Майор Первого главного управления КГБ СССР Станислав Левченко служил в Токио одновременно с Николаем Кошкиным, но тот его, конечно, ни разу не вспоминает в своих мемуарах. Ни разу — вплоть до того самого момента, когда Левченко ушел на Запад, а значит, большинству его сослуживцев пришлось «уйти на Восток» — вернуться на родину. Правда, с сугубо географической точки зрения, Левченко бежал как раз на восток — именно там по отношению к Японии находятся Соединенные Штаты Америки, а раскрытым им коллегам предстоял перелет на запад, где относительно Токио расположена Москва, но это, как говорится, детали.

Станислав Александрович Левченко родился в семье кадрового офицера, участника боевых действий, вскоре после начала войны, в 1941 году в Москве. Как и Преображенский, он окончил элитный Институт стран Азии и Африки МГУ имени Ломоносова, а потом еще и аспирантуру Института востоковедения Академии наук СССР, где когда-то работал Роман Ким. Возможно, будучи еще студентом, он даже встречался с первым советским ниндзя. С 1966 года Левченко служил в военной разведке — ГРУ ГШ ВС СССР, а затем перешел в разведку политическую — ПГУ КГБ СССР. В октябре 1979 года он попросил убежища в американском посольстве в Токио, чему не в последнюю очередь наша разведка обязана служившему тогда заместителем резидента полковнику Пронникову, более известному ныне в качестве соавтора одной популярной книги о Японии. Его постоянные придирки и издевательства над Левченко способствовали принятию решения о побеге, хотя, конечно, дело было не только в Пронникове.

Левченко выдал американцам около двухсот советских агентов в Японии, среди которых значились такие крупные фигуры, как бывший министр труда Исида Хирохидэ (кличка «Гувер»), лидер Социалистической партии Кацумата Сэйити (кличка «Гавр»), заместитель главного редактора влиятельной консервативной газеты «Санкэй» Яманэ Такудзи (кличка «Кант»), крупный бизнесмен, связанный через якудза с ЦРУ, советник премьер-министра Накасонэ, Сэдзима Рюдзо (кличка «Краснов»). Большинство из выданных агентов лишились работы, но дальше этого преследования не пошли. Сам же Левченко, в 1981 году заочно приговоренный в Советском Союзе к расстрелу, живет в США, где, как и Преображенский, сотрудничает с газетами и радиостанциями, чья целевая аудитория так или иначе связана с русской диаспорой. После бегства он написал три книги, изданные на английском и японском языках, в которых рассказал о своей биографии, службе в разведке и попытался объяснить причины, которые подтолкнули его к предательству.

Известный писатель и телеведущий, японовед по образованию, начинавший свою журналистскую карьеру с политических детективов о японском милитаризме, Леонид Млечин писал о предателе: «Станислав Левченко утверждал, что советская разведка располагала в Японии двумястами агентами. Среди них фигурировали бывший член правительства, деятели оппозиционной социалистической партии, несколько членов парламента и специалисты по Китаю: от резидентуры в Токио требовали тогда во что бы то ни стало помешать сближению Японии и Китая.

По словам Левченко, советские разведчики уговорили одного члена парламента организовать депутатскую ассоциацию дружбы с Верховным Советом СССР. Он получал деньги от КГБ (но ему об этом не говорили) на издание ежемесячного журнала. Левченко также заявил, что и влиятельная социалистическая партия Японии субсидируется КГБ. Это делается через “фирмы друзей”, которые получали выгодные контракты от советских внешнеторговых организаций, а взамен перечисляли на счет соцпартии пятнадцать — двадцать процентов прибыли.

Заодно Левченко рассказал, что в Японии советские разведчики передавали наличные представителю нелегальной филиппинской компартии в чемодане с двойным дном.

Это похоже на правду. Начальники региональных отделов первого Главного управления лично отвечали за передачу денег коммунистическим партиям в странах, которые курировали.

