Глава 3

Летний зной постепенно сменялся осенней прохладой. Снежный Бутон считала дни, остававшиеся до её семнадцатилетия. Однажды, когда солнце уже начало клониться к закату, она, сидя на лошади, смотрела с вершины высокого бархана вниз, на свой дом в оазисе. Шуршащие поля кукурузы и золотистой пшеницы примыкали к самому городку. Вдоль арыков кучками лежали полосатые зелёные арбузы, ожидая, пока их не отвезут на рынок в тележках, запряженных мулами. Снежный Бутон любила это время, этот запах вечерних костров, грусть ожидания перемен – конца лета и начала тихой задумчивой осени.

Пустыня – опасное место. Там встречаются дикие звери, разбойники, а то и чего похуже. Бояться она не боялась, но всё же девушке не стоило находиться вне городских стен после наступления темноты.

– Пора домой, – сказала она лошади, и та, сама выбирая правильный путь, спустилась по крутому откосу дюны. Тёплый жёлтый песок осыпался вниз под копытами Белой Ласточки, опережая лошадь со всадницей. Храп животного не заглушал нежный звук скользящего песка. Вечером, когда огненный шар солнца низко висел над горизонтом, на востоке всходила полная луна и поднимался лёгкий ветерок, дюны тихонько напевали что-то сами себе.

Слов было никак не разобрать, но Снежный Бутон верила, что однажды она, единственная на всём свете, поймёт их песнь.

Пение оборвалось, золотистые оттенки сменились серыми, и ветер стал холодным.

* * *

Городские ворота уже закрывали на ночь, когда девушка въехала в город.

– Эй! – окликнул её стражник. Солдаты любили Снежный Бутон, особенно когда она задерживалась, чтобы перемолвиться с ними словечком, ну или хотя бы кивала и улыбалась. Однако на сей раз она вся отдалась скачке. Привстала в стременах, одна рука откинута для равновесия в сторону, другая – едва касается поводьев, распущенные волосы развеваются, словно шёлковое полотнище.

– Эге-гей! – прокричали вслед ей охранники, захлопывая створки ворот. – В следующий раз не опаздывайте, молодая госпожа!

Снежный Бутон, не слушая их и смеясь, неслась по улицам города, лавируя между неповоротливыми крестьянами, рикшами, дымящими лотками торговцев лапшой и мясом на бамбуковых шпажках.

Лао Бай, старший слуга, спрятав руки в широких рукавах, уже ждал на ступенях дома. Его глаза были уже не так остры, зато он прекрасно чувствовал приближение Снежного Бутона. Когда все остальные не могли её разыскать, он всегда находил. По существу, Лао Бай стал ей как родной дядюшка. Снежный Бутон помахала в ответ на его нетерпеливое приветствие. Ей было грустно видеть, как он стареет, в то время как она вечно будет молодой.

– Я сразу разобрал, что это ваша лошадь, – сказал он, поманив её за собой. – Поторопитесь, ваша матушка уже вернулась и желает вас видеть. Я сказал ей, что вы занимаетесь в своей комнате.

Снежный Бутон спрыгнула с лошади, едва не задев ногой голову старика.

– Да? И чем именно я там занимаюсь?

– Полагаю, вы изучаете «Наставление женщинам» Бань Чжао.

Снежный Бутон встала как вкопанная.

– Ой! – Она умоляюще взглянула на слугу. – Я ничегошеньки оттуда не знаю. А ты?

Лао Бай глубоко вздохнул и поклонился. На его морщинистом загорелом лице появилось извиняющееся выражение. Снежный Бутон не отставала.

– Напомни мне.

– Там о девочке и черепках.

Снежный Бутон засопела.

– Точно! Черепки…

Лао Бай радостно кивнул. Он очень гордился своей подопечной. Хотя она не понимала, почему.

– Ужин подан во втором внутреннем дворе, – сказал он.

* * *

Снежный Бутон торопливо сбросила одежду для верховой езды. Времени хватило лишь на то, чтобы смыть пыль с лица и кое-как заколоть волосы, прежде чем прозвучит гонг к ужину.

