Глава IX. ИСИДОР МИЛЬГРАМ: ПУТЬ НА ГОЛГОФУ

В конце февраля 1938 года начальник 8-го отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР старший майор госбезопасности Владимир Цесарский направил на утверждение высшего руководства страны список лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда СССР по первой категории (расстрел. — Авт.). В документе значились фамилии, имена, отчества четырех арестованных бывших сотрудников центрального аппарата НКВД, в том числе и Мильграма Исидора Вольфовича. Уже 5 марта на списке появилась проставленная рукой Сталина виза «За», далее следовали подписи — самого вождя, Вячеслава Молотова, Климента Ворошилова, Андрея Жданова.

Исидор Мильграм принадлежал к числу видных представителей первого поколения советских разведчиков. Он родился 15 декабря 1896 года в городе Калиш Калишской губернии (бывшая русская Польша). Отец его был рабочим, позже стал мастером на кружевной фабрике в Калише. С десяти лет там же трудился и Исидор—сначала подручным монтера, а затем — слесаря.

Когда немецкие войска оккупировали во время Первой мировой войны родной город Исидора, его угнали в Германию. Сначала он работал слесарем на угольной шахте в Саксонии, после этого — на берлинской городской железной дороге. Активно участвовал в рабочем движении, являлся членом Социал-демократической партии Германии. Одновременно с 1916 года состоял членом партии большевиков. Помогал Карлу Либкнехту в организации первомайской демонстрации 1916 года берлинского пролетариата на Потсдамской площади, прошедшей под лозунгом «Долой войну!» и привлекшей к себе всеобщее внимание. Однако Мильграма тогда арестовали, и несколько месяцев он провел в тюрьме. Затем был отправлен на принудительные работы на один из заводов Круппа в Рурской области, откуда бежал в Голландию.

С января 1917 года Исидор активно занимался профессиональной партийной работой в Роттердаме (Нидерланды), ще вел агитацию среди военнопленных. В марте того же года женился.

Из воспоминаний жены И.В. Мильграма Фриды Францевны:

«Родилась я в Вильно в 1895 году. Отец был рабочим на мельнице, затем грузчиком на товарной станции. Мать работала на папиросной фабрике, а после появления детей стала домохозяйкой. В семье было пятнадцать детей, из которых шесть умерли малолетними.

Самый старший из братьев получил профессию гравера и в 1904 году эмигрировал в Америку. Следом за ним в 1905 году в Америку уехали еще трое братьев.

В 1905 году я пошла на работу, была ученицей портнихи. Не столько училась, сколько мыла полы, разжигала утюги, нянчила хозяйскую девочку, таскала в магазин готовую продукцию. Закончив ученичество, работала портнихой.

После начала войны и оккупации города немецкими войсками отец и я остались без работы. Семья сильно голодала.

На семейном совете решили, что я — старшая из оставшихся детей — должна поехать к братьям в Америку и побудить их помочь семье, спасти ее от голода. На мою дорогу продали все, что было возможно. Вместе с другими эмигрантами я прибыла поездом в Роттердам. Перед тем как отправиться дальше, всех эмигрантов пропустили через врачебный осмотр. Многим отказали во въезде в Америку. Я оказалась среди них — уж очень была худая и немощная. Нас хотели отправить назад, в Вильно, но мы категорически отказались. Тогда нас оставили в Роттердаме и стали лечить. Мы оказались на положении интернированных, в город нас не пускали. Лишь однажды мне с двумя подругами разрешили погулять в городском парке. Мы сидели на скамейке. Мимо проходили трое ребят, по виду — рабочие парни. Они говорили между собой на идише. Мы поняли, что они из России, так как голландские евреи не знают еврейского языка. Познакомились. Одним из них был Мильграм. Он помог мне найти профсоюз швейников, чтобы устроиться на работу, помог снять небольшую комнатку. Как только начала работать, накопила 20 гульденов и послала домой. В ответном письме мама сообщила, что отец умер. Я тяжело переживала смерть отца, заболела. Мильграм не отходил от меня. Мы подружились, а в марте 1917 года поженились».

После Октябрьской революции в России в Нидерландах также активизировалось революционное движение. Исидор Мильграм принимал в нем активное участие. В то время он часто менял работу: после каждого публичного выступления его увольняли как русского большевика. Выступал он на голландском и немецком языках (Исидор обладал большими способностями к изучению языков, позже овладел французским и английским).

