Вилли Леман, он же Штирлиц?
Однажды многолетний помощник Л. И. Брежнева Андрей Андреевич Александров-Агентов рассказал о своём престарелом шефе довольно интересную историю.
Брежнев обожал смотреть кино, особенно телефильм режиссёра Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны». Главную роль в фильме исполнял народный артист СССР Вячеслав Тихонов. В роли вымышленного советского разведчика, проникшего под именем штандартенфюрера Штирлица в имперскую канцелярию Третьего рейха и ставшего ближайшим сотрудником Гиммлера, Мюллера и Шелленберга.
Дряхлый в конце жизни Брежнев уже не видел разницы между правдой и вымыслом и однажды после очередного просмотра фильма «Семнадцать мгновений весны» спросил: «А как мы наградили разведчика-нелегала Штирлица?»
Ответом было смущенное молчание, на которое Брежнев отреагировал репликой: «По вашему молчанию я понял, что награждения не было. Поэтому предлагаю присвоить Штирлицу звание Героя Советского Союза». Из этого неловкого положения удалось выйти следующим образом: звание Героя Социалистического Труда было присвоено… народному артисту СССР Вячеславу Тихонову.
Зрители телесериала часто спрашивают: «Существовал ли в действительности Штирлиц или другой советский разведчик, ставший его прототипом?» Ну что ж, ответ однозначный: нет. Ни одного нелегала, профессионального советского разведчика ни в окружении Мюллера или Шелленберга, ни вообще в центральном аппарате гитлеровских спецслужб не было. К сожалению.
Штирлиц в Советском Союзе действительно не имел себе равных по популярности. Выдуманный талантливым писателем Юлианом Семёновым, он творил чудеса: обманывал Мюллера, разгуливал по коридорам имперской канцелярии, как по своему дому. Срывал все немецкие планы, разумеется, донося о них в Москву. Фильм Т. Лиозновой имел, да и сейчас имеет потрясающий успех. Когда его показывали, улицы города пустели, все сидели у экранов телевизоров. Кстати, за реальное освещение деятельности сотрудников КГБ по обеспечению госбезопасности страны Ю. Семенов был награждён нагрудным знаком «Почётный сотрудник госбезопасности».
Но, как теперь стало известно, в реальной жизни всё же существовал человек, работавший в гестапо и знавший его тайны. Он не был профессиональным нашим разведчиком, но являлся надёжным агентом внешней разведки КГБ СССР. Его имя Вильгельм Леман, а оперативный псевдоним — Брайтенбах. Всю жизнь его звали Вилли, и как Вилли Леман он фигурирует в документах советской разведки. То, о чём пойдёт речь в этом очерке, основано исключительно на архивных документальных материалах.
Это невероятная, но действительная история, о которой до сих пор архивы хранили глубокое молчание.
Итак, Вилли Леман родился в 1884 году в семье учителя Густава Лемана в местечке под Лейпцигом. Родители при крещении назвали сына Вильгельмом в честь наследника престола, будущего императора Германии Вильгельма II. Отец Вилли был небогатым человеком и не смог дать сыну должного образования. Вилли, окончив школу, учился на столяра. Когда ему исполнилось 17 лет, поступил добровольцем на службу в военно-морской флот Германии, где прослужил в общей сложности 12 лет. На борту военного корабля немецкой эскадры ему довелось в мае 1905 года наблюдать Цусимское сражение. Мужество русских моряков произвело на него огромное впечатление. Именно с тех пор Вилли проникся глубоким уважением к России и русским людям.
Демобилизовавшись в 1913 году, Вилли приехал в Берлин. На одном собрании «Союза африканцев» Вилли повстречал своего старого друга Эрнста Кура, который работал уже в берлинской тайной полиции. По его протекции Вилли в 1913 году был принят в полицию патрульным полицейским, а через год, Когда закончился испытательный срок, был зачислен в штат.
В 1914 году он был переведён в контрразведывательное отделение (абвер) полицай-президиума Берлина на должность помощника начальника канцелярии. В мае 1918 года в Берлине было открыто полномочное представительство (посольство) РСФСР, наблюдение за сотрудниками которого вело контрразведывательное отделение Лемана.
4 ноября 1918 года в Германии вспыхнула революция, свергнувшая кайзера Вильгельма П. Началась она восстанием моряков в Киле. В Берлине стихийно образовался Комитет чиновников полиции, и Леман стал его председателем, как бывший военный моряк. Ему было поручено заниматься делами германского флота. Тогда-то он и подружился с председателем Совета солдатских и матросских депутатов Отто Штройбелем, с которым они в прошлом дружили, проходя службу во флоте.
Получивший пост военного министра в новом правительстве Германии Густав Носке потопил в крови восстание берлинских рабочих. После подавления восстания Вилли отошёл от активной революционной деятельности.
В апреле 1920 года в Германии воссоздали тайную политическую полицию. Леман (вместе с Куром) вернулся в своё контрразведывательное подразделение и вскоре «дорос» до поста начальника канцелярии отдела, занимавшегося слежкой за иностранными диппредставителями. Вскоре руководство полицай-президиума назначило его исполняющим обязанности начальника канцелярии отделения. Здесь через его руки проходила вся переписка по разведывательной деятельности иностранных представительств.
В 1927 году начальником отделения был назначен Вильгельм Абдт, опытный военный разведчик, владевший русским и польским языками в совершенстве.
