Погибший на посту
В начале 1930-х годов советская внешняя разведка провела крупную операцию по внедрению техники подслушивания в находившуюся в Париже штаб-квартиру боевой террористической организации белой эмиграции — Русского общевоинского союза (РОВС). В этой операции, ставшей позже известной под кодовым названием ИНД («Информация наших дней»), особая роль отводилась активному помощнику парижской резидентуры НКВД «Иванову».
Лишь в конце 1980-х годов советская внешняя разведка открыла некоторые архивные материалы того периода, и широкой общественности стало известно, что оперативный псевдоним «Иванов» (кодовый номер УЖ/1) принадлежал одному из видных представителей русской эмиграции во Франции Сергею Николаевичу Третьякову — замечательному русскому человеку, вынужденному покинуть Родину, но преданно служившему ей до конца своих дней.
Сергей Николаевич Третьяков родился 26 августа 1882 года в богатой и именитой московской семье. Его дед, Сергей Михайлович, был одно время московским головой, основал всемирно известную Третьяковскую галерею.
В 1901–1905 годах Сергей учился на физико-математическом факультете Московского университета. После окончания учебы женился на Наталье Саввишне Мамонтовой, представительнице богатейшего московского рода, и вошел в дело своей семьи: в конце 1905 года возглавил товарищество Костромской льняной мануфактуры в качестве председателя его правления.
Очень скоро Сергей Николаевич стал одним из наиболее влиятельных предпринимателей льняной отрасли, владельцем крупных текстильных предприятий. Он был основателем и первым председателем Всероссийского объединения льняных фабрикантов, избирался председателем Московского биржевого комитета.
Третьяков входил в так называемую группу молодых российских капиталистов во главе с П. П. Рябушинским, являлся членом ЦК созданной в 1912 году партии прогрессистов.
С февраля 1917 года Сергей Николаевич — товарищ (заместитель, — прим. авт.) председателя Всероссийского союза торговли и промышленности. Примыкал к кадетам — в июне по списку кадетской партии был избран гласным Московской городской думы.
В середине июля 1917 года А. Ф. Керенский предложил Третьякову пост министра торговли и промышленности в своем новом кабинете. Сергей Николаевич выдвинул следующие условия своего вхождения в коалиционное правительство, как представителя деловых кругов:
«— Вся власть Временному правительству…
— Восстановление боевой мощи армии и железной дисциплины в тылу должны быть доведены до конца…
— Временное правительство не вправе предпринимать коренной ломки существующих социальных отношений по Учредительному собранию…
— Должна быть немедленно создана твердая власть на местах…
— Внешняя политика России должна покоиться на полном единении с союзниками…
— Промышленность и торговля имеют государственное значение…
— Всякие классовые притязания как промышленников, так и рабюочих должны быть подчинены государственным интересам...
— Во Временном правительстве не место лицам, представляющим лишь самих себя…».
Переговоры о вхождении Третьякова в правительство были прерваны, так как Керенский отказался удовлетворить его требование об удалении из правительства эсера Чернова, заявив, что «программа Чернова является и программой Временного правительства».
Сразу же после провала этих переговоров Третьяков заявил журналистам, что «Временное правительство будущего состава все же не обойдется без представителей торговли и промышленности. Мы нужный народ, мы нужны им как хлеб насущный, как воздух…». И Третьяков оказался прав. Уже 25 сентября он вошел в состав 3-го коалиционного правительства Керенского в качестве председателя Высшего Экономического Совета и Главного экономического комитета. Кроме того, по личному поручению главы правительства Третьяков поддерживал контакт с французской военной миссией.
26 октября 1917 года в 2 часа 10 минут Третьяков вместе с другими министрами Временного правительства был арестован в Зимнем дворце и заключен в Петропавловскую крепость. В конце февраля 1918 года был освобожден, выехал сначала в Москву, затем в Харьков, а оттуда — в Париж.