В конце 1918 года голландские коммунисты получили сведения о том, что местные спецслужбы подготовили список подлежащих аресту русских большевиков, в который был включен и Мильграм. Он ушел в подполье, скрывался в Амстердаме, а затем выехал через Германию в Россию. Однако уже в начале января 1919 года был направлен Львом Караханом, бывшим в то время заместителем наркома по иностранным делам, в Нидерланды, с которыми Советская Россия еще не установила дипломатические отношения, с особыми поручениями НКИД РСФСР. 11 января на границе он был арестован.

Восемь месяцев содержался Мильграм в тюремной крепости Вириксреханса как «иностранец, представляющий угрозу общественному порядку и безопасности страны». В этот период он готовил покушение на заключенного в той же тюрьме убийцу Карла Либкнехта и Розы Люксембург лейтенанта Фогеля. Узнав об этом, местные власти приняли решение отправить Мильграма пароходом в Ревель (Таллин) для передачи в руки белогвардейцев генерала Юденича, но в Данциге ему удалось скрытно покинуть судно и добраться до Бельгии. Работал в Брюсселе слесарем на одном из местных заводов, занимался партийной деятельностью. Вскоре к нему перебралась и жена Фрида, которая также была арестована, содержалась в Нидерландах в концлагере и бежала из заключения. В начале июля 1920 года Исидор Мильграм с супругой вместе с другими политическими эмигрантами выехал в Советскую Россию.

Из воспоминаний жены И.В. Мильграма Фриды Францевны:

«Отъезд намечался морем из Антверпена довольно большой группой возвращенцев. Я вручную вышила золотом по красному сукну (шелк не нашли) советский герб — серп и молот в венке из колосьев. Хорошо помню: мы на пароходе, на причале толпа провожающих, а над старым русским кораблем с выписанным на борту названием ^иЦарь" развевается наш красный флаг с золотым гербом. Сопровождающий нас бельгийский офицер потребовал у меня убрать флаг, так как, по его словам, на судне было введено военное положение. Разумеется, мы флаг не сняли, так под ним и пришли к русским берегам. Я этот флаг торжественно вручила советским представителям в городе Ямбурге.

Мы с Мильграмом приехали в Москву 23 июля в день открытия второй, московской части 2-го конгресса Коминтерна (первая его часть открылась 19 июля в Петрограде. — Авт.). Поселили нас в гостинице "Люкс" на Тверской улице, дом № 36. Мильграм сразу же пошел в Исполком Коминтерна и стал просить, чтобы его порекомендовали добровольцем на фронт».

Напомним, что с весны 1920 года Советская Россия вела войну с Польшей, и положение на театре военных действий складывалось в пользу поляков. В первые же недели наступления они захватили Житомир, а в мае взяли Киев и вышли на левый берег Днепра. ВЦИК, Совнарком и ЦК РКП (б) предпринимали энергичные меры для отражения агрессии: была объявлена срочная мобилизация в действующую армию членов партии и комсомольцев.

Просьба Мильграма о направлении на фронт была удовлетворена. 2 августа 1920 года заместитель управляющего делами ИККИ направляет в ЦК РКП (б) письмо за № 1843 следующего содержания (сохранен стиль оригинала):

«Исполком Коммунистического Интернационала посылает в Ваше распоряжение тов. Мильграма, члена Голландской коммунистической партии, вернувшегося из-за границы, как владеющего польским языком, согласно постановлению о мобилизации коммунистов, говорящих по-польски».

А уже на другой день, 3 августа, Исидор Мильграм получает на руки удостоверение, в котором говорится:

«Центральный Комитет РКП (б) командирует тов. Мильграма И.В. в ПУР по партийной мобилизации для направления на Западный фронт в распоряжение Польского Бюро ЦК».

До середины декабря 1920 года Мильграм являлся сотрудником разведки штаба 4-й армии на Западном фронте, под фамилией Шмидт выполнял специальные разведывательные задания за кордоном.

Из воспоминаний жены И.В. Мильграма Фриды Францевны:

«Мильграм уехал на Западный фронт, а я осталась в Москве. Болела, голодала, готовилась рожать. Меня направили в НКИД, где я работала сначала в канцелярии Г.В. Чичерина, а потом, до отъезда на работу за границу в 1925 году, в отделе виз и дипкурьеров.

Мильграм вернулся из спецкомандировки в декабре 1920 года. Недолго проработал в НКИД, а затем ЦК направил его на работу в ВЧК. Весной 1921 года, уже как сотрудник ВЧК, он шел по льду на Кронштадт...»

