Глава 32
Ближе к окончанию воздушной драки Мута ибн Азиз зашевелился. Теперь Борн обнаружил, что он поднялся на ноги. Сам он не мог оторваться от управления самолетом, чтобы разобраться с террористом, поэтому ему пришлось искать другой способ.
«Соверен» приближался к выходу из узкого ущелья. Когда Мута ибн Азиз приставил Борну к правому уху дуло пистолета, тот направил самолет прямо на скалу.
– Что ты делаешь? – всполошился Мута.
– Убери пистолет, – ответил Борн, не отрывая взгляда от стремительно приближающейся горы.
Мута словно зачарованный уставился вперед.
– Поворачивай!
Борн держал нос самолета направленным прямо на пик.
– Ты погубишь нас обоих. – Нервно облизнув губы, Мута убрал пистолет. – Ну хорошо, хорошо! Только…
До каменистого склона оставалось совсем близко.
– Брось пистолет в противоположный угол, – приказал Борн.
– Уже слишком поздно! – воскликнул Мута ибн Азиз. – Мы все равно не успеем!
Борн уверенно сжимал штурвал. Вскрикнув, Мута швырнул пистолет на пол.
Борн потянул штурвал на себя. «Соверен» свечой взмыл вверх. Однако гора приближалась с пугающей скоростью. Места для маневра оставалось мало, совсем мало. В самое последнее мгновение Борн заметил справа щербину, словно сам господь бог отколол от вершины кусок. Он заложил поворот, тщательно высчитывая крен самолета; еще немного – и правое крыло зацепилось бы за мелькнувшие внизу скалы. Пролетев над самой вершиной, «Соверен», продолжая набирать высоту, вырвался из ущелья в чистое небо.
Мута, опустившись на четвереньки, устремился за пистолетом. Борн был к этому готов. Он уже успел включить автопилот. Отстегнувшись, он прыгнул террористу на спину и нанес жестокий удар по почкам. Сдавленно вскрикнув, Мута повалился на пол.
Борн подобрал пистолет, после чего быстро связал террориста мотком проволоки, обнаруженным в шкафчике бортинженера. Оттащив Муту в дальний угол кабины, он вернулся за штурвал, отключил автопилот и подправил курс, повернув чуть южнее. Самолет летел над сердцем Афганистана, направляясь к Миран-Шаху, району на северо-западе Пакистана, у самой границы. Именно здесь нарисовал на полетной карте кружок летчик.
Мута ибн Азиз издал долгую цепочку бедуинских проклятий.
– Борн, – добавил он, – я был прав. Ты сам сфабриковал рассказ о собственной смерти.
Борн усмехнулся:
– Что, назовем своими именами всех? Тогда давай начнем с Абу Гази Надира аль-Джаму ибн Хамида ибн Ашефа аль-Вахиба. Правда, «Фади» звучит гораздо короче и прямо в точку.
– Как ты мог?..
– Мне также известно, что его родной брат Карим занял место Мартина Линдроса.
Черные глаза Муты наполнились изумлением.
– А еще у них была и сестра, Сара ибн Ашеф. – Борн с мрачным удовлетворением следил за выражением лица посланника Фади. – Да, и про нее я тоже все знаю.
Лицо Муты стало пепельно-серым.
– Она сказала, как ее зовут?
В это мгновение Борн понял всю правду.
– Это ты был там в ту ночь в Одессе, когда мы должны были встретиться с нашим осведомителем. Я выстрелил в Сару ибн Ашеф, когда она выбежала на площадь. Нам едва удалось выбраться из расставленной ловушки.
– Ты ее забрал, – сказал Мута ибн Азиз. – Ты забрал Сару ибн Ашеф с собой.
– Она была еще жива, – подтвердил Борн.
– Она ничего не сказала?
Борн понял, что Мута задал этот вопрос так поспешно, потому что ему отчаянно нужно узнать ответ. Почему? Тут оставалось еще что-то неизвестное. Что он упустил?
Борн уже выложил все, что было ему известно. Однако сейчас требовалось любой ценой убедить Муту в том, что он знает гораздо больше. Борн решил, что лучше всего будет промолчать.
Его молчание оказалось лучшим оружием. Мута внезапно забеспокоился:
– Сара назвала мое имя, да?
Борн сохранил свой голос нейтральным.
