Эпилог
Людям легче держать на языке горячий уголь, чем тайну.
Сократ
Упорный труд, настойчивое желание выбиться в люди помогли мне стать членом Союза писателей. Александра Петровна ввела в высший круг советской интеллигенции. Знание жизни, мытарства по странам Европы, «университеты» на Лубянке, сдержанность, воспитание сделали возможным не только общение, но порой близкие знакомства с крупнейшими поэтами и прозаиками Страны Советов. А мудрое, всё, всё меняющее время, позволило предать гласности правду о белой эмиграции и впервые показать ту роль, которую она сыграла в мире после своего изгнания, и намекнуть, что боролась за правое дело, сказать, что это был цвет, мозг, совесть, душа России, и наконец открыть глаза тем, кто хотел вести борьбу за свержение советского строя при помощи инразведок наших исконных врагов.
Мой любимый Николай Васильевич Гоголь говорил: «У писателя только один учитель: сами читатели». А Федор Михайлович Достоевский уверял по-другому: «Запомните мой завет: никогда не выдумывайте ни фабулы, ни интриг. Берите то, что дает сама жизнь. Жизнь куда богаче всех наших выдумок! Никакое воображение не придумает нам того, что дает иногда самая обыкновенная, заурядная жизнь, уважайте жизнь!»
А если жизнь не такая уж заурядная? Потому мой правдиво написанный роман «Белые тени» спустя неделю после его появления в «Роман-газете» исчез с прилавков, так было и с романом «Под опущенным забралом». Сработала новизна темы и, главное, правда!
Посыпались со всех сторон письма, в издательства «Молодая гвардия» и «Роман-газета» и мне на Садовую. Откликнулись и кадеты Донского кадетского корпуса—из Малаховки Поликарпов, а из Ташкента упомянутый в романе «Букашка» — Иван Григорьевич Яковлев. Но, пожалуй, больше всего ошеломил меня телефонный звонок. Мужчина назвался внуком героя моего романа генерала Кучерова. Поначалу я даже заподозрил провокацию...
Юрий Сергеевич сразу же завоевал мое доверие. Я тут же понял, что он внук генерала. Культурный, образованный, разносторонний — и как главный инженер одного из предприятий Риги, и как автор ряда газетных статей, и, наконец, как поэт, еще до Чеченской войны с тревогой за Россию сказавший:
Беззвучен жалкий наш набат О том, что властвует распад О том, что скоро боль и кровь Сметут обжитый мир и кров.
Вскоре мы подружились. Он рассказал о необычной и драматической судьбе своего отца, сына белого генерала, прожившего недолгую и очень непростую жизнь, в которой было все—и суд над «вредителем, врагом народа» в начале 30-х годов, и фронт, и Сталинская премия, полученная талантливым беспартийным инженером за восстановление народного хозяйства, и, наконец, очень странная смерть в Кремлевской больнице...
После развала страны Юра с женой Соней — мудрой Софьей Акоповной — и сыном Сергеем переехал в Иваново, стал главным инженером аграрно-промышленной компании. Дружба наша окрепла, и мы время от времени, при каждой возможности, встречаемся.
Каков читатель сейчас? Кто, как оценит «Омут истины»?
И в самом деле, ненависть к труду внушается ныне с малых лет. А ведь Тургенев говорил: «Жизнь — это труд!» Рецепт прост: гасить красоту, всякое устремление духа вверх. Если раньше детей баюкали волшебными сказками о торжестве добра, красоты — которая только и может спасти мир, — то теперь в «сказке для малышей» уродливые чудища со страшными мордами вытворяют такое, что не дай бог и взрослому присниться. Никита Хрущев намекал крестьянам: «Вступаем в коммунизм, молоко будете в магазине покупать!» Андропов попытался было заставить людей работать — и получил пулю!
Так все в пропасть и катится до последнего этапа — обезьяньей свободы!