После возвращения Мильграма в Москву Наркомат иностранных дел обратился в учетно-распределительный отдел ЦК с просьбой направить его на работу в НКИД, «как знающего иностранные языки». 29 декабря 1920 года Мильграм становится сотрудником дипломатического ведомства. Однако ненадолго.

8 марта 1921 года в ЦК партии поступило следующее письмо из ВЧК:

«Иностранный отдел ВЧК просит откомандировать в его распоряжение, как крайне необходимого работника, тов. Мильграма, если особых препятствий не имеется».

«Особых препятствий» не имелось. Через несколько дней Исидор Мильграм был направлен на работу во внешнюю разведку. В свои 25 лет он уже был опытным подпольщиком, приобрел навыки нелегальной работы, свободно владел немецким, голландским, французским, английским и польским языками, знал идиш и эсперанто. Но перед тем как заняться непосредственно разведывательной работой за границей, Мильграму пришлось участвовать в боях при подавлении восстания в Кронштадте.

«Кронштадтский мятеж — контрреволюционное выступление гарнизона Кронштадта и экипажей некоторых кораблей Балтийского флота в марте 1921 года, организованное эсерами, меньшевиками, анархистами и белогвардейцами при поддержке империалистических стран и их спецслужб. Явился одной из серьезных попыток контрреволюции применить новую тактику "взрыва изнутри" Советской власти.

Мятеж отражал политические колебания российских мелкобуржуазных масс, усилившиеся в конце 1920 — начале 1921 года в связи с хозяйственной разрухой, голодом и другими бедствиями, вызванными Гражданской войной.

1 марта на митинге заговорщиков, состоявшемся на Якорной площади Кронштадта, была принята резолюция с требованиями свободы "левых социалистических партий", упразднения института комиссаров, свободы торговли и перевыборов Советов. Руководители мятежа выдвинули лозунг "Советы без большевиков", рассчитывая на переход власти к мелкобуржуазным партиям, что на деле означало бы свержение диктатуры пролетариата и создание условий для открытой белогвардейщины и реставрации капитализма.

Кронштадтский мятеж представлял большую опасность, так как в руках заговорщиков оказалась главная база Балтийского флота — ключ к Петрограду. В мятеже участвовало около 27 тысяч матросов и солдат. В их распоряжении было 2 линкора и другие боевые корабли, до 140 орудий береговой обороны, свыше 100 пулеметов.

ЦК РКП (б) и Советское правительство приняли экстренные меры для ликвидации мятежа. Постановлением Совета труда и обороны от 2 марта в Петрограде было введено осадное положение, а также восстановлена 7-я армия под командованием Тухачевского. Однако первое наступление на Кронштадт, предпринятое 8 марта, окончилось неудачей.

Проходивший в это время в Москве 10-й съезд партии направил в 7-ю армию около 300 делегатов. Губкомы мобилизовали сотни ответственных работников, чекистов.

В ночь на 17 марта советские войска перешли по льду в наступление на Кронштадт и утром ворвались в город. После ожесточенных боев к утру 18 марта мятежники были разгромлены».

А первым ответственным заданием для Мильграма в Иностранном отделе ГПУ стала поездка в составе советской делегации, возглавляемой Максимом Литвиновым, на Гаагскую конференцию 1922 года.

Справка из «Большой Советской Энциклопедии»:

«Гаагская конференция — международная финансово-экономическая конференция, которая проходила в Гааге (Нидерланды) с 15 июня по 19 июля 1922 года.

Основными делегатами капиталистических государств на Гаагской конференции были главным образом представители деловых кругов.

В ходе Гаагской конференции планировалось обсудить претензии капиталистических стран к Советскому государству, связанные с национализацией собственности иностранных капиталистов и аннулированием долгов царского и Временного правительств, а также вопрос о кредитах Советской России.

Представители капиталистических стран, отвергнув все предложения советской делегации, направленные к международному сотрудничеству, отказались обсуждать на Гаагской конференции вопрос о кредитах; они настаивали на возвращении национализированного имущества его бывшим владельцам. Эти домогательства советская делегация решительно отклонила. Гаагская конференция не приняла, по существу, никаких решений».

Исидор Мильграм выехал в Нидерланды под фамилией Бильграмов. Интересно, что в хранящемся в Государственном архиве Нидерландов регистрационном журнале МИД страны за 1922 год в списке членов российской делегации на конференции против фамилии Исидора Вольфовича имеется приписка, сделанная от руки 4 июля 1922 года, по всей видимости, представителем местных спецслужб: «Бильграмов — Мильграм (?), провел 8 месяцев в крепости Вирикерсханса». Как видим, нидерландские пинкертоны даром хлеб не ели. Однако Мильграм сумел успешно справиться с задачами, поставленными перед ним Москвой.

