Советский разведчик А. М. Коротков (1909–1961)
В ночь на 22 июня 1941 года советское посольство в Берлине было на осадном положении. Война стала реальностью. Вход и выход из здания посольства был закрыт. Охранным отрядом командовал офицер СС Хейнеманн. Единственным человеком, кто мог выехать из посольства, был первый секретарь посольства В. М. Бережков (позже был переводчиком Сталина). Но он мог проследовать по строго определенному маршруту и обязательно в сопровождении Хейнеманна. Бережков, как дипломат, был выделен для связи с МИДом Германии и по вызову из этого министерства выезжал для переговоров, которые касались в основном вопросов процедуры обмена дипломатическим составом посольств.
В один из осадных дней из гаража посольства к парадному подъезду подали служебную машину «Опель-олимпия». За руль сел Бережков, рядом с ним, как обычно, уселся Хейнеманн, а на заднем сиденье находился третий пассажир. Машина тронулась на выезд. На этот раз путь лежал не на Вильгельмштрассе — в тот день советского представителя не вызывали в МИД, и поэтому машина проехала по городу и остановилась у большого универсального магазина. Пассажир вышел и на пожелание Хейнеманна «счастливого свидания» дружески махнул рукой. Машина тут же исчезла за поворотом.
Из машины вышел человек лет тридцати. Это был Александр Михайлович Коротков, заместитель резидента советской внешней разведки в Берлине. Он не торопясь прошёл по магазину, смешался с толпой покупателей, поднялся на лифте на третий этаж и через пять минут оказался у выхода из магазина уже на другую улицу. За эти минуты он прошёл короткий, но весьма надёжный проверочный маршрут внутри магазина, которым пользовался раньше, и, не обнаружив за собой слежки, сел в подошедший к остановке трамвай. Через несколько остановок он вышел, поднялся по малолюдному переулку вверх. Никаких признаков наружного наблюдения замечено не было.
Примерно через час «Опель-олимпия» подъехала к уже упомянутому универсальному магазину, Разведчик уже был на месте. Он не спеша подошёл к машине и через минуту занял прежнее место на заднем сиденье.
— Ну как, встретились? — обернувшись, спросил Хейнеманн.
— Да, все нормально, она была очень рада. Благодарю вас, возможно, больше не придётся увидеться с моей Гретхен.
— Что поделаешь, война, — вздохнул немец.
Машина въехала во двор посольства. Хейнеманн вышел.
Вылазка Короткова в город дала много. Она позволила разведчику провести инструктаж одного из руководителей антифашистской организации «Красная капелла» в отношении ее действий и поддержания связи в условиях военного времени.
Поездке А. Короткова в город предшествовала серьёзная подготовительная работа. Сотрудники резидентуры обратили внимание на то, что офицер СС Хейнеманн, уже немолодой человек, был дружелюбно настроен по отношению к сотрудникам посольства. В беседах с В. Бережковым жаловался на трудности в связи с болезнью жены, высказывал беспокойство за судьбу сына, который заканчивал военное училище, говорил о денежных затруднениях в связи с лечением жены.
Посольство было заинтересовано в налаживании добрых отношений с начальником охраны. Особый интерес к Хейнеманну был также и у резидентуры. От него зависело многое. Поэтому Бережкову было рекомендовано руководством посольства проявлять повышенные знаки внимания к Хейнеманну и, в частности, приглашать его на кофе, на обед и т. д. Так велась работа по подготовке выезда оперработника в город.
Хейнеманн был общительным человеком, скоро он вместе с Бережковым завтракал, обедал, а инока и ужинал. Повар трудился вовсю, и на столе всегда были хорошая еда и напитки. Хейнеманн был доволен отношением к нему сотрудников посольства и со своей стороны старался не создавать особых неудобств для дипломатов.
В резидентуре пришли к выводу, что немцу можно дать деньги, поскольку тот остро нуждается в них.
В одной из бесед, когда речь зашла о деньгах и Хейнеманн сокрушался по поводу предстоящих расходов, Бережков предложил ему рейхсмарки.