За годы работы в тайной полиции Леман разочаровался в политике Германии. Кроме того, невысокий заработок (около 300 марок в месяц) не позволял регулярно лечиться от сахарного диабета. Работая на картотеке отдела, он пришёл к убеждению, что в чистом виде советские представители не ведут никакой подрывной деятельности против Германии. И Вилли решил предложить свои услуги советской внешней разведке. Следует заметить, он не сразу решился на этот шаг. Сначала в марте 1929 года по его просьбе советское посольство посетил Эрнст Кур, ставший к тому времени безработным. После беседы с Э. Куром сотрудника резидентуры внешней разведки ОГПУ Центр пришёл к выводу о вербовке его на материальной основе. Агенту был присвоен индекс А-70. Ему выплачивалось ежемесячное денежное вознаграждение. Он, однако, любил устраивать пирушки в ресторане, сорить деньгами, а поэтому мог попасть под наблюдение осведомителей криминальной полиции. Это насторожило Лемана, так как он был постоянно в контакте с Куром. Этот контакт заинтересовал резидентуру советской внешней разведки, и Центром было принято решение выйти на Лемана и выяснить возможность привлечения его к работе на нашу разведку на материальной основе.
Через агента А-26 резидентура собрала достаточно материалов на Лемана. Ему был присвоен индекс А-201, и началась его активная разработка.
7 сентября 1929 года руководитель внешней разведки ОГПУ М. Трилиссер направил в берлинскую резидентуру шифртелеграмму:
«Ваш новый агент А-201 нас очень заинтересовал. Единственное наше опасение состоит в том, что вы забрались в одно из самых опасных мест, где малейшая неосторожность со стороны А-201 или А-70 может привести к большим неприятностям. Считаем необходимым рассмотреть вопрос о специальном способе связи с А-201».
Эти рекомендации Центра были приняты к исполнению. Леман был передан на связь нелегальной резидентуре, которую возглавлял разведчик-нелегал Эрих Такке (Бом).
Леман начал добывать информацию, которая передавалась Бону через А-70. Однако Кур был неисправим и продолжал кутежи. В 1933 году по решению Центра Кур был переброшен в Швецию, где на деньги советской разведки содержал небольшой магазин. Магазин служил «почтовым ящиком» нашей стокгольмской резидентуры.
В 1930 году обстановка в Германии начала осложняться. Нацисты открыто рвались к власти. Брайтенбах был знаком со многими видными бонзами нацистской партии, в том числе с руководителем её штурмовых отрядов Эрнстом Ремом, группенфюрером СА. В феврале 1933 года Брайтенбах по рекомендации Германа Геринга, в ту пору премьер-министра правительства Пруссии, был переведен на работу в гестапо. С мая 1934 года — в рядах СС. 30 июня того же года как доверенное лицо Геринга участвовал в операции «ночь длинных ножей» по ликвидации Рема и его штурмовиков.
Кремль остро нуждался в информации о будущей политике Гитлера по отношению к Советскому Союзу. Сталин, отдавая себе отчет о том, что Гитлер, заявивший своей главной задачей завоевание «жизненного пространства» на Востоке, развяжет войну против нашей страны. В 1934 году Польша стала подавать сигналы о тем, что готова якобы отойти от своей антисоветской политики и сблизиться с СССР.
Сталин, учитывая информацию полпреда в Варшаве Антонова-Овсеенко, склонялся к мысли о том, что следует откликнуться на реверансы Варшавы в адрес Кремля и прозондировать почву для возможного заключения соглашения с Польшей.
На этом совещании в Кремле только начальник внешней разведки Артур Артузов придерживался другого мнения. Опираясь на донесения советской разведки, он заявил, что поляки ведут нечестную игру, делая вид, что собираются сблизиться с СССР, на самом же деле зондируют почву для сближения с Германией в надежде, что Гитлер разделит с ними «советский пирог» в случае войны против СССР.
Жизнь подтвердила правоту Артузова. В декабре 1934 года между Польшей и Германией был подписан договор о добрососедстве и сотрудничестве. Сталин отреагировал на эту информацию Артузова своеобразно: 21 мая 1935 года Артузов был освобождён от должности начальника внешней разведки и переведён в особый резерв НКВД.
Последние события в Европе каждый день подтверждали правильность выводов Артузова. Но Сталин так и не мог простить ему, что в феврале 1934 года начальник разведки позволил себе публично оспорить точку зрения генсека. 11 января 1937 года Артузова освобождают от должности заместителя начальника разведупра Красной армии. 13 мая того же года он был арестован по указанию Н. Ежова. 21 августа 1937 года легендарный чекист Артур Артузов был осуждён «тройкой» как шпион польской и других разведок и в тот же день расстрелян.
В годы «ежовщины» палачами НКВД были уничтожены практически все оперативные сотрудники внешней разведки, работавшие в «легальной» и нелегальной резидентурах в Германии.
Теперь снова вернемся к нашему герою. В 1935 году по инициативе Геринга началась чистка гестапо от «неблагонадёжных элементов».
Под подозрение попал и Леман, но благодаря хорошим служебным характеристикам ему удалось сохранить свой пост в гестапо.