– Почему она должна была вспомнить про тебя?
– Назвала, ведь так? – Мута неистово извивался, тщетно пытаясь освободиться. – Что еще она сказала?
– Не помню.
– Ты должен помнить.
У него в руках Мута ибн Азиз. Оставалось только его раскрутить.
– Один врач как-то сказал мне, что описание забытых вещей, каким бы отрывочным оно ни было, способно воскресить в моем сознании эти воспоминания.
Самолет приближался к границе. Борн начал плавно спускаться вниз к зазубренным горным хребтам, среди которых так надежно скрывались самые жестокие и опасные террористические группировки в мире.
Мута недоверчиво уставился на него.
– Давай выясним вот что. Ты хочешь, чтобы я тебе помог. – Он невесело усмехнулся. – Я так не думаю.
– Ну хорошо. – Все внимание Борна было сосредоточено на проплывающих внизу ориентирах. – Это ведь ты спрашивал. А мне на самом деле все равно.
Лицо Муты исказилось. Борн видел, что его что-то терзает, но не мог понять, что именно. Внешне он не подавал признака, что ему есть до этого какое-то дело, однако ответ был нужен и ему. Борн сказал:
– До посадки осталось шесть минут, может быть, даже меньше. Так что ты приготовься. – Оглянувшись на Муту ибн Азиза, он рассмеялся. – Ах да, ты уже пристегнут.
И тут Мута сказал:
– Она не была случайной.
– К несчастью, – сказал Карим аль-Джамиль, – Лаваль был прав.
Директор ЦРУ поморщился. Определенно, он не ожидал услышать дурные известия.
– Но ведь «Тифон» постоянно пользуется каналами связи ЦРУ.
– Совершенно верно, сэр. Но, перекопав горы электронного мусора, я обнаружил три сообщения, установить происхождение которых не удалось.
Они сидели рядом на шестом ряду справа от прохода в методистской церкви на Шестнадцатой улице. На стене за ними висела табличка, гласившая: «НА ЭТОМ РЯДУ 25 ДЕКАБРЯ 1941 ГОДА ВО ВРЕМЯ РОЖДЕСТВЕНСКОГО БОГОСЛУЖЕНИЯ СИДЕЛИ РЯДОМ ПРЕЗИДЕНТ ФРАНКЛИН Д. РУЗВЕЛЬТ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ». То есть эта встреча состоялась всего через три недели после нападения Японии на Перл-Харбор – для Америки это действительно были черные дни. Что же касается Великобритании, то она благодаря этой болезненной катастрофе приобрела могущественного союзника. Следовательно, это место имело особое значение для Старика. Именно сюда он приходил помолиться, разобраться в мыслях, набраться сил, чтобы и дальше заниматься своей грязной и трудной работой.
Глядя на папку, которую вручил ему первый заместитель, Старик понимал, что впереди его ждет именно такая работа.
Шумно вздохнув, он раскрыл папку. И ему в лицо ударила страшная правда, выведенная черным по белому. И все же, подняв взгляд, Старик дрогнувшим голосом спросил:
– Анна?
– Увы, это так, сэр. – Карим старательно следил за тем, чтобы держать руки на коленях. Он должен был показывать всем своим видом, что так же сражен этим разоблачением, как и Старик. Известие потрясло директора ЦРУ до глубины души. – Все три сообщения были переданы с ее личного портативного компьютера. Не штатного, выданного ЦРУ. Другого, о существовании которого мы не подозревали до самого последнего времени. Похоже, именно Анна подправила улики, ложно обвинившие Тима Хитнера.
Старик долго молчал. Они и до этого говорили тихо из-за поразительно хорошей акустики церкви, однако, когда он заговорил снова, Кариму пришлось наклониться к нему, чтобы его услышать.
– И каково содержание этих трех сообщений?
– Все они были зашифрованы, – ответил Карим. – Сейчас над ними бьются наши лучшие криптографы.
Старик рассеянно кивнул.
– Отлично сработано, Мартин. Не знаю, что бы я делал без тебя.
Сегодня, сейчас, он выглядел полностью на свой возраст и даже старше. С известием о страшном предательстве Анны его покинула искра жизни. Ссутулившись, директор вобрал голову в плечи, словно ожидая нового физического удара.
– Сэр, – тихо произнес Карим аль-Джамиль, – необходимо срочно что-то предпринять.