— Я был бы рад вам помочь, господин Хейнеманн, — заметил как бы вскользь Бережков. — Я довольно долго работаю в Берлине и откладывал деньги, чтобы купить большую радиолу. Но теперь это не имеет смысла, и деньги все равно пропадут. Нам не разрешили ничего вывозить, кроме одного чемодана с личными вещами и небольшой суммы денег на карманные расходы. Мне неловко делать такое предложение, но, если хотите, я могу дать вам тысячу марок (на самом деле это были деньги резидентуры).
— Я очень благодарен за это предложение, — помолчав, сказал Хейнеманнн. — Но как же я могу так запросто взять такую крупную сумму? Мне совсем это неудобно.
Уговаривать немца долго не пришлось. Вскоре деньги были у него в кармане. По окончании беседы Хейнеманн ещё раз поблагодарил Бережкова и сказал:
— Я был бы рад, если бы имел возможность быть вам чем-либо полезным…
— Мне лично ничего не нужно, — ответил Бережков, — вы просто мне симпатичны и я рад вам помочь.
На следующий день оберштурмфюрер вновь вернулся к разговору о деньгах и снова поблагодарил дипломата, выразив сожаление, что не может его отблагодарить.
— Видите ли, господин Хейнеманн, как я уже говорил, мне самому ничего не нужно. Но один из работников посольства, мой приятель, просил об одной услуге. Это чисто личное дело.
Бережков рассказал придуманную резидентурой историю о дружбе его друга с немецкой девушкой. Но ввиду того, что война началась внезапно, друг не смог попрощаться и хотел хоть на часок вырваться к ней. Немец задумался, затем предложил вариант выезда из посольства (что и было изложено выше).
Через пару дней Бережков договорился с Хейнеманном ещё об одной поездке его друга в город. За два часа Александр Михайлович провел встречу с другим руководителем «Красной капеллы», проинструктировал его о работе в период войны, передал условия связи с Центром, снабдил деньгами и явками на другие страны.
Коротков внимательно следил за поведением Хейнеманна (не окажется ли он провокатором), будучи трезвым аналитиком и проницательным человеком, почувствовал, что немец не пойдёт на провокацию, и твёрдо решил действовать. Это дало возможность, казалось бы в немыслимо трудных условиях, найти выход и решить сложнейшую разведывательную задачу.
Александр Михайлович, по отзывам хорошо знавших его товарищей, был одним из наиболее талантливых сотрудников внешней разведки, как говорится, разведчик с искрой божьей.
Ещё до войны он успешно работал за границей, в том числе в нелегальных условиях. В последние дни войны руководил опергруппой в Берлине, на которую помимо разведывательных функций была возложена организация работы по принятию союзными представителями капитуляции от немецкого Верховного командования.
Сразу же по окончании войны Коротков был назначен первым резидентом советской внешней разведки в Берлине. В дальнейшем он неоднократно выезжал за границу, главным образом в страны с кризисными ситуациями.
В дальнейшем А. Коротков вырастет от рядового оперработника до заместителя начальника разведки.
Александр Михайлович Коротков (1909–1961 гг.) родился в Москве в семье банковского служащего. Отца никогда не видел — жена ушла от него ещё до рождения Саши. Закончил школу-девятилетку и работал электромонтёром, отдавая свободное время теннису. В девятнадцатилетнем возрасте один из его партнёров, бывший секретарь Ф. Э. Дзержинского Герсон пригласил его на работу в ОГПУ в качестве… лифтёра. Красивый, высокий (рост 185 см), старательный парень был, как говорится, «замечен» и уже через год, в 1929 году, принят на службу в качестве делопроизводителя Иностранного отдела ОГЛУ. Отделом в то время руководил Михаил Трилиссер, которого сменил Артур Артузов. По долгу службы Коротков знакомился со многими секретными документами, однако ещё не был аттестован в качестве хотя бы младшего оперуполномоченного. Кандидатом в члены ВКП(б) стал лишь в 1932 году (членом — семь лет спустя), Тогда же был назначен оперуполномоченным. От общественных нагрузок не уклонялся. Будучи пионервожатым в лагере, он познакомился с хорошенькой и умной вожатой Марусей Вилковыской, позже она станет его женой.
