Глава пятая
Подземный объект «Б-3»
…На углу улиц Барнаульской и Вагнера (на профилях 16–18, пикетах 18–25) получен структурный минимум pk и интенсивный минимум Δz… Возможно, что полученная аномальная зона на перекрестке улиц обусловлена коммуникационным колодцем. Однако следует проверить высказанные предположения. Для этого необходимо пройти канавы глубиной 5 м в указанных местах…
Из отчета о результатах опытно-производственных геофизических работ в г. Калининграде, проведенных в 1973 году
Среди мест возможного нахождения Янтарной комнаты и других похищенных гитлеровцами ценностей этот объект приобрел почти легендарную известность. Тот, кто хоть мало-мальски интересуется поисками янтарного сокровища, кто читал многочисленные публикации на эту тему, не мог не обратить внимания на кочующие из статьи в статью, из книги в книгу упоминания о некоем оберштурмбаннфюрере Рингеле, якобы непосредственном организаторе и участнике тайного захоронения произведений искусства. С легкой руки Вениамина Дмитриевича Кролевского и писателя Валентина Петровича Ерашова, появившись на страницах нашумевшей в свое время книги «Тайна Янтарной комнаты», фигура Рингеля стала обрастать все новыми и новыми подробностями и благодаря стараниям некоторых, прямо скажем, не очень добросовестных авторов приобрела карикатурный характер. Это позволило журналисту Валерию Бирюкову, опубликовавшему в 1992 году интереснейшую повесть «Янтарная комната. Мифы и реальность», сделать вывод о том, что в данном случае мы имеем дело если не с сознательными мистификациями, то с серьезными заблуждениями.
О том, что фамилия Рингель вымышленная, теперь уже достаточно хорошо известно, как известно и то, что существовала реальная фигура эсэсовца Виста, причастного к исчезновению Янтарной комнаты. Однако обстоятельства, приводимые в связи с этой личностью, нуждаются в более внимательном рассмотрении. Ведь опрометчиво отказавшись от недостаточно глубоко проверенной версии, мы лишаем себя важного следа, который, может быть, приведет нас к долгожданным результатам. Тем более что объект, фигурировавший под названием «Бункер Виста», — один из самых загадочных тайников Штайндамма, точное место которого до сих пор установить так и не удалось. А теперь все по порядку.
В начале 1959 года журнал «Фрайе Вельт» в ГДР опубликовал несколько статей о поисках Янтарной комнаты. Спустя некоторое время в редакцию пришло письмо от некоего Рудольфа Виста из небольшого городка Эльстерберга, что на юге Восточной Германии. Адресат сообщал некоторые якобы известные ему от отца подробности, связанные с сокрытием Янтарной комнаты, коллекции янтаря и военного архива в Кёнигсберге в последние месяцы войны. Через несколько дней редакция командировала в Эльстерберг трех сотрудников, которые провели обстоятельную беседу с двадцатитрехлетним рабочим фабрики по производству синтетических волокон.
Узнав «сногсшибательные» подробности, журналисты попытались уговорить парня дать согласие на публикацию материалов о его отце, но Рудольф ответил категорическим отказом. Ведь гордиться отцом ему, безусловно, не приходилось. Он не хотел возвращаться в прошлое и привлекать внимание к тому факту, что его отец был ярым нацистом, как будто это бросало тень и на его, Рудольфа, жизнь. Достаточно того, что по совету товарищей он передал эту информацию в еженедельник Общества германо-советской дружбы.
Почти до конца войны Рудольф жил со своими родителями в самом центре Кёнигсберга на улице Егерхоф, что соединяла ломаной линией две городские магистрали — Фордерросгартен и Штрассс дер СА. Семья занимала двухкомнатную квартиру на третьем этаже большого серого дома, заселенного преимущественно рабочими кёнигсбергских заводов и фабрик. Рудольф плохо помнил эту квартиру и отца, постоянно где-то пропадавшего и приходившего домой усталым и раздраженным. После ссоры с матерью, которая надолго запала в память мальчика, отец переехал в район Амалиенау, где получил освободившуюся служебную квартиру. После этого он очень редко показывался дома, и Рудольф, пропадавший целыми днями на улице, был в положении тысяч мальчишек военной поры, отцы у которых воевали где-то на полях далеких сражений войны, все никак не приводящей к долгожданной победе. А в 1944 году война вдруг неожиданно сама пришла в город, заявив о себе воздушными тревогами, интенсивным движением войск, лазаретами и госпиталями, переполненными ранеными.
В одну из августовских ночей как всегда тревожно завыли сирены, и население города привычно заспешило в многочисленные убежища и бункеры. Но то, что случилось вслед за этим, повергло жителей в ужас. Свыше двухсот самолетов британской бомбардировочной авиации сбросили на город тысячи зажигательных и фугасных бомб, превратив в руины многие здания между Кранцер-аллее и Герцог-Альбрехт-аллее. Пострадала даже громадная Оттокар-кирха. Большинство бомб упало на район казарм и штабные корпуса Главного командования первого военного округа, а также другие стратегические объекты, и лишь некоторые угодили в жилые кварталы центра города, разрушив до основания несколько зданий. Кёнигсбержцы впервые по-настоящему почувствовали кошмар неотвратимо приближающейся катастрофы и поняли, что ожидало их впереди.
Через два дня налет повторился, но в еще более страшном виде. Казалось, наступил конец света. Сотни английских самолетов разом повесили над городом россыпи осветительных ракет, а после этого на плотные кварталы старого города обрушились бомбы, среди которых были и такие, которые впоследствии получили название напалмовых. Центр города был объят пламенем. Струи полыхающей огненной смеси стекали по крышам домов, с шипением врывались в вентиляционные отверстия подвалов и укрытий. Картины Апокалипсиса ожили в ночном Кёнигсберге.
