– «Сто дней…» была написана раньше двух других моих повестей. Еще в 1982 году я предлагал ее в одиннадцать толстых журналов. Отовсюду получил прекрасные отзывы, но отовсюду – отказы в публикации. Всемогущее Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота было против повести, и ни один журнал не взял на себя в то время смелость ее напечатать. В следующем году начальную главу опубликовала газета «Московский комсомолец», но анонсом этот случай считать нельзя. Правда, впоследствии у меня с «Московским комсомольцем» и с его редактором Павлом Гусевым, который, кстати, консультировал меня при работе над повестью «ЧП районного масштаба», сложились дружеские отношения. Все мои повести «Московский комсомолец» так или иначе анонсировал – публикацией одной из глав. Так было и в позапрошлом ходу с повестью «Сто дней до приказа». Была напечатана глава, где рассказывалось о драке в казарме, и сообщено читателям, что повесть готовится к выходу в журнале «Юность». Еще до этого у «МК» и «Юности» сложился своеобразный тандем. Газета давала как бы затравку, а журнал вступал уже в серьезную борьбу за повесть. «Сто дней…» шли особенно трудно.

– Но все-таки эта повесть увидела свет. Будь у нас индекс популярности произведений, стоять бы «Ста дням…» в самом верху списка. И наверное, именно ее острейшая социальная направленность вызвала столько споров и нападок на автора, ведь впервые был так глубоко «копнут» этот зловещий пласт – дедовщина в армии…

– Интересно, что ребята, отслужившие в армии, строевые командиры мою позицию поддержали, а вот штабисты… Штабисты попытались устроить мне настоящую обструкцию. Сначала взялись утверждать, что все это клевета на армию, что дедовщина имеет место лишь в отдельных нездоровых подразделениях. Когда же широкая дискуссия доказала, что дедовщина существует повсеместно, с той лишь разницей, что в различных ротах она имеет либо острые, либо сглаженные формы, противники повести изменили тактику. Стали раздаваться утверждения, что повесть слаба в художественном плане.

– Литературы о современной армии предостаточно. Все было вроде гладко, появлялись типы солдат – нерадивых или службистов. Только вот животрепещущих проблем, которые нашли бы сразу такой социальный отклик, эти произведения не затрагивали…

– Об армии, как, впрочем, о школе и комсомоле, написано, пожалуй, больше, чем о чем-либо другом. Так что я не брался специально за острые, «скандальные» темы, как кое-кто посчитал. За самые обычные темы, даже заезженные… Но тут все дело в мировосприятии. Да, литературы об армии много, но ведь это все офицерская литература, написана и пишется она бывшими и нынешними офицерами, потому и взгляд на солдат – как на безликую массу.

Я же попытался взглянуть на армейскую действительность изнутри, из казармы. Солдату многие моменты виднее. Взгляд офицера на армию – это взгляд профессионала. Солдат же – непрофессионал. И слава богу – страна у нас миролюбивая.

Страшно представить, если бы все миллионы парней, отслуживших в армии, становились профессионалами. И на многие вещи солдат смотрит с позиций «гражданки». Ему смешно то, что никогда не вызовет у офицера улыбку. Но больше всего моих оппонентов возмутила ироничная манера повествования. Да, было у нас такое время, когда любая ирония выдавалась за инакомыслие. Но посмотрите на великих наших писателей первой половины двадцатого века: Зощенко, Булгаков, Платонов – у всех много иронии. Кстати, иронию я отношу к своей писательской манере. Вещь должна читаться легко, с первой до последней страницы, и лишь затем должно быть грустно.

Кого считать сейчас хорошим писателем?

Еще недавно было так: вставил в сюжет что-то запретное, хоть самую малость, – ты уже на коне. Герой. А как быть сейчас, когда, кажется, можно писать все?

Кто острее напишет, низвергнет вчерашних кумиров – тот на коне? Или мы будем определять значимость и величину писателя по тому, с каким интересом его читают, как он умеет заинтриговать читателя, вывести характеры, каков язык его произведений?

С языком, кстати, проблем очень много. Взять хотя бы интимную сторону жизни литературных героев – ее ведь вообще почти что не было в литературе. А если и была, то говорили они на языке голубей. Сплошной девятнадцатый век, причем его начало: отдалась, перси, покровы спали… Смешно и грустно. А ведь каждая пара влюбленных создает свой альковный язык, с какими-то полунамеками, двусмысленностями. Как тут быть писателю, обходить эту тему стороной? Но ведь наша литература и так понесла уже огромный урон из-за «запретных» тем. Я вот тоже на себе это почувствовал. В «ЧП районного масштаба» мой герой, комсомольский руководитель, в личной жизни имел любовницу, у них были уже определенные отношения. Но перед публикацией по совету ЦК ВЛКСМ мне пришлось эту линию изменить – появилась уже не любовница, а молодая женщина, за которой мой герой только начинает ухаживать. Ну да ладно – главное, что хотел в этой повести сказать, я сказал.