В ноябре 1918 года адмирал Колчак предложил Третьякову занять пост министра торговли и промышленности во Временном сибирском правительстве, и он немедленно выехал в Омск. Одновременно являлся заместителем председателя Совета Министров этого правительства. Впрочем, на этих должностях он пробыл недолго, всего десять месяцев, и после поражения Колчака вернулся во Францию.
В Париже Третьяков стал председателем Русской торговой палаты, заместителем председателя созданного в феврале 1920 года более чем 600 российскими промышленниками, банкирами и торговцами «Российского торгово-промышленного и финансового союза» («Торгпрома») и одним из редакторов журнала «Иллюстрированная Россия».
С. Н. Третьяков был связан с целым рядом русских эмигрантских организаций, зачастую являлся их представителем для поддержания контактов с французским правительством и различными местными учреждениями.
Высокий, статный мужчина, всегда элегантно одетый, знаток нескольких европейских языков, обладатель солидного капитала в России, он всегда был желанным гостем во всех эмигрантских кругах и находился в близких отношениях с руководителем РОВС генералом Кутеповым.
Человек трезвого ума, Третьяков раньше других из своего окружения понял, что в России возврата к старому нет. На этой почве он пытался даже в 1926 году покончить жизнь самоубийством и был спасен в последний момент близкими. Данный факт впоследствии тщательно скрывался от окружения самим Третьяковым и членами его семьи.
… По имевшимся у внешней разведки надежным сведениям, «Торгпром», одним из руководителей которого являлся Третьяков, в начале 1920-х годов активно помогал деньгами «Народному союзу защиты родины и свободы» — военной террористической организации, которую возглавлял Борис Савинков. Хотя другими данными относительно причастности «Торгпрома» к диверсионной работе разведка не располагала, интерес к нему в Центре сохранялся. Там полагали, что «Торгпром» перестроил работу и глубоко законспирировал свою борьбу. Перед парижской резидентурой была поставлена задача «проникнуть в руководящие круги «Торгпрома», чтобы обеспечить постоянный и эффективный контроль за его возможными антисоветскими акциями».
Парижская резидентура приняла решение привлечь Третьякова к сотрудничеству и использовать его для разработки «Торгпрома». В Центр были направлены соответствующие предложения, в которых, в частности, отмечалось:
«Третьяков — чрезвычайно умный и разносторонне образованный человек, сильно связанный своим воспитанием и прошлым с купеческим миром. Он пользуется хорошей репутацией в русских торгово-промышленных кругах».
С. Н. Третьяков был привлечен к сотрудничеству с советской внешней разведкой в 1929 году. Против ожидания резидентуры он легко дал согласие работать на Москву. С этого времени в служебной переписке Третьяков стал именоваться оперативным псевдонимом «Иванов».
Причины, побудившие «Иванова» пойти на сотрудничество с советской разведкой, кроются, скорее всего, в его разочаровании белой эмиграцией, что следует из собственноручно подготовленного им в 1929 году обзора, который находится в его оперативном деле:
«… После победы большевиков эмиграция разбилась на целый ряд групп и группировок: впереди ничего определенного, Советская власть справилась с белым движением, Европа в недоумении, началось дробление и деление на секты. В сущности, с этого момента эмиграция, по-моему, потеряла всякое значение. Вражда, борьба между собой и злословие — вот характеристика этого периода, продолжающегося до сих пор. Эмиграция потеряла какое-либо значение в смысле борьбы с Советской властью и в смысле влияния на политику иностранных государств…
С каждым днем, с каждым месяцем эмиграция теряет свое значение, и сейчас она утеряла его окончательно, с ней никто не считается, ее никто не слушает, и те истины, которые она ежедневно повторяет в своей прессе, созданной на последние трудовые гроши старых беженцев (молодые русские газет не читают), никого не волнуют и не убеждают. Эмиграция умирает уже давно, духовно она покойник».
В 1931 году в письме из парижской резидентуры указывалось:
«Иванов» является весьма ценным источником, с большими перспективами на будущее. Мы рассчитываем добиться через него ряда серьезных разработок».