В 1923—1924 годах Исидор Мильграм находился на нелегальной работе в Германии. Его нелегальная деятельность получила высокую оценку Центра. С конца 1924 года разведчик являлся помощником «легального» резидента ОГПУ в Греции. В стране находился под именем Оскара Миллера и под прикрытием должности сотрудника полпредства СССР. Добился конкретных вербовочных результатов.

Однако 29 декабря 1925 года Мильграм был схвачен сотрудниками Асфалии—греческой службы безопасности во время встречи с источником, выданным контрразведке провокатором—изменившим членом ЦК Компартии Греции. На квартире «Оскара Миллера» в присутствии жены и малолетнего сына был произведен тщательный обыск.

Вот что писали в то время по этому поводу местные газеты:

«Начальник специальной группы полиции безопасности майор жандармерии господин Гину начал следствие по делу арестованного коммунистического агента Оскара Миллера...

Арестованный имеет официальный русский паспорт. Однако он не будет освобожден. Поскольку Оскар Миллер не признал себя виновным, его будут судить...

Оскар Миллер по поручению своего Центра руководил деятельностью агентуры в Греции и, в частности, проник в Министерство иностранных дел, откуда получал копии важных международных документов...

Один из руководящих сотрудников Министерства иностранных дел также арестован и подвергается допросам».

«Вчера был арестован имевший русский паспорт Оскар Миллер, который обвиняется в шпионаже и коммунистической пропаганде.

В этой связи вчера в Политической канцелярии состоялось срочное совещание премьер-министра с начальником юридического отдела Первого армейского корпуса господином Буриди, начальником второго отдела Асфалии господином Гину и подполковником Янукакосом.

Совещание касалось вопроса об иностранной коммунистической пропаганде, которая определила центром своей деятельности Грецию».

«В отношении начатого вчера преследования иностранных коммунистов, которые прибыли в страну в последнее время, стало известно, что арестованный Оскар Миллер считается одним из членов Центра коммунистической пропаганды на Балканах, перенесенного из Вены в Афины с тем, чтобы активизировать деятельность находящихся здесь различных агентов и агитаторов.

Аресты иностранных пропагандистов произошли и в Салониках».

«Продолжаются допросы, проводимые начальником отдела Асфалии господином Гину по вопросу о коммунистической пропаганде. Сотрудники данного отдела ищут уже четырех армян — агентов большевизма, которые приехали в Грецию в последнее время.

Арестованный Оскар Миллер считается, как мы уже вчера писали, одним из главных деятелей широкомасштабной коммунистической пропаганды, которому удалось проникнуть даже в Министерство иностранных дел, из которого он хотел получать секретные документы.

Для достижения данной цели Оскар Миллер пытался вступить в контакт с различными лицами, в том числе с директором общего архива МИД господином Стефану, во время встречи с которым он и был арестован».

«Первый армейский корпус передал вчера второму отделу Acфалии документ, в котором указывается на необходимость ареста различных агентов коммунистической пропаганды. Однако, вплоть до вечера, несмотря на все старания сотрудников этого отдела, арестовать преследуемых агентов не удалось.

По имеющимся у нас компетентным сведениям не подтверждается появившееся в газетах сообщение об аресте по стране десятков агентов-коммунистов и об отправке их в Афины.

Также опровергается и сообщение, в соответствии с которым якобы были конфискованы компрометирующие документы у арестованного русского коммуниста Оскара Миллера...

Если в течение допросов выявятся компрометирующие данные, то в таком случае он будет осужден военным трибуналом.

Вторым отделом Асфалии арестован также и сотрудник Министерства иностранных дел господин Стефану, также обвиняемый в коммунистической пропаганде. В ходе проведенных допросов компрометирующих его данных пока не выявлено».

Три месяца Мильграм провел в тюрьме, где подвергался интенсивным допросам. Затем состоялся его обмен на второго секретаря греческого посольства, арестованного в Москве. По сути, это была первая подобная акция в только начинавшей отсчет времени истории советской внешней разведки.

Из воспоминаний сына И.В. Мильграма Леонида Исидоровича:

«История ареста отца — одно из моих ранних воспоминаний: обыск в квартире, где мы жили, посещение тюрьмы...