Начальником стал Рейнхард Гейдрих, одновременно являвшийся начальником Службы безопасности (СД) нацистской партии. Вместе с собой в Берлин он взял из Мюнхена несколько десятков профессиональных криминалистов, в их числе был и Генрих Мюллер. Брайтенбах стал работать в контрразведывательном отделе. В декабре 1933 года он был передан на связь разведчику-нелегалу Василию Зарубину («Бетти»). Позже он станет генералом.
Пользуясь покровительством генконсула США в Берлине Дина Робертсона, Зарубин снял в Потсдаме роскошный особняк, нанёс также визит бывшему другу Брайтенбаха — Штройбелю (теперь он занимает пост заместителя министра пропаганды Третьего рейха) и заручился его всевозможной поддержкой.
Во время посещения генерального консула США Зарубин познакомился со многими бизнесменами. Полученная информация от представителя нефтяной компании «Стандард ойл» господина Тейлора представила большой интерес для Кремля. Через тех же лиц Зарубин получил надёжную информацию о перевооружении Германии с помощью США, создании ею подводного флота, о серийном производстве новейших истребителей фирмы «Мессершмит», строительстве крейсеров и т. п.
Зарубиным была получена ценнейшая информация и о структуре, кадровом составе IV управления РСХА (Управление имперской безопасности). Этим сведениям буквально не было цены в условиях надвигающейся угрозы нацизма.
В марте 1935 года Брайтенбах сообщил Зарубину, что гестапо заинтересовалось разведчиком-нелегалом Альбертом Такке. К тому времени Такке успел поработать в Москве и вновь выехать в загранкомандировку. В Германии он находился проездом. Благодаря предпринятым мерам Такке и его жена Юнона Сосновская-Такке срочно покинули Германию, избежав ареста.
Конечно, в жизни бывают всякие парадоксы. Гестапо не удалось арестовать супругов Такке. Зато арестовали, необоснованно, свои деятели из НКВД и обоих расстреляли. Как видно из сноски выше, позже они были реабилитированы.
Брайтенбах предупреждал не только свою разведку о планируемых акциях, но, используя свои возможности, стремился привлечь внимание гестапо к деятельности польских спецслужб в Германии. В 1937 году гестапо арестовало видного польского разведчика Сосновского, который пренебрёг методом безопасности, приобрёл связи в важнейших ведомствах Третьего рейха. Сосновскому удалось завербовать шифровальщика Генштаба, машинистку из личной канцелярии Розенберга, идеолога нацизма и будущего рейхминистра по Восточным территориям. «Свои люди» были у него и в Главном управлении имперской канцелярии. Сосновский был заключён в тюрьму. Вскоре его вывели во внутренний двор, где находились его агенты, в основном женщины. На глазах Сосновского всем им отрубили головы.
Тогда полякам удалось обменять Сосновского на двух крупных агентов абвера, и они поместили его в тюрьму г. Львова. В 1939 году советские войска вошли в западные районы Украины. Сосновский оказался в руках советской разведки. От Брайтснбаха наша разведка знала все подробности допроса Сосновского в гестапо, и, когда в начале 1941 года его допрашивали разведчица Зоя Воскресенская-Рыбкина и разведчик-нелегал Василий Зарубин, они приводили такие подробности его работы в Германии, о которых знал строго ограниченный круг лиц. Знание нашей разведкой всех подробностей работы Сосновского в Германии произвело на него столь сильное впечатление, что он сразу рассказал всё, что ему было известно. Сведения представили для советской разведки исключительную ценность.
Что же касается Брайтенбаха, то были приняты меры по усилению его безопасности. В частности, в Центре был изготовлен паспорт на чужое имя, в который была вклеена фотография агента. В случае опасности с ним была отработана подробная схема вывода его за пределы Германии в соответствии с ухудшением состояния здоровья Брайтенбаха, страдавшего на почве диабета острыми почечными коликами: инока он даже терял сознание. На сообщение Зарубина о серьёзной болезни агента Центр ответил срочной шифртелеграммой: агента нужно спасти во что бы то ни стало, а если на лечение потребуются деньги, оказать Вилли материальную помощь. К счастью, развитие болезни врачам удалось предотвратить.
Общаясь с бонзами РСХА, Брайтенбах передал Зарубину подробные характеристики на Мюллера, Шелленберга, Гейдриха и других руководителей. От Брайтенбаха поступили новые данные о военной промышленности Германии: о закупке на её верфях сразу 70 подводных лодок различного класса, о строительстве секретного завода по производству боевых отравляющих веществ.
17 июня 1936 года вспыхнул фашистский мятеж в Испании, правительству Народного фронта на первых порах удалось подавить мятежников. От американца Тейлора Зарубин узнал, что из Нью-Йорка пришло срочное телеграфное распоряжение переадресовать прибывающие в Гамбург танкеры с авиабензином в Испанское Марокко и на Балеарские острова. Брайтенбах сообщил Бетти, что Германия намерена поддержать силы, воюющие с республиканским режимом в Испании, и открыто выступить на стороне генерала Франко. Англия поддержит Германию и Италию, а США будут соблюдать нейтралитет.
В 1937 году по распоряжению наркома госбезопасности Н. Ежова Зарубин вместе с женой отзывались в Москву. 22 февраля они отбыли на Родину. Зарубин проинструктировал Брайтенбаха о том, что связь с Центром ему предстоит поддерживать через содержательницу конспиративной квартиры в Берлине, некую Клеменс.