… С приходом А. Х. Артузова в августе 1931 года к руководству Иностранным отделом ОГПУ, активизировалась работа внешней разведки по одному из давних противников советских органов государственной безопасности — Русскому общевоинскому союзу. Соответствующие указания по данному вопросу были направлены и в парижскую резидентуру.
На одной из встреч «Иванов» сообщил своему куратору:
— Ту работу, которую вы приписываете «Торгпрому», он не ведет. Я допускаю, что кто-то из членов нашего союза участвует во вредительской деятельности, поощряет и финансирует ее, но «Торгпром» в целом, даже его президиум не в курсе этой работы. Вот почему я ничем здесь вам помочь в принципе не смогу. В данное время союз не имеет никакого значения, он захирел, денег у него нет.
Парижская резидентура принимает решение переориентировать усилия «Иванова» на работу по РОВС.
Один из кураторов «Иванова» обратил внимание на то, что дом 29 на улице Колизей, где находился штаб РОВС, принадлежит его семье. Штаб РОВС располагался на первом этаже, а на втором и третьем проживала семья «Иванова», с которой он в то время не жил. Резидентура предложила «Иванову» вернуться в семью и переселиться на второй этаж дома. Центр выделил необходимую сумму денег для проведения ремонта жилых помещений. Супруга «Иванова» и дети расположились в пяти комнатах третьего этажа, а сам он занял две комнаты на втором этаже, которые находились над кабинетами председателя РОВС генерала Миллера и начальника 1-го отдела генерала Шатилова, а также над канцелярией союза.
Из Москвы прибыла надежная прослушивающая аппаратура. Сотрудниками резидентуры были установлены в помещениях РОВС микрофоны, именовавшиеся на чекистском сленге «петьками», а в комнатах «Иванова» — аппаратура приема. С января 1934 года началось постоянное прослушивание разговоров, ведущихся в штабе РОВС, в том числе и в кабинете его председателя.
От «Иванова» стала регулярно поступать «Информация наших дней» — ИНД (так в ИНО ОГПУ окрестили получаемые от «Иванова» сведения). Из этой информации, проверяемой и дополняемой другими источниками, разведка смогла воссоздать достаточно точную картину деятельности РОВС.
Постоянно находившийся дома «Иванов» имел возможность фиксировать всех посетителей РОВС, своевременно включать аппаратуру и записывать содержание бесед Миллера со своими помощниками:
«9 января 1936 года. 10.55.
Миллер читает начальнику канцелярии РОВС Кусонскому письмо, написанное им генералу Дидериксу. В письме подчеркивается, что во Франции сознают, что лишь соглашение Франции и Германии может дать мир Западной Европе, и никакие франко-советские пакты не устрашат Германию. Миллер далее пишет о польско-германском соглашении, направленном против России, в которое он искренне верит. Он считает также, что Франция никогда не будет воевать с Германией из-за России…».
«24 января 1936 года. 11. 15.
Миллер в своем кабинете заслушивает сообщение руководителя информационного отдела РОВС Трубецкого. По сведениям последнего, в Румынии в ближайшее время произойдет изменение ее внешней политики от профранцузской к прогерманской. Румыно-польско-германское соглашение, направленное против СССР, не за горами. В данный момент лишь Титулеску является сторонником франко-румынского сотрудничества, но, по всей вероятности, его скоро уберут. Отношения между большевиками и румынским правительством должны скоро осложниться…».
«4 сентября 1936 года. 16.30.
В беседе с Миллером Трубецкой полностью поддержал позицию Кутепова, направленную на активизацию террористической деятельности РОВС на территории СССР. По мнению Трубецкого, такая боевая работа, которую РОВС проводил в последние годы руководства Кутепова, была своевременна и совершенно необходима: ленинградское покушение надолго подняло в глазах эмиграции значение и престиж организации.