Мать терпеть не могла ждать, и девушка с облегчением увидела, что служанка забыла убрать утренний халат: бледно-голубой, с белым воротничком. Эхо гонга уже отзвучало, когда Снежный Бутон торопливо пробегала между четвёртым и третьим дворами. У ворот «полной луны», ведущих во второй двор, она на секунду остановилась, медленно вдохнула, выдохнула, приняла скромный вид и с поклоном вошла.

– Вы вернулись, матушка, – сказала Снежный Бутон. – Я немного зачиталась и…

– «Наставление женщинам». – Цзяолун подняла глаза.

– А, старший слуга Бай вам рассказал.

– Да. Чему же ты научилась?

– Вы, наверное, и сами знаете эту историю.

– Разумеется. Когда рождается девочка, ей, чтобы приучить к повиновению и показать её низкое положение, дают вместо игрушек глиняные черепки. Именно так она познаёт тяжёсть ведения домашнего хозяйства.

– Я там ничему не научилась, кроме одного. Если на меня нападёт мужчина, полагая слабой и никчёмной, это будет самой большой ошибкой в его жизни.

– Хорошо. Однажды я сражалась с мужчиной по имени Ли Мубай…

– Вы сражались с самим Ли Мубаем? – воскликнула Снежный Бутон.

– Да, – кивнула Цзяолун. – В молодости я была излишне своенравна.

Снежный Бутон считала, что её мать своенравна до сих пор.

– Я возжелала сокровище, которым обладал Ли Мубай. Прекраснейшую из мечей, Зелёную судьбу. Я украла меч, поэтому мы и сражались.

– Вы победили?

– Я проиграла.

На языке у девушки вертелось множество вопросов, она даже не знала, с какого начать.

– Он правда был таким благородным человеком, как говорят?

– Правда.

– Как же ему удалось победить вас?

– Я была ещё молода. Он был быстрее. Ли Мубай всегда был спокоен, словно вода в глубоком омуте, но когда он двигался, движения его были подобны молнии. Он просто отнял у меня Зелёную судьбу.

– Как жаль!

Цзяолун ушла в себя, словно устрица, захлопнувшая створки раковины. Она молча кивнула, взяла кусочек корня лотоса, обмакнула его в имбирное варенье и положила в рот.

– Вы бились с ним Зелёной судьбой?

Цзяолун хрустела корнем лотоса, никак не реагируя на вопрос. Серебряный сверчок в её волосах двигался в такт движениям челюстей. Она поддёрнула широкие шёлковые рукава. Пустынное солнце позолотило её руки, когда-то бледные, словно белый нефрит, придав им оттенок жёлтой глины.

– Я билась как Зелёной судьбой, так и против судьбы.

– Как же это случилось? – Глаза Снежного Бутона горели от любопытства, и мать, похоже, решила, что будет проще самой всё рассказать, чем выдерживать допрос дочери, словно преступник, из которого вытягивают жилы.

– Когда мой отец стал губернатором Пекина, он решил выдать меня замуж за одного из министров, императорского фаворита. Министр был уродлив, жирен и глуп как свинья. Я не хотела этого замужества. Жена моего учителя помогла мне сбежать. Её звали Нефритовая Лиса. Я любила её, поскольку она была любезна со мной и заботилась обо мне. Когда я поклялась, что лучше умру, чем выйду замуж за ненавистного старика, она пообещала помочь. Я думала тогда, что она делает это из любви ко мне, но я ошибалась. Она всего лишь использовала меня. В то время мы гостили у князя Тэ. Близился день моей свадьбы. Однажды я услышала, что к князю приехала женщина по имени Шулень. «Как, великая воительница Шулень?» – спросила я у Нефритовой Лисы. Та подтвердила, а потом сказала, что Шулень привезла своему покровителю Зелёную судьбу. «Что ещё за «зелёная судьба» такая?» – «Это не «что ещё там за судьба». Это сам Зелёная судьба, великий меч», – ответила она мне, поджав губы. Нефритовая Лиса всегда преданно ухаживала за мной, она просто обворожила меня. Она сказала, что я просто обязана заполучить этот меч. «Зелёная судьба – прекраснейший меч из всех, которые когда-либо выковали. Он режет сталь, словно рисовую бумагу…» – рассказывала она, обольщая меня. «Зачем же Шулень привезла сюда этот меч?» – «Она – простолюдинка, тогда как в ваших жилах течёт благородная кровь. Кто, как не вы, достоин владеть подобным оружием?» Она убедила меня. В ночь перед свадьбой я пробралась в дом князя Тэ и выкрала меч. Мне пришлось драться с Шулень, но я её победила. Как говорится, поцеловала Будду.