Директор ЦРУ кивнул, однако его взгляд был устремлен в пустоту, сосредоточенный на мыслях и воспоминаниях, о которых его спутник не мог и догадываться.
– Полагаю, все это нужно решить тихо, – продолжал Карим. – Только вы и я. Что скажете?
Слезящиеся глаза Старика всмотрелись в лицо заместителя.
– Да, решение должно быть тихим, обязательно. – Его голос превратился в шепот. На слове «решение» он дрогнул.
Карим встал.
– Идем?
Директор ЦРУ поднял на него взгляд, проникнутый черным ужасом.
– Прямо сейчас?
– Так будет лучше, сэр… для всех. – Карим помог Старику подняться на ноги. – На работе Анны нет. Полагаю, она у себя дома.
С этими словами он протянул директору пистолет.
Через несколько часов Катя вернулась в лазарет, чтобы проверить, как заживает распухшее горло Линдроса. Она опустилась на корточки рядом с низкой койкой, на которой он лежал. Но едва ее пальцы прикоснулись к неумело наложенным бинтам, как в глазах у нее блеснули слезы.
– Я это не умею, – тихо промолвила Катя, словно разговаривая сама с собой. – Я это совсем не умею.
Линдрос внимательно наблюдал за ней, перебирая в памяти окончание предыдущего разговора. Он гадал, нужно ли ему что-нибудь сказать или же, открыв рот, он лишь оттолкнет Катю от себя.
После долгого, натянутого молчания Катя наконец сказала:
– Все это время я размышляла над вашими словами.
Она наконец посмотрела ему в лицо. Глаза у нее оказались необычного серо-голубого цвета, похожие на предгрозовое небо.
– И теперь я прихожу к выводу, что Костин хотел, чтобы Фади сделал мне больно. Почему? Зачем ему это нужно? Потому что он боится, что я от него уйду? Потому что хочет показать, как опасен мир за пределами его личного мирка? Не знаю. Но он не должен был… – Потрогав опухшую щеку, Катя вздрогнула от прикосновения своих нежных пальцев. – Он не должен был позволять Фади меня бить.
– Да, не должен был, – подтвердил Линдрос. – В его силах было остановить Фади. И ты это прекрасно понимаешь.
Молодая женщина молча кивнула.
– В таком случае помоги мне, – продолжал Линдрос. – Иначе никто из нас не выберется отсюда живым.
– Не знаю… не знаю, смогу ли я.
– Тогда я тебе помогу. – Линдрос уселся в койке. – Если ты позволишь, я помогу тебе измениться. Но ты должна сама этого захотеть. Захотеть так сильно, чтобы пойти на любой риск.
– На любой риск. – Слабая улыбка Кати была проникнута таким отчаянием, что у Линдроса защемило сердце. – Я родилась, не имея ничего. Выросла, не имея ничего. И вдруг благодаря случайной встрече я получила все. По крайней мере мне так говорили, и какое-то время я в это верила. Однако в определенном смысле такая жизнь была даже хуже, чем если бы у меня по-прежнему ничего не было. Хотя бы это «ничего» было реальностью. А затем появился Костин. Он обещал вернуть меня в реальный мир. Поэтому я вышла за него замуж. Однако его мир оказался таким же лживым, как и тот, который я сама сотворила для себя. И я начала задаваться мыслью: «Где же мое место? Нигде».
Линдрос на мгновение прикоснулся к тыльной стороне ее руки:
– Мы оба здесь чужие.
Чуть повернув голову, Катя посмотрела на охранников.
– Вы знаете, как отсюда выйти?
– Знаю, – сказал Линдрос, – но мы сможем это сделать только вместе. – Он увидел у нее в глазах страх, но также искру надежды.
Наконец Катя сказала:
– Что я должна делать?
Анна собирала вещи, когда с улицы донесся гул мощного двигателя. Анна прислушалась, но гул замер. Она уже намеревалась вернуться к прерванному занятию, но тут шестое чувство или мания преследования заставили ее пройти в спальню и выглянуть в окно.