А. Коротков старательно изучал французский и немецкий языки. Немецким владел в такой степени, что мог отправиться за границу под видом иностранца. Его жена прекрасно владела немецким и другими иностранными языками. Поэтому появление «австрийской» семьи в Швейцарии ни у кого не вызывало подозрений.
Одним из первых заданий, с которым Александр Коротков успешно справился, было выяснение сущности «Гефы» — представительства германского Генерального штаба в Москве. Он установил, что если раньше, до Гитлера, оно действительно занималось вопросами сотрудничества штабов, то с 30 января 1933 года стало по-настоящему шпионской резидентурой. Его выводы, подкреплённые и другими источниками, дошли до самых верхов, и «Гефа» была прикрыта.
Затем Короткова стали готовить к работе за рубежом. Помимо иностранных языков он изучал быт и нравы европейцев, географию и экономику зарубежных стран, специальные дисциплины, в том числе и наружное наблюдение, в процессе занятий по которому за свой высокий рост получил первую оперативную кличку «Длинный».
В 1933 году его направили в нелегальную резидентуру Александра Орлова («Швед»), будущего руководителя «Кембриджской пятёрки», резидента в республиканской Испании, а затем беженца, тихо скончавшегося в США в 1973 году. А в 1933 году «Швед» организовал в Швейцарии группу нелегалов, задачей которой стало проникновение, ни много ни мало, в Генеральный штаб Франции.
Через два месяца Коротковы переехали во Францию. Александр Михайлович вошёл в состав нелегальной резидентуры, которая вела работу по сбору информации, связанной с военно-стратегической проблематикой. Приход Гитлера к власти в Германии оказал серьёзное влияние на военно-политическую обстановку в Европе. Перед резидентурой стояла задача получения сведений об оценке боевых возможностей французской армии и ее способности противостоять растущей мощи германских вооруженных сил, о складывающихся военно-политических группировках на Европейском континенте, а также характеристик новых видов вооружения и боевой техники. В это время Коротков поступает учиться в Парижский радиотехнический институт, который давал возможность не только расширить общеобразовательную и специальную подготовку, но и обеспечить надёжную легальную базу для разведывательной работы.
Примерно через год, выполнив поставленную Центром задачу, Коротков вернулся в Москву.
В 1937 году Коротков выехал в загранкомандировку уже по линии «легальной» разведки в Берлин под прикрытием стажёра советского посольства. Работал там успешно, приобрёл источника информации в одном важном объекте страны.
Летом 1938 года по решению Центра разведчик прервал свою работу в Берлине и выехал для выполнения разведывательного задания во Францию. Эта поездка осуществлялась по нелегальному каналу с использованием иностранных документов. После выполнения задания в том же году он вернулся в Москву.
Прошло 10 лет с тех пор, как Александр Коротков впервые переступил порог здания ОГПУ на улице Дзержинского. Работа за рубежом многому научила, раскрыла такие его качества, как смелость, целеустремлённость, решительность, добросовестность. И вот неожиданность…
1 января 1939 года А. М. Короткова уведомили о том, что он уволен из органов государственной безопасности. Этому решению предшествовала беседа у наркома внутренних дел Л. Берии.
Как показал один из ветеранов разведки, работавший в тот период в отделе вместе с Коротковым, к Берии была вызвана группа работников отдела. Берия начал с того, что стал у каждого спрашивать, кем тот работает, как идут дела, есть ли трудности. Одновременно задавал вопросы по биографии. Когда очередь дошла до Короткова, Берия спросил его, был ли тот за границей. Александр Михайлович стал подробно рассказывать, Когда и в каких странах работал. Однако Берия прервал его и заявил:
— Раз был за границей, значит тебя завербовали.
Коротков побледнел и начал доказывать, что никто не сможет его завербовать, т. к. он патриот своей Родины и готов за неё отдать жизнь. Однако Берия повторил, что в разведке Коротков больше работать не будет. Присутствующие сотрудники пытались защитить своего коллегу, однако ничего не вышло.
Через пару дней появился приказ об увольнении А. М. Короткова из разведки. Однако комсомольцы отдела не согласились с принятым решением и направили делегацию к секретарю парткома с требованием пересмотреть дало. Комсомольцы заявили, что ручаются за преданность своего коллеги и полностью доверяют ему.
