Призыв «Превратим Афганистан во вторую Монголию!» начал воплощаться в жизнь с того, что усилиями Старой площади была подготовлена и направлена в Кабул «Программа НДПА — основные направления революционных задач». Режиму Тараки, как когда-то монголам, предписывалось:

— уничтожить феодальные и дофеодальные отношения;

— ликвидировать все виды угнетения и эксплуатации;

— демократизировать общественную жизнь;

— уничтожить национальный гнет и дискриминацию;

— уравнять в правах женщин;

— укреплять государственный сектор в экономике страны;

— повышать жизненный уровень населения;

— ликвидировать неграмотность;

— установить контроль над ценами;

— устранить влияние империализма и неоколониализма в экономике, политике, культуре и идеологии.

Все это именовалось «проведением коренных социально-экономических преобразований в афганском обществе».

Не была забыта и внешняя политика ДРА, суть которой формулировалась следующим образом:

— миролюбивая политика неприсоединения, позитивного нейтралитета;

— борьба за всеобщее разоружение;

— поддержка национально-освободительных движений;

— укрепление дружбы и сотрудничества со всеми соседними странами;

— приоритетное направление-развитие традиционных дружественных отношений с великим северным соседом — Советским Союзом.

Девятого мая 1978 г. эта программа без каких-либо изменений и дополнений была обнародована «халькистами».

А 17 мая в Кабул прилетела группа партийных советников и экспертов-востоковедов во главе с заведующим сектором Международного отдела ЦК КПСС Н. Н. Симоненко, давним другом Н. М. Тараки. Группе предстояло конкретизировать на месте основные положения «Программы НДПА» и оказать афганским товарищам необходимую помощь в ее реализации.

Вслед за первой группой советников в столице ДРА, с теми же предписаниями, объявилась вторая — сорок восемь высокопоставленных шурави расквартировались на верхних этажах государственных и правительственных структур ДРА.

31 мая советский посол в ДРА А. М. Пузанов доложил в Москву о готовности «халькистов» следовать по пути, предначертанному Старой площадью.

«Программа правительства Тараки, — говорилось в политическом письме посольства, — преследует задачу — обеспечение интересов трудящегося населения на основе коренной перестройки социально-политической структуры общества и ликвидации влияния неоколониализма и империализма. В беседе с послом 29 апреля Тараки говорил, что Афганистан, следуя марксизму-ленинизму, пойдет по пути строительства социализма и будет принадлежать к социалистическому лагерю».

Более того, генсек НДПА не стеснялся заявлять о том, что афганские коммунисты «утрут нос» Старой площади. Как свидетельствует в своих мемуарах В. Крючков, Тараки рассуждал о том, что НДПА, решившись на революцию и добившись победы, была права исторически, а вот Москва со своим скептицизмом — как раз нет.

«То, что сделано в Советском Союзе за шестьдесят лет советской власти, в Афганистане будет осуществлено за пять лет», — восклицал президент.

На вопрос, какой будет позиция новой власти в отношении ислама, последовал примечательный ответ: «Приезжайте к нам через год — и вы увидите, что наши мечети окажутся пустыми».

О безоговорочном согласии Кабула следовать курсу внешней политики, указанному Старой площадью, говорило заявление Н. М. Тараки о том, что «Афганистан будет поддерживать национально-освободительные движения в Азии, Африке и Латинской Америке».

Видя, что перед ними открыт «зеленый свет», советники занялись делом.

Советская партийная и государственная структуры, советский уклад общественной жизни со всеми его плюсами и минусами, советская мораль и риторика — все это стало механически внедряться в будни еще не стряхнувшего с себя феодальные порядки афганского общества.

Правящая партия государства — НДПА — выстраивалась по лекалам КПСС: всесильный генеральный секретарь, могущественное политбюро, центральный комитет, парткомы провинций, городов и уездов. Все партийные органы стали руководствоваться принципом «демократического централизма», обладая при этом регулирующими и контролирующими функциями в отношении государственных и общественных структур. Пользуясь, таким образом, неограниченной властью и не неся никакой ответственности, партия еще и присваивала себе весьма существенные привилегии бытового характера. Все как у шурави.

Общественные организации ДРА: женские, молодежные, спортивные и пр. — играли роль придатков НДПА. Опять же, как у шурави. Даже пионерские организации украшались атрибутами явно просоветского происхождения.

В системе просвещения стала усиленно внедряться советская методика преподавания. А среди учебных предметов на первый план выдвигалось изучение основ марксизма-ленинизма.

