8
Шумилину приснился детективный сон, будто бы он, предупрежденный о готовящемся налете хулиганов, прихватил с собой подводное ружье и устроил ночью в зале заседаний засаду, но именно в тот момент, когда первая тень появилась в оконном проеме, а он тихонько сдвинул предохранитель, раздался оглушительный телефонный звонок. «Идиоты», – заскрипел зубами Шумилин, стал нащупывать в темноте трубку и нажал кнопку будильника.
Было утро. В солнечной полосе, пробившейся между занавесками, клубилась пыль. Испуганное звонком сердце колотилось очень быстро и громко, «Надо сходить в поликлинику, – подумал он. – А Таня, наверное, меня уже забыла».
До начала рабочего дня оставалось полтора часа – как раз чтобы потрудиться над захваченным домой докладом. В восемь сорок пять он вышел из дому. На дворе стоял ясный, совершенно не осенний день, только листва на деревьях была уже по-сентябрьскому усталая. Шумилин сел в поджидавшую его пожарного цвета «Волгу», закрепленную за райкомом, и распорядился: в Новый дом.
Райкомовский водитель Ашот, молодой модный армянин, плавно тронулся, всем видом давая понять, что только злая судьба заставляет его ездить на казенном автомобиле вместо собственного. Шофер больше всего не любил лихих мальчиков, красиво рассевшихся за баранками папиных лимузинов; сын честных и небогатых родителей, Ашот каждую свободную минуту тратил на использование служебной «Волги» в корыстных целях, и, если бы не женщины – четвертый свет его светофоров, – а также отсутствие запчастей на автобазе, машину он давно бы купил. Обычно день начинался с рассказа про то, сколько личных средств пришлось израсходовать, чтобы машина вышла на линию. «Волга» была старенькая, и Ашот действительно крутился, как мог, но сегодня его интересовало другое.
– Поймали этих козлов? – первым делом спросил он.
– Пока нет, но поймают.
– А что тебе будет? – На «вы» Ашот обращался только к незнакомым красивым женщинам средних лет.
– Не знаю. Может, последние дни ездим, – усмехнулся Шумилин.
– Э-э, тебя не снимут: ты с райкома имеешь меньше, чем я с этого тигра! – И он хлопнул ладонью по баранке. – Слушай, если можешь, дай сегодня на обед часа два. Дома кушать нечего!
– Интересно, у тебя же зарплата, как у меня, – двести двадцать.
– Двести десять.
– Еще ты халтуришь!
– Халтурят музыканты. Строители калымят. Продавцы наваривают. Мы, шофера, крадем – чтоб ты знал.
– Вот так, да? Буду знать. Но мне моей зарплаты хватает.
– Поэтому тебя так жена и любит.
– А это с чего ты взял?
– Умный человек, кроме переднего стекла, еще зеркало заднего обзора имеет.
– Мне стыдно, что ты меня возишь, а не я тебя…
– Никто бы не одолел героя, не будь вина и женщин! – вздохнул Ашот, тормозя на красный свет.
– Кто же так сказал?
– Я и мудрость народа. А ты, Николай Петрович, не герой: с тебя одной женщины хватит и этих твоих подростков.
– Это ты тоже через заднее зеркало увидел?
– Райком – та же деревня, – пояснил водитель, трогаясь на зеленый. – Знаешь, как тебя девочки из сектора учета зовут?
– Как?
– Никола-наставник.
– Не смешно.
– Тебе не смешно, а им смешно. По сравнению с картотекой все смешно… Приехали, товарищ секретарь…
Райком партии, недавно построенный красивый белый дом, стоял на площади в окружении голубых елей. В отличие от старого здания, где теперь помещались роно и другие учреждения, в аппаратных кругах его называли Новым домом.
Здороваясь, как заведенный, Шумилин поднялся на третий этаж, кивнул знакомому постовому милиционеру и около приемной первого секретаря столкнулся с инструктором отдела пропаганды и агитации Шнурковой.
Два года назад она перешла на партийную работу из Зеленого дома и была твердо уверена, что с ее уходом райком комсомола покатился по наклонной плоскости, чему немало способствовал лично товарищ Шумилин. Эту мысль она настойчиво и с выдумкой внедряла в сознание работников Нового дома.
– Здравствуйте, Николай Петрович, – поприветствовала она, глянув из-под тяжелых век. – Наслышаны, с чем районный комсомол к слету пришел! Мы в свое время другим встречали.
– Мы тоже, Зинаида Витальевна, к слету неплохо подготовились, а тем досадным происшествием занимается милиция.
– Ну что ж, может быть, и милиции пора комсомольскими делами заняться.
– Что вы имеете в виду?
– Полагаю, в скором времени мне представится возможность пояснить свою мысль.
– Как угодно, – пожал плечами Шумилин и, обойдя Шнуркову, зашел в приемную, справился у технического секретаря и стал ждать.
Наконец из кабинета выскочил энергичный, румяный зампредисполкома Компанеец и, увидев комсомольского вожака, покачал головой со смешанным чувством осуждения и сочувствия.
– Как первый? – спросил, пожимая протянутую руку, Шумилин.
– Философски настроен, но, кажется, неважно себя чувствует.
