть народу ненавистна,
Как будто я конкретно виновата,
Что дешевеет нефть и газ,
а доллар
Растет и зеленеет вместе с евро,
Что НАТО расширяется, как сволочь,
А США, всемирный участковый,
Повсюду свой засовывает нос!
Моя ль вина, что кризис на планете,
Что прет Китай, как тесто из кастрюли,
С арабами собачатся евреи,
А в Киеве свирепствует майдан!
Не я в стране мздоимство насадила,
Не я в державе дураков плодила,
И бездорожье было до меня!
Но все ко мне в претензии, как будто
У каждого я денег заняла!
Бранятся, просят, требуют, канючат…
И мышцы от ручного управленья
Устали, словно уголь я рублю!
Мне тошно видеть, как мои бояре,
Казну разворовав, соображают,
В какой офшор засунуть нажитое
И где какую виллу прикупить.
В семье мечтала я найти отраду.
Но мой супруг, которому когда-то
Я отдала отзывчивое сердце,
Мне изменил и спутался, мерзавец,
С какой-то подтанцовщицей смазливой
Из челяди Киркорова Филиппа!
(Жив, жив курилка! И еще поет.)
Муж оказался неблагонадежным,
Как члены госсовета, как министры,
Как лидеры лояльных думских партий,
Как олигархи, мэры, генералы,
Как байкеры, чекисты и спортсмены,
Как мастера науки и культуры,
Которых сколько ни корми, ни чествуй,
На Запад смотрят жадными очами,
Хоть всем известно, что с Востока свет!
Что делать мне? Увы, не молода я…
На сердце тяжко, голова кружится,
И рейтинги позорные в глазах…
Как дальше жить? Два выхода осталось:
От суеты в монастыре укрыться
(Святейший посоветует, где тише)
Или, собрав остатки сил душевных,
Стать ягодкой опять и, подтянувшись,
Пойти на новый срок без колебаний,
Чтобы вести соборную Россию
С народом незадачливым ее
К духовности, к достатку, к просвещенью
И геополитическим победам!
Нам многого не надо — мир и дружба
Да земли, что завещаны от Бога,
Но отняты врагами в смутный год.
А если кто с мечом придет к нам в гости,
Есть у меня заветный чемоданчик
И межконтинентальный аргумент.
Мы наши сапоги помоем в Темзе,
Воды напьемся прямо из Гудзона,
Распишемся на куполе рейхстага
И вычерпаем шапками Босфор!
Достает сигарету, смотрит вокруг. Все одновременно подносят зажигалки. Она закуривает и снова направляется к балкону. Правдоматкин фотографирует президента.
МИХАИЛ. Курите, курите здесь. Потом проветрим.
СОНЯ. Разрешите? (Стреляет у президента сигарету.)
МИХАИЛ. Я же запретил тебе.
СОНЯ. Я теперь свободная женщина!
ПРЕЗИДЕНТ (вздохнув). Я тоже…
К ним присоединяется Шептальская. Дамы курят, переговариваясь. Строев хлопает Михаила по плечу.
СТРОЕВ. Не журись! Ничего у нее с этим шпаком не было.
МИХАИЛ. Вам-то откуда известно?
СТРОЕВ. Мне известно. Пойми, парень, тебя вели с самого начала. Думаешь, случайно квартирой обошли, твой банк ни с того ни с сего лопнул, аритмию вдруг обнаружили, компромат тебе на жену слили? Соображаешь? Столько несправедливости сразу даже у нас не бывает.
ЭДИК. Значит, и мне «Добромор» путевку сюда специально выписал?
СТРОЕВ. Мы тебя после встречи однокурсников в разработку взяли.
НАДЯ. А меня из санатория тоже нарочно отозвали?
СТРОЕВ. Конечно! Дело-то семейное. Зачем чужие глаза и уши?
ПРАВДОМАТКИН. И меня паленой водкой специально напоили?
СТРОЕВ. Нет. Это не мы. Это из-за отсутствия государственной монополии на спирт.
СОНЯ. Но для чего, для чего вы все это сделали?
СТРОЕВ. Надо было, чтобы твой муж психанул.
СОНЯ. Зачем? Он и так нервный. Стресс никак снять не может.
СТРОЕВ. Когда человек психует, он себя выдает — и сразу ясно, насколько он надежен и соответствует занимаемой должности.
Президент тушит сигарету в пепельнице, поданной россомоновцем, и подходит к говорящим.
МИХАИЛ. А если бы я не психанул?
СТРОЕВ. Но ты же психанул!
ПРЕЗИДЕНТ. Удачный у нас все-таки народ, предсказуемый. Это хорошо!
МИХАИЛ. Погоди, погоди… Почему меня-то решили проверить? (Кивает на напарника.) А не его?