– Вы победили её, – благоговейно прошептала Снежный Бутон. – Почему же вы не сохранили меч?

– Той ночью мне удалось сбежать, – помолчав, продолжила мать. – Вдогонку за мной отправился сам Мубай. Он разглядел во мне талант. Понял, что у меня был плохой и злой наставник. Сердце у него было доброе, он меня простил и пообещал стать моим учителем. Я отказалась. Тогда он легко обезоружил меня и опять предложил свою помощь. Увы, в этот самый момент явилась Нефритовая Лиса. – В лице Цзяолун что-то промелькнуло, но затем оно вновь стало непроницаемым. – Они стали сражаться за меня. Мубай победил, однако у Нефритовой Лисы оказались отравленные иглы. От яда, попавшего в кровь Мубая, не существует противоядия. Oба они умерли. Тогда мне это польстило. Что поделаешь, молодость тщеславна. Теперь же я думаю о том, кого потеряла в Ли Мубае. Больше я никогда не встречала такого, как он. Он был лучшим воином Дома Тэ. – Она помолчала, потом добавила, встряхнув головой: – А теперь скажи, чем ты на самом деле занималась весь день.

Несколько секунд Снежный Бутон пыталась прочитать мысли на лице матери, но это было всё равно что заглядывать в глубину чёрной жемчужины.

– Я каталась на лошади, – наконец призналась она.

– Где именно?

– В Поющих песках.

– А ещё?

– Больше ничего не делала.

Цзяолун подозрительно прищурилась, но тут как раз слуги внесли кушанья, и Снежный Бутон опередила мать.

– А какой он был?

– Кто – он?

– Меч! Зелёная судьба.

Выражение лица Цзяолун смягчилось, похоже, она мысленно вернулась в прошлое. Она улыбнулась, что с ней случалось редко. Снежному Бутону оставалось лишь наслаждаться красотой момента: светящиеся фонарики, ивы, нарисованные на ширме, её мать, застывшая с палочками в руке и улыбающаяся чему-то давно ушедшему.

– Зелёная судьба, – сказала та, произнося название меча, словно имя тайного любовника. – В эпоху Троецарствия этим мечом владел сам Гуань Юй. Да, лучший меч из когда-либо созданных. Лёгче пёрышка, прочнее стали, достойный лишь руки великого героя. Если ты никогда не сжимала Зелёную судьбу, считай, тебе неизвестно, что такое настоящий меч. Подобного ему нет. Тот, кто подчинит его себе, станет властителем мира боевых искусств.

– И Мубай подчинил его?

– Да, – ответила Цзяолун после небольшой запинки. – Думаю, да.

– Почему же тогда он потерял его?

– Он отдал меч князю Тэ. Мубай в совершенстве овладел всеми боевыми искусствами, однако утратил радость боя. Он устал убивать. Думаю, он не хотел больше сражаться.

– Чего же он тогда хотел?

– Точнее, кого! – Цзяолун издала короткий смешок. – Он хотел Шулень. Сначала та была помолвлена с побратимом Ли Мубая, воином по имени Молчаливый Волк, но тот погиб в битве у Орлиной скалы. Шулень надеялась, что они с Мубаем поженятся, но он горевал о друге и боялся предать память побратима, женившись на его невесте. Тогда она ушла, полная тоски. Со временем Ли Мубай изменил своё решение, однако когда он разыскал Шулень, та была обижена и отстранилась от него. Так они и жили в печали, ни в чём не зная радости.

– А потом Мубай умер. – Снежный Бутон взмахнула косой. – Что же стало с Шулень?

Цзяолун тяжело вздохнула. Сколько же у неё тайн от дочери!

– Она оставила меч князю Тэ, как того хотел Мубай. Собиралась удалиться в горы и заняться медитацией. Шулень очень любила Ли Мубая, но потеряла его. Воистину, Железный Путь вымощен горем. С тех пор я о ней ничего не слышала. Ничего определённого по крайней мере. Может быть, её уже нет в живых, и они с Ли Мубаем наконец-то соединились.

Снежный Бутон закусила губу. Мубай, Шулень… Она завидовала матери, ведь та встречалась с такими удивительными людьми! Однако к чему эта скрытность?