Когда отца арестовали, нашей семьей занимался консул Павловский. Я, пятилетний ребенок, еженедельно вместе с консулом и матерью ездил на свидание к отцу в тюрьму. Как я теперь понимаю, меня использовали в виде "почтового ящика": предварительно в кармашек моего пальто закладывалась записка с информацией и инструкциями, которую отец затем забирал. Однажды привезли ему подушки и одеяло — отец сидел в холодной и сырой камере.

Помню, когда отца освободили и на следующий день нас привезли в порт Пирей на советский пароход, отец на радостях (да и силушка играла — застоялся) схватил в охапку капитана судна и с возгласами "Спасен!" стал подбрасывать его в воздух».

Поведение разведчика в заключение было признано Центром «мужественным и исключительно достойным».

В апреле 1926 года по поручению руководства ОГПУ Исидор Мильграм сопровождал Льва Троцкого и его жену, которые выезжали нелегально на лечение в Германию. Через десять лет это задание Москвы станет «неопровержимым фактом» приверженности Мильграма к троцкизму, хотя сам «демон революции», рассказывая об этой поездке в своей книге «Моя жизнь», написал: «Дзержинский послал со мной своего человека».

Из воспоминаний Леонида Мильграма:

«По словам матери, отношения между Троцким и отцом были прохладными. Думаю, что это было связано не столько с политическими мотивами (отец никогда не был троцкистом и не голосовал за его платформу), сколько с личностной разницей и дистанцией. С одной стороны — один из великих вершителей судеб революции, человек с избыточным чувством собственной значимости и с изрядной долей снобизма, а с другой — "человек Дзержинского", обычный опер.

К тому же отец не умел "гнуть спину" и для него отношение к человеку не определялось его должностным положением. Вспоминаю: позже, когда появились публикации о Сталине как об "отце родном", а славословия в его адрес поднялись на небывалую высоту и я, пацан, тоже заразился этим, то услышал от отца: "Руководитель — да, вождь — да, но не отец родной"».

В середине 1926 года Исидор Мильграм был назначен «легальным» резидентом ИНО ОГПУ в Шанхае. Работал там под прикрытием должности вице-консула, а затем — генерального консула и под фамилией Мирнер. Позже был переведен на работу в Пекин и по прикрытию стал заместителем начальника консульского отдела полпредства.

Исидору Вольфовичу пришлось работать в Китае в исключительно сложное время. В результате начавшейся в середине

1925  года буржуазно-демократической революции, объединившей национальную буржуазию, мелкую городскую буржуазию, рабочих и крестьянство, в трех провинциях на юге страны была установлена революционная власть Национального правительства. К концу

1926   года Национально-революционная армия (НРА) освободила еще четыре основные китайские провинции. В начале 1927 года восставшие рабочие освободили Шанхай, в который затем вступили части НРА.

Однако напуганная размахом революционного движения рабочих и крестьян национальная китайская буржуазия предала революцию. Уже 12 апреля 1927 года при ее поддержке правое крыло гоминьдана (Национальной партии), возглавляемое главнокомандующим

НРА Чан Кайши, организовало в Шанхае и Нанкине контрреволюционные перевороты. Через два месяца контрреволюционный переворот произошел в Ухани. Компартия Китая была объявлена вне закона, профсоюзы и крестьянские союзы распущены. В стране начался разгул контрреволюции и сепаратизма, направленный на ее расчленение.

Политические события в Поднебесной крайне тревожили Москву. Политика советского руководства базировалась на стремлении сохранить Китай как единое государство и оказании помощи прогрессивным силам страны в урегулировании межнациональных отношений. Информация по данным вопросам являлась приоритетной в деятельности резидентур внешней разведки в Китае, которых к 1927 году насчитывалось семнадцать.

Одновременно советская внешняя разведка своими силами активно противодействовала настойчивым попыткам спецслужб ряда стран, в первую очередь Японии, создать на территории Китая ряд марионеточных государств наподобие Маньчжоу-Го.

В официальных материалах СВР по этому поводу, в частности, указывается:

«Резидентуры не только обеспечивали Центр информацией о намерениях Японии в военной, политической и экономической областях, но и предпринимали конкретные действия по нейтрализации и срыву попыток Токио дезинтегрировать Китай, который к середине 1930-х годов оказался разделенным на несколько частей.

Деятельность резидентур внешней разведки в Китае объективно содействовала усилиям патриотических кругов этой страны по созданию необходимых усилий для объединения государства и достижения победы в борьбе за свою свободу и независимость».