СТРОЕВ. Ты, майор, как выпьешь с начальником собственной безопасности, сразу власть начинаешь ругать.
МИХАИЛ. Все, как выпьют, ругают.
СТРОЕВ. Но ты, Миша, после третьего стакана ругаешь как трезвый. Это нехорошо. Подозрительно.
ПРЕЗИДЕНТ. Мурена, может, нам сухой закон ввести?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нельзя, Валентина Валентиновна, страну потеряем, как Горбачев.
МИХАИЛ. Погоди, генерал, выходит, ты наперед знал, что я чемоданчик возьму? Откуда? Я же ничего такого делать не собирался, не помышлял даже. Ни с того ни с сего в голову ударило, взял и пошел…
ПРЕЗИДЕНТ. Внезапный у нас все-таки народ. Это плохо.
СТРОЕВ. Ничего я наперед не знал. Ни-че-го! Сам обалдел. Думал, ты с напарником подерешься или Валентине Валентиновне надерзишь, в крайнем варианте — американцам продашься. На такой случай я хотел из тебя двойного агента сделать. А ты кнопку попятил! Я тут же приказал тебя арестовать. Как ты ушел с чемоданчиком, до сих пор не пойму…
ШЕПТАЛЬСКАЯ. И не поймете! Он смог унести кнопку, потому что так было нужно.
СТРОЕВ. Кому?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Нам.
СТРОЕВ (потрясенно). Матушка Валентина Валентиновна, это правда?
ПРЕЗИДЕНТ. Генерал, для ответов на глупые вопросы у меня есть пресс-секретарь.
ЭДИК. Ничего не понимаю. А смысл? Сверхзадача?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. И это спрашивает режиссер? Все очень просто. Перед выборами надо проверить надежность команды и устойчивость системы. (Строеву, свысока.) Вы хотели проверить надежность одного человека, а мы — всей державы.
МИХАИЛ. Проверили?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Да. Кое-кто сразу переметнулся к оппозиции, другие побежали в американское посольство. В стране не без урода…
ПРАВДОМАТКИН. Значит, будут посадки?
ПРЕЗИДЕНТ. Обязательно!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Валентина Валентиновна, вы об озеленении столицы?
ПРЕЗИДЕНТ (с угрозой). Не только, Мурена, не только!
ЭДИК. О моя неласковая Русь!
Услышав такое, Правдоматкин спешно пробирается к мусоропроводу. Маневр замечает Подводник. Захар молитвенно складывает руки. Тот отворачивается. Журналист ныряет в люк, успев сделать еще пару снимков.
СТРОЕВ. Зачем сажать? Чем сильнее человек виноват перед державой, тем лучше работает. Агенты влияния вкалывают, как Беломорканал роют. Жаль, в обе стороны. При Сталине все были виноваты. И какую страну отгрохали!
ФЕДОР (оторвавшись от компьютера и отложив паяльник). Значит, дедушка правильно говорит!
СТРОЕВ. Конечно, правильно, мальчик!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Прекратите немедленно этот ваш бытовой тоталитаризм! Валентина Валентиновна, вот из-за таких нас в Европу не берут…
ПРЕЗИДЕНТ. Придется взять Европу к себе. А вы, генерал, аккуратней! Не в блиндаже.
МИХАИЛ. Ну хорошо, проверили вы на вшивость меня, страну… Потом что?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. А потом мне пришла в голову… Нам пришла… (Кивает на президента.) Им пришла мысль обратить поражение, как всегда, в победу. Валентина Валентиновна лично возвращает стране похищенный чемоданчик, с которым и едет к 150-миллионному младенцу. Каков пиар-ход перед выборами? Оцените!
ЭДИК. Гениально, клянусь Мейерхольдом!
МИХАИЛ. Какой же я наивный козел!
ПРЕЗИДЕНТ. Наивность украшает офицера. Ваша жена чиста, как власть перед народом. А с братиком не задерживайтесь! У такого интересного мужчины должно быть много детей.
МИХАИЛ. Служу России!
ПРЕЗИДЕНТ. Ну, Кулибин, ты ничего мне отдать не хочешь?
ФЕДЯ (отдавая чемоданчик). Тетя Валя, а нельзя каникулы подлинней сделать? На недельку…
ПРЕЗИДЕНТ. У нас демократия, мой юный друг, и такой серьезный вопрос может решить только парламент. Ты лучше приезжай к нам на зимние каникулы в Завидово! На снегоходе покатаемся. Договорились, Кулибин?
Президент передает кнопку Строеву, а тот Подводнику, который немедленно пристегивает чемоданчик к запястью наручником. Мурена снова звонит, качает головой и хмурится.