Наутро, когда Рудольф с сестрой, матерью и бабушкой выбрались из подземного убежища, им предстала совершенно дикая картина: вокруг с гулом полыхали дома, дымились развалины, от гари и хлопьев летающего пепла было темно, как ночью. От их дома, да и всей улицы Егерхоф остались лишь остовы зданий, в чреве которых что-то горело и плавилось. Немногочисленные отряды пожарных, вспомогательной полиции и военных безуспешно пытались бороться с огнем, эвакуировали жителей, грузили на машины ценное имущество учреждений и магазинов. С большим трудом только к вечеру семье удалось добраться до Шарнгорстштрассе, где была квартира отца. Здесь они прожили до октября, каждый день готовясь эвакуироваться в глубь Германии.
Несколько месяцев, которые Рудольф прожил в квартире отца, запомнились ему достаточно хорошо. И хотя отец по-прежнему приходил домой очень редко, сын смог ближе узнать этого грубого и безжалостного человека. Конечно, на эти воспоминания наслоились потом рассказы матери, и спустя годы Рудольфу казалось, что он знал об этом человеке достаточно много.
Из воспоминаний Рудольфа Виста об отце. 1976 год
«Мой отец, Густав Георг Вист, родился 18 августа 1905 года. Как мне известно, профессии у него никакой не было. До 1931 года он работал в различных учреждениях, в том числе и на почте. В 1931 году руководством местной организации НСДАП „Шлосстайх“ был назначен политическим руководителем. В 1933 году после прихода Гитлера к власти он перешел из СА в СС, членом которой оставался до конца войны. Во время войны он служил в „зондергруппе“, непосредственно подчинявшейся РСХА — Р.Л.M. В составе этой группы он служил в Германии и на оккупированной территории. В конце войны он был в чине оберштурмбаннфюрера, что соответствовало воинскому званию подполковник. В числе наград отца были: немецкий крест за участие в боях в Испании, испанский крест, железные кресты 1-й и 2-й степени, медали за участие в боях на Восточном фронте, серебряная нашивка за участие в ближнем бою и значки участника пехотных атак…
…Когда он приходил домой и если я ему попадался под руку, то он меня нередко избивал…»
Портрет Георга Виста дополняют воспоминания матери Рудольфа, записанные немецким исследователем Паулем Энке, в которых она рассказывает о том, что ее муж был одним из активных участников еврейских погромов в Кёнигсберге во время пресловутой «хрустальной ночи» 9 ноября 1938 года, когда по всему городу громились магазины и лавки еврейских торговцев, запылали обе синагоги, осквернялись молельные дома и еврейские кладбища. Ярый нацист, работавший на почте, проявил при этом удивительное рвение и предприимчивость, поджигая здание синагоги на Линденштрассе.
Вскоре после переезда на Шарнгорстштрассе семья покинула Кёнигсберг, жила некоторое время на хуторе под Хайльсбергом, а в ноябре 1944 года перебралась в городок Криммичау в Саксонии. Спустя несколько месяцев там неожиданно появился отец, казалось навсегда оставшийся в огненном капкане окруженного Кёггигсберга. Объяснения его были путаными и невразумительными. Рудольф запомнил лишь, как он рассказывал матери о какой-то подводной лодке, на которой он якобы выбрался из города.
Когда в городок вступили американцы и началась поголовная регистрация мужского населения, Георг Вист выдал себя за инвалида войны, тем более что все необходимые на этот счет медицинские документы у него имелись. Он не сообщил о своем членстве в НСДАП и подавно уж скрыл факт службы в СС. Это позволило ему относительно спокойно жить при любой оккупационной власти. Но все-таки зимой 1946 года семья по его настоянию переехала в курортный городок Обершлема в Рудных горах, а затем в Эльстерберг, расположенный в отрогах Фогтланда. Георг Вист искусно заметал следы.
Может быть, страх, пережитый в осажденном Кёнигсберге и преследующий бывшего эсэсовца, как-то подействовал на Георга Виста. Он стал более внимательным к сыну, не придирался по мелочам, перестал заниматься рукоприкладством. Тяжелая форма туберкулеза, развившегося после ранения в Польше, подтачивала его здоровье, день ото дня ему становилось все хуже и хуже. Однажды осенью (а это был уже чрезвычайно трудный послевоенный 1947 год) Георг Вист неожиданно разоткровенничался с сыном: стал самодовольно рассказывать о своей карьере в СС, о доверии, которым пользовался у руководства, об ответственных поручениях, выполнявшихся им в последние месяцы войны. Тогда-то Рудольф и услышал впервые от отца, что он принимал участие в работах по перебазированию различных ценностей.
Тяжелобольной Георг Вист оживлялся, рассказывая о том, как он в составе специальной команды укрывал в подземных тайниках музейные экспонаты и фонды кёнигсбергских архивов. Открывшись сыну — единственному слушателю его воспоминаний, Георг Вист упомянул о каком-то бункере на Штайндамм, в который «зондергруппа» поместила знаменитую кёнигсбергскую коллекцию янтаря, разобранную и уложенную в ящики Янтарную комнату, а также чрезвычайно ценные материалы какого-то военного архива. Оживляясь, отец сыпал названиями учреждений, именами лиц, принимавших участие в работах, а также перечислял различные объекты на территории Кёнигсберга, ставшие местами захоронения сокровищ. Рудольф не мог, конечно, запомнить этот калейдоскоп имен и названий, но кое-что его память сохранила.
Рудольф запомнил, с какой многозначительностью говорил отец о пассаже на улице СА, находившемся неподалеку от их старой квартиры, о складах на Ластадие, соборе на острове Кнайпхоф, подземельях Лёбенихта; о том, как он именовал гаулейтера Коха и крайслейтера Вагнера своими назваными братьями. Отец, по-видимому, испытывал потребность поделиться с кем-то переполнявшим его чувством собственной значимости, причастности к сверхсекретным и государственно важным делам развалившегося Третьего рейха, и сын, еще совсем ребенок, стал для него лучшим из слушателей, главное — неспособным в полной мере оценить важность этих сведений и сообщить о них новым властям.