Сам Александр Михайлович написал рапорт, в котором изложил следующее:
«…Я считал, что шёл на полезное дело и ни минуты не колебался, подвергая себя риску поплатиться за это головой… Отчётливо понимаю необходимость профилактических мер, но… я не заслужил недоверия… Не вижу за собой поступков, которые могли быть причиной лишения меня чести работать в органах. Оказаться в таком положении беспредельно тяжело и обидно».
Обращение в партком молодых сотрудников и рапорт Короткова сыграли свою роль. Александр Михайлович был восстановлен в должности, а вскоре направлен на работу за границу. Случай по тем временам редкий, но довольно красноречивый. Перед сплоченными действиями коллектива спасовал даже Берия. Во второй половине 1940 года Коротков прибыл в Германию в качестве заместителя резидента «легальной» резидентуры в Берлине.
Молодость и энергия помогли Короткову справиться с тем огромным объёмом работы, который пришёлся на его долю: по несколько встреч в день с агентурой, отчёты о состоявшихся беседах, подготовка телеграмм и оперативных писем в Москву и многое другое. В некоторых случаях приходилось выезжать на встречи с ценной агентурой за пределы Берлина. И, как всегда, Александр Михайлович тщательно готовился к каждому оперативному мероприятию.
Однажды возникла острая ситуация, которая поставила под вопрос дальнейшее пребывание Короткова в Берлине. Опытный агент Центра «Червонная» попала в засаду гестапо. Возникло опасение, что провалившийся агент может навести гестапо на след разведчика. Ему было приказано прекратить встречи с агентурой и срочно прибыть в Москву для выяснения ситуации.
Через некоторое время Коротков снова прибыл в Берлин. В числе первых он встретился с руководителем подпольной антифашистской группы Сопротивления «Корсиканцем» — Арвидом Харнаком, правительственным советником Министерства экономики.
Вопрос о выступлении Германии против СССР — дело решенное, сообщил «Корсиканец», едва обменявшись рукопожатием с Коротковым.
Информация о форсированной подготовке Германии к войне против СССР шла из Берлина в Центр непрерывным потоком, однако каким-либо заметным образом Москва на это не реагировала.
Обеспокоенный складывающейся ситуацией, Александр Михайлович 20 марта 1941 года направил личное письмо на имя наркома государственной безопасности СССР Л. Берии.
«Тов. Павлу (псевдоним Берии). Лично.
В процессе работы с „Корсиканцем“ от него получен ряд данных, свидетельствующих о подготовке немцами военного выступления против Советского Союза на весну текущего года. Анализ этих сведений даёт следующую картину.
В октябре 1940 года К. сообщил: „В ближайшее время предстоит военная оккупация немцами Румынии. Эта оккупация явится предварительным шагом против СССР, целью которой является отторжение от Советского Союза территории западнее линии Ленинград — Чёрное море, создание на ней полностью находящегося в немецких руках правительства. В остальной части Советского Союза должно быть образовано дружественное Германии правительство“.
Знакомый „Корсиканца“, принц 3., имеющий связи в военных кругах, заявил ему, что подготовка удара против СССР стала очевидностью. Об этом свидетельствует расположение сконцентрированных на нашей границе немецких войск. Немцев очень интересует железная дорога Львов — Одесса, имеющая западную колею. Другой подисточник „Корсиканца“ Ц., знакомый с людьми из бюро Риббентропа и службы безопасности СС, ссылаясь на свой разговор с двумя фельдмаршалами, заявил, что Германия в мае выступит против СССР.
От других лиц „Корсиканец“ получил аналогичные данные. Например, немцы подготавливают карты расположения наших промышленных районов; лица, владеющие русским языком, получили извещения, что в случае мобилизации они будут использованы в качестве переводчиков при военных трибуналах; двоюродный брат „Корсиканца“ сообщил, что в процессе зондирования почвы об отношении к Гитлеру военного руководства также сложилось впечатление о подготовке войны против СССР. Состоялся разговор с уполномоченным „Форшунгсамта“ (служба подслушивания Геринга). Он высказал личное мнение, что операции против Британских островов отсрочены, сначала последуют действия в районе Средиземного моря, затем против СССР и только потом против Англии. Как теперь сообщает „Корсиканец“, царит общее мнение, что операции против Англии отложены…»
Далее Коротков просил наркома дать указание соответствующему отделу проанализировать всю имеющуюся по этому вопросу информацию и дать оценку развития событий в Германии. О результатах анализа и радении руководства он просил сообщить в резидентуру телеграфом, подчеркнув, что время не терпит.