За едой она думала о Зелёной судьбе. Какая прекрасная легенда! Вечером на рыночной площади наверняка будут рассказывать о Гуань Юе, его побратимах и их битве против Цао Цао. Ну, надо же! Лучший меч из когда-либо созданных человеком. Если им овладела её мать, то и она, Снежный Бутон, смогла бы.

Ночью, перед тем как уснуть, девушка лежала с закрытыми глазами, воображая, что меч на столе перед ней, а она подходит и берёт его.

«Я ясно видела его! Значит, всё это была правда». Она лежала в темноте, слушая пенье цикад в саду.

* * *

Снежный Бутон всю свою жизнь прожила в Дуньхуане. Цзяолун была для неё всем: и матерью, и отцом, и наставником. Странная одинокая женщина, то ли дракон, то ли знатная красавица, – не такой родитель, о котором мечтают дети.

«Я следую Железным Путём», – ответила ей мать, когда однажды Снежный Бутон спросила, зачем та каждый день тренируется с копьём, мечом и упражняется в приёмах рукопашного боя. Медленно выдохнув, Цзяолун продолжила: «Железный Путь – это мир воинов ушу, мир боевых искусств. В том мире людям не даётся власть и сила по праву рождения или покровительства. Они сами становятся хозяевами положения, совершенствуя своё мастерство. Воины ушу – вне обычного мира. Их господин – лишь их наставник, их мастер, а братья – лишь те, кто сражается с ними плечом к плечу. Некоторые объединяются в Дома, в каждом из которых свои законы и традиции. Другие – странствуют в одиночку, борясь с несправедливостью всюду, где её находят. Их законом являются не императорские указы, но кодекс чести. Лучшие из них идут этим узким и опасным путём: защищают обиженных, наказывают неправедных правителей, изгоняют угнетателей, несут возмездие продажным чиновникам. Худшие соблазняются властью над людьми. Она развращает их, и они словно гниют изнутри, как трухлявое дерево, выедаемое жучками. Ты не должна походить на них. Ты обязана быть верной, бесстрашной, справедливой и милосердной. Отказаться от богатства и славы, и ещё от многого другого…» Мать умолкла. «От чего другого?» – заинтересовалась Снежный Бутон. «Всё, хватит вопросов».

* * *

Кое-что о жизни своей матери Снежный Бутон узнала, прислушиваясь к тому, о чём говорят люди. И особенно к тому, о чём они умалчивают. Мать не скрывала свой аристократически-чёткий выговор и навыки в искусствах, которым обучают девушек из благородных семей. Она постаралась научить всему этому Снежный Бутон, хотя истинно конфуцианскому воспитанию девочки немного мешал дух приграничной вольницы. Однако было заметно, что в душе Цзяолун таилась какая-то тоска, которую никак нельзя было развеять.

– Вы когда-нибудь были влюблены? – спросила её однажды Снежный Бутон.

– Да.

– В кого, можно узнать?

Мать внимательно посмотрела на дочь. Её небольшие тёмные глаза были прекрасны, когда она улыбалась, но сейчас их взгляд стал жёстким, как ветвь саксаула. Ничего не ответив, Цзяолун сказала:

– Ты сегодня ездила в Поющие пески. – Это было утверждение, а отнюдь не вопрос. – Там небезопасно.

– Но вы же туда ездите!

– У меня есть боевая подготовка. – Она пронзительно посмотрела на дочь, но та и не подумала сдаваться. Откинула волосы со лба и в свою очередь упрямо уставилась на мать.

– Я тоже тренировалась.

– Ты ещё слишком маленькая, – отрезала Цзяолун. – Послушай меня. Я ведь тоже когда-то была юной и наделала множество ошибок.

Снежный Бутон потупилась. На столе перед ними стояло блюдо с холодной говядиной в пяти специях, маринованный арахис и огурцы в кисло-сладком соусе. Слуги принесли фарфоровыее миски, кувшин рисового вина и две пиалы с изображениями тёмных лошадок, скачущих по зелёному лугу. Комнату освещали жёлтые фонарики. Мать вздохнула и отложила палочки:

– Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Она снова глубоко вздохнула, грустно глядя на дочь. Та терпеливо ждала.

– Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, мой отец был наместником провинции Ганьсу. Он воспитывал меня так, как принято воспитывать всех девушек: будь милой, послушной и достаточно сильной, чтобы родить своему мужу столько сыновей, сколько он захочет. Я же была дикой кобылицей и не хотела и не могла принять подобной судьбы. В общем, непослушный ребёнок, что там скрывать. У меня сменилась целая череда наставниц, не учивших меня ничему, кроме рукоделия, пения, игры на эрху, – всему, что могло доставить удовольствие мужу. Мне приходилось жить певчей птичкой в клетке. Я была уже близка к самоубийству. Все мои гувернантки заставляли меня заучивать истории о достойных вдовах и жёнах, не покладая рук пекущихся о благополучии семейства. Ты и представить себе не можешь, до чего скучны были их бессмысленные жизни! Кому нужно, чтобы о тебе помнили лишь то, что ты вырастила десяток сыновей? Разве я – племенная кобыла? Мне хотелось оставить свой собственный след. Втайне от всех я начала изучать боевые искусства. Сделалась затаившимся драконом. – Цзяолун усмехнулась. – Одна, в темноте, когда все отправлялись спать. У меня уже начало понемногу получаться. – Она помолчала. – Но потом случилось так, что я забеременела. Длинная история.

Снежный Бутон насупилась: ну вот, опять жизненные наставления. Однако её мать откашлялась и продолжила:

– Он был воином. Меня сильно влекло к нему, и это не давало мне покоя. Я никак не могла избавиться от этого чувства. Каждый вечер давала себе слово никогда больше не думать о нём, а утром вновь вспоминала. Этот юноша тревожил мои сны. И тогда я решила: если не получается победить своё увлечение, значит надо ему подчиниться. Я родила ребёнка на постоялом дворе: одинокая, больная, посреди морозной зимы. – Цзяолун пригубила пиалу и посмотрела в глаза дочери. Ей не хотелось развивать эту тему, от одной мысли о которой она вечно вздрагивала, точно пугливый зверёк. Но затем напомнила себе о крови на кончиках пальцев. В конце концов, Снежный Бутон – самый близкий ей человек. – Но мой ребёнок пропал, а ты была подкидышем, вот я и взяла тебя. Заботилась, вырастила. Ты – моё утешение, когда я вспоминаю о своём потерянном сыне.

– Зачем вы всё это мне рассказываете? – сердито спросила Снежный Бутон. Её мать была сложным человеком. С одной стороны, девушку злило, что та ничего не говорила ей раньше, а с другой – она обрадовалась. Ей всегда казалось, что у них с матерью нет ничего общего, и вот теперь она получила тому подтверждение: в их жилах течёт разная кровь, Цзяолун ей не родная, а где-то живёт её настоящая мама – милая, добрая и любящая. То есть – полная противоположность Цзяолун.

– Я говорю тебе это сейчас, потому что больна.

– Больна? – Девушка посмотрела на женщину, которая больше не была её матерью.

– Я умираю.

– Что значит «умираете»? – Снежный Бутон не знала, что и думать: может, ей предстоит услышать ещё одну историю из далёкого прошлого? Она любила мать, но временами та делалась невыносимой. Обе молча смотрели друг на друга.

– Умираю – это значит умираю, – просто ответила Цзяолун. – У меня в груди поселилась болезнь. – Увидев выражение лица дочери, она показала платок, который до этого сжимала в кулаке: на белой ткани темнели красные пятна – ясное свидетельство близкой смерти. – Доктор прописал мне лекарство и наказал пить его два раза в день. Когда я спросила, поможет ли оно, он ответил, что да, поможет. Но на вопрос, вылечит ли оно меня, замолчал, потом вздохнул и отрицательно покачал головой. «Эта болезнь неизлечима», – так ответил мне он. – Цзяолун горько рассмеялась: смерть – самое большое несчастье, которое только может случиться в жизни. – Есть в этом злая ирония: я вышла победительницей из множества сражений, знаю сотни способов избежать удара противника и сохранить собственную жизнь. А смерть пришла не от удара меча, палицы или кулака. Она потихоньку подкралась ко мне, невидимая и неслышная. Поселилась внутри меня, словно червь в яблоке.

Снежный Бутон не знала, что сказать. Матери не умирают. Не так скоро, по крайней мере. Не тогда, когда открываются с интересной стороны, оказываясь такими… девушка судорожно искала подходящее слово. Такими непобеждёнными.