Так или иначе, но Рудольф оказался посвящен в тайные деяния своего отца-эсэсовца, что в некотором роде даже тяготило его. Ведь груз такого знания вполне мог обернуться против молодого человека, вступающего в жизнь в послевоенной Германии. Правда, отец иногда как бы спохватывался и надолго замыкался в себе, отвечая на вопросы Рудольфа снисходительной усмешкой. Один раз при этом он сказал сыну, что тот — еще ребенок и не может понять и оценить значимости его воспоминаний. В октябре 1947 года Густав Георг Вист умер в окружной больнице города Грайца, куда его незадолго до этого порекомендовал отправить лечащий врач. Казалось, что с отцом окончательно ушли в небытие и сведения о спрятанных в Кёнигсберге сокровищах.
Рудольф учился в школе, вступил в Союз свободной немецкой молодежи, стал участвовать, как тогда говорили, в «строительстве новой жизни», отбрасывая всяческие воспоминания о прошлом и в первую очередь напрочь выбросив из головы откровения отца-нациста. Но судьбе суждено было еще не раз возвращать Рудольфа к прошлому, связанному с «делами» Георга Виста в Кёнигсберге. Однажды, проводя капитальную уборку в подвале дома, где они жили с матерью, Рудольф наткнулся на неожиданную находку. Под кучей брикетов бурого угля, которыми топилась печь в доме, он вдруг обнаружил грязную, тронутую сыростью полевую сумку с замочком, ржавый ключ от которого был прикреплен металлическим колечком к ремню. Вот как спустя годы Рудольф вспомнил о том, что было в сумке.
Из письма Рудольфа Виста
в Калининградскую экспедицию
«…Содержимое сумки было похоже на ком склеившейся бумаги, частично разрушившейся, текст на которой… едва прочитывался… Это были копии (папиросная бумага), затем одна коробочка из жести (бакелитный набор), в которой находилось около 200 шт. полосок, подобных часовой пружине (микрофильмы?). В сумке находились около 20 удостоверений личности с фотографиями моего отца… на различные фамилии. При рассмотрении лежавших передо мной материалов мне бросилось в глаза слово „Кёнигсберг“. Это явилось поводом для прочтения этих бумаг».
Какие же документы хранились Георгом Вистом в полевой сумке? Рудольф более или менее отчетливо запомнил содержимое лишь некоторых из них. Прежде всего — уже неоднократно цитировавшийся в статьях о Янтарной комнате приказ за подписью должностных лиц РСХА и министерства авиации о препровождении транспортной колонны с Янтарной комнатой в «известный объект», обозначенный как «Б-3» (бункер № 3, арка № 3). В приказе якобы указывалось, что все оставшиеся в районе объекта здания подлежат немедленному подрыву. Читая этот документ, Рудольф вспомнил, как отец что-то говорил о бункере на Штайндамм, поэтому он еще раз внимательно вчитался в слабо различимый текст машинописной копии на тонкой папиросной бумаге. В его памяти цепко остались ориентиры местонахождения этого бункера так, как это было изложено в приказе.
Из документа, найденного и собственноручно
воспроизведенного Рудольфом Вистом
«Границы Б-3: Книпродештрассе — Штайндамм — Ланге Райе. Визиры: с улиц Якобштрассе, Гезекусплатц в направлении Штайндамм».
Кроме этого «кроссворда», состоявшего из названий улиц, Рудольф запомнил содержание еще нескольких документов: докладных записок в гауляйтунг НСДАП и подразделение РСХА за подписью отца о завершении работ по вышеупомянутому приказу, а также расписки в получении от дежурного оберфенриха тридцати ящиков с янтарными панелями и сырьем. Среди слежавшихся листков бумаги была вырезка из карты Кёнигсберга на клеенчатой основе, а также едва просматривавшаяся светокопия схемы бункера, похожего на штольню, связанную с другими подземными сооружениями. Карта тогда привлекла пристальное внимание мальчика, и он, вспоминая рассказы отца, долго рассматривал ее, пытаясь определить местонахождение таинственного объекта. Это был район к северо-западу от замка с четко просматривавшейся сетью улиц и квадратами городских кварталов. Простым карандашом вдоль улиц была проведена тонкая, прерывистая линия, сопровождавшаяся какими-то пометками и обозначавшая, по-видимому, маршрут движения транспорта с ценным грузом. Рудольф Вист запомнил, что линия эта обрывалась в том месте карты, где на Штайндамм выходила вытянутая в южном направлении площадь Хоймаркт. Именно тогда он и решил, что бункер на Штайндамм, о котором говорил отец, находился где-то в районе этой площади, то есть в непосредственной близости от здания Геолого-палеонтологического института и янтарной коллекции Кёнигсбергского университета.
Потом, когда Рудольфа Виста неоднократно просили вспомнить еще что-нибудь, связанное с находками в полевой сумке отца, он припоминал некоторые дополнительные детали, — например, те два десятка удостоверений личности, которые позволяли предположить, что оберштурмбаннфюрер был не заурядным чиновником в системе РСХА, а, возможно, одним из специально подготовленных сотрудников, готовых в любое время перейти на нелегальное положение.
Из письма Рудольфа Виста
в Калининградскую экспедицию. 3 марта 1977 года
«Удостоверения личности были изготовлены в различных воинских частях. Одно из них предписывало всем учреждениям империи и вермахта оказывать всяческое содействие его владельцу. Удостоверение было подписано подобно знаку IIII.
В сумке находились кроме удостоверений, изготовленных на имя отца, удостоверения… на фамилии (фон) Шлоссберг, Хаффштром и Шнайдеркопф (Шнайдеркопп). Все они были немного повреждены. Одно удостоверение с красной обложкой и позолоченной звездой посередине было заполнено русскими буквами. Фамилии вспомнить не могу».