Соглашаясь с Миллером в том, что в настоящее время в основную задачу активной работы РОВС не входит индивидуальный террор, хотя бы по той простой причине, что средства РОВС истощились, Трубецкой, тем не менее, напомнил Миллеру, что за последние четыре года РОВС посылал своих людей в Россию с исключительной целью проведения террористических актов. Он подчеркнул, что генерал Абрамов (начальник 3-го отдела РОВС, — прим. авт.) и капитан Фосс (помощник Абрамова по террористической работе, — прим. авт.) неоднократно направляли своих людей в СССР с единственной целью убийства»…
Это лишь три выдержки из нескольких тысяч страниц сообщений «Иванова», объединенных под кодовым названием «Информация наших дней» (ИНД).
«Иванов» работал и днем и ночью. Благодаря этому разведка была в курсе почти всех деловых и личных встреч Миллера с другими руководителями организации, их планов по организации работы, замыслов и даже настроений отдельных белоэмигрантских лидеров.
В 1934 году резидент сообщал в Центр:
«Иванов» исполняет добросовестно необычайно трудную работу, ибо несомненно, что производство ИНД — вредное производство: слух, внимание, нервы напряжены 8–9 часов в сутки…
За добросовестную работу я наградил «Иванова» суммой в две тысячи франков. Он работает удивительно хорошо и внимательно, не за страх, а за совесть…».
«Иванов» успешно сотрудничал с советской разведкой вплоть до оккупации гитлеровцами Франции. Он действительно работал честно, и его материалы представляли большой оперативный интерес. В конце 1939 года штаб РОВС был перемещен в Брюссель. Буквально накануне оккупации Франции фашистской Германией связь с «Ивановым» была временно законсервирована. Однако это не спасло его от разоблачения. 14 июня 1942 года «Иванов» был арестован гестапо. Во время обыска в его квартире были обнаружены приемное устройство и провода, протянутые в штаб-квартиру РОВС, а в помещении штаба — микрофоны.
В августе 1942 года фашистская газета «Локаль-анцайгер» и эмигрантская газета «Новое слово» сообщили об аресте в Париже немцами бывшего министра Временного правительства России С. Н. Третьякова как советского агента, участвовавшего в похищении генералов Кутепова и Миллера и в укрывании в Париже генерала Скоблина — одного из организаторов похищения Миллера.
Газеты утверждали, что Третьяков являлся одним из резидентов НКВД за границей и что из его квартиры велось подслушивание всех разговоров в штаб-квартире РОВС, что дало возможность большевикам обезвредить более тридцати диверсантов-белогвардейцев, переброшенных в СССР.
Арестованного Третьякова немцы отправили в Германию. А 16 июня 1944 года он был расстрелян в концлагере в Ораниенбурге, под Берлином. Немецкая пресса опубликовала официальное сообщение о казни С. Н. Третьякова.
В чем же была причина ареста Третьякова? По-видимому, она заключалась в следующем:
В 1940 году в Центральной тюрьме города Ренн скончалась выдающаяся русская певица Надежда Плевицкая — жена генерала Скоблина, работавшая, как и он, на советскую разведку и отбывавшая 20-летнее заключение «за соучастие в похищении генерала Миллера». Перед смертью ее исповедовал православный священник. Не исключено, что во время исповеди она упоминула и Третьякова, как соратника Скоблина, а сама исповедь была записана французской контрразведкой с помощью скрытых микрофонов. После начала войны французам стало не до Третьякова. Зато немцы, оккупировавшие Париж, воспользовались материалами французской контрразведки…
Так закончил свою жизнь Сергей Николаевич Третьяков — один из активных помощников советской внешней разведки, внесший неоценимый вклад в пресечение террористической деятельности РОВС и в дезорганизацию его работы.
В относящихся к тому периоду «Очерках истории российской внешней разведки» подчеркивается, что «накануне Великой Отечественной войны РОВС практически сошел со сцены. Даже гестапо отказалось его использовать в своей подрывной работе против СССР, заподозрив в нем, как тогда говорили, «мистификацию чекистов». Определенная заслуга в этом была и разведчика «Иванова» — Сергея Николаевича Третьякова.