Через неделю после встречи с Леманом Зарубин был в Москве, где за успешную работу ему вручили орден Красного Знамени. Вечером его вместе с женой пригласил к себе домой новый начальник разведки НКВД Абрам Слуцкий. Он доверительно сообщил Зарубину, что с 1936 года Н. Ежов начал репрессии против чекистов, поэтому Василию вместе с женой необходимо срочно выехать в загранкомандировку. Вскоре супруги отбыли в США для выполнения специального задания. В годы войны Зарубин и его жена Лиза успешно работали в резидентуре НКВД в США. Василий Зарубин стал генералом, а его жена уволилась на пенсию вскоре после войны в звании подполковника.
После Клеменс Брайтенбах был на связи у жены А. Короткова Марии Вильковысской, но не долго. В 1937 году А. Коротков вместе с женой возвратились в Москву. Агаянц (Рубен), практически не знавший немецкого языка, оставался единственным сотрудником берлинской резидентуры. Все остальные были отозваны, и большая часть из них репрессирована.
Оставшись без опытного куратора, Брайтенбах действовал на свой страх и риск, добывая сведения, которые могли бы представить интерес для советской разведки. Материальная основа сотрудничества с советской разведкой не была для него главной. Работая в гестапо, имея по службе доступ к высшим секретам Рейха, Брайтенбах видел, куда может завести страну гитлеровская камарилья, готовившая мировую войну. Он понимал, что только Советский Союз в состоянии остановить Гитлера в его стремлении к мировому господству, которое неизбежно принесёт несчастья всем народам, включая и немцев.
В конце 1938 года состоялась последняя встреча Рубена с Брайтенбахом. В декабре Рубен был госпитализирован и вскоре скончался в больнице. Агент остался без связи с Центром. Почти полтора года Брайтенбах был без связи с Центром, пока в Берлин всего лишь на один месяц не прибыл А. Коротков. Его задача состояла в том, чтобы восстановить связь с Корсиканцем и Старшиной из антифашистской организации «Красная капелла» и Брайтенбахом. В конце августа он вновь возвратился в Берлин в качестве заместителя резидента НКВД под прикрытием должности 3-го секретаря полпредства.
В сентябре 1940 года Коротков встретился с Брайтенбахом и сообщил об этом в Центр. Из Центра пришла шифртелеграмма, подписанная наркомом Л. Берией: «Никаких специальных заданий Брайтенбаху не давать. Пусть берёт всё, что находится в его возможностях».
Советская разведка пока ещё не знала, что 18 августа 1940 года Гитлер подписал Директиву № 21, получившую кодовое название «План Барбаросса». Это был план подготовки к войне, которая намечалась на май 1941 года, «еще до того, как окончательно будет покончено с Англией». Советской разведке так и не удалось заполучить этот план. Кстати, он не был получен ни одной из разведок мира. Однако наша разведка вскрыла реальную подготовку нападения на СССР и подробно информировала Центр обо всех шагах германского Верховного командования. Важную роль в этом деле сыграл наш надёжный и проверенный агент Брайтенбах.
С весны 1941 года от Брайтенбаха поступало все больше и больше материалов, свидетельствующих о подготовке войны против СССР. Вскоре он заболел и ушёл в отпуск. Из отпуска он возвратился 19 июня 1941 года и срочно вызвал на экстренную встречу сотрудника Журавлёва. Агент сообщил, что в гестапо только что поступил текст секретного приказа Гитлера войскам, находящимся вдоль советской границы. Приказом предписывалось начать военные действия против СССР после трёх часов утра 22 июня. В Центр ушла срочная телеграмма. Однако, как позже стало известно, Берия задержал её и доложил Сталину только после того, как начальник Генштаба ВС СССР Г. К. Жуков и нарком обороны Тимошенко предложили генсеку разослать в военные округа директиву наркома об отражении возможного нападения Германии на СССР.
Утром 22 июня 1941 года здание советского посольства на Унтер-ден-Линден в центре Берлина было блокировано силами гестапо. Связь с Брайтенбахом была утрачена. Но А. Коротков сумел преодолеть блокаду и встретиться с надёжными агентами нашей разведки Старшиной и Корсиканцем и передать им рацию для связи с Москвой. В августе 1931 года А. Коротков вместе с сотрудниками посольства возвратился в Москву через Болгарию и Турцию. В конце войны Коротков был назначен резидентом советской внешней разведки в Германии. Резидентуре была поставлена задача выяснить судьбу её довоенных агентов.
Разбирая документы в руинах здания на улице Принц-Альбрехтштрассе, один из сотрудников резидентуры обнаружил обгоревшую учетную карточку на Вильгельма Лемана, в которой была сделана отметка о том, что он арестован гестапо в декабре 1942 года. Причина ареста не указывалась. Эта учетная карточка вместе с другими трофейными документами была направлена в Центр. Короткову было поручено узнать подробности его ареста и гибели.
В дальнейшем удалось восстановить картину гибели Брайтенбаха. Вот как это было. С началом войны все сотрудники советских учреждений в Германии были интернированы и высланы из страны. Вместе с советской колонией Германию покинул и последний куратор Брайтенбаха Журавлёв (Николай). Поскольку условия связи с агентом на случай войны не были разработаны, контакт с агентом прервался навсегда.
К весне 1942 года Центр не сумел восстановить связь ни с одним из своих агентов в Берлине и не имел никакого представления о том, что же с ними произошло.