Итак, суммируя сведения, которыми располагал Рудольф Вист, можно предположить, что его отец был одним из фактических организаторов сокрытия ценностей кёнигсбергских музеев, а также материалов, представляющих интерес для нацистского руководства. Возможно, он был причастен к одной из широкомасштабных секретных операций по укрытию и эвакуации главных фашистских кадров, а также переводу валютных средств, произведений искусства и золотых активов НСДАП в страны Латинской Америки. Точных данных о нем пока не имеется. Можно, конечно, усомниться в отдельных фактах биографии Густава Георга Виста, но следует учесть, что значительная их часть нашла свое подтверждение в воспоминаниях других членов семьи и родственников, а также в отдельных документах, о чем сообщал в своей книге о поисках Янтарной комнаты немецкий исследователь Пауль Энке. Он считал, что Рудольф Вист обладал «очень хорошей памятью», «логическим мышлением» и занимал в беседах достаточно «самокритичную позицию».
Вместе с тем романтические элементы истории — таинственный бункер, находка микрофильмов и удостоверения за подписью рейхсфюрера СС, подводная лодка — все это придавало воспоминаниям Рудольфа Виста несколько детективный характер, порождало сомнения в их достоверности, вызывало чувство недоверия.
Самое главное, что все рассказанное впоследствии Рудольфом Вистом об участии его отца в сокрытии Янтарной комнаты и других ценностей невозможно было подтвердить документами, которые он нашел в полевой сумке. Дело в том, что, ознакомившись с ними, Рудольф… уничтожил их все до единого.
Из письма Рудольфа Виста
в Калининградскую экспедицию. 3 июня 1976 года
«…Все, что можно было прочесть, было прочитано мною без особого интереса… Затем я сжег весь этот хлам. Вы сейчас, возможно, этого и не поймете. Однако представьте себе: мы тогда потерпели поражение в войне. Были люди, которые располагали меньшим, чем я, но и они в первые годы допускали грубые ошибки.
Я боялся и хранить этот хлам, и сдавать его. Теперь я убедился, что совершил ошибку, однако исправить ее уже невозможно. Кроме того, до 1959 года я даже не знал, что Янтарной комнаты у вас нет…».
Итак, Рудольф Вист уничтожил все документальные материалы еще в 1950 году и к моменту беседы с журналистами из «Фрайе Вельт» мог «предъявить» лишь свои устные воспоминания с воспроизведением по памяти некоторых особенно запомнившихся ему документов. По-видимому, журналисты серьезно отнеслись к его рассказу, так как спустя несколько недель к нему в Эльстерберг специально приехал секретарь советского консульства в Карл-Маркс-Штадте Алексеев.
Консульский работник проявил большой интерес к воспоминаниям двадцатитрехлетнего молодого человека, подробно расспрашивал Рудольфа об обстоятельствах находки документов, задал не один десяток вопросов относительно личности отца, просил еще раз на память процитировать приказ за подписью должностных лиц РСХА и Министерства авиации. В заключение беседы сотрудник консульства предложил Висту оказать содействие Советскому Союзу в благородном деле поиска ценностей, награбленных фашистами в годы войны, в том числе непосредственно в розыске Янтарной комнаты. Разговор закончился в благожелательном тоне, и еще недавнее беспокойство и тревога, охватывавшие Рудольфа при воспоминании об отце, уступили место волнующему душу предчувствию скорой встречи с местами, где прошло его детство.
Видимо, советской стороне потребовалось какое-то время на согласование вопроса, так как несколько дней Виста не беспокоили, никуда не вызывали, и он пребывал в состоянии тревожного ожидания. Наконец однажды вечером у его дома остановился блестящий черный лимузин, из которого вышли два незнакомых ему человека. Разговор был недолгим. Консул лишь сообщил, что, учитывая готовность гражданина ГДР Рудольфа Виста оказать содействие в поиске Янтарной комнаты, в самое ближайшее время с ним будет проведен ряд обстоятельных бесед, к которым он должен основательно подготовиться.
Событие не заставило себя ждать, и 23 августа во время рабочей смены Рудольфа Виста вдруг неожиданно вызвали в кабинет директора фабрики. Незнакомый человек, прибывший из Берлина, дал ему не больше часа на сборы, и спустя некоторое время они уже мчались на служебной автомашине в сторону столицы ГДР. На следующий день, сопровождаемый советским представителем — референтом министра культуры, Рудольф уже сидел в самолете и думал о неожиданных поворотах своей судьбы. Несколько часов назад ему было заявлено, что советское правительство дало разрешение на приезд гражданина Виста в Калининград с тем, чтобы он, сориентировавшись на месте, помог более точно определить, где следует вести поиск. И вот теперь его ждала встреча — сначала с Москвой, а потом с городом, воспоминания о котором будоражили душу Рудольфа, с городом его детства.
Следует отметить, что район Штайндамм, указанный Вистом, давно привлекал внимание тех, кто занимался поиском исчезнувших сокровищ. Сюда сразу после окончания войны не раз приходил профессор Брюсов. Это место интересовало и уже упомянутую группу поисковиков, работавшую под руководством Кролевского. Однако конкретные данные, пусть даже вызывающие серьезные сомнения в их достоверности, поступили из ГДР с заявлением Рудольфа Виста. Главная задача заключалась теперь в том, чтобы определить конкретное местонахождение укрытия. Где мог находиться тот «Б-3», о котором говорилось в документах оберштурмбаннфюрера?
Воспроизводя по памяти приказ о захоронении Янтарной комнаты, Рудольф Вист называл три улицы, которые определяли границу территории, где находился бункер, — Книпродештрассс (Театральную), Ланге Райе (Барнаульскую) и Штайндамм (Ленинский проспект). Все эти три улицы проходят, как известно, под определенным углом относительно друг друга, но, пересекаясь, не образуют замкнутого пространства. Поэтому, собственно, не могут рассматриваться в прямом смысле слова как границы местонахождения бункера. Вместе с тем, отмеченный на карте маршрут движения транспортной колонны, как мы помним, заканчивался в районе площади Хоймаркт, а она, по существу, являлась как бы центром, в котором сходились все три улицы.
