Жаку Робиннэ нравилось проводить утренние часы со своей женой, попивая caf́е au lait, читая газеты, обсуждая с ней проблемы экономики, поведение их детей и жизнь их друзей.

Он положил себе за правило никогда не приходить на работу раньше полудня, а оказавшись в кабинете, тратил час-другой на то, чтобы просмотреть скопившиеся документы, прочитать министерскую переписку и, в случае надобности, ответить адресатам по электронной почте. Телефонные звонки принимала его секретарша, которая умело сортировала звонивших, отвечая им отказом или соединяя с шефом, если звонок казался ей заслуживающим внимания. В этом, как, впрочем, и во всем остальном, что она делала для Робиннэ, эта женщина была просто незаменима.

Перво-наперво, она умела хранить секреты. А это значило, что Робиннэ без опаски мог ежедневно сообщать ей, где он сегодня обедает со своей любовницей – то ли в маленьком тихом бистро, то ли в квартире подружки, располагавшейся в четвертом округе Парижа. Это было крайне важно, поскольку обедал Робиннэ всякий раз подолгу, даже по французским меркам. Он редко возвращался в кабинет раньше четырех, зато часто задерживался за рабочим столом за полночь, ведя долгие беседы со своими американскими коллегами. Официально Жак Робиннэ занимал пост министра культуры, но на самом деле он являлся шпионом, причем – такого высокого ранга, что отчитывался напрямую президенту республики.

В этот вечер он находился на званом ужине. Послеобеденные часы выдались настолько утомительными и суетливыми, что Робиннэ решил отложить свои обычные ежевечерние переговоры с американцами на поздний вечер. Правда, существовало одно обстоятельство, которое тревожило его не на шутку. Американские друзья передали ему приказ, адресованный агентам по всему миру, и, когда Робиннэ читал шифрограмму, кровь застыла в его жилах. Это была санкция ЦРУ на немедленное уничтожение агента по имени Джейсон Борн.

Робиннэ познакомился с Борном несколько лет назад, причем произошло это, как ни странно, в доме отдыха, недалеко от Парижа. Робиннэ решил провести там выходные со своей тогдашней любовницей – миниатюрным созданием с непомерными аппетитами. Она была балериной, и Робиннэ до сих пор с восторгом вспоминал ее гибкое тело. Как бы то ни было, они с Борном встретились в сауне и разговорились. Позже выяснилось, что Борн оказался там в связи с тем, что разыскивал женщину – двойного агента. Выследив ее, он убил предательницу; как раз в тот момент, когда Робиннэ принимал какие-то лечебные процедуры – грязевые ванны, если ему не изменяет память. Господи, подумать только: эта шпионка выдавала себя за лечащего врача Робиннэ, а на самом деле замышляла его убийство! Ну разве можно себе такое представить? Ведь кабинет врача любому человеку кажется самым безопасным местом на земле! После этого ему не оставалось ничего другого, как пригласить Борна на ужин в лучший ресторан Парижа. Именно тогда, за фуа-гра, тушеными почками в горчичном соусе и восхитительными яблочными тарталетками, запив все это великолепие тремя бутылками непревзойденного красного бордо, они и стали друзьями.

Именно через Борна Робиннэ познакомился с Александром Конклином, после чего стал его глазами и ушами во всем, что касалось операций Кэ д’Орсей и Интерпола.

В этот вечер вере Робиннэ в свою незаменимую секретаршу было суждено укрепиться еще больше. Она позвонила шефу прямо в кафе «У Жоржа», где тот находился с Дельфин, своей нынешней любовницей. Это заведение нравилось ему и великолепной кухней, и расположением. Оно находилось прямо напротив Биржи, и основными его посетителями были брокеры и бизнесмены – люди гораздо более скрытные, нежели трепачи-политики, с которыми Робиннэ время от времени поневоле приходилось иметь дело.

– Вам поступил звонок, – проговорил в трубке голос его секретарши. К счастью, она продолжала выполнять свои служебные обязанности даже после окончания рабочего дня. – Звонивший утверждает, что должен безотлагательно поговорить с вами.

Робиннэ одарил Дельфин улыбкой. Его любовница была элегантной, зрелой красавицей, придерживающейся диаметрально противоположных взглядов с его женой, с которой он прожил тридцать лет. Только что они увлеченно обсуждали творчество Аристида Майоля, чьи бронзовые нимфы красуются в саду Тюильри, и Жюля Массне, сойдясь во мнении, что его оперу «Манон» явно перехвалили. Нет, он никогда не понимал американцев, одержимых девчонками, только что вышедшими из подросткового возраста. Мысль о том, чтобы взять в любовницы ровесницу своей дочери, казалась Робиннэ не только лишенной всякого смысла, а попросту пугала его. Так кому и о чем, черт побери, приспичило с ним говорить, отвлекая его от кофе и millefeuille?

– Он назвал свое имя?

– Да, Джейсон Борн.

Сердце в груди Робиннэ подпрыгнуло.

– Соедините! – велел он секретарше, а затем, поскольку разговаривать по телефону столь долго, сидя лицом к лицу со своей любовницей, было попросту невежливо, извинился, вышел в дымку парижского вечера и стал ждать, когда в трубке раздастся голос старого друга.

– Мой дорогой Джейсон, как давно от вас не было известий!