Анна увидела перед домом длинный черный бронированный лимузин директора ЦРУ. Из машины вышли Старик, а следом за ним Джамиль. У Анны екнуло сердце. Что происходит? Почему они вдвоем приехали к ней домой? Неужели Сорайе удалось каким-то образом добраться до Старика и сообщить о ее предательстве? Но нет, вместе с директором Джамиль. Джамиль не подпустил бы Сорайю даже близко к штаб-квартире ЦРУ, не говоря уж о том, чтобы дать ей встретиться со Стариком.
Но что, если?..
Повинуясь животному инстинкту, Анна бросилась к комоду, выдвинула второй ящик и достала из укромного места «смит-вессон», который убрала, вернувшись домой из Северо-восточного сектора.
Услышав звонок во входную дверь, Анна вздрогнула, хотя и ждала его. Засунув револьвер сзади за пояс, она вышла из спальни и спустилась по лестнице из полированного дерева вниз. В ромб матового желтоватого стекла Анна различила силуэты двух мужчин, игравших такую важную роль в ее взрослой жизни.
Медленно выдохнув, она взялась за бронзовую ручку, нарисовала на лице улыбку и открыла дверь.
– Привет, Анна. – Казалось, на лице Старика отразилась ее собственная лакированная улыбка. – Извини, что пришлось потревожить тебя дома, но случилось нечто очень… – На этом месте он запнулся.
– Да ничего страшного, – ответила Анна. – Буду только рада обществу.
Она отступила в сторону, и гости прошли в небольшую прихожую, пол которой был выложен мраморными плитами. Из красивой вазы на маленьком овальном столике с изящными гнутыми ножками поднималась россыпь лилий из оранжереи. Анна провела мужчин в гостиную, где по обеим сторонам красного с белыми прожилками каменного камина под деревянной полкой стояли лицом друг к другу два обитых шелком дивана. Она предложила гостям садиться, но оба почему-то предпочли стоять. Мужчины даже не стали снимать плащи.
Анна не смела взглянуть в лицо Джамилю из страха перед тем, что она могла там увидеть. С другой стороны, на лицо Старика смотреть было страшно. Оно было мертвенно-бледным, обескровленным, осунувшимся. «Когда это он успел так постареть?» – подумала Анна. Как быстро пролетело время! Казалось, еще вчера она училась в колледже в Лондоне, своенравная и полная жизненных сил, и впереди у нее было бесконечное светлое будущее.
– Полагаю, вы не откажетесь от горячего чая, – сказала Анна, обращаясь к лицу мумии. – И у меня припасена коробка вашего любимого имбирного печенья. – Однако ее попытка сохранить хотя бы какое-то подобие нормальной атмосферы ни к чему не привела.
– Спасибо, Анна, ничего не надо, – сказал директор. – Я говорю от лица нас обоих. – Казалось, теперь его мучает настоящая физическая боль, вроде камней в почках или опухоли. Старик достал из кармана плаща свернутую в трубку папку. Развернув ее на мягкой спинке одного из диванов, он сказал: – Боюсь, мы сделали одно крайне неприятное открытие. – Его палец скользнул по компьютерной распечатке, словно по шрифту Брайля. – Мы всё знаем, Анна.
Анна словно ощутила смертельный удар. С огромным трудом ей удалось сделать вдох. Тем не менее она произнесла совершенно нормальным голосом:
– Вы о чем?
– Нам известно о тебе все. – Старику никак не удавалось заставить себя посмотреть ей в лицо. – Нам известно о том, что ты поддерживала связь с врагом.
– Что? Я ничего не…
Наконец Старик поднял глаза и пронзил ее своим беспощадным взглядом. Анне было знакомо это страшное выражение, она видела его на лице директора, обращенное к тем, кого он вычеркнул из своего списка. Ни о ком из этих людей после того она больше никогда не слышала.
– Мы знаем, что ты враг. – Его голос наполнился гневом и ненавистью. Анна знала, что Старик больше всего на свете презирает предателей.
Она автоматически посмотрела на Джамиля. О чем он думает? Почему не встает на ее защиту? И тут, заглянув в его непроницаемое лицо, Анна поняла все – поняла, что он соблазнил ее своими физическими качествами и своими политическими устремлениями, чтобы использовать в собственных целях. Она для него была пушечным мясом, человеком, которым можно пожертвовать без сожаления, как простым бойцом группировки.
