Хан прилетел в Будапешт, когда на город уже спустилась тьма. Взяв из аэропорта такси и добравшись до отеля «Великий Дунай», он поселился там под именем Анжа Рафаррена – именно это имя значилось в фальшивом удостоверении корреспондента газеты «Монд», которое он использовал в Париже. Именно благодаря ему Хан сумел пройти иммиграционный контроль в аэропорту, но у него также имелись и другие купленные за деньги «липовые» документы, в которых он значился заместителем инспектора Интерпола.

– Я прилетел из Парижа, чтобы задать ряд вопросов мистеру Конклину, – озабоченным тоном сообщил он администратору отеля. – Ох уж эти задержки рейсов! Я чертовски опаздываю! Не могли бы вы сообщить мистеру Конклину о моем приезде? У нас обоих чрезвычайно насыщенное расписание.

Как и предвидел Хан, клерк за стойкой регистрации машинально посмотрел на ячейки, соответствующие гостиничным номерам, золоченые цифры над каждой из которых соответствовали определенному номеру.

– Мистер Конклин… – промычал он. – Сейчас его в гостинице нет. Может, оставите ему записку?

– Боюсь, другого выхода у меня нет. Придется отлавливать его завтра утром. – Хан сделал вид, что пишет записку, затем надписал на конверте «ДЛЯ МИСТЕРА КОНКЛИНА», запечатал его и вручил портье. Взяв ключ от своего номера, он отвернулся от стойки, но успел заметить, что портье, взяв конверт, положил его в ячейку, обозначенную: «Пентхаус № 3». Вполне удовлетворенный, Хан поднялся на лифте к своему номеру, располагавшемуся на один этаж ниже того самого пентхауса.

Приняв душ и вынув из небольшого чемодана некоторые необходимые ему принадлежности, он вышел из номера и поднялся на два лестничных пролета, отделявших его этаж от пентхауса. Хан долго стоял в коридоре, просто прислушиваясь, привыкая к почти незаметным звукам, характерным для любого здания. Он стоял, подобно каменному изваянию, дожидаясь чего-нибудь. Чего угодно: незнакомого звука, неожиданной вибрации, любого ощущения, которое должно подсказать ему, что делать дальше – сматывать удочки или идти вперед.

В конце концов, поскольку ничто не намекало на опасность, Хан осторожно продолжил свой путь, держа в поле зрения весь коридор и пытаясь удостовериться в том, что ему ничего не угрожает. Наконец он достиг двойных дверей из полированного тика. Это был вход в пентхаус № 3. Вытащив из кармана отмычку, он вставил ее в замок. Через мгновение дверь открылась.

Некоторое время он стоял в дверном проеме неподвижно. Дыхание его было частым и хриплым. Инстинкт подсказывал Хану, что в помещении никого нет, и все же он опасался ловушки. От недосыпания его слегка шатало из стороны в сторону, нахлынувшие эмоции тоже сделали свое дело, но, несмотря на это, Хан внимательно вглядывался в открывшееся перед ним пространство. Если не считать остатков некоей упаковки, по виду напоминавшей коробку из-под обуви, ничто в гостиничном номере не указывало на то, кто мог быть его постояльцем. На кровати, судя по ее виду, никто не спал. «Так где же сейчас Борн?» – недоумевал Хан.

Он прошел в ванную комнату и включил свет, но все, что ему удалось там обнаружить, было пластмассовая расческа, зубная щетка, тюбик зубной пасты, а также маленький пузырек ополаскивателя для рта, который отель предоставляет своим постояльцам наряду с мылом, шампунем и кремом для рук.

Хан открутил крышку тюбика с зубной пастой, выдавил некоторое ее количество в раковину и смыл ее струей воды. Затем из этого же тюбика он извлек бумажную затычку, за которой скрывались две быстрорастворимые желатиновые капсулы: одна – белая, другая – черная.