А кто не хочет лезть на дерево, обречен на вымирание. В их числе самые опасные — писатели, с их моралью, рассуждениями, философией, политикой. Их слушать вредно, они сеют недоброе...
Зачем вам, молодым, о чем-то мыслить, рассуждать, Не лучше ль Сименона с Кристи почитать. Под барабан и ор ламбаду отплясать, А на отечество свое, не долго думая, начхать!
Кинематографисты, театроведы, издатели делают, хочешь не хочешь, свой «бизнес». Одни охотно («Так этим красно- коричневым и надо!»), другие — из трусости, третьи — по недомыслию или по унаследованной привычке — «Чего изволите?» А кто не хочет, чтоб не скудоумных Пинкертонов, а быстрых разумом Ньютонов Российская земля должна рождать, дружно твердят: «Потерпите малость, продержитесь, покуда нет бумаги и денег. Мы избрали добрых, мудрых, они нас поведут куда надо. Россия держит нейтралитет! Владимир Мономах ошибался!» А поглядишь «пузатому» в глаза — он тут же отведет их в сторону и, разведя руками, начнет лицемерно сокрушаться о своей беспомощности отсутствии средств, дефиците бумаги, помещения... техники... и т.п.
А поглядишь, Москва завалена макулатурой, желтой прессой. В газетах назойливо публикуют ненужное широкому кругу читателей, занимая целые страницы рекламой, чтобы сказать: «Пользуйтесь лучшим в мире мылом "Люкс"», или: «За рулем БМВ мир становится другим!» Тысячи, сотни тысяч книг, таких нужных нашей жаждущей душе, можно было напечатать на этой бумаге. Увы, веянье времени заставляет перестраиваться, менять кожу, холуйствовать, подчиняться обезьяньему началу. Наша интеллигенция, на манер той старой, царской, гнилой не осмеливается, подобно шахтерам, продиктовать свои условия президенту страны, который уже сидит не в «Кремлевских палатах», как это пристало верховной российской власти, а по-американски, в «Белом доме»! А чтобы не обиделись англичане, во главе совета — «спикер»! Не дай бог и французов обидеть, потому у нас вместо городского головы сидит «мэр»!
Оглядитесь, русские люди, неужто не понимаете, что превращаетесь в колониальных рабов! Вся наша столица пестрит разноцветными вывесками, рекламами, яркими витринами магазинов с иностранными названиями, где продают за доллары! Переведите взгляд и на мартышек, выглядывающих из-за прилавков своих наспех сколоченных будок под названием «комки», заполненных бросовым товаром рынков Европы и США: кондитерскими изделиями сомнительного качества и разливанным морем всевозможных напитков, нередко изготовленных домашними средствами.
Присмотритесь к так называемым молодым «коммерсантам», которые выстроились, притоптывая и позевывая, у своих столиков вдоль всего Арбата. Они торгуют шинелями, кителями, мундирами, фуражками и орденами своих отцов и дедов, славных героев, защитников Отечества! С каким цинизмом они предлагают купить «по дешевке» освященные в церкви иконы, перед которыми, стоя на коленях, молились их матери и бабушки за их благополучие!..
Кто заставил, что потянуло их свернуть на путь безделья? Или они пошли по нему от унаследованного от отцов характера?
Кто ложной дорогой стремится вперед, На жалкую гибель себя обречет! — говорил мудрый Фирдоуси. Что их спасет? Может, соломинкой для нашей утопающей молодежи окажутся новые хозяева, прибывающие из заграницы? Они привыкли жить по-человечески, трудиться и заставлять это делать окружающих. Может, они заставят бездельников свернуть с их пагубной дороги?