Рации, переданные А. Коротковым берлинцам, были маломощными, и их сигналы Москва не могла принять. Главный приёмный пункт находился в Минске, который был оккупирован гитлеровцами в первые дни войны. Брайтенбах же вообще не располагал средствами радиосвязи. Были предприняты попытки послать для связи с ними связных из Лондона (парашютистов) или из нейтральной Швеции. Но… не получилось. Оставалась единственная возможность: отправить связного через линию фронта в… Берлин!
К тому времени разведорганы НКВД и Красной армии уже имели опыт заброски в тыл врага немцев-антифашистов, в том числе перебежчиков и завербованных военнопленных. Немецкий язык у них родной, и к тому же они прекрасно знали нравы и обычаи немцев и традиции вермахта. Их стоило только обучить разведывательному делу и работе на радиосредствах.
Из нескольких кандидатур А. Коротков отобрал двоих. С ними провели несколько бесед по всем вопросам предстоящих их действий за кордоном.
И тот и другой сразу были готовы принять активное участие в борьбе с фашизмом в рядах Красной армии. Но одно дело — воевать на фронте в качестве бойцов, и совсем иное — в одиночку, с документами на чужое имя, с чужой биографией, выполнять сложные разведывательные задания, рискуя в любой момент быть арестованным, изобличенным, и не убитым в бою, а замученным в застенках гестапо.
Их звали Альберт Хесслер и Роберт Барт. Обоим было чуть больше тридцати. Оба имели опыт антифашистской легальной и нелегальной борьбы. Увы, никто Тогда не мог знать, что обоих ждёт гибель. Хотя сегодня трудно предположить, чья судьба оказалась бы трагичнее. Не по их вине и не по вине тех, кто готовил их к заброске в столицу Третьего рейха город Берлин для выполнения сложного задания.
Но ещё до того, как самолёт «Дуглас» авиадивизии дальнего действия оторвался от взлётной полосы аэродрома в подмосковных Подлипках, они были обречены. Потому как уже 3-й месяц контрразведка гестапо и абвера вела плотное круглосуточное наблюдение за отдельными руководителями «Красной капеллы», проверяя их знакомства, выявляя всё новых и новых участников подполья.
Альберт Хесслер считался «старым» коммунистом и антифашистом. Эмигрировал с приходом нацистов к власти. В 1935–1936 годах учился в Москве в школе Коминтерна. В 1937 году добровольцем отправился в Испанию в интербригаду. Потом — ранение, эвакуация во Францию, затем в Советский Союз. После выздоровления Хесслер работал на тракторном заводе в Челябинске. Там же в декабре 1941 года женился на медсестре Клавдии Рубцовой. С нападением Германии на Советский Союз Хесслер вступает в ряды Красной армии. Прошёл спецподготовку как разведчик и радист.
Напарник Хесслера Роберт Барт — по профессии печатник, коммунист.
Уже в первые годы нацистского режима подвергся аресту и кратковременному заключению в тюрьму. В 1939 году Барта призвали в вермахт. Воевал во Франции, был ранен, награждён Железным крестом 2-го класса. В 1941 году направлен на Восточный фронт, и в 1942 году перешёл на сторону Красной армии.
Хесслер и Барт должны были добраться до Берлина под видом солдат, следующих в Германию с фронта в краткосрочный отпуск. Хесслер (псевдоним «Франц») был снабжен подлинными документами на имя обер-ефрейтора артиллерии Гельмута Вегнера. Барт (псевдоним Бек) стал вахмистром артиллерии, что соответствовало воинскому званию в вермахте фельдфебеля в пехоте.
5 августа 1942 года Хесслер и Барт приземлились на парашютах в заданном районе между Брянском и Гомелем. Проводники из партизанского отряда доставили их к ближайшей железнодорожной станции. Спустя неделю через Белосток, Варшаву и Познань разведчики добрались до Берлина.
По заданию Москвы им предстояло установить связь только с организацией «Красная капелла», о встрече с Брайтенбахом речь не шла. Однако в Москве был подготовлен план, который мог потребоваться, если бы появилась возможность связаться с ним.
Далее следует копия справки на Брайтенбаха. Документ рассекречен совсем недавно.
«Справка
по д.ф. 11 858 „Брайтенбах“ А-201.
„Брайтенбах“, Леман Вилли
1884 г.р., немец, юношей добровольно ушёл служить на флоте и прослужил 12 лет. Ещё до войны поступал на работу в полицию. Сначала был полицейским, а затем перешёл в политическую полицию в отдел контрразведки.
Завербован в 1929 году Корнелем через агента А-70, бывшего работника политической полиции, другом которого он являлся.
За время сотрудничества с внешней разведкой передал большое количество материалов о личном составе и структуре политической полиции, гестапо, военной разведке, предупреждал о готовящихся арестах нелегальных и легальных сотрудников нашей разведки, сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, наводил справки по следственным делам и информировал о военном строительстве в Германии.
Брайтенбах работал на нашу разведку без перерыва до весны 1939 года, когда связь с ним оборвалась. В июле 1940 года Леман прислал через А-70 в наше посольство в Берлине письмо, в котором просил о восстановлении с ним связи. В сентябре 1940 года связь с агентом была восстановлена.