Однако ответ в резидентуру так и не пришёл. Письмо Короткова не получило заслуживающей оценки со стороны руководства НКВД и было списано в его личное дело.
В марте 1941 года Александр Михайлович по указанию Центра установил связь со «Старшиной», который входил в группу «Корсиканца». «Старшина» — Харро Шульце-Бойзен — оказался исключительно информированным человеком в военно-политических вопросах и убеждённым противником нацизма.
Он работал в 5-м отделе Института исследований, выполнявшего функции разведки в Министерстве авиации.
Харро Шульце-Бойзен произвёл хорошее впечатление на Александра Михайловича. Это был целеустремлённый, решительный офицер, который пошёл на контакт с советскими представителями по политическим убеждениям, понимая, что борьбу с фашизмом в одиночку не выиграть.
На основе полученной от «Корсиканца» и «Старшины» информации, а также используя материалы других источников, внешняя разведка регулярно информировала высшее руководство страны о нависшей над страной военной угрозе, ходе разработки планов военных действий и сроках немецкого наступления. Однако Кремль адекватной реакции не проявил. В немалой степени этому способствовало то, что фашистские специальные службы осуществляли большую работу по дезинформации СССР с использованием агентуры и технических средств, чтобы ввести советское руководство и командование Красной армии в заблуждение. К сожалению, это им удалось сделать.
Разведка, тем не менее, сумела принять ряд мер по подготовке агентурной сети в Германии к работе в условиях военного времени.
С началом войны связь с группой «Старшины» прервалась, т. к. немцы заняли все города, где находились принимающие радиостанции.
Надо было срочно восстановить связь, а также готовить новых агентов для засылки в Германию.
Попытки переправить связных в Берлин по тем или иным причинам закончились безрезультатно. Пришлось обратиться за помощью к руководству Разведуправления Генштаба. Нелегал ГРУ Анатолий Гуревич («Кент») сумел из Бельгии добраться до Берлина и восстановить связь. Но произошла трагедия: шифровка, в которой для Гуревича сообщались адреса, фамилии наших агентов и пароли, была немцами расшифрована. Так начался крах берлинской «Красной капеллы». Шульце-Бойзен, Харнак, Шумахер и другие ее участники — несколько десятков мужчин и женщин — были схвачены гестапо и повешены или гильотинированы. Но до своей гибели они все же успели передать через «Кента» ценную информацию о планах немцев под Москвой осенью 1941 года и наступательных операциях лета 1942 года.
В марте — апреле 1941 года в берлинскую резидентуру было направлено указание руководства внешней разведки об организации прямой связи ценной агентуры с Центром. В этом указании, в частности, говорилось: «Создавшаяся обстановка требует принятия строгих мер по переводу основной, наиболее ценной агентуры на прямую радиосвязь с нами, т. е. создания нескольких нелегальных резидентур, которые могли бы осуществлять связь с Москвой по радио».
Однако времени на создание нелегальных звеньев внешней разведки, обучение её персонала работе на рации, закрепление этих навыков на практической работе не хватило.
27 июля 1941 года А. М. Коротков вместе с интернированным составом посольства покинул Германию. В турецком городе Эдирне советские сотрудники были переданы немцами представителям турецких властей и сотрудникам советского посольства в Турции. Через несколько дней Александр Михайлович был уже в Москве.
В августе 1941 года Коротков был назначен заместителем начальника немецкого отдела ГУГБ НКВД. В ноябре он уже стал начальником отдела, на который во время войны было возложено ведение разведывательной работы на территории Германии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Югославии, Греции.
Положение Короткова как начальника отдела было чрезвычайно сложным. Связь со многими источниками информации в Германии была с началом войны потеряна. Война с Германией сделала невозможным пребывание «легальных» резидентур в тех странах, которые выступили союзниками Гитлера против СССР (кроме Болгарии). В результате репрессий 1937–1938 годов из Германии и других европейских стран были отозваны разведчики-нелегалы. Многие из них были репрессированы.