Едва трубка сотового телефона донесла до него голос Жака Робиннэ, Борн сразу же повеселел. Наконец-то! Первый за последнее время человек, который, похоже, не стремится его убить. В данный момент, находясь за рулем еще одной украденной им машины, Борн ехал по Кэпитал-Белтуэй, направляясь на встречу с Дероном.

– Честно говоря, я и сам не помню, сколько времени прошло со времени нашей последней встречи.

– Наверное, годы. Сложно в это поверить, не так ли?! – воскликнул Робиннэ. – Но, по правде говоря, все это время я не выпускал вас из виду, и в этом мне помогал Алекс.

Борн, который с самого начала разговора испытывал неловкость, начал понемногу расслабляться.

– Жак, вы слышали, что произошло с Алексом?

– Да, mon ami. Директор вашего ЦРУ разослал по всему миру санкцию на ваше уничтожение. Но я не верю ни слову из того, что сказано в этой бумажонке! Кто на самом деле мог убить Алекса? Вы, случайно, не знаете?

– Я как раз пытаюсь это выяснить. Но одно мне известно уже наверняка: ко всей этой истории причастен некто Хан.

Молчание на другом конце линии длилось так долго, что Борн был вынужден спросить:

– Жак, вы меня слышите?

– Да, mon ami. Вы меня просто ошарашили. – Робиннэ глубоко выдохнул. – Этот Хан нам известен. Он – профессиональный убийца, причем высшего класса. Мы, например, знаем, что он причастен более чем к дюжине громких убийств по всему миру.

– Кого он убивал?

– В основном политиков. Президента Мали, например, но время от времени не гнушается и видными деятелями бизнеса. Насколько нам удалось выяснить, сам он не исповедует каких-либо политических или идеологических взглядов. Он работает по заказу и, кроме денег, ни во что не верит.

– Самый опасный тип убийцы.

– В этом не может быть никаких сомнений, mon ami, – согласился Робиннэ. – Вы полагаете, именно он убил Алекса?

– Не исключено, – ответил Борн. – Я наткнулся на него в поместье Алекса сразу же после того, как обнаружил трупы. Возможно, именно он вызвал полицию, поскольку копы нагрянули, когда я находился еще в доме.

– Классическая подстава! – крякнул Робиннэ.

Несколько секунд Борн молчал. Его мысли вертелись вокруг Хана, который легко мог пристрелить его во дворе университета или позже, когда устроил засаду в ветвях ивы. Тот факт, что он этого не сделал, говорил о многом. Очевидно, что в данном случае Хан не выполняет чей-то заказ. Он преследует Борна, движимый личными мотивами – желанием отомстить, например, – которые, по всей видимости, берут истоки в джунглях Юго-Восточной Азии. Наиболее логичным было бы предположить, что Борн в свое время убил его отца и теперь сын вышел на тропу войны, намереваясь поквитаться. Чем иначе можно объяснить ту одержимость, с которой Хан говорил о семье Борна? Чем объяснить его слова о том, что Борн покинет Джеми? Эта версия наиболее удобно укладывалась в русло происходящих событий.

– Что еще вам известно о Хане? – спросил наконец Борн.

– Очень немногое, – ответил Робиннэ. – Разве что его возраст – двадцать семь лет.

– Он выглядит моложе, – пробормотал Борн. – Кроме того, он – наполовину азиат.

– Говорят, он наполовину камбоджиец, но это только слухи, так что сами понимаете…

– А на вторую половину?

– Тот же вопрос задаю себе я сам. Он – одинок, судимостей за ним не числится, место жительства – неизвестно. Хан появился на сцене шесть лет назад, когда убил премьер-министра Сьерра-Леоне, а до того – словно и не существовал.

Борн взглянул в зеркало заднего вида.

– Стало быть, он совершил свое первое громкое убийство в возрасте двадцати одного года?

– Тот еще выход в свет, не правда ли? – сухо отозвался француз. – Послушайте, Борн, я хотел бы предупредить вас относительно Хана. Вы не можете себе представить, насколько опасен этот человек. Если он хоть каким-то боком вовлечен в это дело, вы должны проявлять максимум осторожности.

– Вы, кажется, напуганы?

– Так и есть, mon ami, и, когда дело касается Хана, тут нечего стыдиться. Здоровая порция страха делает нас более осторожными, и, поверьте, сейчас для этого самое подходящее время.

– Я учту, – сказал Борн. Он маневрировал в плотном потоке движения, выискивая глазами съезд с шоссе. – Алекс работал над чем-то очень загадочным, и, как мне кажется, именно это и стало причиной его смерти. Вы, случайно, не знаете, что это было?

– В последний раз я виделся с Алексом здесь, в Париже, примерно полгода назад. Мы вместе поужинали, и у меня сложилось впечатление, что он чем-то страшно озабочен. Но вы же знаете Алекса с его вечной игрой в секреты! – Робиннэ вздохнул. – Его смерть – это невосполнимая потеря для всех нас!

Борн свернул с Белтуэй на дорогу 123 и поехал в сторону торгового центра «Тайсонс-Корнер».

– NX-20… Вам это что-нибудь говорит?

– И это – все, что у вас есть? NX-20?

Борн выехал на центральную автостоянку «Тайсонс-Корнер», обозначенную литерой С.

– Более или менее. Не могли бы вы проверить человека по имени доктор Феликс Шиффер? – Борн повторил имя и фамилию по буквам. – Он работал на АПРОП – Агентство перспективных разработок в области оборонных проектов.

– Ага, вот теперь вы дали мне хоть какую-то зацепку. Я посмотрю, что у нас на него имеется.