Больше всего Анну расстроило то, что она должна была давно это понять – с самого начала она должна была разглядеть Джамиля насквозь. Но она была так уверена в себе, так жаждала взбунтоваться против чопорной потомственной аристократии, из среды которой вышла. И Джамиль увидел, как ей не терпится швырнуть кусок дерьма в лицо своим родителям. Он воспользовался ее рвением, а также ее телом. Ради него она пошла на измену; из-за ее предательства погибнет так много людей. О господи, господи!
Повернувшись к Джамилю, Анна сказала:
– Трахал меня ты только по необходимости, да?
Это были ее последние слова, она так и не услышала его ответ, если он и собирался его дать, потому что в этот момент директор ЦРУ достал пистолет и трижды выстрелил ей в голову. Даже по прошествии стольких лет стрелять он не разучился.
Устремив невидящий взгляд на Джамиля, Анна рухнула на пол.
– Будь она проклята. – Старик отвернулся. Его голос был полон злобы. – Будь она проклята!
– Я позабочусь о том, чтобы избавиться от трупа, – сказал Карим. – Также подготовлю официальное заявление с каким-нибудь разъяснением. И я сам сообщу ее родителям.
– Нет, – глухо возразил Старик. – Это моя задача.
Карим подошел к своей бывшей любовнице, лежащей в луже крови, и посмотрел на нее. О чем он подумал? О том, что ему нужно подняться наверх и открыть второй ящик комода. Затем, перевернув труп мыском ботинка, он увидел, что удача на его стороне. Ему даже не придется заходить в спальню Анны. Карим мысленно возблагодарил Аллаха.
Натянув латексные перчатки, он вытащил из-за пояса Анны «смит-вессон», отметив, что у нее хватило присутствия духа подумать об оружии. Задержав на мгновение взгляд на лице убитой, Карим попытался вызвать в сердце хотя бы крошечную толику чувства к ней. Тщетно. Сердце его продолжало биться размеренно, как и всегда. Он не мог даже сказать, что ему будет не хватать Анны. Она выполнила свою задачу, даже помогла расчленить Овертона. Из чего следовало только то, что он сделал правильный выбор. Анна была лишь инструментом, который он использовал для борьбы со своими врагами, не больше того.
Выпрямившись, Карим перешагнул через распростертое тело Анны. Директор ЦРУ по-прежнему стоял к нему спиной.
– Сэр, – сказал Карим, – вы должны взглянуть на кое-что.
Вздохнув, Старик вытер глаза, влажные от слез.
– В чем дело, Мартин? – спросил он, оборачиваясь.
И Карим аккуратно выстрелил ему прямо в сердце из «смит-вессона» Анны Хельд.
– Она не была случайной.
Борн, сосредоточив все свое внимание на предстоящем заходе на посадку, старался не думать об этой «бомбе». «Соверен» пролетал над Завар-Кили, районом, где располагалась одна из крупнейших баз «Аль-Каиды» до тех пор, как в ноябре 2001 года ее не разбомбила американская авиация.
Наконец Борн спросил:
– Что не было случайным?
– Я имею в виду гибель Сары ибн Ашеф. Она не была случайной.
Мута ибн Азиз учащенно дышал, объятый ужасом, и в то же время он испытывал нескрываемое облегчение. Как ему хотелось поделиться этой жуткой тайной хоть с кем-нибудь! Она разрасталась вокруг его сердца, подобно раковине моллюска, слой за слоем, со временем превратившись в нечто уродливое и отвратительное.
– Ну разумеется, – настаивал Борн. Теперь для него это была единственная линия поведения; только так можно было поддержать состояние оцепенения, охватившее Муту ибн Азиза и сделавшее его разговорчивым. – Уж мне-то это хорошо известно. Это я ее убил.
– Нет, не ты. – Мута ибн Азиз принялся нервно покусывать нижнюю губу. – Ты со своей напарницей находились слишком далеко, чтобы сделать прицельный выстрел. Это мы с моим братом Аббудом убили Сару.
Борн обернулся, однако у него на лице было написано откровенное недоверие.
– Это ты придумал.
Его слова задели Муту ибн Азиза.
– Зачем мне это?
– Давай вернемся в конец, хорошо? Ты продолжаешь копошиться в моем сознании. Ты сделал это, чтобы я попал в руки к Фади и его брату. – Борн нахмурился. – Мы с тобой уже встречались? Я тебя знаю? У тебя с твоим братом есть на меня какая-то личная обида?