Немалый вклад в решение общих задач по Китаю внесли и резидентуры, руководимые Исидором Мильграмом.

Видный современный китаист Виктор Усов в одной из своих последних работ отмечал, что Шанхай, в котором Мильграм начинал свою деятельность в Китае, являлся в то время крупнейшим промышленным и пролетарским центром страны. Одновременно он был также узлом межимпериалистических противоречий и базой иностранного господства в Китае. Город состоял из просторной и благоустроенной территории Международного сеттельмента и Французской концессии и тесного, скученного до предела китайского города. Среди иностранного населения Шанхая начала 1920-х годов самой большой и влиятельной была английская колония, затем шли французы, американцы, немцы. Замкнутой и тесно сплоченной колонией жили японцы. Такой Шанхай был крайне удобен для связей с внешним миром и для ведения там разведывательной работы.

Другой известный китаевед советского периода Сергей Далин, неоднократно посещавший Китай по заданию Коминтерна в 1921— 1927 годах, в своей книге «Китайские мемуары» рассказывает:

«В очередной раз я прибыл в Шанхай в конце августа 1926 года. Обстановка в городе была крайне напряженной. Английская секретная полиция в иностранной части Шанхая усилила слежку за советскими людьми, занималась провокациями, вела тщательное наблюдение за советским консульством. Начальником английской тайной полиции в Шанхае был некий Гивенс, изучивший русский язык. К его услугам были многочисленные русские белогвардейцы, готовые пойти на любую антисоветскую акцию...

Жил я в Шанхае уже дней десять—пятнадцать и как-то днем возвращался домой. Я был уже недалеко от того места, где нужно было свернуть на улицу, на которой находилась моя квартира. Вдруг из стоящего у тротуара автомобиля выскочил человек, схватил меня за руку и втащил в машину. Сам он сел за руль, и мы помчались вперед.

Я сразу же его узнал. Это был сотрудник нашего советского консульства Исидор Мильграм (автор называет резидента настоящей фамилией, по-видимому, в связи с тем, что через несколько лет они встретились в Москве и подружились. — Авт.). Насколько я мог понять, он занимался предотвращением антисоветских акций белогвардейцев против нашего консульства и немногочисленной группы советских граждан, проживавших в Шанхае. Мильграм сообщил мне, что только что Гивенс подписал ордер на мой арест. Поводом для этого послужила вышедшая в Москве незадолго до отъезда в Китай моя книга "В рядах китайской революции".

Оказывается, не успел Гивенс подписать ордер, как об этом уже стало известно Мильграму. Он позвонил по телефону ко мне домой, узнал, что меня нет, и, предполагая, что я должен вернуться к обеду, решил перехватить меня на улице, ибо полиция могла в любой момент явиться на квартиру. Было очевидно, что полиции стало известно о моем пребывании в Шанхае от какого-то студента-гоминьдановца, желавшего поехать учиться в Университет имени Сунь Ятсена (Далин преподавал в те годы на восточном факультете университета. —Авт.). Много таких студентов обращались ко мне с просьбами направить их для этой цели в Москву.

Мильграм отвез меня в какой-то дом, провел в мансарду, рекомендовал не выходить оттуда. До этого случая я его, по существу, не знал. Как-то в консульстве нас познакомили, но больше мы не встречались. Не знал, кто он, когда приехал в Шанхай. И даже теперь не задавал ему таких вопросов.

Лишь спустя шесть лет я встретил его в Москве в Институте красной профессуры, мирового хозяйства и мировой политики.

Более десяти дней прятал меня Мильграм в получердачном помещении, заботился о моем пропитании, а затем, как говорится, в один прекрасный день явился ко мне, отвез на своей машине на шанхайскую пристань и посадил на пароход, отплывавший в Кантон.

Чувство благодарности к Исидору Мильграму сохранилось у меня на всю жизнь. До сих пор стоит перед глазами образ этого мужественного и отважного человека».

Через некоторое время после описанных выше событий Мильграм был переведен на работу в Пекин.

В ночь на 6 апреля 1927 года группа китайских солдат и полицейских при содействии местной охраны посольских кварталов и с ведома послов ведущих западных стран учинила погром в советском полпредстве в Пекине. Резидент Мильграм проявил исключительные стойкость и мужество. Благодаря его усилиям удалось освободить арестованных китайцами в жилом комплексе полпредства советских граждан и отправить их на Родину. Вместе с ними в июле 1927 года в Москву возвратился и Мильграм.