– Первая пилюля заставит твое сердце биться быстрее, вторая замедлит его биение. И только та пилюля, которую дает тебе Папочка, не причинит тебе вреда, – пропел он на мотив «Белого кролика», чистым тенором, вынимая белую капсулу из гнезда, в котором она лежала.

Хан уже был готов вернуть капсулу на место – поместить ее в горлышко тюбика с зубной пастой и утопить с помощью все той же бумажной затычки, как вдруг что-то остановило его. Хан сосчитал до десяти, а потом аккуратно закрутил крышку и положил тюбик точно так, как тот лежал раньше.

Некоторое время он стоял неподвижно – сбитый с толку, непонимающим взглядом таращась на две капсулы, которые приготовил он сам накануне отлета в Париж. Тогда ему было абсолютно ясно, для чего он это делает. Черная капсула содержала дозу наркотика, достаточную для того, чтобы парализовать Борна, но при этом оставить его в сознании. Борн, без сомнения, знал больше Хана относительно того, что задумал Спалко. Не мог не знать, судя по тому, что он самостоятельно вычислил логово Спалко и прибыл сюда, в Будапешт. Перед тем как убить Борна, Хан должен узнать все, что тому известно. По крайней мере, именно в этом он убеждал сам себя.

Но в то же время было невозможно и дальше отрицать, что в его сознании, которое в течение стольких лет населяли лишь лихорадочные видения жестокой мести, в последнее время поселились и другие мысли. И как ни старался он их отогнать, они не уходили. Более того, чем больше усилий он прилагал для того, чтобы избавиться от них, тем упрямее они цеплялись за каждую клеточку его существа.

Чувствуя себя законченным дураком, Хан стоял посередине комнаты того, кому он поклялся отомстить. Он оказался неспособным продолжать воплощение плана, столь тщательно разработанного им самим. Вместо этого его мозг прокручивал одну и ту же картинку: лицо Борна в тот момент, когда тот увидел вырезанную из камня маленькую фигурку Будды, висевшую на золотой цепочке на шее Хана. Он снова зажал Будду в ладони, и, как всегда в таких случаях, почти неощутимый вес и гладкие очертания фигурки помогли ему успокоиться и почувствовать себя более защищенным. Да что же такое с ним происходит?

С недовольным ворчанием Хан развернулся и вышел из номера. По пути он достал из кармана сотовый телефон и набрал номер. После двух гудков в трубке послышался голос.

– Слушаю вас, – ответил Этан Хирн.

– Ну, как идет работа? – спросил Хан.

– Откровенно говоря, она начинает мне нравиться все больше и больше.

– Именно это я и предсказывал.

– Где вы находитесь? – поинтересовался новый специалист по развитию «Гуманистов без границ».

– В Будапеште.

– Вот те на! – удивился Хирн. – А я думал, что у вас есть заказ где-то в Восточной Африке.

– Я отказался от него, – ответил Хан. Он уже спустился в вестибюль гостиницы и теперь направлялся к выходу из отеля. – И вообще я решил на некоторое время… гм… взять отпуск.

– Должно быть, прилететь сюда вас заставило что-то крайне важное?

– Откровенно говоря, это «что-то» – ваш нынешний босс. Что вам удалось разнюхать к сегодняшнему дню?

– Ничего конкретного, но он явно что-то замышляет, причем что-то очень крупное.

– Что навело вас на такую мысль?

– Во-первых, он занят тем, что развлекает парочку чеченцев, – стал рассказывать Хирн. – На первый взгляд в этом нет ничего необычного, поскольку у нас в Чечне – особые интересы. И все же это странно, очень странно! Хотя они были одеты на западный манер – мужчина без бороды, женщина без традиционного платка, – я узнал их. По крайней мере, его – точно. Это Хасан Арсенов, лидер чеченских повстанцев.

– Продолжайте, – велел собеседнику Хан, подумав про себя, что этот его агент с лихвой отрабатывает деньги, которые он ему платит.

– Затем, два дня назад он приказал мне отправиться в оперу, – продолжал рассказывать Хирн, – сказав, что хочет подцепить на крючок богатого и перспективного клиента по имени Ласло Молнар.