Шумилин вошел в большой, обшитый полированным деревом кабинет. Первый секретарь райкома партии Владимир Сергеевич Ковалевский, подвижный шестидесятилетний человек с усталым лицом и синеватыми губами сердечника, стоял у окна и держал в руке трубочку валидола.
– Садись, – сказал он, оборачиваясь. – Может, и правда лучше вместо сердца пламенный мотор иметь, а? Впрочем, ты еще молодой – не понимаешь, я тоже на фронте в себя больше, чем в двигатель своего танка, верил, ну да ладно… Как же вы это, братцы мои, дошли до того, что у вас райком грабят? Скоро секретарей начнут похищать, как Альдо Моро. Нехорошо! Милиция говорит: пацаны – значит, твоя недоработка. Что молчишь?
– Да вы и так, Владимир Сергеевич, все знаете.
– Все даже Маркс не знал. Что вы за поколение, братцы мои, со всем готовы соглашаться, лишь бы чего не вышло, только бы лишнего не сказать!
– Владимир Сергеевич, этим вопросом занимается РУВД.
– Понятно, что не Скотланд-Ярд.
– Наш оперативный отряд помогает, но независимо от того, кем окажутся хулиганы, я с себя ответственности не снимаю, мы соберем специально бюро, будем делать выводы…
– Дело нужно делать, а не выводы. Со слетом-то зашиваетесь?
– В общем, да.
– Еще бы, такой парад устроить непросто. А вот оставили бы вы помпу да подумали о главном: почему такое могло случиться и таков ли наш комсомол, каким быть должен? Мы ведь как про комсомол, так «Павка Корчагин, Магнитка, Комсомольск, Александр Матросов, Зоя Космодемьянская»… Золотой запас легче всего транжирить, а вы-то что дали, комсомольцы восьмидесятых? Я знаю: у тебя уже на языке БАМ, КамАЗ, КАТЭК… Это все, братцы мои, крупные, фронтовые операции, а что делаете вы в наступлении местного масштаба, о чем в центральных газетах не пишут?
– Разве мы мало делаем, Владимир Сергеевич! Мы…
– Да ты не отчитывайся! То, что комсомол лучше всех отчитываться умеет, я знаю. Иной раз в президиуме, братцы мои, аж слезу уронишь. Я не спорю, делаете вы много, за все беретесь. С детским домом так просто молодцы! Мы вам еще гостиничный комплекс для субботников подкинем. Что хорошо, братцы мои, – то хорошо. А вот такого, чем для нас, например, тимуровское движение было, у вас нет; такого, чтобы проняло молодежь!
– Сейчас время другое, Владимир Сергеевич…
– Время другое. Мы себя к войне готовили, а вы к неуклонному удовлетворению возросших потребностей, хотя не уверен, что сейчас война дальше, чем тогда. Молодежь другая – согласен, но и вы не архитектурный памятник! Перестраиваться нужно, искать, а то я, братцы мои, в последнее время на улицах у молодых ребят и комсомольских значков не вижу, только у таких дядей, как ты, да еще у ветеранов и замечаю. Тут, чувствую, и я недосмотрел. Сам знаешь, как мы комсомолу доверяем. Раз самодеятельная организация – действуйте! А что получается: мы от вас, братцы мои, организованности, четкости требуем, а вы так расстарались, что иногда уж не поймешь, райком – для молодежи или, наоборот, молодежь – для райкома! Ну, я, конечно, утрирую и шаржирую – в другую крайность тоже шарахаться не нужно, – но ты, Николай, призадумайся. Не у всех ведь такие дела, как у тебя в хозяйстве! Вот о чем на слетах говорить нужно.
– Владимир Сергеевич…
– Сам выступлю на таком слете. Или вы уже разучились на комсомольских собраниях о жизни говорить, а все больше о личных комплексных планах, росте рядов, да еще «комсомольским прожектором» можете посветить, куда директорский палец покажет?
– Нет, это не так!
– Хочется верить, братцы мои, очень хочется! Да-а, Николай, подвели тебя твои подростки. Может быть, все и случайно, но надо тебе разобраться и в этом ЧП и в своем хозяйстве. Если новости будут, сразу звони – лично приду на этих басмачей посмотреть… А ты, наверное, сидишь и думаешь: вот Ковалевский от комсомола инициативы требует, а сам слова сказать не дает. Ну, слушаю тебя.
– Владимир Сергеевич, давайте мы уж слет, как намечали, проведем – не отменять же его из-за каких-то негодяев.
– Верно.
– Потом, люди уже приглашены, ребята готовились… А следом, через несколько дней, соберем актив и серьезно поговорим!
– Ясно, столько пены нагнали, что жалко – пропадет?! Значит, актив?
– Актив. И не выводы будем делать, а дело!
– Хорошо, держи меня в курсе, – подытожил Ковалевский, отпуская Шумилина, но у самых дверей остановил его неожиданным вопросом. – Как думаешь, зря мы, наверное, Кононенко отпустили? На связь-то он выходит?
– Нет пока, но обещал написать или позвонить, как только устроится.
– Привет ему передавай. А может, и тебе, Николай, штабную жизнь на передний край сменить? Встряхнуться?!
Шумилин весь напрягся, чтобы вывереннее отозваться на непонятное предложение Ковалевского, но тут зазвонила «вертушка», и Владимир Сергеевич, улыбнувшись, взмахом руки выпроводил комсомольского лидера из кабинета.