Выходя из машины, Борн продиктовал ему номер своего сотового телефона.

– Послушайте, Жак, мне нужно лететь в Будапешт, но у меня почти не осталось наличных.

– Никаких проблем! – ответил Робиннэ. – Договоренность остается прежней?

Борн не имел понятия, о чем говорит француз, но выбирать не приходилось, и он ответил согласием.

– Bon. Сколько вам нужно?

Борн поднялся на эскалаторе, миновав магазинчик под названием «Птичий двор».

– Ста тысяч будет достаточно. Я остановлюсь под именем Алекса в отеле «Великий Дунай». Пусть там оставят для меня конверт до востребования.

– Mais oui, Джейсон. Все будет сделано так, как вы пожелаете. Могу я помочь вам чем-нибудь еще?

– В данный момент – нет. – Впереди Борн увидел Дерона, стоящего у дверей бутика «Холодный лед». – Спасибо вам за все, Жак.

– Помните мое предостережение, mon ami, – сказал Робиннэ напоследок. – Когда имеешь дело с Ханом, нужно быть готовым ко всему.

Заметив Борна, Дерон двинулся медленным шагом, чтобы тому не составило труда его догнать. Это был худощавый мужчина с кожей цвета кокосового ореха, тонкими чертами лица, высокими скулами и глазами, в которых светился природный ум. Борн поравнялся с ним, и они пошли бок о бок вдоль витрин бесчисленных магазинов.

– Рад тебя видеть, Джейсон.

– Вот только обстоятельства подкачали.

Дерон рассмеялся.

– А мы с тобой только тогда и видимся, когда разражается очередная катастрофа.

Пока они разговаривали, Борн внимательно подмечал проходы, пожарные выходы и другие возможные пути для отступления, приглядывался к лицам проходивших мимо людей.

Дерон расстегнул свой портфель и протянул Борну тонкий конверт:

– Паспорт и контактные линзы.

– Спасибо. Деньги, чтобы с тобой расплатиться, будут у меня примерно через неделю.

– На этот счет можешь не беспокоиться. – Дерон небрежно махнул рукой с длинными пальцами художника. – Для тебя у меня всегда открыта кредитная линия. – Затем он передал Борну еще один предмет. – Экстренные ситуации требуют экстренных мер.

Это был пистолет. Борн взвесил его в руке и спросил:

– Он легкий, как пушинка. Из чего он сделан?

– Керамика и пластик. Над этим шедевром я, не разгибаясь, трудился в течение последних двух месяцев, – с нескрываемой гордостью сообщил Дерон. – На большом расстоянии от него мало проку, но на близкой дистанции бьет точно.

– И к тому же его не обнаружит ни один прибор в аэропорту. Еще одно важное преимущество, – сказал Борн.

Дерон кивнул.

– Ни его, ни патроны. – Он вручил Борну маленькую картонную коробочку. – Они тоже сделаны из керамики и покрыты пластиком. Малый калибр. А вот еще один плюс: гляди сюда, видишь дырочки на стволе? Это специальный рассеиватель, который приглушает звук. Что-то вроде глушителя, поэтому выстрел получается практически бесшумным.

Борн недоверчиво наморщил лоб.

– А энергия пули от этого разве не уменьшается?

Дерон рахохотался:

– Ох уж эти школьные познания в баллистике! Поверь мне, если ты уложишь кого-нибудь с помощью этой штуки, он больше не поднимется.

– Дерон, ты – человек самых неожиданных талантов!

– Точно, это – про меня. – Дерон глубоко вздохнул. – Подделывать картины старых мастеров – занятие, конечно, увлекательное. Ты не можешь себе представить, сколько нового я узнал, изучая их технику. Но, с другой стороны, мир, который открыл для меня ты, мир, о существовании которого в этом людном месте не знает никто, кроме нас двоих, гораздо увлекательнее. – В бесконечном коридоре торгового центра подуло холодком, словно предвещающим перемены, и Дерон поднял воротник своего плаща. – Не буду скрывать, в свое время я лелеял тайную мечту продавать кое-какие… гм… особые вещи, которые я изготавливаю, людям вроде тебя. Но, – он тряхнул головой, – все это в прошлом. Теперь все, что я делаю на стороне, я делаю только ради развлечения.

Несколько минут назад Борн заметил, что возле одной из витрин остановился мужчина в длинном плаще и стал закуривать сигарету. Сейчас он по-прежнему стоял там, разглядывая выставленные в витрине туфли. И все бы ничего, если бы это не был магазин женской обуви. Борн незаметно подал своему спутнику знак, и они свернули налево, удаляясь от обувного магазина. Каждую из встречных витрин Борн использовал в качестве зеркала, чтобы не выпускать из вида пространство позади них, но мужчина в плаще словно в воду канул.

Борн снова подбросил пистолет на ладони. Оружие и впрямь почти ничего не весило.

– Сколько ты за него хочешь? – спросил он.

Дерон пожал плечами.

– Это – прототип, единственный экземпляр. Давай договоримся так: ты сам назовешь сумму, в зависимости от того, насколько полезной для тебя окажется эта игрушка. Я уверен, ты дашь справедливую цену.