Афганцы на добровольно-принудительной основе начали участвовать в субботниках, в трудовых соревнованиях по месту работы, в нескончаемых мероприятиях организационно-пропагандистского характера, разного рода совещаниях, конференциях, заседаниях, семинарах, пленумах. Для членов партии проводились даже читки произведений Л. И. Брежнева «Малая земля» и «Возрождение».

Одним словом, усилиями советских советников создавалась картина бурной созидательной работы чрезвычайно громоздкой, афганской, партийно-бюрократической машины марки «Сделано в СССР». И так же, как у шурави, принимались решения и резолюции, которые затем, как правило, забалтывались, превращаясь в никому не нужный канцелярский хлам.

Навязывая, как и монголам, советскую модель социалистического строительства, Старая площадь наступала на одни и те же грабли: вторгалась в чужой монастырь со своим уставом. Вторгалась, будучи убежденной в том, что только марксистские догмы могут быть надежной основой и единственным универсальным средством решения любых проблем, в том числе и таких, как переход из феодализма в социализм, минуя стадию капитализма.

Это принципиальное заблуждение имело губительные последствия, особенно при проведении социально-экономических преобразований в афганской деревне.

Желая потрафить своим учителям-шурави, Н. М. Тараки всячески убеждал их в том, что предложенный ими план перевода афганской деревни на рельсы социалистического развития просто обречен на грандиозный успех. В течении каких-нибудь пяти лет, клялся он, афганские крестьяне объединятся в колхозы и совхозы. И проблема коллективизации, таким образом, будет решена окончательно и бесповоротно.

Чтобы представить себе масштабность и сложность задач, о которых так легкомысленно рассуждал генсек НДПА, достаточно, хотя бы в общих чертах познакомиться с традиционным обликом афганского села и жизнью его обитателей.

Крестьяне составляли почти девяносто процентов 16-ти, а по другим данным, 18-миллионного населения Афганистана. Подавляющее большинство из них вело оседлый образ жизни, в кишлаках. Хотя были и кочевники — около трех миллионов человек.

Всего в стране насчитывалось тогда 22 750 кишлаков, разбросанных далеко друг от друга на склонах и в ущельях Гиндукуша, Паропамиза, Кохи-Баба и других горных систем, на долю которых приходится четыре пятых всей территории страны.

Разбросанность кишлаков, изолированность их жителей обеспечивала прекрасную возможность даже самым малочисленным, но по-горски очень гордым этносам блюсти чистоту родного языка, сохранять в неприкосновенности веками переходящие от поколения к поколению обычаи, нравы, привычки и неукоснительно следовать завещанному далекими предками укладу жизни и специфическому мировосприятию.

Кишлак — это замкнутая ячейка полуфеодального или даже дофеодального общества, куда наглухо закрыт доступ «людям со стороны», чужакам, равно как и отличному от своего, иному восприятию мира.

«Пожертвуй собственностью ради спасения своей головы, но отдай голову ради спасения намуса», — гласит одна из здешних пословиц. Намус — это племя, а его неотъемлемые составляющие — семья, род, клан. Мир вне намуса — это чужой для афганца мир. И люди, обитающие там, — это чужая, а то и враждебная среда, не сулящая ничего доброго. Отсюда — настороженность и даже враждебность ко всему, что непрошено вторгается в его жизнь, предначертанную раз и навсегда Аллахом и заветами предков.

В кишлаке правят малик и мулла.

Малик — высший авторитет для жителей кишлака, вершитель всего и вся. Это — зажиточный крестьянин, представляющий интересы кишлака в отношениях с жителями других кишлаков, с другими племенами и официальными властями. Он собирает налоги, перераспределяет, следуя старому обычаю, участки земли, отбирает призывников в армию. А будучи еще и ростовщиком, держит в своих руках все хозяйственные рычаги в жизни кишлака.

Мулла — второе лицо в кишлаке. Его авторитет и влияние зиждутся на исламе, на праве применять в повседневной жизни положения шариата — кодекса норм поведения мусульманина в тех или иных обстоятельствах. Он неукоснительно следит за исполнением исламских обрядов и обучает детей заповедям Корана.

Для жителей кишлака малик и мулла никогда не были чуждыми элементами, а тем более — эксплуататорами, классовыми врагами. Они такие, как все. Просто их, по воле Аллаха, больше уважают. Ведь жизнь устроена так, как повелел Аллах. И тут уж ничего не поделаешь.

Не меньшим, чем в кишлаке, уважением и, что гораздо важнее, влиянием малик и мулла всегда пользовались в Кабуле. И объяснялось это очень просто.