В 1928 году Исидор Вольфович был направлен для выполнения специальных разведывательных заданий в постоянное представительство ОГПУ в Минске. На XII съезде коммунистической партии Белоруссии он был избран членом Центральной контрольной комиссии. Из Минска разведчик вновь выехал на нелегальную работу в Германию, ще находился более девяти месяцев, главным образом—в Дрездене. За достижение конкретных результатов был награжден именным пистолетом марки «Зауэр».

С января 1930 года по сентябрь 1934 года Мильграм являлся слушателем Института красной профессуры. Одновременно преподавал специальные дисциплины в Высшей школе ОГПУ.

В сентябре 1934 года перешел на работу в Академию наук СССР, став ученым секретарем Института экономики.

Исидор Мильграм был этакой человеческой глыбой. Он не только выделялся внешне (рост под два метра, необычная физическая сила), но и в любой компании был заводилой, лидером. Его любили и уважали. В то же время он обладал довольно резким характером и абсолютной бескомпромиссностью. Безусловно, Мильграм имел не только друзей, но и недругов, которые не преминули воспользоваться ситуацией 1937 года.

В начале 1937 года в «компетентные органы» поступило подметное письмо с обвинениями успешного разведчика в антисоветской деятельности и приверженности троцкизму. Что же произошло дальше? На основании имеющихся в нашем распоряжении копий документов того периода предлагаем читателю проследить за тем, как раскручивался маховик репрессий.

В феврале 1937 года Киевский райком ВКП (б) города Москвы исключил Мильграма из рядов партии «за сокрытие своей прошлой троцкистской деятельности». 31 марта Партколлегия Комитета партийного контроля при ЦК ВКП (б) по Московской области подтвердила решение Киевского райкома партии. В выписке из протокола ее заседания отмечалось:

«...установлено, что Мильграм на чистках и при обмене партдокументов скрыл свою троцкистскую деятельность, хранил у себя на квартире контрреволюционную книгу Троцкого "Моя жизнь", читал ее в 1933 году группе лиц, присутствовавших у него на вечеринке, а также давал читать ее своему соседу по квартире некоему Киселеву.

До последнего времени хранил у себя фотокарточку, на которой он снят вместе с Троцким (вспомним поездку Мильграма в Германию вместе с Троцким. —Авт.).

Партколлегия подтверждает решение Киевского райкома ВКП (б) об исключении Мильграма из рядов партии, как не оправдавшего ее доверия и за неискренность».

7 мая 1937 года выписка из протокола заседания Партколлегии направляется в ЦК ВКП (б), а 12 мая следует арест Мильграма. Начинается нескончаемая череда допросов.

Позже, в документе Военной коллегии Верховного суда СССР от 21 июня 1988 года будет отмечено:

«На предварительном следствии Мильграм Исидор Вольфович категорически отрицал свою виновность в проведении какой бы то ни было антисоветской деятельности и не дал ложных показаний, которые могли бы использоваться для клеветнического обвинения других лиц».

От себя добавим, что Мильграм не оговорил ни одного человека, не подписал признания ни в одном обвинении. В тех условиях и при тех методах ведения следствия это был очень редкий случай, поступок очень сильного человека.

Предварительное следствие близилось к завершению.

10 марта 1938 года состоялось заседание «тройки» в составе наркома внутренних дел СССР, прокурора СССР и председателя Военной коллегии Верховного суда СССР, которая на основании материалов предварительного следствия приговорила И.В. Мильграма к высшей мере наказания — расстрелу. Ему было предъявлено обвинение в троцкистской деятельности, «направленной на ведение борьбы против руководства компартии Германии, Коминтерна и ВКП (б)». Мильграм обвинялся также в шпионаже в пользу Германии.

В тот же день председатель Военной коллегии Верховного суда СССР армвоенюрист Василий Ульрих собственноручно написал и направил коменданту НКВД служебную записку, в которой потребовал «немедленно привести в исполнение приговоры Военной коллегии Верховного суда СССР в отношении осужденных к расстрелу» девятнадцати человек. Семнадцатым в списке числился Мильграм. Вечером того же дня на документе появилась справка коменданта НКВД, свидетельствующая, что приговоры в отношении указанных в списке осужденных «приведены в исполнение в городе Москве 10.3.1938 года».