А. М. Короткову приходилось прилагать в этих условиях огромные усилия, чтобы, по сути дела, воссоздать агентурный и нелегальный аппарат, решать возникающие сложные задачи, налаживать взаимодействие с соответствующими подразделениями НКВД, а в некоторых необходимых случаях — и с Разведупром РККА.
Немало агентурных групп, подготовленных под руководством Короткова, успешно выполняли задания в тылу врага. Для переброски разведчиков в Германию и соседние с ней страны использовался метод внедрения агентуры в среду трудоспособного населения, вывозившегося в Германию из оккупированных областей СССР на принудительные работы.
Ряд мероприятий по переброске и документированию нелегалов осуществлялся в контакте с английскими спецслужбами. Подготовленные в отделе Короткова нелегалы стали прибывать в Англию в начале 1942 года. Здесь их размещали на конспиративных квартирах, обеспечивали соответствующей экипировкой, документами и затем перебрасывали на территорию Германии и в оккупированные ею европейские страны. За время войны на вражескую территорию было заброшено таким образом около двадцати разведчиков. Однако следует отметить, что, несмотря на огромную работу по задействованию этого контингента, положительных результатов получено не было. Заброшенные в тыл противника разведчики бесследно исчезали. В дальнейшем их судьбу установить не удалось.
Александр Михайлович часто бывал на фронте, где на месте решал острые оперативные вопросы.
После освобождения Румынии, Польши и Югославии Коротков выезжал в эти страны для того, чтобы на месте детально разобраться в складывающейся военно-политической обстановке и организовать информационное освещение непростой политической ситуации в этих странах, включая послевоенное государственное устройство.
К концу войны на территории Германии уже действовало несколько оперативных групп, которые снабжали информацией руководство страны и командование Красной армии. По окончании войны оперативные группы, действовавшие на территории Германии, были объединены. В результате создалась первая послевоенная резидентура советской внешней разведки под прикрытием Аппарата военной администрации в Германии. Первым резидентом берлинской резидентуры в октябре 1945 года был назначен Александр Михайлович Коротков.
В жизни иногда происходят интересные вещи. Здесь, в Берлине, в должности заместителя резидента Александр Михайлович встретил тревожные дни начала войны 1941 года. Он твёрдо верил тогда, что мы победим, но и понимал, что впереди тяжёлые, кровопролитные годы бескомпромиссной борьбы.
Теперь, после победы, он снова в Берлине и в той же резидентуре, но уже в качестве ее резидента. Смешанные чувства одолевали его. С одной стороны, радость победы, а с другой — тяжёлый груз на сердце, горечь утрат боевых друзей, неизвестность судьбы многих, кто выполнял боевые задания за линией фронта. А сколько тревог пришлось пережить Короткову, когда заброшенный в тыл противника разведчик долго не выходил на связь! Немало было случаев, когда эти храбрые ребята так и не дали о себе знать.
По официальной должности прикрытия Александр Михайлович был заместителем политсоветника. Положение позволяло ему часто общаться с маршалом Советского Союза Георгием Константиновичем Жуковым. Г. К. Жуков в ту пору был Главнокомандующим Группой советских войск в Германии — ГСВГ. Маршал почти всегда принимал вне очереди полковника Короткова, поскольку был уверен, что услышит от Александра Михайловича важные новости, которые он ежедневно докладывал Главнокомандующему.
Жуков с уважением относился к Короткову за его аккуратность, осведомлённость, надёжность и достоверность поступавшей от него информации. Порой данные поступали из таких сфер, что однажды маршал не удержался и спросил:
— Как же вам удалось забраться туда?
— А что делать, товарищ маршал, — отвечал Коротков, — волка ноги ведь кормят.
Жуков усмехнулся и сказал:
— Это правильно, волка кормят ноги, но разведчику, как я понимаю, к ногам нужна ещё и хорошая голова. Верно я говорю?
— Совершенно справедливо, товарищ маршал.
И оба рассмеялись.