Когда Этан Хирн впервые оказался в Будапеште, ему понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к одной из местных – и весьма необычных, на его взгляд, – национальных черт, которая заключалась в следующем: если венгр что-то говорит, он имеет в виду именно это, и – никаких иносказаний. Поэтому Хирн не удивился, обнаружив, что бар «Подвал» действительно находится в подвале под зданием кинотеатра, расположенного на улице Тереша Корута в Пеште. Название «Подвал» было еще и проявлением венгерского национального снобизма, являясь данью памяти одноименному фильму знаменитого Эмира Кустурицы.

Бар произвел на Хирна гнетущее впечатление, поскольку представлял собой воплощение постмодернизма в самом уродливом смысле этого слова. Под потолком тянулись стальные штанги, а установленные между ними гигантские промышленные вентиляторы гнали наполненный табачным дымом воздух вниз, прямо на пьющих и танцующих посетителей. Но больше всего в «Подвале» Хирну не понравилась музыка – фальшивая, бьющая по ушам смесь гаражного рока и фанка.

Как ни странно, но Ласло Молнар, казалось, не имел ничего против этой какофонии. Наоборот, среди потной толпы, раскачивающей бедрами, он ощущал себя полностью в своей тарелке. Может быть, ему просто не хотелось возвращаться в пустой дом? Хирн подметил, что в поведении его нового знакомца присутствовала какая-то ломкость: в его коротком скрипучем смехе, в том, как его глаза перебегали с предмета на предмет, ни на одном не задерживаясь подолгу. Он словно носил в груди какой-то темный, снедающий его секрет. В силу своих занятий Хирну часто приходилось сталкиваться с очень богатыми людьми, и сейчас он не в первый раз подумал: неужели большое состояние способно оказывать столь разрушительное воздействие на человеческую психику? Возможно, именно поэтому сам он никогда не ставил перед собой цель стать богачом.

Молнар настоял на том, что угощает он, и заказал приторный коктейль под названием «Мощеная дорога», в состав которого входило виски, сладкая газировка, сухое вино и сок лимона. Найдя свободный столик в самом дальнем углу, где было так темно, что Хирн едва сумел прочитать меню, они сели и продолжили беседовать об опере, что, с учетом окружающей обстановки, уже казалось абсурдным.

После второго коктейля Хирн заметил Спалко, стоявшего в клубах табачного дыма в дальнем углу клуба. Их взгляды встретились, после чего молодой человек извинился перед собеседником, встал из-за стола и направился в ту сторону. Неподалеку от Спалко переминались с ноги на ногу два незнакомых типа, ничем не напоминавшие завсегдатаев «Подвала». Впрочем, подумалось Хирну, они с Ласло Молнаром тоже не очень-то смахивали на поклонников гаражного рока.

Спалко провел его по темному коридору, освещенному всего несколькими продолговатыми лампочками, и открыл дверь в комнату, напоминавшую по виду кабинет менеджера. Внутри никого не было.

– Добрый вечер, Этан, – улыбнулся Спалко, закрывая за ними дверь. – Похоже, я не зря надеялся на вас. Поздравляю!

– Спасибо, сэр!

– А теперь, – радушным тоном продолжил Спалко, – настало время для моего выхода на сцену.

Хирн слышал, как где-то вдалеке наяривает электрическая бас-гитара, и от ее грохота стены тряслись даже здесь.

– Может, мне стоит задержаться, чтобы представить вас друг другу?

– В этом нет необходимости, уверяю вас. Вам пора отдохнуть. – Спалко посмотрел на циферблат часов. – Сейчас уже очень поздно, и я разрешаю вам завтра взять выходной.

– Сэр, я не могу… – попытался протестовать Хирн, но Спалко только рассмеялся.

– Можете, Этан, можете! И сделаете именно так, как я велю!

– Но вы же сказали мне, чтобы я ни при каких условиях…

– Этан, правила устанавливаю я, и я же волен делать исключения из них. Так вот, завтра у вас – выходной.

– Понятно, сэр!

Молодой человек нагнул голову и заискивающе улыбнулся. Вот уже три года, как у него не было ни одного выходного дня. Провести утро в постели, в сладостном безделье, намазать апельсиновый мармелад на кусок хрустящего тоста, почитать газету… Рай, да и только!

– Благодарю вас, сэр! Я вам крайне признателен!

– Ну вот и отправляйтесь восвояси. К тому времени, когда вы вернетесь в офис, я уже успею прочесть ваши «письма-зазывалки» и сделать к ним соответствующие комментарии.

С этими словами Спалко выпроводил Хирна из душной комнаты, а когда молодой человек стал подниматься по ступенькам, ведущим к выходу из бара, он кивнул двоим мужчинам, неотступно сопровождавшим его, и они начали прокладывать себе дорогу через бурлящую толпу посетителей.

Ласло Молнар озирался по сторонам, пытаясь найти в табачном дыму и сполохах разноцветных огней своего нового друга. После того как Хирн, извинившись, покинул столик, венгр был поглощен созерцанием молоденькой девицы, самозабвенно вертевшей в разные стороны своей аппетитной попкой, обтянутой коротенькой юбчонкой. Через некоторое время Молнар подумал, что Хирн задерживается дольше, чем можно было ожидать, и еще больше удивился, когда вместо Хирна за столик, по обе стороны от него, сели двое незнакомых мужчин.

– В чем дело? – спросил он внезапно охрипшим от страха голосом. – Что вам угодно?