– Ну и что тут странного? – удивился Хан.

– Две вещи, – пояснил Хирн. – Во-первых, в середине вечера Спалко собственной персоной заявился в бар, где я обрабатывал Молнара, и отправил меня восвояси, приказав не выходить на работу на следующий день. Во-вторых, после этого Молнар исчез.

– Исчез?

– Растворился, словно его и не существовало на свете. Спалко считает меня чересчур наивным и не подозревает, что я все проверил, – с негромким смехом произнес Хирн.

– Не будьте слишком самоуверенным, – предостерег его Хан, – это было бы роковой ошибкой. И помните, что я говорил вам: нельзя недооценивать Спалко, иначе вы – труп.

– Господи, Хан, конечно же, я это понимаю. Я же не полный кретин!

– Если бы вы были кретином, то не получали бы от меня денег, – ответил Хан. – У вас есть домашний адрес этого Ласло Молнара?

Этан Хирн продиктовал ему адрес.

– А теперь, – сказал Хан, заканчивая разговор, – все, что вам следует делать, – это держать ушки на макушке и не высовываться. Я хочу знать обо всем, что происходит в этой норе.

Джейсон Борн видел, как Аннака Вадас вышла из морга, куда, как он полагал, ее доставила полиция с целью опознания тел отца и еще троих застреленных. Что касается убийцы, то, свалившись с восьмидесятиметровой высоты, он упал на лицо, поэтому опознать его можно было только с помощью стоматологической экспертизы. Кроме того, полиция наверняка проверит его отпечатки пальцев по компьютерной базе правоохранительных органов Европейского союза. По обрывкам разговоров, которые Борн сумел подслушать в церкви Матиаса, он понял, что полицию весьма интересовало, зачем профессиональному киллеру понадобилось убивать Яноша Вадаса, однако Аннака не могла объяснить этого, и после долгих расспросов ее наконец отпустили на все четыре стороны. У них, естественно, не возникло и мысли о том, что в этой истории был замешан Борн, поскольку, находясь в международном розыске, он, разумеется, счел за благо не показываться на глаза блюстителям порядка.

Борн испытывал тревогу. Он не знал, насколько может доверять Аннаке, ведь еще совсем недавно она испытывала жгучее желание всадить пулю ему в голову. Однако Борн надеялся, что то, как он повел себя после убийства ее отца, убедит женщину в его добрых намерениях.

Видимо, так и произошло, поскольку во время допросов в полиции она ни словом не обмолвилась о Борне. Более того, после всего случившегося в церкви, которую показывала ему Аннака, он обнаружил свои ботинки. Они стояли между саркофагами короля Белы III и Анны Шатильонской. Щедро заплатив таксисту, Борн незаметно сопровождал Аннаку до отделения полиции, а потом – к моргу. Теперь же он увидел, как полицейские, церемонно взяв под козырек, пожелали ей спокойной ночи. На их предложение отвезти ее домой Аннака ответила вежливым отказом и достала сотовый телефон. Наверное, предположил Борн, для того, чтобы вызвать такси.

Убедившись в том, что стражи порядка отбыли окончательно, Борн вышел из тени, в которой скрывался, и быстрым шагом двинулся по улице по направлению к ней. Увидев Борна, женщина убрала телефон обратно в сумочку. На лице ее была написана озабоченность.

– Вы? Как вы меня нашли? – Она оглянулась по сторонам, и Борну показалось, что в ее глазах он прочитал испуг. – Вы следили за мной все это время?

– Я всего лишь хотел удостовериться, что с вами все в порядке.

– На моих глазах недавно застрелили отца. Как по-вашему, могу я после этого быть «в порядке»?

Они стояли прямо под фонарем уличного освещения, и от этого Борн нервничал. В ночное время главной его заботой было не подставиться потенциальному врагу и не стать легкой мишенью. Это была его вторая натура, и он ничего не мог с этим поделать.