На мою долю выпало, после многих бед, счастье встречаться с мудрыми, вдумчивыми людьми, владевшими культурной русской речью, умевшими точно выражать мысли, энергично, изящно, без злобы. Ныне язык, на котором мы начинаем говорить, груб, примитивен, исковеркан чужеземными, порой похожими на собачий лай словами («Ваучер!»). На трибунах, по телевизору, в печати царят пустословие, ложь, грубость. Поэтому наш современник приучился слушать вполуха, смотреть вполглаза, читать по диагонали, не проявлять сочувствие к лежащему старику или старухе, мимоходом причмокнуть и пожать плечами. Ныне молодой человек не защитит девушку от наглого нахала, не остановит вора, забравшегося в карман соседа. За редким исключением!
И я с грустью думаю: в среде рабов умирает общественный идеал, личность не хочет выйти из узких рамок себялюбия, индивидуализма, не может дорасти до сознания ответственности за общее дело. И потому созданный с их молчаливого согласия, строй преследует собственные интересы, обрекая общество на вырождение...
И все же я надеюсь, а иногда эта надежда превращается в веру, что это болезнь века, не рак или СПИД, а грипп, корь, пусть даже холера... Эпидемия, охватившая континенты! А вдруг?!
И в самом деле, бреду, опираясь на трость и зазевавшись, задумавшись или кто знает почему, ее роняю. И вдруг!.. молодой человек, быстро наклонившись, с улыбкой ее подает... Тянусь отворить дверь в магазин. И вдруг!.. Она распахивается, и юная девушка мило щебечет: «Проходите!» Выхожу из троллейбуса. И вдруг!.. Чувствую, как меня кто-то поддерживает, ухватив за локоть... Сколько было таких неожиданностей, проявлений доброты, внимания...
Приходит на ум и девочка лет десяти—двенадцати, которая, взяв меня под руку, спрашивает: «Дедушка, может, вас проводить?» Значит, в их сердцах не угасло милосердие! И невольно вспоминается рассказ ныне покойной Александры Петровны, как ее сын Рюрик Павлов, летчик, погибший в 1941 году в неравном бою с тремя немецкими «юнкерсами», будучи школьником 8-го класса, на вопрос, почему опоздал на обед, весело смеясь, ответил: «Мама! Вижу, плетется старушка, проковыляет десяток шагов и остановится... Я взял ее на руки и отнес домой. Так меня, бедная, благодарила!»
Жизнь! Добро и зло всегда рядом. В изложенных рассуждениях, чувствах, понятиях я старался приблизиться к правде. И спрашивал себя: прав ли Федор Михайлович Достоевский, когда в 1876 году в «Дневнике писателя» писал: «Где же правда, неужели и вправду мир еще так далек от нее? Когда же пресечется рознь и соберется ли когда человек вместе, и что мешает тому? Будет ли когда-нибудь так сильна правда, чтоб совладать с развратом, цинизмом и эгоизмом людей? Где выработанные, добытые с таким мученьем, истины, где человеколюбие? Да и истины ли уж это, полно? И не одно ли они упражнение для "высших" чувств, для ораторских речей или для школьников, чтобы держать их в руках, — а чуть дело, настоящее дело, практическое уже дело — и все по боку, к черту идеалы! Идеалы вздор, поэзия, стишки! И неужели правда, что жид опять везде воцарился, да и не только "опять воцарился", а и не переставал никогда царить?»
А может, правы Ницше, Маркс, утверждая, что жизнь есть борьба? Сильный побеждает слабого, умный — глупого, хитрый — простодушного... Или искать гармоническое сочетание человека с жизнью в мудром Барманизме?
Жизнь моя напоминает приключенческий роман. И я не удивлюсь, если эта моя исповедь увидит свет, а изложена она языком того времени, понятиями и рассуждениями, чувствами того времени, я не удивлюсь, что снова попаду на скамью подсудимых за то, что кого-то обидел в своих поисках.
В каждом живом существе, книге, картине, музыкальном произведении своя истина. Христос сказал: «Истина — это Я!» Магомет, Будда, Конфуций так, наверно, думали. Ленин, Гитлер уверяли о том же. О том же твердят цари, короли, президенты.
Конец
notes