Незнакомцы не ответили. Тот, что сидел справа, схватил его за руку с такой силой, что Молнар сморщился от боли. Он был слишком напуган, чтобы закричать, но, даже если бы у него хватило на это сил, его крик потонул бы в непрекращающейся какофонии оглушающей музыки, гремевшей под сводами клуба. Поэтому Молнар сидел, словно каменное изваяние, и даже не отреагировал, когда мужчина слева вонзил в его ляжку иглу шприца. Все было сделано так быстро и аккуратно, что никто из посетителей ничего не заметил.

Наркотик подействовал уже через тридцать секунд: глаза Молнара закатились, тело обмякло. Незнакомцы были готовы к этому. Подхватив Молнара с двух сторон, они подняли его и поставили его на ноги.

– Совсем не умеет пить, – сказал один посмотревшему на их компанию парню, танцевавшему в паре метров от них. – Беда с этими слабаками!

Парень сочувственно пожал плечами, ухмыльнулся и вернулся к своему занятию. Больше в их сторону никто даже не повернул головы, и мужчины вытащили Молнара из «Подвала».

Спалко поджидал их в длинном приземистом «БМВ». Его подчиненные погрузили бесчувственное тело Молнара в багажник машины, затем один из них сел за руль, а второй – на переднее пассажирское сиденье.

Ночь была ясной и светлой, над самым горизонтом висела полная луна. Спалко казалось, что стоит ему протянуть руку, и он сможет щелкнуть по ней ногтем, после чего луна покатится, словно мраморный шарик, по черному бархату неба.

– Как все прошло? – спросил он.

– Как по маслу, – ответил водитель и повернул ключ в замке зажигания.

Борн постарался покинуть «Тайсонс-Корнер» как можно быстрее. Хотя для встречи с Дероном он выбрал максимально безопасное место, само понятие безопасности стало для него теперь весьма условным. Он поехал в супермаркет «Уолл-Март» на Нью-Йорк-авеню. Борн находился в самом чреве города. Жизнь здесь била ключом, поэтому он мог надеяться на то, что в этом улье сумеет остаться незамеченным.

Въехав на автостоянку между 12-й и 13-й улицами, он остановил машину и заглушил мотор. На небе стали появляться облака, горизонт на юге угрожающе почернел. Оказавшись в универсаме, Борн взял решетчатую тележку и покатил ее вдоль рядов с товарами. Побросав в нее кое-какую одежду, туалетные принадлежности, подзарядное устройство для сотового телефона и другие мелочи, которые могли ему понадобиться, он стал искать на полках удобный рюкзак, куда все это могло бы без труда поместиться. Стоя в очереди к кассе и переминаясь с ноги на ногу вместе с остальными покупателями, Борн чувствовал нарастающее беспокойство. Казалось, что он ни на кого не смотрит, но на самом деле Борн внимательно следил, не обращает ли на него кто-нибудь повышенного внимания.

В его мозгу теснилось слишком много мыслей. Он – беглец. Агентство охотится за ним и выдало международную санкцию на его уничтожение. Его также преследует какой-то странный молодой человек, обладающий поразительными способностями, который, как недавно выяснилось, является самым знаменитым в мире профессиональным убийцей. Борн потерял двух самых близких друзей, один из которых, судя по всему, был вовлечен в некую пока покрытую мраком, но явно опасную деятельность.

Погруженный в свои мысли, Борн не заметил, как сзади к нему подошел начальник охраны супермаркета. Рано утром правительственный агент проинструктировал его относительно некоего беглеца, вручил фото, которое еще раньше он видел по телевизору, и велел не спускать глаз с покупателей на случай, если этот тип здесь появится. Агент объяснил, что это – часть масштабной операции, которая проводится ЦРУ, что аналогичные указания даны служащим всех крупных супермаркетов, кинотеатров и других общественных заведений, поэтому все сотрудники охраны должны понимать, что поимка Джейсона Борна сейчас является для них задачей номер один.

Убедившись в том, что перед ним – тот самый человек, которого разыскивает ЦРУ, охранник испытал смесь гордости и страха. Он развернулся, пошел в свое служебное помещение – крохотную стеклянную комнатку, похожую на аквариум, – и набрал телефонный номер, оставленный ему агентом.

Когда охранник положил трубку, Борн уже находился в мужском туалете. С помощью машинки для стрижки волос он обрился практически наголо, а затем переоделся, натянув джинсы, ковбойскую рубашку в красно-белую клетку с пуговицами а-ля перламутр и кроссовки «Найк». Благодаря дамскому карандашу его брови стали выглядеть более густыми, а контактные линзы, полученные от Дерона, превратили глаза Борна из голубых в карие. Несколько раз ему приходилось прерываться, поскольку в туалет кто-то входил, но в основном помещение пустовало.

Закончив, Борн посмотрел на себя в зеркало. Оставшись не совсем удовлетворенным, он нанес последний штрих, нарисовав высоко на щеке родинку. Теперь превращение было полным. Закрыв рюкзак, он забросил его за спину и, покинув туалет, направился через торговый зал к стеклянным дверям, ведущим на улицу.