– Нет, нет и еще раз нет. – Мута заметно нервничал, чего и добивался Борн. – Правда состоит в том… я не могу заставить себя произнести это…
Он отвернулся. Борн с нетерпением ждал продолжения. Приближался последний этап перелета к Миран-Шаху по маршруту, составленному Уолтером Дарвином. Серо-бурые горы, сложенные из вулканических пород – белого известняка, темного кремнистого известняка, зеленоватых глинистых сланцев, – казались голыми, пустынными, безжизненными. Борн внимательно изучал окрестности, всматриваясь в изрезанные склоны на юге и на западе, ища вход в пещеру, в узкие ущелья на востоке, ища бункеры, в угрюмые холмы на севере, изрезанные глубокими оврагами, заваленными камнями. Однако он не мог найти никаких признаков ядерного центра «Дуджи», никаких следов человеческой деятельности, ни даже сарая или полевого лагеря.
«Соверен» летел слишком быстро. Чуть сбавив скорость, Борн наконец увидел впереди взлетно-посадочную полосу. В отличие от той грунтовой дорожки, с которой он взлетел на Буюкаде, эта была бетонной. Однако по-прежнему никаких признаков присутствия человека, не говоря про современный научный комплекс. Быть может, он прилетел не туда? И это еще один из бесчисленных трюков Фади? Больше того, ловушка?
Теперь уже было слишком поздно беспокоиться. Шасси и закрылки выпущены. Скорость снизилась до посадочной.
– Ты заходишь слишком низко! – внезапно всполошился Мута ибн Азиз. – Ты коснешься полосы слишком рано. Набирай высоту! Во имя всего святого, набирай высоту!
Пролетев над одной восьмой частью взлетно-посадочной полосы, Борн направил «Соверен» вниз, и шасси коснулись бетона. Самолет покатился по дорожке. Борн заглушил двигатели и начал торможение. Только сейчас он заметил тени, высыпавшие справа.
Он успел подумать, что Мута ибн Азиз связался с Миран-Шахом и предупредил о том, кто находится на борту самолета, как вдруг правый борт со страшным грохотом проломился внутрь. «Соверен» задрожал и, словно раненый слон, повалился на колени, теряя переднее шасси. Борн, сидевший в пилотском кресле в дальней части кабины, отделался множеством мелких порезов, синяков и тем, что его затуманенный рассудок воспринял как легкое сотрясение мозга.
Инстинкт заставил его прогнать мрак, застилавший зрение, взять себя в руки и отстегнуть ремни. Шатаясь, он подошел к Муте ибн Азизу, хрустя подошвами по застывшей груде битого стекла. Воздух был наполнен мельчайшей стальной пылью, обломками плексигласа и опаленной пластмассы.
Увидев, что Мута еще дышит, Борн вытащил его из-под искореженных обломков, опаленных, обугленных, все еще горячих. Но, опустившись на корточки, он увидел зазубренный кусок стали размером с лезвие кинжала, торчащий из живота Муты.
Склонившись над раненым, Борн отвесил ему несколько сильных пощечин. Веки Муты задрожали, глаза открылись, с трудом фокусируя взгляд.
– Я ничего не придумал, – слабым хриплым голосом произнес он. Изо рта на подбородок вытекла струйка крови, собравшаяся в маленькую лужицу в ложбинке на шее, темная, источающая запах меди.
– Ты умираешь, – сказал Борн. – Расскажи, что произошло с Сарой ибн Ашеф.
Лицо Муты медленно растянулось в усмешке.
– Значит, ты все же хочешь знать. – Дыхание, вырывающееся из проткнутых легких, напоминало рев доисторического животного. – Значит, в конце концов, и для тебя важна правда.
– Говори! – крикнул Борн.
Схватив Муту ибн Азиза за шиворот, он приподнял его, полный решимости любой ценой вытрясти ответ. Но в это мгновение через пробоину в фюзеляже в салон ворвались террористы «Дуджи». Они оторвали Борна от посланника Фади, который хрипло закашлял, расставаясь с жизнью.
А дальше наступил самый настоящий хаос – мелькание тел, быстрая арабская речь, отрывистые приказания и еще более отрывистые ответы. Находящегося в полубессознательном состоянии Борна проволокли по залитому кровью полу и вытащили в засушливую безжизненную пустыню Миран-Шаха.