– Здешняя полиция умеет зажать человека в тиски, – сказал он.

– Правда? А вам-то откуда знать?

Его ответ женщину, по-видимому, не интересовал, поскольку она повернулась и пошла прочь. Ее каблуки негромко цокали по булыжной мостовой.

– Аннака! Мы нуждаемся друг в друге!

Спина женщины мгновенно напряглась, голова на гибкой шее откинулась назад.

– Что за бред?

– Это не бред, это чистая правда.

Она повернулась на каблуках и уставилась на Борна.

– Нет, это неправда. – Ее глаза горели. – Именно из-за вас погиб мой отец.

– А вот это – определенно бред, – покачал головой Борн. – Ваш отец погиб из-за того, во что он ввязался на пару с Алексом Конклином. Из-за того же в своем доме был убит сам Алекс, и из-за того же сюда приехал я.

Аннака недоверчиво фыркнула. Борн понимал причину ее неуверенности. Женщину вовлекли – возможно, ее собственный отец – в смертельно опасные мужские игры, и теперь, ощущая себя на войне, она пытается защититься любыми способами.

– Разве вы не хотите узнать, кто убил вашего отца?

– Честно говоря, нет, – ответила Аннака, уперев кулак в бедро. – Я хочу похоронить его и навсегда забыть о том, что я когда-то слышала имена Алексея Конклина и доктора Феликса Шиффера.

– Вы шутите!

– Какие уж тут шутки! Ведь вы меня совсем не знаете, мистер Борн. – Она смотрела на него, слегка склонив голову. – Совсем. Вы блуждаете впотьмах. Именно по этой причине вы заявились сюда, выдавая себя за Алексея. Какая глупая уловка! Глупая и неумелая. А теперь, когда вы испортили все, что могли, когда пролилась кровь, вы считаете своим долгом выяснить, во что, по вашему выражению, «ввязались» мой отец и Алексей.

– А вы меня знаете, Аннака?

На ее губах появилась саркастическая улыбка. Женщина сделала шаг по направлению к Борну.

– О да, мистер Борн. Теперь я знаю вас очень хорошо. Я наблюдала ваш великолепный выход на сцену и столь же впечатляющее исчезновение.

– Так кто же я, по-вашему?

– Полагаете, я не отвечу на ваш вопрос? Вы – кот, играющий с клубком шерсти, и единственная ваша цель – распутать этот клубок, распутать любой ценой. Для вас все это – игра, загадка, которую необходимо разгадать. Вы порождение этой самой загадки, и, не будь ее, не было бы и вас.

– Вы заблуждаетесь.

– О нет, напротив. – Улыбка на лице женщины стала еще более издевательской. – Именно поэтому вам не понять, почему я хочу забыть все это, почему я не желаю работать заодно с вами и помочь вам выяснить, кто убил моего отца. А с какой стати? Разве, узнав имя его убийцы, я сумею оживить отца? Он мертв, мистер Борн, он уже не думает и не дышит. Он теперь – всего лишь груда мертвой плоти, которой ничего не нужно и для которой ничто не важно.

Женщина повернулась и снова пошла прочь.

– Аннака…

– Оставьте меня в покое, мистер Борн. Что бы вы ни хотели сказать, мне это неинтересно.

Борн побежал и нагнал ее.

– Как вы можете так говорить! Уже шесть человек погибли из-за того, что…

Женщина бросила на него злой взгляд, и Борн готов был поклясться, что она находится на грани слез.

– Я умоляла отца не ввязываться во все это, но вы же знаете, как это бывает… Старые друзья, соблазны шпионской жизни – один Бог знает, что ими двигало. Я предупреждала его, что это до добра не доведет, но он только смеялся и говорил, что я напрасно волнуюсь и вообще мало что понимаю. Ну вот, а в итоге я оказалась права.

– Аннака, за мной охотятся из-за двойного убийства, которого я не совершал. Два моих лучших друга застрелены, а меня выставили в качестве главного подозреваемого. Вы понимаете…

– Господи, вы что же, не слышали ни слова из того, что я вам сказала? У вас уши заложило?