Когда поступил звонок от шефа охраны супермаркета «Уолл-Март», Мартин Линдрос находился в Александрии, складывая по кусочкам картину неудавшейся охоты на Джейсона Борна в ателье «Портняжки Файна Линкольна». Этим утром они с детективом Гарри Гаррисоном решили на некоторое время расстаться, чтобы каждый мог обсудить состояние дел со своими подчиненными. Линдрос знал, что Гаррис находится на пару миль ближе к супермаркету, поскольку полицейский звонил ему всего несколько минут назад. Линдрос отдавал себе отчет в том, что его положение – хуже некуда. За провал в ателье Файна Старик и так снимет с него три шкуры, если же Старик прознает о том, что Линдрос позволил обычному полицейскому приехать на то место, где обнаружили Борна, раньше его, то можно вообще попрощаться со скальпом. Да, ситуация хреновая, думал он, садясь в машину и давая полный газ. Но, с другой стороны, главное – поймать Борна. «Да черт с ними, с этими секретами и межведомственной ревностью!» – подумал Линдрос и, набрав номер Гаррисона, велел ему ехать в «Уолл-Март».

– Вы не должны предпринимать никаких действий. Ваша задача – скрытно осмотреть все вокруг и удостовериться в том, что Борн не успел улизнуть. Больше – ничего! Ни в коем случае не обнаруживайте себя и тем более не делайте попыток задержать его. Вы меня поняли? Я буду там уже через несколько минут после вас.

«Я не такой дурак, каким выгляжу, – думал Гарри Гаррисон, отдавая приказания экипажам трех патрульных машин, находившихся под его командой, – и уж точно не такой дурак, каким меня считает Линдрос». У него был богатый и, надо признать, не самый приятный опыт общения с типами из федеральных органов, вроде ФБР или ЦРУ. Федералы всегда вели себя высокомерно, всем своим видом показывая, что обычные полицейские беспомощны и их надо водить за ручку, как несмышленых детей. Такое отношение с их стороны давно было для Гарриса костью в горле. Когда он попытался предложить Линдросу свой вариант действий, тот бесцеремонно оборвал его, так какого черта он, Гаррис, станет сейчас следовать «ценным руководящим указаниям» этого сноба? Линдрос рассматривает его как вьючного мула, полагает, что Гаррис должен быть на седьмом небе от счастья, будучи «избранным», поскольку ему предложили работать совместно с ЦРУ, и считает, что он будет выполнять все приказания, не задумываясь и не задавая вопросов. Для детектива теперь стало совершенно ясно, что цэрэушник его ни в грош не ставит. Гаррису даже не сообщили о том, что Борн был замечен в Александрии, и он узнал об этом сам, совершенно случайно. И теперь, въезжая на автостоянку супермаркета, он решил, что, если представится хоть малейший шанс, возьмет ситуацию полностью под свой контроль. Окончательно утвердившись в этой мысли, Гаррис взял двухканальную рацию и пролаял несколько приказов своим людям.

Едва Борн вышел из «Уолл-Марта», как заметил три синие полицейские машины с гербами штата Вирджиния на боках, несущиеся по Нью-Йорк-авеню и оглашающие окрестности завыванием сирен. Он отступил вбок, укрывшись в тени. Сомнений быть не могло: они направлялись прямиком к «Уолл-Марту». Его обнаружили, но каким образом? Впрочем, сейчас это не главное. Нужно было срочно придумать план спасения!

Патрульные машины, визжа тормозами, остановились, перекрыв движение. Отовсюду немедленно послышались возмущенные вопли водителей. Борн мог найти лишь одно объяснение тому, что здесь хозяйничают копы из другого штата: их зафрахтовало агентство. Полицейские федерального округа Колумбия ездят на голубовато-серых машинах.

Вытащив из кармана сотовый телефон, Борн набрал номер экстренного вызова полиции.

– Говорит детектив Морран из полиции штата Вирджиния, – сказал он в трубку. – Мне необходимо немедленно поговорить с начальником полиции округа. Живо!

На другом конце линии раздался стальной голос:

– Начальник отделения третьего округа Бертон Филипс. Говорите.

– Послушайте, Филипс! Вам строжайшим образом было приказано не совать нос в наши дела, а теперь я вижу, что ваши ребята шляются возле «Уолл-Марта» на Нью-Йорк-авеню, и я…

– Вы находитесь на моей территории, Морран. Какого черта вы приперлись? На эту территорию ваша юрисдикция не распространяется!

– А вот это уже не ваше собачье дело! – ответил Борн, стараясь, чтобы его тон звучал как можно более оскорбительно. – Мигом приезжайте сюда и прикажите своим людям отвалить как можно быстрее.

– Морран, я не знаю, учил ли вас кто-нибудь вежливости, но со мной такие штуки не пройдут! Клянусь, что я приеду ровно через три минуты, чтобы лично оторвать вам яйца!

В это время улицу уже наводнили полицейские. Вместо того чтобы искать спасения в супермаркете, Борн, не сгибая правое колено, притворно захромал по улице вместе с дюжиной таких же, как он, покупателей, вышедших из магазина. Полицейские, под предводительством высокого сутулого детектива с осунувшимся лицом, внимательно изучили внешность всех, кто шел вместе с Борном, включая и его самого, а затем ринулись в супермаркет. Остальные копы рыскали по автостоянке. Несколько блюстителей порядка караулили участок Нью-Йорк-авеню между 12-й и 13-й улицами, другие были заняты тем, что отлавливали вновь прибывающих покупателей и велели им временно оставаться в машинах. Все они непрерывно переговаривались друг с другом с помощью раций.

Вместо того чтобы идти к машине, Борн повернул направо, завернул за угол и пошел по направлению к погрузочным воротам на задней стене здания, куда подъезжали грузовики с товаром. На противоположной стороне улицы, по диагонали от супермаркета, располагался парк Франклина. Туда Борн и направил свои стопы.