Из воспоминаний сына И.В. Мильграма Леонида Исидоровича: «Чтобы узнать что-либо о судьбе арестованного, надо было выстоять длинную очередь в приемной НКВД па Кузнецком мосту, дом № 24. Очередь была своеобразная — в ней было много знакомых между собой людей. Я встречал в ней и одноклассников (в моем школьном выпуске из двух классов 13 учеников остались без родителей), и ребят, с которыми вместе бывал в пионерских лагерях для детей сотрудников ОГПУ.

Спустя годы следует подчеркнуть, что никто из моих знакомых —детей "врагов народа" не пытался уйти от армии и тем более от фронта. Воевали честно — так были воспитаны: любили свою страну, верили в великую идею. Каждый считал, что его родители— те самые щепки, которые летят при рубке леса.

В окошке приемной на Кузнецком неподвижно-безразличное лицо изрекало, где содержится арестованный.

Целый год ходил я в эту очередь и передавал разрешенную сумму денег (по-моему, 30 рублей). Прием денег означал, что отец жив, и поддерживал надежду на скорое его возвращение.

Через год услышал спокойно-безразличное: "Десять лет без права переписки". И только уже на фронте узнал от уполномоченного "Смерша" в моей части капитана Лазарева, что "без права переписки" означает срок вечности, расстрел...

В 1955 году я получил единственную—посмертную—весточку от отца из внутренней тюрьмы.

Меня разыскал в Москве и пригласил к себе муж А.М. Панкратовой, который вернулся из заключения и жил у своей жены — члена ЦК, академика — без реабилитации и без прописки.

Он рассказал мне, что отец, с которым он сидел в одной камере, держался в тюрьме с достоинством, старался поддержать сокамерников, помочь им своим советом.

Это была единственная весточка "оттуда". Жалею, что не записал в ту пору этот разговор подробно».

7 апреля 1956 года Исидор Вольфович Мильграм был посмертно реабилитирован. В определении Военной коллегии Верховного суда СССР, в частности, говорилось:

«Проведенным дополнительным расследованием военной прокуратурой установлено, что Мильграм был осужден необоснованно, так как объективных доказательств, подтверждающих его вину, в материалах дела нет.

В партийных архивах никаких данных об антипартийном поведении Мильграма нет.

Органы государственной безопасности материалами о принадлежности Мильграма к агентуре иностранных разведок не располагают.

Лица, знавшие Мильграма, характеризуют его как честного и принципиального коммуниста.

Проверив материалы дела и материалы дополнительного расследования и усматривая, что Мильграм осужден необоснованно, Военная коллегия Верховного суда СССР определила:

Постановление НКВД СССР, прокурора СССР и председателя Военной коллегии Верховного суда СССР от 10 марта 1938 года в отношении Мильграма Исидора Вольфовича отменить и дело о нем в уголовном порядке производством прекратить за отсутствием состава преступления».

А 22 сентября 1956 года бюро Московского городского комитета КПСС приняло постановление «считать Мильграма И.В. в партийном порядке полностью реабилитированным».

Так сложилась судьба бескомпромиссного чекиста, одного из видных представителей первого поколения советских разведчиков, прошедшего за свою жизнь через три ареста и проявившего себя в этих критических ситуациях мужественно и достойно.

Однажды в одной из московских газет появилось интервью директора столичной гимназии № 45, народного учителя СССР, почетного гражданина города Москвы Леонида Исидоровича Мильграма. Рассказывая о своих корнях, он упомянул, что его отец был разведчиком.

Безусловно, такая фамилия была нам известна. Исидор Вольфович Мильграм являлся одним из первых советских разведчиков. Работал как с нелегальных, так и с «легальных» позиций, руководил резидентурами за кордоном. Однако нам захотелось побольше узнать о нашем старшем коллеге и его судьбе, и мы связались с сыном разведчика но телефону.

Через некоторое время в Службу внешней разведки России пришло письмо, в котором Леонид Исидорович сообщил много интересных сведений о жизни и деятельности своего отца и его соратников по работе. В письме, в частности, подчеркивалось:

«Я отчетливо представляю, что мой отец не был фигурой первого плана в вашей профессии, но очень дорожу памятью о нем и — особенно — его принадлежностью к славной когорте бойцов "невидимого фронта", совершенно бескорыстно служивших Делу. Судьба разведчиков тяжела, а для большинства из тех, кто работал в 1920-х — 1930-х годах, трагична. Тем более хочется, чтобы ни имена, ни дела их не были забыты».

Такое желание полностью совпадало с нашим. В результате общения с сыном разведчика, который скончался в Москве в 2011 году, и появился этот очерк о жизненном и оперативном пути замечательного человека и чекиста Исидора Вольфовича Мильграма.