«Местная власть приблизительно над 86 процентами населения страны, — отмечает в этой связи один из западных исследователей Афганистана Б. Мейл, — находится в руках частных лиц со своими собственными источниками богатства и силы, с которыми Кабул может вести переговоры, но которые он не может контролировать. На этом уровне центральное правительство не может быть уверено, что его политическая линия проводится в жизнь. А это практически означает, что судьба какой-либо реформы или преобразования, проводимых центральными властями, полностью зависит от позиции кишлаков: поддержат деяния правительства — значит успех им обеспечен, отвернутся от них или, еще хуже, выступят против, — значит, любая реформа обречена на провал или перерождение».

Об этом убедительно говорит печальный опыт «революционного эмира» Амануллы-хана. Стоило ему вторгнуться в традиционный уклад жизни кишлаков: запретить ранние браки, отменить калым за невесту, покупку жен и ряд других нововведений — как крестьяне, все как один, взбунтовались. Результат — «революционный эмир» был вынужден отказаться от престола.

Другой пример. Пришедший к власти в 1973 г. «красный принц» Мухаммад Дауд, как уже описывалось выше, сумел наголову разгромить выступивших против него исламских фундаменталистов только благодаря тому, что в своих реформаторских начинаниях полностью обошел стороной кишлаки, не тронул их. И крестьяне оценили это. Они признали режим М. Дауда. А главарям исламских фундаменталистов, пытавшихся поднять кишлаки против «красного принца», они отказали, еще раз продемонстрировав свою роль в судьбоносных для страны ситуациях.

В то же время крестьяне Афганистана, как и любой другой страны, были и остаются хоть и мощной, но политически крайне инертной силой, безразличной ко всему, что их не задевает, не нарушает их патриархальность. Их нужно раскачать, взбудоражить, прежде чем они покажут свою силу. На это еще Ф. Энгельс обращал внимание. Историей всех современных стран, как писал он, подтверждено, что «сельское население никогда не может предпринять успешное самостоятельное движение в силу распыленности на большом пространстве и вследствие трудности добиться согласия среди сколько-нибудь значительной своей части. Крестьянство нуждается в инициативном воздействии со стороны более сплоченного, более просвещенного и подвижного населения городов».

В афганских кишлаках «инициативное воздействие» на крестьян, о необходимости которого писал Ф. Энгельс, НДПА свелось к следующему:

В июле 1978 г. был издан декрет № 6 Государственного совета ДРА, которым запрещалось ростовщичество и существенно сокращалась уже образовавшаяся задолженность ростовщикам безземельных и малоземельных крестьян. Это был удар по маликам, главным ростовщикам и первым лицам в кишлаках.

Затем, в октябре, был опубликован декрет № 7 PC ДРА, который устанавливал нижние возрастные уровни бракосочетания и отменял калым за невесту. Декретом подрывались позиции мулл, вторых лиц в кишлаках, ревностных служителей ислама, блюстителей Корана и норм шариата.

Наконец, в ноябре Революционный совет принял декрет № 8 об изъятии без какой-либо компенсации «излишков» земли у маликов и других крупных землевладельцев и бесплатном наделении землей безземельных и малоземельных крестьян, а также кочевников. Декрет в корне менял всю социально-политическую и хозяйственную конфигурацию кишлаков по принципу «кто был никем, тот станет всем».

К мерам «инициативного воздействия» следует также отнести инициированную НДПА пропагандистскую кампанию в прессе, в ходе которой разъяснялись цели декретов и содержались эмоциональные призывы поддержать их. При этом, правда, не учитывалось то, что крестьяне не могли читать газеты, во-первых, в силу своей поголовной неграмотности, а во-вторых, потому, что пресса в кишлаки никогда не доставлялась. Не было такой практики.

Достаточно простой и эффективной формой в этом плане выглядела еще одна инициатива НДПА — посылка в кишлаки агитбригад из молодых активистов партии. Принудительно собирая жителей кишлаков на митинги и собрания, молодые люди выступали с пылкими речами о том, что великая Саурская революция открыла для простого народа дорогу к зажиточной и счастливой жизни, к освобождению от оков феодального рабства и т. д. и т. п.

Однако ни марксистская теория классов и классовой борьбы, ни прочая революционная риторика безбородых чужаков из Кабула не находили, да и не могли найти понимания, а тем более, поддержки у тех, кто преклонялся перед маликами и муллами, говорившими с ними на привычном, понятном им языке.