В 1940 году Брайтенбах работал заместителем начальника отдела гестапо, обслуживающего промышленность. Несколько позднее он был переведён в отдел контрразведки и работая в отделении по проверке кандидатов, зачисляемых в отряды охраны предприятий особой государственной важности, и, кроме того, имеет, по его словам, доступ ко многим секретам, которые интересовали раньше и могут интересовать и теперь.
До войны Брайтенбах был на связи у сотрудника нашей разведки Николая (Б. И. Журавлев), а с момента нападения Германии на Советский Союз связь с агентом была прервана.
На случай экстренного вызова Брайтенбаха на встречу в декабре 1940 года было предусмотрено следующее: человек звонит ему по телефону, называя себя Kollege Preiss, и говорит, что он в Берлине проездом и хотел бы его видеть. На это Брайтенбах должен ответить: „Заходите ко мне в бюро“. Это означало: встреча в 5 часов вечера на углу Berlinerstrasse и 5arlottenburger Ufer на правой стороне, если идти от Бранденбургских ворот, около телефонной будки. Далее следовали пароль и отзыв.
Других, более поздних условий восстановления связи с Брайтенбахом в его деле нет.
Жена Брайтенбаха о его связи с советской разведкой не знает.
Адрес Брайтенбаха: Кармен-Сильвернгграссе, 21
Дом. телефон: Румбольд 36–42
О/у I Управления НКВД СССР мл. л-т государственной безопасности
„30“ сентября 1941 г. (Осетров)».
Исходя из сложившихся обстоятельств, в случае необходимости, связной НКВД, имея старый адрес (Брайтенбах сменил место жительства и телефон), выйти на встречу с Брайтенбахом, пожалуй бы, не смог.
* * *
Казалась бы, всё прошло благополучно. Хесслер и Барт добрались до Берлина нормально, документы их были в порядке и при проверке в пути следования подозрений не вызвали, и Хесслер в соответствии с заданием явился на квартиру Курта Шумахера и находился у него три недели, потом около двух недель жил в семье Рихарда Вассенштайнера и его жены Ханни в районе Шонебург на Воргерштрассе, 162.
В архивах внешней разведки сохранилась справка об условиях связи с Брайтенбахом. Вначале обмен по телефону паролем и отзывом. Звонить после 6 часов вечера, когда Леман вернётся с работы. Встреча должна состояться на следующий день в соответствии с условиями связи на Кантштрассе.
Не исключено, что такая встреча с Брайтенбахом на Кантштрассе состоялась — только вместо Бека (к тому времени уже арестованного), на неё, по всей вероятности, явился сотрудник гестапо.
В поле зрения германской контрразведки Хесслер и Барт попали сразу после того, как они установили связь с представителями берлинского подполья. Местонахождение Хесслера гестаповцы выявили быстро, но квартиру, где поселился Барт, выследить не сумели. Более того, до поры до времени они не знали, что у Хесслера есть напарник. В середине августа в Центре приняли радиограмму Хесслера: «Всё обстоит благополучно. Группа значительно выросла за счёт антифашистов и ведёт активную работу. Радиоаппаратура работает, но по непонятным причинам связи нет. По получении от вас сигнала о приёме моей радиограммы сообщу информацию „Корсиканца“ и „Старшины“».
Передачу Хесслер вёл из ателье подпольщицы — исполнительницы экзотических танцев Оды Шотмюллер, а позже он находился на квартире графини Эрики фон Брокдорф.
В конце августа 1942 года в Берлине, а затем и в других городах начались аресты. За несколько дней в тюрьмы на Принц-Альбрехтштрассе, Кантштрассе, Александерплатц, а также в женскую тюрьму на Варнимштрассе было брошено около 119 человек.
Харро Шульце-Бойзен (Старшина) был арестован в помещении Министерства люфтваффе 31 августа.
Арвид Харнак (Корсиканец) и его жена Милдред арестованы 7 сентября во время отпуска.
Адам Кукхоф (Старик) арестован 12 сентября в Праге, где в тот период работал на киностудии «Баррандов».
К сожалению, очень мало известно о тех нескольких неделях, которые Хесслер и Барт провели в городе Берлине.
Известно, например, что Хесслер успел встретиться с Куртом Шумахером (Тенор) и Арвидом Харнаком возле здания оперного театра на Унтер-ден-Линден. Судя по всему, Хесслера арестовали между 12 и 16 сентября, Когда были задержаны Курт и Элизабет Шумахеры, Эрика фон Брокдорф и супруги Вайсенштоймер, на квартирах которых он находился.
Все попытки гестаповцев склонить Хесслера к сотрудничеству успеха не имели. По всей вероятности, он оказал на допросах крепкое сопротивление, потому что его не судили, как всех остальных, и не казнили, а просто расстреляли или забили до смерти.
В октябре в Москве получили сообщение от имени Хесслера, переданное по его рации «Д-6», о начавшихся арестах в Берлине. Но это уже была радиоигра, затеянная заместителем Генриха Мюллера Фридрихом Панцингером. В Москве не сразу, но догадались, что радиостанция находится в руках гестапо.
Первая достоверная информация о берлинской трагедии поступила в Москву примерно полгода спустя. В апреле 1943 года на советско-германском фронте сдался в плен племянник Арвида Харнака — Вольфганг Хавеманн («Итальянец»). Следователи не сумели доказать его принадлежность к «Красной капелле», но на всякий случай отправили его штрафником на фронт.