После бегства Левченко Крючкову пришлось полностью сменить состав резидентуры в Токио и японского отдела в центральном аппарате. Так происходило после каждого провала.

Я знал молодых разведчиков-японистов, которые благодаря этому смогли поехать в Токио на освободившиеся в резидентуре места. И я встречал опытных сотрудников японского направления советской разведки, которым бегство Левченко сломало карьеру: они лишились возможности ездить за границу, их убрали с оперативной работы, перевели на работу малоинтересную. Они считали свою жизнь сломанной.

Один бывший начальник Левченко после товарищеского ужина сказал мне:

— Если бы он мне попался, я убил бы его собственными руками.

Я посмотрел на него и понял: он бы это сделал…»

На Западе, разумеется, побег Левченко восприняли строго наоборот. Известный в США разоблачитель козней советских спецслужб Джон Бэррон сделал приговоренного к смерти майора одним из главных героев своей нашумевшей книги «КГБ сегодня. Скрытые щупальца». Более того, ее автор прямо назвал биографию Левченко и историю его бегства поводом для написания этого бестселлера, а своего героя представил рыцарем без страха и упрека: «Замысел этой книги родился в ноябре 1979 года, мрачным, дождливым вечером, когда у меня дома впервые появился майор Станислав Александрович Левченко. Незадолго до этого Левченко тайно перебрался в Соединенные Штаты из Токио, где на протяжении примерно пяти лет ему пришлось принимать непосредственное участие в крупных операциях, осуществляемых КГБ. Он все еще переживал перипетии своего побега, все еще находился под свежим впечатлением разлуки с семьей и близкими и, казалось, был ошеломлен тем, что оказался в чужом ему обществе, которое его учили ненавидеть и презирать.

В то же время Левченко произвел на меня впечатление “офицера и джентльмена”, патриота своей страны. Ненавидя КГБ и советскую систему, он с благоговением относился к своей родине и народу. Этот человек понравился мне с первого взгляда. Мы беседовали, сидя у камина, и слушали музыку. Некоторые записи он просил повторять снова и снова: “Радость любви”, “Говори со мной о любви”, “Наша твердыня — Господь”, “Боевой гимн республики”…»

Для нас же Левченко представляет интерес по той простой причине, что в его воспоминаниях, конечно же, одним из главных героев является Токио — великий и прекрасный город, в котором происходили многие героические и драматические, славные и позорные истории. Интересно, что Левченко, готовясь в подмосковной разведшколе к работе против Японии, изучал события, связанные с группой Зорге, и, по его собственным воспоминаниям, она больше всего поразила его воображение. Однако человеческий мозг не зря считают самым темным местом во Вселенной. Восторгаясь подвигом группы Зорге, Левченко тут же пишет, что «был поражен судьбой участников многих возвышенных и героических историй, о которых им рассказывали в разведшколе. Он узнал, например, что японка, вдова Рихарда Зорге, а также все родные помощников Зорге, казненных японцами, влачили жалкое существование и умерли в крайней нищете, оказавшись без поддержки тех, кому они служили, брошенные ими на произвол судьбы». Это, конечно, ложь, начиная с того, что, кроме Зорге, казнен был только Одзаки, и его семья никогда не была беднее, чем другие японцы. Исии Ханако действительно жила небогато, но, как мы помним, у нее не было и никакой постоянной профессии. Более того, достоверно известно, что после 1964 года и до своей смерти в 2000 году она регулярно получала пенсию от Министерства обороны СССР как вдова погибшего офицера, на что, строго говоря, не имела формального права, ибо замужем за Зорге она не была, да и тот не являлся офицером. Но справедливость важнее, только — не для Левченко.