Начался дождь. По крыше застучали водяные капельки, столь редкие в пустыне. Жара немного спала. Это стало подходящим предлогом, чтобы сменить тему.

– Принесите ещё вина! – приказала Цзяолун. Вошёл Лао Бай и поставил в центр стола тёплый кувшин.

Сейчас Снежный Бутон чувствовала себя ровней матери. Словно долгие годы обмана морально принизили женщину, одновременно возвысив дочь, которая будто поднялась над мутной водой чистая, белая, безупречная как цветок лотоса.

– Выпьешь со мной? – спросила мать.

– Да, – согласилась Снежный Бутон. Она легко перестала называть эту женщину «мамой» и воспринимала это как свою маленькою победу.

Они осушили по три пиалы: не много для Цзяолун и многовато для её дочери. «Вот и причина её тоски», – подумала девушка. Когда мать налила себе четвёртую пиалу, дочь прикрыла свою.

– Уже поздно, – произнесла она вслух.

Цзяолун кивнула. Дочь была права. Она отпустила Снежный Бутон, снова до краёв наполнила свою пиалу и подняла её в благодарственном жесте двумя руками: с чаркой вина и невзгоды легче, гласит поговорка. Впрочем, вино лишь усилило печаль Цзяолун.

* * *

К утру дождь кончился, однако в воздухе осталась приятная свежесть и запах влажной земли. Горы на юге покрылись лёгкой дымкой, а над западным хребтом ещё виднелся убывающий месяц.

Снежный Бутон медитировала в саду.

Этой ночью её посетило множество противоречивых мыслей. Словно гвалт толпы, собравшейся у дверей, они не давали спать. В результате она встала слишком рано. Теперь Снежный Бутон последовательно обдумывала полученную информацию. Так мастер ушу сражается с несколькими бойцами, повергая их к своим ногам одного за другим. Её дыхание было медленным, глубоким и размеренным в этот предрассветный час, когда мир постепенно проявляется из ночной темноты, а бледная луна исчезает под натиском дневных красок: зелени черепицы на крышах, небесной синевы, желтизны земли, усыпанной опадающими вишнёвыми лепестками.

* * *

Служанка уже приготовила ей утреннюю одежду, однако Снежный Бутон отложила платье в сторону и сама достала из сундука чёрные штаны, кожаные сапоги и короткую чёрную куртку, подбитую голубым шёлком.

К переднему двору она прошла в обход. Раньше мать привечала бойцов ушу, и, когда она была молода, здесь вечно толпился народ. В те времена восточный двор был полон молодых людей, оттачивавших своё мастерство, сражаясь друг с другом, или наращивавших мускулатуру, прыгая как можно выше, дальше и быстрее. Однако теперь оконная бумага побурела от пыли, там и сям в ней зияли дыры, и её обрывки шелестели на ветру. Порог совсем покрылся лишайниками. Снежный Бутон остановилась. Она хорошо помнила день, когда Плешивый Ву обучил её удару Кулак Летящего Журавля, и другой день, когда она продемонстрировала этот приём матери.

… Цзяолун бесстрастно смотрела на дочь: стройная девочка с волосами, заплетёнными в две косички, одетая в чёрные штаны и кофту, внезапно наносящая удар Журавля. Грациозная и лёгкая, она стала вдруг быстрой, сильной и напористой, чтобы затем вновь превратиться в нежную, изящную порхающую птичку.

– Кто из вас посмел обучать мою дочь? – спросила Цзяолун.

Плешивый Ву бухнулся на колени и уткнулся носом в пол.

– Простите меня, госпожа! Она пыталась учиться самостоятельно, просто глядя на тренирующихся мужчин и повторяя их движения. Я никогда ещё не видел подобного таланта в ребёнке, а талант бойца – это драгоценный цветок, который необходимо взращивать.

– Значит, у тебя сердце мальчика и талант воина, – торжественно и серьёзно сказала ей мать. – Ты понимаешь, что это значит?

– Да, матушка, – кивнула девочка…

Когда она вошла в материнский сад, там её уже ждал Лао Бай.