Из книги Фрица Гаузе
«История города Кёнигсберга в Пруссии». Кёльн — Вена, 1972 год
«Общественные места были в то же самое время местами казни и судопроизводства. Каждое из них представляло собой три виселицы, стоящие на круглом основании, и располагалось, конечно, далеко за пределами города… В старом городе это был Хоймаркт».
Эта краткая историческая справка не дает нам представления о том, как выглядела площадь Хоймаркт в те времена, когда Калининград еще назывался Кёнигсбергом, когда в хаосе окружения несколько крытых военных грузовиков остановились у перекрестка и безликие люди в униформе стали сгружать какие-то ящики, унося их в неизвестном направлении. Открывающаяся со стороны Штайндамма площадь была застроена преимущественно четырех- и пятиэтажными домами, стоящими вплотную друг к другу. Здесь было несколько магазинов, салонов, множество контор: ресторан «Цум Барбаросса», кинотеатр «Штайндамм», мастерская жестянщика Розенбаума, продовольственный магазин Ланге, парикмахерский салон Вернера… После авианалета в августе 1944 года несколько домов на Хоймаркт было разрушено, движение автотранспорта ограничивалось расчищенной проезжей частью улицы Ланге Райе. Здесь, на Хоймаркт, находился большой гараж служебных автомашин, поэтому обломки рухнувших зданий и щебень быстро были убраны рабочими командами РАД под руководством дорожной полиции. Не будем гадать, какие события происходили здесь, на площади, в последние месяцы перед штурмом Кёнигсберга. Строились ли в этом месте новые убежища, дополнительно к существовавшим ранее, или реконструировались старые — сведений об этом, к сожалению, не было ни у поисковиков, которые встретили Рудольфа Виста, прибывшего в Калининград столь неожиданно, ни впоследствии у Калининградской экспедиции, проводившей интенсивное обследование данного района.
Когда Виста по прибытии в Калининград привезли к тому месту, которое он неоднократно упоминал в своих рассказах, по всему было видно, что молодой человек растерялся. Десяток людей с интересом и ожиданием смотрели на него, а он, озираясь по сторонам, не мог узнать города, воспоминания о котором так долго тревожили его. Конечно, он знал, что после его отъезда из Кёнигсберга в восточнопрусской столице были ожесточенные, кровопролитные бои. Решимость Красной Армии, обрушившей свой праведный гнев на землю захватчиков, столкнулась с фанатической уверенностью нацистов в том, что их «несокрушимое упорство» приведет к победе. «Уничтожайте большевиков, где только можете! Дайте им отпор и превратите дорогу в Кёнигсберг в братскую могилу!» — эти надрывные призывы крайслейтера Вагнера Рудольф слышал в сорок пятом в одной из передач кёнигсбергского «Райхсзендера», когда они с матерью, сестрой и бабушкой уже жили в казавшейся недосягаемой Саксонии. Через несколько месяцев город действительно превратился в большую могилу, поглотившую тысячи жизней немецких и советских солдат: смерть не разбирала, где грешники, а где праведники, — такова жестокая правда войны. Но и сам город заплатил сполна — это было видно даже через четырнадцать лет после войны. Пустыри, заросшие бурьяном, развалины и фундаменты, неустроенный быт и с неимоверным трудом возводимые на кирпичном крошеве дома нового города.
Такие или же похожие мысли были в голове у молодого человека, неожиданно оказавшегося в родном городе, теперь ставшем ему почти совсем чужим. Рудольф долго осматривался, пытаясь сориентироваться, и, наконец «зацепившись» взглядом за некоторые уцелевшие постройки, четко представил себе, где находится. Он показал окружающим его членам комиссии бывшую площадь Хоймаркт, а также место напротив, где раньше стояла известная кёнигсбергская аптека «К золотому орлу». Там сейчас работал бульдозер, расчищая завалы. Где-то здесь, по мнению Виста, и проходила условная граница местонахождения бункера. Именно отсюда довольно легко просматривались среди уцелевших построек и кое-где возведенных новых домов два других ориентира, названных в запомнившемся документе, — улица Якобштрассе и площадь Гезекусплатц.
Если на плане Калининграда провести прямые линии, соответствующие направлениям всех четырех названных улиц и одной площади, то они сойдутся в условной точке на карте, которая располагается как раз где-то в районе пересечения Ленинского проспекта с улицами Барнаульской и Генерала Соммера.
В 1959 году Рудольф Вист так и не смог точно определить, где же был этот таинственный «Б-3», о котором рассказывал отец. Он подходил к месту, где работал бульдозер, потом шел на противоположную сторону улицы, где начиналась Барнаульская и была раньше площадь Хоймаркт, затем снова шел к бульдозеру.
Вполне понятно, что нельзя было требовать точности от человека, лично не участвовавшего в укрытии ценностей, а знавшего об этом, можно сказать, только понаслышке. Он, конечно же, не мог указать местонахождение бункера, и скоро это стало понятно всем. Затея была явно несерьезная. Приезжавший несколько раз на «опознание» Кролевский с самого начала не питал особых надежд на успех такого поиска, а после того как Вист стал проявлять неуверенность и ссылаться на хрупкость своей памяти, вообще потерял к нему интерес.
К тому же и поисковая работа, которая проводилась в период нахождения Виста в Калининграде, оставляла желать лучшего. Об этом впоследствии свидетельствовали ее участники и сам Рудольф Вист.
Из справки A. B. Максимова
«Краткая история розыска Янтарной комнаты»
«Начались раскопки, которые проходили, прямо говоря, по-детски. Механическим канавокопателем на глубину в 2,5–3 метра были сделаны несколько разрезов в разных направлениях. Затем дали два-три шурфа глубиной до 7 метров, и все. Убедились, успокоились, пожали плечами и отправили Виста восвояси. Этим и закончились так называемые „розыски Янтарной комнаты“».