Внезапно позади него послушались громкие голоса. Борн продолжал идти, делая вид, что ничего не слышит. Взвыли сирены, и Борн посмотрел на часы. Полицейский начальник Бертон Филипс сдержал обещание и приехал точно в названный им срок. Борн успел дойти до середины здания, когда до его слуха донеслись громкие крики, перешедшие вскоре в ожесточенную перебранку.

Обернувшись, он увидел сутулого детектива со служебным пистолетом в руке. Его нагонял высокий, импозантного вида начальник местной полиции Бертон Филипс. Его седые волосы растрепались, лицо с тяжелыми челюстями раскраснелось от злости и бега. Как особу, в распоряжении которой находится весь мир, его сопровождали двое тяжеловесов со злыми, будто у рассерженных бульдогов, мордами. Правая рука каждого из них лежала на наплечной кобуре, словно они были готовы палить по любому, у кого хватит глупости перечить их начальнику.

– Вы командуете этими рейнджерами из Вирджинии?! – заорал Филипс.

– Это не рейнджеры, а полиция штата, и я действительно их начальник, – ответил сутулый. Увидев на вновь подошедших полицейскую форму федерального округа Колумбия, он нахмурился. – А вы какого черта здесь делаете? Вы сорвете мою операцию!

– Вашу операцию? – задохнулся от возмущения Филипс. Его, казалось, вот-вот хватит удар. – Убирайтесь с моей территории, вы, деревенщина, жалкий провинциальный ублюдок!

Лицо детектива побелело, как полотно.

– Кого это вы называете ублюдком, а?! – зарычал он.

На этом Борн их и оставил. В парк теперь нечего и соваться. Сейчас, когда кругом кишели полицейские, нужно было найти какой-нибудь другой, более радикальный способ бегства. Дойдя до конца здания, он двинулся вдоль выстроившихся вереницей грузовиков и шел, пока не обнаружил один, который уже успели разгрузить. Борн залез в кабину. Ключ торчал в замке зажигания, и он не колеблясь повернул его. Мотор гулко взревел, и машина тронулась с места.

– Куда это ты собрался, приятель? – раздался голос слева от него. Дверь рывком открылась, и на подножку грузовика вспрыгнул водитель – здоровенный верзила с шеей, похожей на ствол дерева, и кулачищами размером с пивную кружку. Изогнувшись, здоровяк выхватил помповое ружье, которое было спрятано на койке позади водительского места. Борн, не церемонясь, ударил его кулаком в переносицу. Хлынула кровь, глаза шофера вышли из фокуса, и он выронил ружье.

– Извини, дружок, – сказал Борн и нанес еще один удар такой силы, что после него отключился бы и не такой бык, как этот. Схватив водителя за брючный ремень, Борн втащил его в кабину и перевалил на пассажирское сиденье, а затем захлопнул дверь и нажал на педаль газа.

В следующий момент на сцене появилось новое действующее лицо: между двумя спорящими полицейскими возник мужчина помоложе и с ожесточением оттолкнул их друг от друга. Борн узнал в нем Мартина Линдроса, заместителя директора ЦРУ. Выходит, Старик поручил миссию по уничтожению Борна именно ему. Плохая новость! Со слов Алекса Борн знал, что Линдрос исключительно умен. Обвести его вокруг пальца будет очень непросто, и свидетельством тому – та сеть, которую Линдрос раскинул в Старом городе.

Впрочем, сейчас эти рассуждения носили сугубо схоластический характер, поскольку Линдрос заметил грузовик, выезжающий со стоянки, и стал размахивать руками, приказывая водителю остановиться.

– Никто не должен покидать это место! – кричал он.

Не обращая на него внимания, Борн еще сильнее надавил на акселератор. Он понимал, что не может столкнуться лицом к лицу с Линдросом. Такой опытный спец сразу узнает его, несмотря на измененную внешность.

Линдрос вытащил пистолет. Он бежал к воротам из оцинкованного железа, сквозь которые предстояло проехать Борну, продолжая размахивать руками и надрываться во все горло.

Впереди, видимо выполняя его приказ, двое копов из Вирджинии торопливо закрывали ворота, а одна из полицейских машин покинула свой пост на Нью-Йорк-авеню и двинулась наперехват грузовика.

Борн вдавил педаль газа в пол, и грузовик рванулся вперед, подобно раненому бегемоту. В самый последний момент полицейские, как спугнутые воробьи, брызнули в разные стороны, нос грузовика ударился в ворота с такой силой, что их створки, сорвавшись с петель, взлетели высоко в воздух, а затем с грохотом упали по обе стороны машины. Борн резко вывернул руль вправо, чтобы уклониться от столкновения с полицейской машиной, и с нарастающей скоростью понесся по улице.

Поглядев в огромного размера зеркало заднего вида, Борн увидел, что Линдрос запрыгнул на пассажирское сиденье машины ЦРУ и захлопнул дверь. Автомобиль сорвался с места, как ракета, и вскоре без труда нагнал грузовик. Беглец понимал, что ему не уйти от преследования на этой громыхающей колымаге, но недостаток скорости вполне мог быть компенсирован ее внушительными размерами.

Борн позволил машине агентства пристроиться ему в хвост, после чего она, увеличив скорость, зашла слева от грузовика и уравняла с ним скорость. Борн видел Мартина Линдроса, его плотно сжатые от напряжения губы и пистолет в правой руке, которую левой он поддерживал за запястье. В отличие от актеров, играющих в боевиках, Линдрос умел стрелять из движущейся машины.