Что касается Барта, то в его деле много неясного. Гестаповцам не удалось установить его местопребывания в Берлине, как и сам факт появления его в городе. Но гестаповцы вели негласное наблюдение за семьями и близкими родственниками антифашистов. А вдруг кто-нибудь из антифашистов, либо как перевербованный советский агент, либо как дезертир попадёт в поле зрения. Так оно и получилось в данном случае с разведчиком Бартом.
В Берлине жила семья Барта — жена и маленький сын. Жена заболела, и её поместили в частную клинику. Приставленная к ней медсестра была агентом гестапо. Оказавшись в Берлине, Барт не выдержал и то ли пришёл к себе домой, то ли позвонил по телефону Узнав, что жена заболела и госпитализирована, он прибыл к ней в клинику, где и был арестован 9 сентября 1942 года. В отличие от Хесслера Барт не выдержал интенсивных допросов и дал согласие участвовать в радиоигре с Москвой; с ним работал один из самых опытных экспертов РСХА Томас Амплетцер. Впоследствии Барт утверждал, что 14 октября передал условный сигнал, означающий, что он работает под контролем гестапо, следовательно, захвачен.
К несчастью, малоопытный радист в Центре условного знака не заметил или принял его за обычный технический сбой. Как бы то ни было, Москва была введена в заблуждение. 4 декабря 1942 года Беку были переданы пароль и условия связи с Брайтенбахом.
11 декабря 1942 года Центр получил радиограмму: Бек якобы дозвонился до Брайтенбаха. Была обусловлена встреча, но агент на встречу не вышел. Бек, мол, перезвонил Брайтенбаху на следующий день. К телефону подошла жена и сказала, что мужа нет дома. На этом радиоигра закончилась.
Ну а что же стало с Бартом? Будучи уверен, что в Москве приняли его тревожный сигнал, и спасая жену и сына от репрессий гестапо, дал согласие на сотрудничество под кличкой Брауэр.
В Москве всё же поняли, что Барт арестован, и решили, что он совершил акт измены.
Уже по завершении войны в июне 1945 года Барт, находясь в германском городе Саарбрюкене, явился в штаб американской армии и заявил, что он советский разведчик. Американцы при первой же возможности передали Барта представителям Красной армии.
25 июня 1945 года Роберт Барт был арестован сотрудниками СМЕРШ. Потом на следствии он неоднократно повторял, что передал тревожный сигнал и потому был уверен, что в Москве последующие его радиограммы воспримут как дезинформацию.
Чисто по-человечески хочется верить, что Барт говорил правду, иначе как объяснить, почему он добровольно явился к американцам, сообщил, кем является, что и определило его передачу советским властям. А ведь он мог бы остаться в Германии и поселиться в западных зонах оккупации (впоследствии ФРГ). Убедить следствие Барту-Беку, к сожалению, не удалось.
14 ноября 1945 года Особое совещание при НКВД СССР приговорило Роберта Барта к расстрелу. 23 ноября приговор был приведён в исполнение. 12 февраля 1996 года решением Главной военной прокуратуры Роберт Барт был реабилитирован.
* * *
Ну а как же развивались дальнейшие события в отношении Вилли Лемана? Если бы всё шло так, как задумывалось, Бек сразу бы не нашёл Брайтенбаха, поскольку в Москве не знали ни его нового домашнего адреса, ни номера домашнего телефона.
Советская внешняя разведка почти ничего не знала о последних днях жизни А-201. Неизвестно, был ли он повешен, застрелен или скончался от острой сердечной недостаточности. Он ведь был очень больней человек. Итак, ничего, кроме скудных и не всегда достоверных фактов.
Гестапо должно было сохранить полнейшую секретность. И не столько во избежание утечки в Москву, сколько в целях недопущении грандиозного скандала внутри ведомства. Ещё бы! Ветеран спецслужб, далеко не рядовой сотрудник гестапо и вдруг — советский агент с многолетним стажем. Узнали бы об этом наверху, кто знает, чьи головы полетели бы и чья карьера была бы мгновенно сломана. Ведь это дело государственной важности.
Поэтому арестовывать Лемана, скорее всего, должны были сотрудники, лично его не знавшие. Его доставили в тюрьму Плётцензее, в которой сохранилась единственная короткая запись о доставке арестанта. Ордера на арест не было. А почему доставили не во внутреннюю тюрьму на Принц-Апьбрехтштраесе, 8? Очень просто: там «дядюшку Вилли» знал в лицо и по имени каждый сотрудник. Какая тут может быть конспирация и секретность?
Леман был обречен. Ему было заведомо отказано в рассмотрении его дела в суде. Как он был умерщвлён — неизвестно. Было только коротенькое сообщение в ведомственном, закрытом «Бюллетене» от 29 января 1943 года. Истинным в нём, похоже, был лишь месяц смерти — декабрь 1942 года. Выходит, что Леман прожил после ареста не дольше двух недель.
Его жена Маргарет Леман никаким репрессиям не подвергалась. Поначалу ей сообщили, что Вилли погиб в «секретной» командировке. Генерал А. М. Коротков разыскал её в Берлине летом 1945 года, и Маргарет сообщила ему, что незадолго до окончания войны кто-то из бывших сослуживцев Вилли шепнул ей тайком, что тот не погиб из-за внезапного приступа болезни и последующего вслед за тем несчастного случая, а был застрелен…
Вот что по поводу изложенного пишет в своей книге «Его величество Агент», вышедшей в Москве в издательстве «Печатные традиции», на основании рассекреченных недавно материалов Т. Гладков.