Из письма Рудольфа Виста
в Калининградскую экспедицию. 26 марта 1976 года
«…Теперь непосредственно о работе в 1959 году. Ход дела был поставлен неудовлетворительно. Даже из самых ответственных лиц никто не знал, о чем должна была идти речь. Организация дела… также не ладилась… Было видно, что интерес проявляется лишь только к немедленным результатам…»
Итак, миссия Виста в Калининграде окончилась неудачей. Скорее всего, другого результата и не приходилось ожидать. Ведь ясно, что нельзя вспомнить того, чего не видел сам. У многих даже закралось подозрение: а не выдумал ли молодой немец всю эту историю, начиная от находки полевой сумки и кончая рассказами отца, для того, чтобы получить возможность побывать на родине? Развеять это подозрение мог только сам Рудольф Вист, но он и впоследствии продолжал настаивать на полной достоверности сообщенных им сведений.
В начале семидесятых годов прошлого века на Барнаульской развернула свою работу экспедиция. Началось скрупулезное обследование бывшей площади Хоймаркт, опрос десятков старожилов и участников предшествующих поисков, изучение многочисленных документальных материалов, поступивших в правительственную комиссию по розыску Янтарной комнаты и музейных ценностей, начиная с момента ее образования в 1967 году. Поиски затруднялись не только тем, что после войны прошло уже более четверти века и оставалось все меньше людей, помнящих первые послевоенные годы, но и тем, что на месте бывших пустырей и развалин выросли новые кварталы пятиэтажных панельных домов, пролегли улицы и переулки, не совпадающие со старой кёнигсбергской планировкой.
В экспедицию «хлынул» поток заявительских материалов: приходили письма от участников войны и первых переселенцев, от бывших жителей Кёнигсберга, проживающих в Германии, от граждан, волею судьбы оказавшихся на территории гитлеровского рейха в годы войны.
Анализ вновь собранного материала позволил выделить из общей массы сведений те, которые, казалось, могли иметь отношение к версии Виста. И, несмотря на то, что эти данные существенно отличались друг от друга по степени их достоверности, отбрасывать их было нельзя. Ведь пренебрежение самым малым, даже какой-то крупицей информации, могло лишить поисковиков той тонкой связующей нити, которая, кто знает, может быть, вела к разгадке, зашифрованной в буквенно-цифровой комбинации сгоревшего в огне документа германской полиции безопасности.
Информация первая. В 1964 году в газету «Калининградская правда» обратился житель Калининграда Василий Никифорович Степаненко. Он рассказал, как в первые послевоенные годы обнаружил среди домов на Барнаульской спуск в «потайной ход», по которому даже взрослый человек мог передвигаться свободно, не сгибаясь. Куда он вел и какой был протяженности, Василий Никифорович не знал, но место, где ему довелось спуститься в подземелье, показал уверенно.
Информация вторая. Старожил этого района Иван Романович Бутенко рассказал, что в конце сороковых годов здесь был обнаружен колодец, из которого имелся переход в просторное подземелье. Солдаты саперной части по приказу из комендатуры осмотрели это укрытие и, ничего не найдя, засыпали, а потом и забетонировали вход в подземелье.
Информация третья. Еще в 1956 году в редакцию газеты «Калининградская правда» поступило письмо от супругов Петровских из Омска. Они сообщали, что, прочитав книгу В. Дмитриева и В. Ерашова «Тайна Янтарной комнаты», вспомнили один «незначительный случай», связанный с улицей Барнаульской.
Из письма супругов Петровских
в редакцию газеты «Калининградская правда».
15 июля 1956 года
«В 1951 году я и моя жена Тамара оканчивали строительный техникум. На две стипендии прожить втроем было в то время трудновато, приходилось подрабатывать, т. е. брать чертежную работу, обмеры и проч. Однажды мы снимали план здания, подлежащего ремонту с некоторой реконструкцией… Пришлось обшарить с рулеткой массу всяких выступов, уширений, тупиков и пристроек.
Составив эскиз подвала в плане и проставив размеры, мы начали „увязывать цепочку“ — получается какая-то чертовщина! Одна сторона короче другой на 3 метра! Проверили на месте — ошибки быть не должно. Тогда решили вычертить план подвала в масштабе… В плане рядом с лестничной клеткой образовалось некое „белое пятно“ — квадратная комнатушка около трех метров в поперечнике. Пытались найти туда вход или окно, но их не оказалось. Кругом были капитальные стены. Размышлять… у нас не было времени, нужно было работать над дипломными проектами.
А потом все было забыто. И вот восемь лет спустя я вспомнил этот случай…»
Заявлений, подобных этому, было немало, и в свое время к нему отнеслись как к несерьезному, хотя в конце письма адресат выражал свою готовность показать дом, в котором обнаружилось «белое пятно». Это было в двух шагах от бывшей площади Хоймаркт.
Информация четвертая. В середине пятидесятых годов работниками лаборатории измерительных приборов, размещавшейся в самом начале улицы Больничной (этот дом выходил фасадом на интересующую нас площадь) был задержан неряшливо одетый человек, долго слонявшийся около окон, а затем появившийся в самом здании. Может быть, на него никто и не обратил бы особого внимания, если бы лаборантки не заметили, как незнакомец проник в одно из подсобных помещений и стал осторожно простукивать глухую капитальную стену. Была вызвана милиция, и подозрительного субъекта препроводили куда следует. Случай этот потом еще долго вспоминали в коллективе лаборатории, строя самые фантастические предположения.