– Линия любви как-то оборвана и в «Ста днях до приказа»…

– А это реальность. Девчонки, которые дожидаются своих парней из армии, настоящие героини по нынешним временам. Ведь армия-то у нас не беспокоится о личной жизни солдата. Сейчас восемнадцатилетние ребята приходят в армию уже мужчинами, они уже жили нормальной половой жизнью и в течение двух, а то и трех лет службы – простите за прозу жизни – у них имеются естественные потребности. Как это влияет на стереотип поведения солдат? Кто это серьезно изучал? И не являются ли различные половые извращения, с которыми в армии юноши сталкиваются, следствием такой вот ситуации?

Армейские стереотипы сохранились на уровне 30-х годов, когда в армию призывались ребята из умирающих от голода деревень. Их в армии кормили и одевали. И что тут было думать об увольнении, когда тысячи и тысячи людей гибли в сталинских лагерях!

Я ушел служить уже женатым. За все время службы никто из моих командиров не поинтересовался, как дела в моей семье, не нужно ли мне съездить домой. Кстати, в других соцстранах эти вопросы решены. Я понимаю, что у нас в стране совсем другие расстояния, но, может быть, необязательно парню с Дальнего Востока служить в Белоруссии, а украинца отправлять на Камчатку… Здесь есть над чем подумать.

– Мне лично не давал покоя вопрос: что случилось с молодым солдатом, которого нашли в финале повести у железнодорожной насыпи. Был ли он сбит поездом? Или наплакался и безмятежно спал?

– Я люблю открытые концовки – они оставляют больше пищи для ума. Но по логике вещей молодой солдат должен был погибнуть – пожалуй, я отвечу так.

– А будет ли практическая польза от того, что явление дедовщины получило такую огласку? Вот многие матери, знаю, не на шутку встревожились…

– Я надеюсь, что польза будет, надеюсь, что сама полемика вокруг повести принесла пользу. Правда, в некоторых армейских частях всеми путями пытались запретить чтение повести, номер «Юности» изымался из библиотек. Но я верю, что старослужащий, прочитавший ее, занося кулак над молодым воином, задумается: а не случится ли с ним то, что произошло с ефрейтором Зубовым? Я надеюсь, что офицер, который хочет поскорее уйти домой и оставить подразделение на старослужащих, тоже об этом подумает.

Одна из бед армейских, на мой взгляд, – то, что нивелировался авторитет младших командиров. Главнее тот, кто больше прослужил. Дефицит на настоящих старшин… Но будем откровенны: дедовщина проникает в армию с «гражданки». Парень в повседневной жизни видит, что и здесь есть «старики» и «салаги». И если в принципе существует такая мораль, то почему он должен в армии жить по строевому уставу?

– Очевидно, читатели вправе ждать от вас нового интересного произведения?

– Сейчас я заканчиваю работу над повестью «Вид из президиума» (впоследствии повесть вышла под названием «Апофегей». – Ю. П.) – это первая вещь, которую я написал в период перестройки. Но предвижу определенные трудности с ее прохождением. Это повесть о партийных работниках, в ней я попытался разобраться, как хороший, честный парень из простой рабочей семьи превращается в того чиновника, которому мы «обязаны» многими нашими сегодняшними бедами. Еще недавно об этом не принято было писать. Пытаюсь смоделировать и отношения к слою аппаратчиков со стороны людей, к нему не принадлежащих. Там у меня получаются антиподы: партийный функционер Чистяков и его подруга Надя Печерникова. Она представляет совсем иной социальный тип, иронически относится к аппаратчикам, не верит в их созидательные силы. И своего возлюбленного старается не пустить, вырвать из этого слоя. А его туда затягивает невольно. Вообще когда у нас заходит речь о партийных работниках, мы цепенеем и выпучиваем глаза… Отношение сейчас к партийным функционерам неоднозначное, и я тоже пытаюсь разобраться в этом.

– Вы предрекаете проблемы с прохождением «Вида из президиума». Но обоснованно ли?

– Уже шла перестройка, когда совместно с Евгением Габриловичем мы написали киносценарий, посвященный жизни партийных работников. Его одобрили и благополучно положили под сукно. Это сценарий для «Мосфильма» о молодой женщине – партийном работнике. Он уже был запущен в работу, но вдруг вокруг него начались какие-то странные маневры… И тогда я решил выразить свои мысли в литературном произведении, которое совершенно самостоятельно и никакого отношения к киносценарию не имеет. Здесь мне не нужен ни режиссер, ни оператор, ни актеры. Я писал его с таким ощущением: напечатают – хорошо, не напечатают – значит, не напечатают. Главное, чтобы модель, созвучная моему мироощущению, состоялась.

– Как, кстати, складываются ваши отношения с кинематографом? Мне показалось, что «Сто дней до приказа» – прекрасный материал для фильма…

– Сценарий уже написан мною, его приобрела Студия имени Горького. Но и здесь возникли проблемы, как возникли они на «Ленфильме», который снимал «ЧП районного масштаба». Комсомольские аппаратчики Ленинграда, как могли, ставили палки в колеса. Не давали снимать интерьер и так далее. Но я думаю вновь обратиться к средствам массовой информации – мне уже однажды очень помог журнал «Огонек». Ретрограды ведь боятся огласки, они предпочитают добиваться своих целей втихую. Будем действовать по уже отработанной схеме. Сначала главу из новой повести опубликует «Московский комсомолец», а затем она полностью появится в «Юности». Думаю, случится это в середине будущего года.