– Я не справлюсь в одиночку, Аннака. Мне нужна ваша помощь, и, кроме вас, мне больше не к кому обратиться. Прошу вас, расскажите мне о докторе Феликсе Шиффере. Расскажите все, что знаете, и, клянусь, больше вы меня никогда не увидите.

Она жила в доме 106/108 на улице Фё в Визивароше – тесном районе холмов и домов с высокими и крутыми крылечками, что вклинился меж двух других – Дворцовым и Дунайским. Из окон ее квартиры открывался вид на историческую площадь, где в 1956 году, за несколько часов до восстания, перед тем как двинуться к парламенту, собрались тысячи людей, размахивая венгерскими флагами, с которых они старательно и радостно срезали серп и молот.

Квартира казалась тесной – в первую очередь из-за огромного концертного рояля, который занимал почти половину гостиной. От пола до потолка возвышался шкаф, заставленный книгами, брошюрами и журналами, посвященными истории и теории музыки, биографиям композиторов, дирижеров и музыкантов.

– Вы играете? – спросил Борн, указывая на рояль.

– Да, – просто ответила Аннака.

Он сел за рояль и посмотрел на ноты, стоявшие на пюпитре. Это был ноктюрн Шопена, опус № 9 в си-бемоль миноре. «Она должна быть опытным исполнителем, если играет столь сложные произведения», – подумал Борн.

Из окна гостиной был виден бульвар и дома, стоящие по другую его сторону. Горящие окна в них можно было сосчитать по пальцам. В ночи плыла джазовая мелодия 50-х в исполнении Телоуниса Монка. Где-то залаяла и вновь умолкла собака. Время от времени в комнату проникал звук проехавшего по улице автомобиля.

Включив свет, женщина тут же прошла на кухню и поставила чайник. Из шкафа с узором из лютиков она достала два чайных прибора и, пока чайник закипал, открыла бутылку шнапса и плеснула по порядочной порции в каждую из чашек. Затем Аннака открыла холодильник.

– Хотите перекусить? Сыр или сосиски? – спросила она тоном, каким обычно обращаются к старым друзьям.

– Я не голоден.

– Я тоже, – вздохнула она и закрыла дверцу холодильника. Было похоже, что, решив привести Борна к себе домой, она изменила и свое отношение к нему. Никто из них и словом не обмолвился ни о Яноше Вадасе, ни о безуспешной попытке Борна схватить убийцу. Его это вполне устраивало.

Аннака подала Борну чашку чаю со шнапсом, взяла свою, и они перешли в гостиную, где уселись на софу – такую же старую, как аристократка, блиставшая в свете в конце позапрошлого века.

– Мой отец имел дело с профессиональным посредником, которого звали Ласло Молнар, – начала она без всяких вступлений. – Именно он спрятал вашего доктора Шиффера.

– Спрятал? – недоуменно переспросил Борн.

– Да, но сначала доктора Шиффера похитили.

Напряжение внутри Борна нарастало с каждой секундой.

– Кто?

Аннака мотнула головой.

– Об этом знал мой отец, но не я. – Она нахмурила лоб, пытаясь сосредоточиться. – Именно поэтому Алексей в первый раз обратился к отцу. Он нуждался в помощи отца, чтобы найти доктора Шиффера и тайно переместить его в безопасное место.

В голове Борна словно наяву зазвучал голос Милен Дютронк: «В тот день Алекс сделал очень много телефонных звонков, и ему часто звонили, причем на протяжении короткого периода времени. Он был страшно напряжен, и я понимала, что он проводит какую-то сложную операцию, которая находится в точке своей кульминации. Имя доктора Шиффера в этих телефонных разговорах упоминалось неоднократно. Полагаю, именно он являлся объектом этой операции». Да, это действительно была операция, причем – боевая.

– Итак, удалось ли вашему отцу отыскать и вызволить доктора Шиффера?