Ну как можно было прекратить, руководствуясь декретом № 6 PC, выплату долгов маликам, своим благодетелям и защитникам? Или как можно было присвоить себе землю, отобранную согласно декрету № 8 у тех же маликов и других, пусть и проживающих в городе, землевладельцев, если эта земля всегда по праву принадлежала им? А как могли реагировать крестьяне на то, что чересчур ретивые активисты НДПА насильно заставляли их жен и дочерей посещать курсы ликвидации неграмотности? И можно ли вообще верить тому, о чем толковали эти чужаки: о какой-то «эксплуатации», о «теории классовой борьбы» и «классовой солидарности», о каком-то «империализме» и его происках в Афганистане?

Ничего подобного жители кишлаков никогда не слыхивали. Да и слов-то таких не знали. То ли дело малик и мулла! Они всегда говорят правду, разъясняют суть происходящего. А те говорили так:

Земельная реформа уже на начальном этапе наглядно показала, что она глубоко чужда жителям кишлаков, ценностные ориентации которых базировались на институтах, пришедших из глубины истории и все еще сохранявших силу.

Примечательной в этом плане выглядит реакция американского посла в Кабуле Адольфа Даббса на публикацию декрета № 7 ГС ДРА:

«С помощью нового декрета, — говорилось в направленной им в госдеп США шифртелеграмме № 8517 от 23 октября 1978 г., — правительство ДРА планирует ликвидировать принудительные браки детей и вдов, сократить традиционные расходы на женитьбу, которые зачастую заставляют участвующие стороны залезать в долги. Ликвидация калыма и расходов на свадьбу будет, возможно, с удовлетворением встречена потенциальными женихами и их родителями. Но этот обычай имеет в афганском обществе глубокие корни и как исторические, так и религиозные основы. Поэтому настойчивая попытка правительства навязать этот декрет, особенно в более консервативных сельских районах, непременно столкнется с сопротивлением».

Земельная реформа довольно быстро и чувствительно аукнулась «халькистам» и в городе. Она напрямую задела интересы значительной части офицерского корпуса и генералитета, а также высокопоставленных чиновников государственного и правительственного аппаратов, наконец, влиятельных мусульманских богословов. Многие из них были крупными землевладельцами. Земельная рента была далеко не последней статьей дохода в их семейных бюджетах. Теперь они лишались этого устойчивого источника дохода, причем без каких-либо отступных. Непродуманная, не просчитанная в деталях аграрная политика режима Тараки толкнула подавляющее большинство из них в лагерь контрреволюции.

Таким образом, земельная реформа оказалась подарком для исламских фундаменталистов, о котором злейшие враги НДПА и мечтать не могли.

Понимали ли «халькисты» и их наставники, чем оборачивается для них земельная реформа? Вопрос риторический.

Н. М. Тараки докладывал на Старую площадь, причем через резидента КГБ в Кабуле, что принятые Государственным советом декреты будут способствовать расширению и упрочению революционной базы НДПА путем привлечения на ее сторону безземельного и малоземельного крестьянства.

Курс НДПА на коллективизацию кишлаков, равно как и на социалистическое переустройство всего афганского общества, не претерпевал ни малейшей корректировки. Ставка по-прежнему делалась на механический перенос опыта шурави на афганскую землю.

Лишь многие годы спустя, 20 ноября 1986 г., последний генсек ЦК НДПА и последний президент ДРА Наджибулла честно заявит на XX пленуме ЦК НДПА:

«Задумаемся все вместе, что же у нас происходит: в крестьянской стране мы не занимаемся как следует крестьянством. Такой животрепещущий вопрос, как земля и вода, мы пытались решить выдачей абстрактных документов, направляя поток бумаг на головы крестьян. Мы начали аграрную реформу не с того конца, разрушая сложившиеся производственные отношения, не считаясь с национальными обычаями, традициями и нравами».

Первые вооруженные бунты кишлаков против «халькистского» режима были зафиксированы в июне 1978 г., т. е. еще до пресловутых декретов. Они вспыхнули в провинциях Бадахшан, Купар, Пактия, Бамиан, Нангархар и носили стихийный характер. Предводительствовали малики и муллы. Кабул отреагировал скоропалительно и жестко. Была задействовала армия. И не только пехота, но и авиация и артиллерия. Взбунтовавшиеся кишлаки подверглись почти полному разрушению. Существенно пострадали ирригационные сооружения. Полностью уничтожен урожай на полях. Среди жертв были женщины и дети.