«В Берлине живёт и работает мой друг доктор истории Ганс Коппи, человек удивительной судьбы. Его отец, Ганс Копии (псевдоним Кляйн) был основным радистом берлинской антифашистской организации. Мать, Хильда, — достойный соратник мужа.
После изобличения и ликвидации организации супруги Коппи были обезглавлены на гильотине в тюрьме Плётцензее. Ганс — сразу по вынесении приговора, Хильда — через 3 месяца после рождения ребёнка в тюремной больнице. Трёхмесячного малыша также звали Гансом, его воспитали дедушка и бабушка.
Всю свою сознательную жизнь доктор Ганс Коппи (младший) посвятил изучению антигитлеровского движения в Германии. Он автор нескольких книг, сценариев многих телефильмов.
Уже после того, как эта книга была написана, мне стало известно, что на основании немногих свидетельств и архивных документов он выстроил следующую версию…
Когда радиоразведка абвера перехватила 22.6.41 г. радиопередачи на Москву неизвестных до тех пор агентов советской разведки, в Берлине было создано специальное подразделение — зондеркоманда под кодовым названием „Красная капелла“. Под таким же названием известна организация немецких антифашистов Шульце-Бойзена-Харнака-Кукхофа.
Зондеркоманду „Красная капелла“ в Берлине возглавил весьма деятельный гестаповец, руководитель реферата JVA-2 гауптфюрер СО Криминальамт Хорст Копков. К нему и поступили данные о Брайтенбахе, выбитые при допросе арестованного Бека.
Копков немедленно доложил своему начальнику Генриху Мюллеру, а тот в свою очередь доложил шефу РСХА.
В обстановке строжайшей секретности решено было направить к Брайтенбаху под видом русского связника своего человека. Им стал молодой гестаповец Оленхорст, вызванный из города Линца.
Оленхорст по паролю вызвал Лемана на встречу. Тот пришёл, и всё стало на свои места: ответственный сотрудник гестапо на протяжении нескольких лет был советским агентом. Оба были арестованы. Гестаповец — для правдоподобия.
Как известно, в тюрьме Плётцензее арестованных не расстреливали. Там только вешали и обезглавливали (на гильотине).
Брайтенбаха просто умертвили. Скорее всего, выстрелом в затылок. Версия Ганса Коппи нисколько не меняет общего представления о том, что произошло за две недели 1942 года. Была соблюдена абсолютная секретность вплоть до того, что о смерти криминаль-инспектора Вилли Лемана последовало официальное сообщение.
Гейдрих к тому времени уже 8 месяцев был мёртв. А Эрнст Кальтенбруннер ещё не был его приемником. Список погибших „за фюрера и Рейх“ сотрудников ведомства подписал и.о. шефа РСХА бригаденфюрер СС генерал-майор полиции Эрвин Вильгельм Шульц.
На допросе 14.6.50 г., проводившемся американским следователем, Копков показал, что он присутствовал при кремации тела криминаль-инспектора Вилли Лемана.
Благодаря московскому корреспонденту германского журнала „Шпигель“ господину Уве Клусману, стала известна фотокопия рассекреченного документа. 29 января 1943 года в служебном вестнике РСХА было опубликовано сообщение о том, что в декабре 1942 года криминаль-инспектор Вилли Леман „отдал жизнь за фюрера и Рейх“».
Итак, точная дата гибели Брайтенбаха не была установлена. Вдове Лемана сослуживцы передали урну с прахом покойного и некоторые его личные вещи. Спустя некоторое время один из друзей Лемана поведал вдове, как величайшую тайну, что её муж Вилли был расстрелян в подвалах гестапо. Он посоветовал Маргарет молчать об этом. Всю войну вдова, по-видимому, опасалась и за свою жизнь. Об истории гибели мужа Маргарет рассказала А. Короткову, который посетил её в берлинской квартире летом 1945 года.
В 1969 году Президиум Верховного Совета СССР наградил советскими орденами большую группу участников германского Сопротивления за их вклад в совместную борьбу против нацизма и помощь Красной армии. Советскими орденами были награждены участники подпольной антифашистской организации «Красная капелла». Вилли Леман в эту организацию не входил. Его вдове были вручены золотые часы с надписью: «На память от советских друзей». В то время советская разведка не могла сделать большего для того, чтобы достойно отметить подвиг своего ценнейшего агента.
В 1972 году, в канун 30-летия героической гибели Вилли Лемана, с санкции председателя КГБ Ю. В. Андропова советский писатель Юлиан Семёнов был ознакомлен с пятнадцатью томами дела «Брайтенбах». Ему были показаны и некоторые материалы досье видного советского разведчика Александра Михайловича Короткова, работавшего с агентом в предвоенный период и в последующем ставшего руководителем Управления нелегальной разведки. Свою знаменитую книгу «Семнадцать мгновений весны» Семёнов написал буквально на одном дыхании. Она сразу стала бестселлером и завоевала большое признание читателей.
Штандартенфюрер Штирлиц стал народным героем и сегодня живёт самостоятельной жизнью. В собирательном образе советского разведчика воплотились героизм, самопожертвование, верность долгу и любовь к Родине.