Он прибыл в Токио в 1975 году под прикрытием должности корреспондента журнала «Новое время». Один из первых репортажей Левченко был связан с впечатлениями, которые оставило у него необычное посещение огромного универсального магазина «Исэтан» близ станции Синдзюку: «Случилось так, что в здании универмага его застал сигнал тревоги, предупреждающий публику о пожаре или слабых подземных толчках, за которыми могут последовать более сильные. По этому сигналу тысячи покупателей быстро покинули здание универмага, соблюдая спокойствие, без паники и каких бы то ни было инцидентов. Левченко рассказал об этом в “Новом времени”, подчеркнув, что в подобных ситуациях проявляются такие черты японского народа, как врожденная дисциплинированность и общественная сознательность.

Объективный, благожелательный тон сообщений нового корреспондента не остался незамеченным: вскоре Левченко — первым из советских журналистов — получил доступ в престижный Национальный пресс-клуб.

Корреспонденты американских и западноевропейских изданий занимали в Токио прекрасные квартиры и даже порой отдельные дома. Станиславу досталась от его предшественника жалкая квартирка, кишащая тараканами, в скверном районе города. Пришлось довести до сведения главного редактора, что это обстоятельство подрывает престиж журнала, — если не всего Советского Союза. Главный редактор “Нового времени” Наумов тут же распорядился снять другую, вполне приличную квартиру и обставить ее современной мебелью, — “Новое время” брало на себя все связанные с этим расходы. Левченко подыскал отличную четырехкомнатную квартиру в первоклассном новом доме, в аристократическом районе Удагава, рядом с прекрасным парком и почитаемой всеми японцами синтоистской усыпальницей Мэйдзи».

Удагава-тё — самый центр престижного и одновременно молодежного района Сибуя, средоточие сотен магазинов и не меньшего количества ресторанов. Прекрасное, воспетое кинематографистами всех стран, когда-либо бывавшими в Японии, место для отдыха и гуляний, хотя и весьма сомнительное с точки зрения спокойной жизни, — все-таки вечером здесь шумновато, но, так или иначе, здесь, на Сибуе, недалеко от памятника тому самому верному псу Хатико, которого, возможно, видел своими глазами Василий Ощепков, и поселился Станислав Левченко.

Вновь пересеклись пути молодого разведчика с историей службы на Гиндзе. Левченко вспоминал, что любил встречаться с одним из своих агентов (скорее всего, это был заместитель главного редактора «Санкэй симбун» Яманэ) в… «Кетеле». Знали ли разведчик о том, что это за место? О том, что именно здесь работала «умершая в нищете японка»? О том, что его великий предшественник здесь же встречался с другим заместителем главного редактора? Правда, газеты Яманэ и Одзаки представляли разные (а еще были у Левченко на связи корреспондент «Ёмиури» по кличке «Томас» и агент «Арес» из информационного агентства «Киодо»), но все равно совпадение впечатляющее и, зная уже о нем, рассказ Андрея Стрешнева «Пустой дом» читается уже совсем иначе…

К сожалению, в воспоминаниях Левченко крайне редко встречаются упоминания о конкретных точках встреч с агентами — с адресами и названиями заведений (а встречи почти всегда в Японии проходят в ресторанах), но иногда случается и такое. Известно, например, когда точно состоялась важная встреча Левченко и «Кантом»-Яманэ в кафе «Дин-Дон», рядом с редакцией «Санкэй».