Женщина кивнула. В свете лампы ее волосы приобрели оттенок темной блестящей меди, глаза и часть лба были скрыты тенью. Она сидела, крепко сжав колени, немного сутулясь и сплетя пальцы вокруг чашки с чаем, словно пыталась согреться.

– Как только отец заполучил доктора Шиффера, он сразу же передал его на попечение Ласло Молнара. Это было продиктовано исключительно соображениями безопасности. И он, и Алексей страшно боялись того человека – кем бы он ни был, – который похитил Шиффера.

И снова в мозгу Борна всплыли слова Милен Дютронк: «В тот день он был очень напуган». Его мозг работал на полных оборотах.

– Аннака, из всего того, что вы рассказываете, следует очевидный вывод: убийство вашего отца было тщательно подготовлено. Когда мы пришли в церковь, убийца уже находился там и знал, что намерен предпринять ваш отец.

– О чем вы толкуете?

– Ваш отец был убит раньше, чем успел сообщить необходимую мне информацию. Кто-то очень не хочет, чтобы я нашел доктора Шиффера, и мне совершенно ясно, что это – тот самый человек, который сначала похитил его и кого так боялись ваш отец и Алекс.

Глаза Аннаки широко раскрылись.

– Вы думаете, это означает, что опасность грозит и Ласло Молнару?

– Этот таинственный незнакомец знал о том, что ваш отец был связан с Ласло Молнаром?

– Вряд ли. Отец был чрезвычайно осмотрителен и соблюдал все меры предосторожности. – Женщина посмотрела на Борна потемневшими от страха глазами. – Но, с другой стороны, в церкви Матиаса он все же не сумел уберечься от смерти.

Борн кивнул в знак согласия и задал последний вопрос:

– Вам известно, где живет Молнар?

Аннака повезла его к дому Молнара в шикарном районе Розадомб – или, в переводе, Розовый Куст, – где располагались посольства многих иностранных держав.

Будапешт в этот час напоминал нагромождение зданий из светлого в лунном сиянии камня, и каждый дом – с узорчатыми перемычками окон и дверей, причудливыми карнизами, коваными балкончиками, уставленными цветочными горшками, – был похож на облитый сахарной глазурью сладкий пирог. Старинные, выложенные булыжником улицы, кофейни, освещенные светом изысканных люстр, от которого их деревянные стены приобрели красноватый оттенок, ослепительные отблески зеркальных витрин – все это словно переносило прохожих в неповторимую атмосферу конца XIX века. Подобно Парижу, этот город сформировался под влиянием извилистой реки, разделившей его на две части, и уже во вторую очередь – мостов, соединивших их. Кроме того, это был город каменной резьбы, готических шпилей, заполненных прохожими лестниц, бывших крепостных валов, освещенных прожекторами, куполов, покрытых медными листами, стен, поросших плющом, величественных памятников и переливающихся всеми оттенками мозаик. А во время дождя над этими улицами, словно паруса на реке, раскрывались тысячи зонтов.

Все это произвело на Борна глубочайшее впечатление. Для него это было все равно что приехать в то место, которое часто являлось ему во сне – чрезвычайно реалистичном, бравшем свое начало глубоко в подсознании. Но при этом он не мог установить прямой связи между тем, что видел сейчас, и своими обрывочными, туманными, почти недосягаемыми воспоминаниями.

– Что с вами? – спросила Аннака, словно уловив его тревогу.

– Я уже бывал здесь раньше, – ответил Борн. – Помните, я сказал вам, что здешняя полиция умеет зажать любого в стальные тиски?

Она кивнула.

– В этом вы абсолютно правы. Но что вы подразумеваете? Что – сами не знаете, откуда вам это известно?

Борн положил руку на спинку водительского сиденья.