А. Коротков проработал в Берлине до конца 1946 года. По возвращении в Москву он был назначен начальником одного из подразделений внешней разведки. Большое внимание он уделял организации разведывательной работы с нелегальных позиций. Под руководством Короткова были подготовлены десятки разведчиков-нелегалов. Александр Михайлович был «крёстным» таких видных разведчиков-нелегалов, как супруги Михаил и Галина Фёдоровы, Мария де Лас Эрас Африка, Михаил и Анна Филоненко, Конон Молодый, Леонтина и Моррис Коэн, Вильям Фишер (Рудольф Абель) и многие другие разведчики.
А. Коротков отчётливо понимал, что в период военных действий или крупномасштабных кризисных ситуаций эффективно вести разведывательную работу удастся в только с нелегальных позиций. В это время также был сделан значительный шаг и в плане теоретических разработок, и на путях более широкого применения нелегальных форм работы. Заслуга Короткова в этом деле огромна.
В марте 1957 года А. Короткова назначили уполномоченным КГБ при СМ СССР по координации с связи с МГБ и МВД ГДР. На его плечи легло руководство самым крупным подразделением советской разведки за границей, ориентированным на ведение активной разведывательной работы по НАТО. Помимо этого, аппарат осуществлял сотрудничество с органами безопасности ГДР, оказывал непосредственную помощь нашим военным разведчикам, действовавшим с территории ГДР. Были налажены хорошие отношения с начальником разведки ГДР Маркусом Вольфом.
Довольно интересно рассказывал о стиле работы Короткова один из руководителей нелегальной разведки Николай Алексеевич Корзников, длительное время работавший вместе с ним.
«При разработке важных операций, — говорил Корзников, — Коротков обязательно приглашал к себе в кабинет непосредственных исполнителей. Бывало, он закрывался с ними в своём кабинете и в деталях прорабатывал предстоящее мероприятие. Их можно было застать без пиджаков, с засученными рукавами, ползающими по топографическим картам на полу».
Коротков был доступен рядовым сотрудникам, регулярно общался с ними. Вместе с тем он был весьма требовательным начальником, иногда даже жёстким, особенно по отношению к тем, кто старался работать вполсилы, ленился, был неискренним. С сотрудниками, работавшими творчески и добросовестно, он всегда общался как с товарищами, был внимательным к их делам, служебным и личным.
В конце июня 1961 года Александр Михаилович прибыл в Москву на совещание руководящих работников КГБ. Одновременно он побывал в ряде правительственных учреждений для решения имевшихся проблем в берлинском аппарате. Утром 27 июня он посетил административный отдел ЦК КПСС на Старой площади. Вышел оттуда хмурый, недовольный беседой. Видимо, не во всём нашёл взаимопонимание. К тому же и отношения с председателем КГБ Александром Шелепиным желали Тогда быть лучшими.
После посещения ЦК Коротков отправился на стадион «Динамо». Он ещё утром созвонился с Иваном Александровичем Серовым, бывшим председателем КГБ, и договорился поиграть с ним в теннис.
Занятие спортом, езда на автомашине, игра в теннис или в шахматы всегда помогали А. Короткову сохранять душевное равновесие и успокаиваться после частых волнений.
Он рассчитывал, что и на этот раз игра поможет ему вернуть бодрость, поднимет настроение. Во время игры он нагнулся за мячом — и острая боль пронзила сердце. Александр Михайлович тут же потерял сознание. Сразу бросились вызывать врача, чтобы оказать первую медицинскую помощь. И буквально через несколько минут его сердце перестало биться.
Один из сотрудников, близко знавших А. М. Короткова, услышав о случившемся, сказал: «Советская внешняя разведка потеряла одного из своих наиболее талантливых и неординарных разведчиков-профессионалов».
Боевой путь Александра Михайловича Короткова отмечен многими государственными наградами: орденом Ленина, шестью орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, нагрудным знаком «Почётный сотрудник госбезопасности». Он был также награждён и иностранными орденами. В 1946 году правительство Югославии наградило его орденом «Партизанская звезда I степени», а в 1958 году правительство ГДР наградило орденом «За заслуги перед Отечеством» в золоте.
Похоронен А. М. Коротков на Новодевичьем кладбище в Москве.