* * *

Снежный Бутон терпеливо ждала, пока слуги принесут ей завтрак – паровые булочки со свининой. Потом забрала еду и вышла в двор. Как всегда в начале лета, небо было чистым, нежно-голубым. Жара ещё не началась, в воздухе висела прохлада, а на листьях виднелись капельки росы, столь редкой для пустыни.

Девушка пересекла двор, подошла к колодцу и присела на каменный край. Кто-то из служанок стирал сегодня утром: земля вокруг колодца была влажной, но иссохшая почва быстро впитала воду, не оставив грязи – лишь тёмное пятно.

Снежный Бутон медленно жевала, не спуская глаз с ворот «полной луны», ведших в материнский сад. Над крышей ворот уже показалось солнце, а мать всё ещё не встала.

– Где моя мать? – спросила она служанку, вышедшую подметать двор.

– Я не знаю, молодая госпожа, – ответила девушка.

– Передай Лао Баю, что я его жду.

Та поклонилась и торопливо убежала.

Несколько минут спустя пришёл Лао Бай. Он был невысоким, загорелым морщинистым человеком с маленькими блестящими глазками и всегда напоминал девушке вежливую черепаху.

– Я тут жду свою мать, – сказала ему Снежный Бутон.

– Она уехала сегодня утром, – с поклоном ответил старший слуга.

– Куда?

– Перед рассветом к ней прибыл посланник.

– От судьи?

Местные власти всегда обращались к Цзяолун, если поступали сведения о появившихся на дорогах разбойниках.

– Нет. Я не знаю, от кого. Ваша матушка уехала совсем рано, прихватив с собой меч и двух коней.

– Она не сказала, куда направляется?

Лао Бай отрицательно покачал головой.

– А когда вернётся, не говорила?

Слуга снова покачал головой.

– Хорошо. Можешь идти.

Девушка сидела и разглядывала недоеденную булочку в миске.

* * *

Так она прождала весь день. Обошла все дворы, поупражнялась с мечом, перечитала вслух кое-какие стихи, заученные в детстве. Но то и дело прислушивалась, не раздаётся ли стук копыт.

Несколько раз она слышала лошадиный топот и замирала. Но всадники либо проезжали мимо, либо вообще ехали другим путём. Никто не остановился у их ворот.

«Как это похоже на мою мать! – думала девушка. – Объявить, что я – приёмная дочь, и вдруг пропасть». Сначала она злилась, но по мере того, как день клонился к закату, начала беспокоиться о Цзяолун. Вновь вызвала Лао Бая.

– Моя мать больна. Она взяла с собой лекарства?

Тот не знал. «Не слишком-то он осведомлён», – подумала Снежный Бутон.

* * *

Когда солнце окрасило мир золотом и тенями, Снежный Бутон вышла из ворот поместья и огляделась. Нигде не видно было никаких всадников, даже намёка на приближение женщины, которую она считала своей матерью.

Прошёл один день, за ним – другой. Девушка не знала, что и думать. На третий день вновь она позвала Лао Бая.

– Я беспокоюсь о матери. Мне нужны две лошади.

– Я присмотрю, чтобы вам всё приготовили, – поклонился старик.

Когда Снежный Бутон вернулась в город после семидневного отсутствия, охранники на воротах с надеждой посмотрели на неё.

– Молодая госпожа! – окликнул её один. – Это вы?

Её глаза потухли, а дух угас. Кони еле плелись, словно одурманенные. Она видела посланника и прочитала письмо. Её мать больше не вернётся. Сложная путаница чувств совершенно изнурила Снежный Бутон.

На пороге дома её уже высматривал Лао Бай.

Прежде чем утолить жажду самой, она напоила коня. Потом смыла пыль с лица и бессильно опустилась рядом с деревянным корытом.

– Она ушла. Не думаю, что вернётся когда-нибудь.

– Позвольте узнать, почему? – спросил главный слуга, не сводя с девушки глаз.

– Разве она тебе не говорила? – Снежный Бутон плеснула в лицо ещё воды. – Она больна. И у неё есть дело, которое она хочет исполнить прежде, чем умрёт. Ей нужно отыскать кое-кого очень важного для неё. Одного юношу. Не думаю, что мы когда-нибудь снова её увидим.

– Ни вы, ни я?

Снежный Бутон посмотрела в глаза старика: в них была печаль. Девушка ласково положила руку ему на плечо.

– Никто из нас, – произнесла она.