Когда он уже собрался нажать на спусковой рючок, Борн крутанул руль, грузовик вильнул влево и ударил машину агентства в правый бок. Пока водитель выравнивал автомобиль, стараясь не задеть припаркованные у тротуара машины, Линдрос держал пистолет стволом вверх, но после того, как шофер справился с управлением и выровнял автомобиль, он открыл огонь по кабине грузовика. Угол, под которым ему приходилось стрелять, был крайне невыгодным, поэтому Линдрос беспрерывно промахивался, однако этой канонады хватило для того, чтобы заставить Борна свернуть направо. Одна пуля попала в боковое стекло, две других пробили кузов и угодили прямо в спинку пассажирского сиденья, на котором лежал бесчувственный шофер грузовика.

– Чтоб ты провалился, Линдрос! – выругался Борн. Даже несмотря на то, что ему самому грозила гибель, он не хотел, чтобы на его руках, пусть даже по чужой вине, оказалась кровь этого невинного бедолаги.

Он ехал на восток. На 23-й улице, недалеко от этого места, находилась больница Университета Джорджа Вашингтона. Борн снова повернул направо, потом налево, выехал на Ки-стрит и помчался по ней, не обращая внимания на светофоры и оглашая воздух ревом мощного пневматического клаксона. Один водитель на 23-й улице, возможно находясь за рулем в полусонном состоянии, не внял этому громогласному предупреждению и врезался в заднюю правую часть грузовика. От удара тот вильнул влево, и Борну стоило немало усилий, чтобы выровнять его на дороге. Машина Линдроса по-прежнему ехала сзади. Ки-стрит, разделенная посередине металлическим отбойником, была слишком узкой, чтобы Линдрос мог совершить обгон.

После того как Борн пересек 20-ю улицу, он увидел впереди тоннель, который должен был вывести его на площадь Вашингтона. Оттуда до больницы оставался всего один квартал. Бросив взгляд в зеркало, Борн обнаружил, что машины Линдроса сзади уже нет. Первоначально Борн намеревался свернуть на 22-ю, которая привела бы его к больнице, но, уже собравшись поворачивать, увидел, что по 22-й навстречу ему летит машина агентства. Линдрос высунулся в окно и снова принялся методично палить в грузовик.

Борн утопил в пол педаль акселератора, и машина помчалась вперед с еще большей скоростью. Теперь не оставалось ничего другого, кроме как проехать сквозь туннель, выходящий к дальней части больничного корпуса. Однако, приблизившись к туннелю, Борн осознал, что в нем что-то не так. В туннеле под площадью Вашингтона было совершенно темно, и даже в противоположной его части не брезжил дневной свет. Это могло означать только одно: в туннеле выставлен кордон – бастион из автомобилей, расставленных по всей его ширине.

Он въехал в туннель на большой скорости, понизил передачу и надавил на педаль тормоза только тогда, когда со всех сторон его окутала непроглядная темнота. При этом правая ладонь Борна непрестанно давила на сигнал, рев которого, отражаясь от камня и бетона, оглушал. Продолжая тормозить так, что дымилась резина покрышек, Борн резко вывернул руль налево, в результате чего грузовик развернуло на девяносто градусов и он продолжал движение уже боком. Грузовик еще не успел остановиться, а Борн уже выскочил из кабины, перемахнул разделительное ограждение и побежал к северной стене, под прикрытием машины, которая первоначально двигалась по полосе встречного движения, но остановилась, поскольку водителю захотелось поглазеть на аварию. Когда по направлению к грузовику побежали полицейские, шофер-зевака торопливо включил первую передачу и поехал дальше.

Грузовик находился между Борном и его преследователями, перегородив всю проезжую часть. Борн пошарил по стене, и, когда его пальцы нащупали привинченную к ней металлическую лестницу, предназначенную для технического персонала, он подтянулся и полез вверх по ступеням. В этот момент внутренности туннеля залил ослепительный свет прожекторов. Борн зажмурил глаза, отвернулся и продолжал подъем.

Оглянувшись снова через несколько секунд, он увидел, что лучи прожекторов направлены на грузовик и пространство возле него. Борн, находившийся уже почти под самым потолком туннеля, смог различить стоявшего там Мартина Линдроса. Тот проговорил что-то в свою рацию, и тут же вспыхнули прожекторы, установленные по другую сторону кордона. Снопы света протянулись к раскорячившемуся посреди дороги грузовику, как ланцеты хирургов к телу пациента. Со всех сторон бежали агенты с оружием на изготовку. Бетонные стены, отражавшие и усиливавшие каждый звук, донесли до Борна переговоры его преследователей.

– Сэр, в кабине грузовика кто-то есть. – Агент, произнесший эту фразу, придвинулся поближе к шефу. – Он ранен и истекает кровью.

В ярком свете прожекторов было видно, как напряглось лицо Линдроса.

– Это Борн? – спросил он.

Высоко над ними Борн добрался наконец до крышки люка, выходившего на поверхность. Отодвинув внутренний засов, он открыл его и вылез наружу, оказавшись среди декоративных деревьев, которыми была усажена площадь Вашингтона. Мимо него проносились машины – дорожный поток, которому никогда не суждено прекратиться. А в туннеле, прямо под ним, раненого шофера укладывали на носилки, чтобы отправить в ближайшую больницу. Борн сделал все для спасения этого парня, теперь настало время позаботиться о себе.