СОНЯ. Спасибо, спасибо, Валентина Валентиновна! А нельзя еще участочек за городом?! Детям лучше на воздухе…
МИХАИЛ. На озере. Рыбку на зорьке половить, а?
ПРЕЗИДЕНТ (Строеву). Ты весь уже полигон распродал?
ШЕПТАЛЬСКАЯ (мстительно). Лучший кусок у озера придержал.
ПРЕЗИДЕНТ. Выделишь!
СТРОЕВ. Так точно.
Подводник в сердцах плюет на пол и уходит с двумя чемоданчиками.
ПРЕЗИДЕНТ. Ну вот, всех осчастливила, кроме себя. Теперь — в роддом. Немедленно!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Поздно… уже и пуповину обрезали.
ПРЕЗИДЕНТ. Жаль. Не успели.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Может, и к лучшему.
ПРЕЗИДЕНТ. Почему, Мурена?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Видите ли… (Шепчет ей на ухо.)
ПРЕЗИДЕНТ. Гонишь!.. Да ладно тебе! …Жесть! Подождем следующего. Но чтобы русским был!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Уже ищем. Нам пора! У нас подход к прессе.
Президент идет к двери. За ней устремляется свита.
СТРОЕВ (спохватившись). А где чемоданчики? Где этот?.. Ушел!
Все озираются, мечутся по комнате.
ПРЕЗИДЕНТ. Но почему?
ШЕПТАЛЬСКАЯ. Генерал, вы же говорили, он надежный!
СТРОЕВ. Позавидовал, сволочь, чужому счастью. А на зависть мы его не проверяли.
ШЕПТАЛЬСКАЯ (президенту). Да, вы были слишком щедры.
ПРЕЗИДЕНТ. Доброта меня погубит.
ШЕПТАЛЬСКАЯ. И Правдоматкин исчез. Вот журналюга! Раззвонит теперь всем, что президент курит. Перед выборами.
СТРОЕВ (Феде). Ты можешь заблокировать оба чемоданчика?
ФЕДЯ. Легко!
СТРОЕВ. Не волнуйтесь, Валентина Валентиновна, человечество вне опасности!
ШЕПТАЛЬСКАЯ. К черту человечество! Как мы теперь выйдем к прессе? Оппозиция объявит вас недееспособной: за день потерять сразу два ядерных чемоданчика. Накануне выборов. Нам — конец!
ПРЕЗИДЕНТ. Стоп! Тихо! Прекратили панику, представили себе, что думаем не о державе, а о семейном бизнесе, вилле в Ницце. Выход? Быстро!
Напряженная пауза. Все мучительно размышляют. Соня шепчет что-то Михаилу на ухо. Тот благодарно целует жену. Надевает черный морской китель.
МИХАИЛ. Валентина Валентиновна, у меня… у нас… у вас есть идея.
ПРЕЗИДЕНТ. Докладывайте, майор!
Он берет в руки чемоданчик «Мечта рыболова».
МИХАИЛ. Можно выходить в народ!
ПРЕЗИДЕНТ. Благодарю за верность, полковник! (С интересом.) А вы не только подтянутый, но и умный. Я вас теперь никуда не отпущу.
МИХАИЛ. Служу России!
ЭДИК. Валентина Валентиновна, разрешите малюсенькую режиссерскую рекомендацию?
ПРЕЗИДЕНТ. Только быстрее!
ЭДИК. Придайте вашей очаровательной улыбке больше державности!
ПРЕЗИДЕНТ. Только этим и занимаюсь. Выходим!
Все встают по ранжиру.
СОНЯ (тревожно). Миша, когда вернешься?
МИХАИЛ. Не задавай глупых вопросов.
СОНЯ. Я сварю борщ.
ПРЕЗИДЕНТ. Счастливая женщина…
Президент и свита уходят. На сцене остаются Соня и Федя.
ФЕДЯ. Мам, а у тети Вали дочь-то ничего?
СОНЯ. Да уж не хуже твоей Вилки.
ФЕДЯ. Тогда женюсь!
СОНЯ. Зачем?
ФЕДЯ. Представляешь, какой компьютер можно будет купить!
Сам собой включается телевизор — и диктор сообщает.
ГОЛОС ДИКТОРА. Как стало известно, нашему президенту, рискуя жизнью, удалось лично отобрать ядерный чемоданчик у террористов и вернуть его избирателям. Народ безмолвствует… Простите, народ безумствует… От счастья. Завтрашний день объявлен днем национального восторга.
Мать и сын смотрят друг на друга. Соня замечает таракана и, размахивая тапочком, гонится за ним по квартире с криком.
СОНЯ (на бегу). Когда ж вы все сдохнете… от любви!
Конец