Информация пятая. Вера Степановна Богачева, проживавшая в этом районе Калининграда с 1947 года, рассказала, что однажды вечером, проходя мимо четырехэтажного дома, выходящего фасадом на площадь, она услышала какой-то непонятный глухой стук. Он исходил как бы из-под земли со стороны гаражей, пристроенных к дому. Вера Степановна удивилась, но вскоре за домашней суетой забыла о необычном факте. Через несколько дней, проходя по Больничной в сторону Ленинского проспекта, она опять услышала глухие удары, как будто каким-то тяжелым предметом, например кувалдой, со всей силы стучали по бетонной стене. Казалось, что от этих ударов даже немного сотрясается земля под ногами. Она поделилась своим недоумением с соседкой. На следующий день та уже сама зашла к Вере Степановне и рассказала, что тоже слышала «подземный стук». Обе решили, не откладывая, заявить в милицию. Пришлось «попотеть» и двум милиционерам, которых тоже заинтересовало «привидение», работающее по вечерам в толще земли. Настроенные поначалу скептически, они почувствовали, что здесь пахнет каким-то криминалом, и даже организовали попеременное дежурство в одном из гаражей. Стук шел откуда-то из глубины и раздавался вечером почти в одно и то же время, будто человек, где-то там долбящий стену, регулярно принимался за свою изнурительную работу. Прошла еще пара дней, и вдруг неожиданно стук прекратился. Больше его здесь никто никогда не слышал.
Информация шестая. Достаточно серьезная, так как прозвучала из уст человека, которого трудно заподозрить в стремлении к преувеличением или фантазерству. Через бывшего начальника отдела военной контрразведки «Смерш» одной из армий, действовавших в Прибалтике в годы Великой Отечественной войны, работники экспедиции познакомились с Анной Евстигнеевной Жерлыгиной, бывшей разведчицей, которая находилась в Кёнигсберге с апреля 1944 года до самой капитуляции гитлеровцев в составе разведгруппы, выполнявшей задание советского командования. В отношении интересующего поисковиков места Анна Евстигнеевна сообщила, что разведчики неоднократно пользовались подземным ходом, проходившим здесь глубоко в толще земли. Она запомнила, что вход в подземелье находился на перекрестке улиц Рихард-Вагнер-штрассе и Ланге Райе, а на карте командира разведгруппы обозначался сокращенно «W-8», что могло означать «Вагнер-штрассе, дом номер восемь». Именно здесь якобы и был спуск.
Анна Евстигнеевна вспоминала, как разведчики под покровом ночи отыскивали это место среди развалин, как спускались в глубокий колодец, держась за металлические скобы, обтянутые резиной, как на глубине в несколько десятков метров (?) увидели широкие коридоры, освещенные слабым электрическим светом. Вдоль стен тянулись какие-то трубы и кабели, попадались откидные скамьи-сиденья, в нишах можно было разглядеть блестящие корпуса авиабомб, надежно прикрученных к вмурованным в стену крюкам и соединенных электрическим проводом.
Жерлыгина с готовностью бралась показать месторасположение этого подземного сооружения, и, хотя вход в него находился, по ее описаниям, несколько дальше — в двухстах метрах от бывшей площади Хоймаркт, ее информация представляла исключительный интерес. Ведь невозможно было только по рассказам определить направление подземных коридоров, а, следовательно, не исключалось, что хотя бы один из них имел выход на эту площадь. Тогда бы материализовавшаяся версия Виста дополнилась новой «информацией к размышлению», заставляющей взглянуть на вещи по-иному. Конечно, найдя подземное сооружение «W-8», можно было бы предположить и то, что ящики были принесены сюда по улице Ланге Райе, так как Рихард-Вагнер-штрассе сильно пострадала от авианалета в августе 1944 года, и подходы к бункеру мотай быть недоступны с этой стороны. Но для таких предположений, по меньшей мере, надо было отыскать подземелье.
Это далеко не полный перечень информации, полученной экспедицией в отношении вероятного нахождения бункера в районе бывшей площади Хоймаркт и улицы Ланге Райе. Были и другие, может быть, менее значимые сведения, но как фрагменты мозаики, ложащиеся в общую картину событий военной и послевоенной поры. Во всяком случае, даже если бы не было воспоминаний Виста, этот район Калининграда представлял собой исключительный интерес для поисков. Справедливости ради следует сказать, что это отмечал еще в начале пятидесятых годов инженер Якубович, один из активных участников поиска Янтарной комнаты. В своей справке, озаглавленной «Краткие сведения о начале розыска Янтарной комнаты», он перечислял «наиболее вероятные места» ее укрытия. На втором месте Якубович указал «территорию, ограниченную в настоящее время улицами Барнаульской, Больничной, Ленинским проспектом и Горной».
В первую очередь экспедиция задалась вопросом, не натыкались ли строители, возводившие дома в районе Ленинского проспекта и Барнаульской, на какие-либо подземные сооружения, укрытия, бункеры. Опрос руководителей и непосредственных участников строительства и сноса старых развалин показал, что практически по всему бывшему Штайндамму они обнаруживали многочисленные полузасыпанные или полностью обрушенные подвалы, встречали десятки колодцев, многие из которых имели значительную глубину. Тем не менее каких-либо подземных сооружений, похожих на бункер или специальное хранилище, при возведении «нулевого цикла» строителям не попадалось.
Тогда за основу практического поиска были взяты многочисленные упоминания старожилов о глубоких колодцах между домами около гаража станции «Скорой медицинской помощи» на улице Барнаульской. Уже упоминавшийся выше Василий Никифорович Степаненко указал сотрудникам экспедиции точное, как казалось ему, местонахождение колодца, куда он спускался в то время, когда город лежал в сплошных развалинах. Начались раскопки на небольшом пятачке, усаженном деревьями. Сначала был вскрыт сразу показавшийся подозрительным «восьмигранник» — четко выделяющийся на газоне контур какого-то сооружения, ограниченного ровно уложенными под углом друг к другу плитами. Орудуя ломами, рабочие разворотили кирпичную кладку, которой была заложена поверхность колодца, и в течение нескольких часов очищали его от земли, битого кирпича и щебня, которым он был завален на двухметровую глубину. Обнажились овальные стены с выступающими металлическими скобами. На дне, совершенно не тронутом сыростью, была обнаружена закрытая металлической решеткой отдушина, труба от которой шла куда-то в сторону. Прибывшие для консультации специалисты городского управления «Водоканал» высказали предположение, что колодец мог быть частью какой-то вентиляционной системы, так как подобного рода сооружения строятся, как правило, вблизи подземных хранилищ большого объема.