Редакция «Санкэй симбун» располагается по адресу: Отэмати, 1–7 — 2. Это между Токийским вокзалом и императорским дворцом, довольно скучное место, постоянно перестраиваемое и застраиваемое новыми стеклянно-бетонными высотками. Здание «Санкэй» — одна из них, и она тоже только недавно перестроена на старом месте. Кафе же «Дин-Дон» оказалось существующим с 1964 года прелестным рестораном «Дин-Дон» (Ding-Dong), расположенным действительно совсем неподалеку, только чуть ближе к вокзалу (Отэмати, 2–2 — 1), в огромном офисном здании, и специализирующимся на европейской мясной кухне. Ресторан расположен в подвальном этаже, причем, как нечасто бывает в Японии, в своебразном «аппендиксе» — таким образом, что случайно пройти мимо него, увидев посетителей, нельзя. Если вы хотите войти в ресторан или найти кого-то в нем, придется входить. А если агент наружного наблюдения попытается найти точку, где его не было бы видно, а ему было бы видно все, то столкнется с неожиданными трудностями, вызванными затейливой планировкой переходов этажа В1. В этом смысле «Дин-Дон» — идеальное место для конфиденциальных встреч, хотя еда тут — гамбургеры, котлеты и картофель-фри — вряд ли рассчитана на гурманов. Находясь в этом подвальном ресторанчике, легко можно представить, как 9 мая 1978 года агент «Кант торопливо шмыгнул сюда, в полупустое помещение кафе, и сообщил, что должен срочно вернуться назад в редакцию, где сейчас в самом разгаре совещание “мозгового треста” его газеты. Бросив на стол большую пачку из-под сигар, он добавил:

— Вот кое-какой материал о переговорах Фукуды. Не вздумайте печатать это в вашем журнале!

Кант почти никогда не опускался до кражи засекреченных документов — это вообще не подобало “проводникам влияния”, и Левченко решил, что “кое-какой материал” означает нечто вроде схоластического набора предположений и догадок, о чем, собственно, может пойти речь на совещании в Вашингтоне. Желая избавиться от возможной слежки, он затратил шесть часов, чтобы добраться от посольства до этого кафе, и был огорчен, что половина выходного дня пропала впустую.

На обратном пути, в машине, затормозив на красный свет, Левченко открыл свободной рукой конверт и потянул из него за край первый попавшийся документ. Ему сразу же бросились в глаза гриф “Совершенно секретно” и заголовок: “Проект положений, формулируемых премьер-министром Фукудой на предстоящих переговорах с президентом Картером”».

Успешная деятельность Левченко как офицера советской разведки прекратилась осенью 1979 года, когда он решился на предательство. Бежать решил в посольство США — Левченко опасался, что японцы будут слишком долго раздумывать, что с ним делать, и, не выдержав нажима советской стороны, могут его вернуть КГБ. И снова его пути на карте Токио пересеклись с путями тех, чью память он предал. Однажды утром, около одиннадцати часов, он «…демонстративно поглядывая на часы, словно боясь опоздать на деловое свидание, направился к отелю “Санно”, рядом с американским посольством. Этот отель был для американцев чем-то вроде клуба. Здесь часто появлялись и другие иностранцы, приглашаемые на разные вечеринки или просто заглядывавшие на огонек. “Я по приглашению”, — сказал Левченко, войдя, и портье повел его по коридору. Он очутился в дверях большой комнаты, где коктейль-парти была в самом разгаре. Оглядев присутствующих, он остановил свой выбор на флотском офицере. Еще со времен, когда Левченко плавал по Японскому морю на борту патрульного катера, он знал, что морские офицеры более, чем кто-либо другой, способны действовать быстро и решительно, не теряясь в критических ситуациях.

Нельзя было терять ни минуты, и Левченко обратился к работнику отеля, стоявшему у двери: “Передайте, пожалуйста, тому капитану, что я хотел бы сказать ему несколько слов”».

Отель «Санно», бывший первым японским «причалом» для Рихарда Зорге и Макса Клаузена, стартом для всей группы «Рамзая», стал точкой побега для Станислава Левченко, финишем его карьеры разведчика. Как говорят в этих местах, змея съела свой хвост. Восточная столица в очередной раз причудливо перетасовала карты истории советской разведки, не заставляя, впрочем, нас занимать слишком большой стол. Однодневной прогулки по Токио вполне хватит для того, чтобы посетить большинство мест, так или иначе связанных с судьбами наших разведчиков и их агентов, героев и предателей, людей удивительных и людей странных — персонажей истории. Но, как и Москва не представляет собой всю Россию, так и Токио — еще не вся Япония. Поэтому пора закрыть карту столицы и приготовиться к путешествию по стране.