Но это была пиррова победа «халькистов». Слухи об их жестокости моментально разлетелись по всей стране, вызывая негодование и жажду мести. Разумеется, противники правящего режима, прежде всего, исламские фундаменталисты, не упустили шанса возглавить крестьянские массы в борьбе за свержение ненавистного безбожного правительства.

Как уже упоминалось выше, руководители фундаменталистской организации «Мусульманская молодежь» в 1975 г. попытались свергнуть республиканское правительство М. Дауда, но, не сумев заручиться поддержкой кишлаков, потерпели поражение и бежали в Пакистан. Там ими были созданы центры подготовки моджахедов.

И вскоре на смену стихийному протесту крестьян пришла настоящая война моджахедов за возврат своей родины на традиционный путь развития. Эта война разворачивалась под религиозными антихалькистскими и антисоветскими лозунгами «Шурави — враги ислама!», «Долой продавшийся шурави безбожный режим Тараки!».

Внутриполитическая ситуация в Афганистане в корне менялась. Однако ни погрязшая во внутрипартийных распрях НДПА, шедшая на поводу у Старой площади, ни сами советники-шурави до поры до времени не придавали должного внимания тому, что страна и ее народ отвергают навязываемую им радикальную ломку складывавшегося веками уклада их жизни и его замену социалистическими ценностями, напрочь исключающими религию как таковую и освященное Кораном право на частную собственность. Отвергают еще более решительно, чем когда-то это происходило в Монголии.

17 августа 1978 г. в Кабуле было объявлено о смене руководства вооруженными силами страны. Н. Тараки присовокуплял к постам генсека НДПА и президента ДРА еще один — министра обороны. Правда, выглядело это чистой нормальностью, ибо фактически руководителем оборонного ведомства становился X. Амин, верный друг и лучший ученик Учителя.

Ему вменялось оказывать содействие своему Учителю в руководстве вооруженными силами. Начальником Генерального штаба и начальником Главного политуправления армии были назначены соответственно шеф гвардии майор М. Якуб и М. Экбаль Вазир. Оба из ближайшего окружения Тараки — Амина.

Причина такой перетряски в руководстве армии лежала на поверхности. Это была отрыжка той самой жестокой схватки за власть, которая вспыхнула в НДПА между Н. Тараки и Б. Кармалем сразу после провозглашения ДРА. Тогда победа была за Н. Тараки. Теперь он как бы застолбил ее, так сказать, на всякий случай.

По-иному воспринял происшедшее советский посол в Кабуле А. М. Пузанов. Докладывая в Москву об этих кадровых назначениях, он подчеркнул, что они будут содействовать поддержанию единства НДПА, а главное — повышению авторитета НДПА и революционного правительства и усиления их влияния не только в армии, но и в стране в целом.

Действительность, однако, свидетельствовала об обратном. Масштабы антиправительственных выступлений вооруженной оппозиции неуклонно и стремительно расширялись.

«Мятежники стараются «расквасить нос» халькистскому режиму, — докладывал в госдеп временный поверенный в делах США в ДРА Флейтон, — чтобы свести на нет часто повторяемые халькистским руководством заявления о том, что оно пользуется «горячей поддержкой девяноста восьми процентов афганского населения»… Могут ли халькисты выстоять или они будут вынуждены призвать русских?.. Халькисты несомненно понимают, что приглашение в страну войск может полностью дискредитировать их в глазах большинства афганцев (включая тех, кто хотел дать им шанс модернизировать и вытащить страну из вековой феодальной трясины). Поэтому халькисты явно считают этот шаг последней своей надеждой. Этот момент еще не наступил».

Но скоро должен был наступить. И халькисты к нему готовились.

Об этом достаточно убедительно свидетельствует предпринятый Н. Тараки 5 декабря 1978 г. визит в Москву. Это был его первый официальный визит за границу в качестве главы Демократической Республики Афганистан. Москва приняла его радушно. На состоявшихся переговорах на высшем уровне советское руководство с удовлетворением и нескрываемым оптимизмом оценило деятельность НДПА по социалистической перестройке афганского общества.

Кульминацией визита стало подписание, причем по инициативе Кабула, «Договора о дружбе и сотрудничестве между СССР и ДРА». Ключевой в договоре была 4-я статья, которая предусматривала возможность ввода в Афганистан советских войск для защиты завоеваний Саурской революции.

Другими словами, Старая площадь соглашалась на то, чтобы по первой же просьбе Тараки, ввязаться в афганскую междоусобицу и обеспечить ему победу над исламской оппозицией.

Вождю Саурской революции оставалось лишь удовлетворенно пожимать руки своим патронам.