Рядом с «восьмигранником» после прокладки неглубокой траншеи был обнаружен другой колодец. Как же хотелось тогда найти, наконец, бункер или хотя бы подземный ход, подтверждающий свидетельства Степаненко, Богачевой, Бутенко или Жерлыгииой. Но тщетно. Отчасти потому, что почти ни одно из обследований не удавалось довести до конца — не было необходимой техники, мешала промозглая декабрьская погода, превращавшая тяжелую работу землекопов в сущий ад. Вот и здесь, на дне очищенного колодца, обнаружилась тяжеленная гранитная плита толщиной сантиметров двадцать, а под ней (это было видно в зазор между стенками колодца и каменным монолитом) слой железобетона. Нужна буровая техника, подъемные автокраны, лебедки. Но ничего этого под рукой у экспедиции не было. Опять просить… И все это для того, чтобы, может быть, еще раз испытать разочарование. Ведь версия Виста и так у очень многих людей, причастных к поискам, вызывала скептическую усмешку. Так и не обнаружив открытого подземного хода, о котором говорили многочисленные заявители, экспедиция прекратила поиск на бывшей площади Хоймаркт. Колодцы были засыпаны, поверхность земли выровнена, и теперь яркий зеленый газон совсем не напоминает о том, что где-то глубоко под землей остались так и не обнаруженные лабиринты подземного Кёнигсберга, до сих пор хранящие не одну тайну.
Неудачным оказался и осмотр Барнаульской улицы вместе с Анной Евстигнеевной Жерлыгиной. Она, когда-то хорошо ориентировавшаяся в хитросплетении улиц и развалин старого Кёнигсберга, теперь испытывала затруднения, пытаясь показать место, где находится спуск в обширные подземелья, подготовленные гитлеровцами к взрыву. В конце концов, она все-таки привела поисковиков к трехэтажному кирпичному дому, где прежде размещалась Университетская глазная клиника.
Из книги Рихарда Армштедта и Рихарда Фишера
«Краеведение Кёнигсберга в Пруссии».
Кёнигсберг, 1895 год
«Глазная клиника расположена напротив Нойросгертерской кирхи на углу Вагнерштрассе и Ланге Райе. Она была открыта в 1877 году. Здесь же располагается и поликлиника… В саду клиники стоит созданный скульптором Ройшем бюст профессора Юлиуса Якобсона, известнейшего окулиста нашего города, долго и плодотворно трудившегося здесь…»
Из книги Герберта Мюльпфордта
«Кёнигсбергские скульптуры и их мастера. 1255–1945».
Вюрцбург, 1970 год
«Бюст глазного врача профессора доктора Юлиуса Якобсона. Подарен университетом. Бронза. 1890 год. Местонахождение: перед Университетской глазной клиникой на Ланге Райе. Судьба: после бомбардировки бюст оказался сброшенным, позднее пропал».
Осмотр здания бывшей глазной клиники показал, что под ним были обширные сводчатые подвалы с многочисленными коридорами и переходами, тянущимися вдоль улицы в сторону бывшей Штайндамм.
Ho все-таки это было не то, что искали. Оставалось предположить, что Жерлыгина спускалась в проходивший в этом месте коллектор, который служил для отведения сточных вод и канализации. После бомбардировки Кёнигсберга в 1944 году почти вся канализационная сеть центра города, включая насосные станции, вышла из строя и не эксплуатировалась. Потоки дождевой воды промыли подземные сооружения, удалив нечистоты. Вполне возможно, что гитлеровцы не отказались от использования таких удобных подземных хранилищ. Ведь размеры главного коллектора, пересекавшего Рихард-Вагнер-штрассе, были довольно внушительными: туннель имел высоту свыше двух, а ширину — более полутора метров. Его ходы и лабиринты по самым приблизительным подсчетам достигали протяженности свыше восьми километров под кварталами центральной части города. Некоторые из калининградцев, особенно те, у кого детство пришлось на период послевоенной разрухи, конечно, помнят эти подземные ходы — любимые места мальчишеских игр, порою очень небезопасных и нередко кончавшихся плачевно для недостаточно осмотрительных. Жерлыгина так и не нашла место, где она со своими товарищами из разведгруппы спускалась в освещенный бледным светом подземный ход.
Таким образом, ни опросы старожилов, ни раскопки, ни сопоставление разнохарактерных сведений с данными Рудольфа Виста не привели к долгожданной цели — бункер «Б-3» или какое-либо иное подземное сооружение, о наличии которого свидетельствовали по меньшей мере восемь советских граждан и трое немцев, найдены не были. Не помогла и повторная встреча с Вистом, который не сумел добавить к своим рассказам ничего нового. Так или иначе, но речь стала вестись о свертывании работ экспедиции в районе бывшей площади Хоймаркт как бесперспективных.
Прекращением практических поисков была подведена черта под надеждами найти загадочный «Бункер № 3». Тогда, в начале восьмидесятых, казалось, что будут другие, более перспективные объекты, что еще немного — и появится надежный след, приводящий прямо к долгожданной находке. Но шло время, надежды сменялись разочарованиями, и конечная цель, казалось, все удалялась и удалялась, заставляя переосмысливать прошлое, искать ошибки, упущения, неиспользованные возможности. Думается, что все, связанное с информацией о «Бункере № 3», — не только данные Рудольфа Виста, но и другие, не менее интересные заявления, упоминавшиеся в этой главе, — все это нуждается в повторной проверке, серьезной, вдумчивой, основанной на методах современной науки и, конечно, опирающейся на энтузиазм нового поколения поисковиков.