– Много лет назад я попал в тяжелейшую катастрофу. Впрочем, на самом деле это вряд ли можно назвать катастрофой. Я плыл на лодке, меня подстрелили и выбросили за борт. От шока, кровопотери и истощения я едва не умер. Врач в Иль-де-Порт-Нуар извлек из моего тела пулю и выходил меня. Я выздоровел физически, но моя память оказалась поврежденной. В течение некоторого времени я страдал амнезией, но потом мое прошлое стало возвращаться ко мне – медленно, мучительно, по кусочкам. Однако в полном объеме память так и не вернулась и теперь, я думаю, уже не вернется никогда.

Аннака продолжала вести машину, но, судя по выражению ее лица, история Борна произвела на нее сильное впечатление.

– Вы не можете себе представить, что такое – жить и не знать, кто ты такой на самом деле, – продолжал говорить Борн. – Если такое с вами не случалось, вы никогда не сможете не только понять, но даже представить, каково это.

– Наверное, от этого можно свихнуться.

– Вот именно, – произнес он, посмотрев на женщину.

– Как будто вокруг вас – море и никаких признаков земли, а на небе нет ни луны, ни звезд, которые подсказали бы вам, в каком направлении плыть, чтобы вернуться домой. Похоже?

– Да, очень. – Борн был удивлен. Он хотел спросить ее, откуда ей известно все это, но тут машина затормозила и остановилась у тротуара напротив большого здания, каменные стены которого также были покрыты резным орнаментом.

Выбравшись из машины, они взошли на широкое крыльцо. Аннака нажала какую-то кнопку, и тут же загорелась тусклая лампочка, осветив мозаичный пол и панель домофона с кнопками, каждая из которых соответствовала определенной квартире. Квартира Ласло Молнара на вызов не ответила.

– Возможно, не стоит паниковать раньше времени. Не исключено, что Молнар сейчас находится с доктором Шиффером.

Борн подошел к входной двери – широкой и толстой, с выпуклым, непрозрачным, словно покрытым изморозью, стеклом, начинавшимся примерно с половины человеческого роста.

– Мы выясним это через минуту, – сказал он и наклонился к замку. Через мгновение дверь распахнулась. Аннака нажала еще одну кнопку, и вспыхнула другая лампочка – ровно на тридцать секунд, но этого времени им хватило, чтобы подняться по широкой лестнице на второй этаж, где находилась квартира Молнара.

На сей раз Борну пришлось повозиться с замком подольше, но через какое-то время и этот механизм спасовал перед его мастерством. Аннака хотела вбежать в квартиру первой, но Борн удержал ее. Вытащив свой керамический пистолет, он осторожно толкнул дверь, заставив ее медленно открыться. В квартире горел свет, но было очень тихо. Неторопливо продвигаясь от гостиной к спальне, а затем – через ванную комнату на кухню, они не обнаружили в квартире ни одной живой души. Везде царил идеальный порядок, не было ни малейшего признака борьбы – и никаких следов Молнара.

– Меня беспокоит то, что в квартире горит свет, – проговорил Борн, убирая пистолет. – Нет, Молнар не с Шиффером.

– Значит, он с минуты на минуту появится, – сказала Аннака. – Мы подождем его здесь.

Борн кивнул. Вернувшись в гостиную, он взял с письменного стола и с книжных полок несколько фотографий в рамках.

– Это и есть Молнар? – обратился он к Аннаке, указывая на плотно скроенного мужчину с пышной гривой зачесанных назад черных волос.

– Да, это он. – Женщина огляделась. – В этом здании когда-то жили мои бабушка и дедушка, а я, совсем еще девчонкой, тут играла. Мы, дети, знали все здешние потайные места.

Борн пробежал пальцами по старомодному проигрывателю для грампластинок, стоявшему возле суперсовременного и очень дорогого музыкального центра.

– Я вижу, он – не только ценитель оперы, но еще и завзятый меломан.

– То есть тут нет CD-проигрывателя? – с удивлением воззрилась на полку Аннака.

– Любой человек вроде Молнара скажет вам, что перевод музыки в цифровой формат лишает ее тепла и проникновенности. С грамзаписями все иначе.

Борн обратил внимание на письменный стол, на котором стоял ноутбук, заметив, что тот подключен как к электрической сети, так и к модему. Экран был темным, но, прикоснувшись к корпусу, он ощутил тепло. Борн нажал кнопку «Escape», и экран сразу же ожил: компьютер находился в «спящем» режиме – он не был выключен.

Аннака неслышно подошла сзади и смотрела на экран ноутбука через плечо Борна.

– Антракс, аргентинская геморрагическая лихорадка, криптококкоз, легочная чума… – читала она. – Господи всемогущий, зачем Молнару мог понадобиться веб-сайт, содержащий описание смертоносных – как это называется? – ах да, патогенов?

– Я знаю только одно: как первым, так и последним звеном этой тайны является доктор Шиффер, – откликнулся Борн. – Алекс Конклин сделал первый подход к доктору Шифферу, когда тот работал в АПРОП – Агентстве перспективных разработок в области оборонных проектов. Они разрабатывали какую-то крутую программу вооружений, которую курировало министерство обороны США. Затем, в течение года, Шиффер перевелся в ЦРУ, в Управление по разработке тактических несмертельных вооружений, а вскоре после этого – бесследно исчез. Я не имею ни малейшего представления о том, над чем трудился доктор Шиффер и что в его работе заинтересовало Конклина до такой степени, что тот решил устроить «козью морду» министерству обороны и агентству, выдернув выдающегося ученого, работавшего на их программы.

– Может, доктор Шиффер – бактериолог или эпидемиолог? – Предположив это, Аннака поежилась. – Информация, содержащаяся на этом веб-сайте, поистине пугает.

Она ушла на кухню, чтобы налить себе стакан воды, а Борн тем временем изучал открытый на компьютере веб-сайт, пытаясь найти какие-то дополнительные ниточки к тому, зачем Молнару могла потребоваться информация подобного рода. Не обнаружив ничего заслуживающего внимания, он вошел в браузер, открыв все интернет-адреса, которые Молнар посещал в последнее время. Сделав это, он щелкнул на последнюю строчку. Это оказалось научным форумом, проводившимся в режиме реального времени. Пользуясь кнопками навигации, Борн попытался выяснить, когда Молнар принимал участие в этом форуме, какие темы его интересовали и каков был текст его сообщений. Выяснилось, что примерно сорок восемь часов назад некто под ником Ласло1647М вошел в компьютерный форум. С учащенно бьющимся сердцем Борн читал содержание виртуального диалога, который состоялся у Ласло1647М с еще одним участником форума.

– Аннака, идите сюда! – позвал он. – Похоже, доктор Шиффер – не бактериолог и не эпидемиолог. Он – специалист по бактериальным мутациям!

– Мистер Борн, лучше подойдите сюда, – донесся с кухни голос Аннаки. – Скорее!

Напряженность, прозвучавшая в ее голосе, заставила Борна броситься в сторону кухни со всех ног. Женщина, будто заколдованная, стояла перед кухонной раковиной, рука, державшая стакан с водой, замерла на полпути ко рту, лицо было белым, как полотно. Увидев Борна, она нервно облизнула губы.

– Что случилось?

Женщина молча указала на пространство между разделочным столом и холодильником. Там, аккуратно уложенные друг на друга, возвышались семь или восемь проволочных лотков.

– Это поддоны для холодильника, – сказала Аннака. – Кто-то вытащил их… – Она повернулась к нему. – Зачем?

– Может, Молнар решил купить себе новый?

– Этот холодильник куплен совсем недавно!

Борн заглянул за заднюю стенку холодильника.

– Он подключен к розетке, и компрессор вроде бы работает нормально. Вы не заглядывали внутрь?

– Нет!

Борн ухватился за ручку и потянул дверь на себя. Аннака задохнулась от ужаса.

– Христос всемогущий! – только и смогла вымолвить она.

Из глубины холодильного шкафа на них уставилась пара бессмысленных, невидящих, подернутых инеем глаз. В чреве холодильника, из которого были выброшены все полки, находилось скрюченное, посиневшее тело Ласло Молнара.