11 октября 1993 года, понедельник, вечер
Москва. Крылатские Холмы. Квартира Орловых
— Андрюша, что-то ты сегодня долго. Одиннадцатый час уже. Работы много? Устал? — Жена встретила его, как всегда, у лифта. В ее взгляде угадывалось беспокойство.
Андрей только еле заметно усмехнулся.
— После всего, что произошло, я боюсь за тебя! Опять ты оказался в самом пекле! — Оля прижалась к нему и тут же отстранилась. — Ой, какой ты опять грязный! Весь испачкался! Где же ты ходишь, горе мое! Такое впечатление, что ты был на стройке!
— Олечка, правильное впечатление! — Андрей улыбнулся. — Только не на стройке, а в развалинах.
— Где же ты их нашел в Москве? Развалины, — с удивлением посмотрела она на мужа и тут же осеклась. — Ты был там!
Андрей посмотрел на жену очень серьезным взглядом, помедлил немного. Потом сказал:
— Да, я был именно там. И скорее всего ближайшие три месяца проведу в стенах Белого дома.
— Ой, Андрюшка, а зачем? Ты знаешь, всякое сейчас рассказывают про то, что там произошло. Говорят даже, что…
Орлов перебил жену, не желая даже слышать ее рассуждения о том, что рассказывают о событиях недельной давности. Он и сам знал, что повсюду идут разговоры о том, что в Белом доме «лежат горы трупов», что сейчас кто-то якобы тщательно «заметает следы работы снайперов», что здание бывшего Дома Советов буквально нашпиговано оружием. И так далее и тому подобное.
Несмотря на то что Орлов сам был потрясен совсем недавними событиями и не мог найти разумных оправданий того, что произошло, согласиться с циркулирующими домыслами он не мог. Конечно, его шокировал вид Белого дома снаружи. Еще более тягостное впечатление произвели на него опустошение и разгром, царящие в еще совсем недавно бывшей резиденции парламента страны. Пробитые стены, рухнувшие перекрытия, дотла сожженные помещения, завалы из мебели и техники — все это напоминало откуда ни возьмись появившиеся картины апокалипсиса. Но никаких «гор трупов» и «залежей оружия» ни Орлов, ни прибывшие с ним сотрудники Администрации Президента и министерства безопасности не увидели. Может быть, они и были, но к появлению опергруппы Орлова их, естественно, уже убрали. Следы боестолкновений были, испещренные пулями и осколками стены — тоже, даже бурые пятна, от одного взгляда на которые подкатывала тошнота, встречались. Но все-таки это не соответствовало масштабам слухов и домыслов, с неимоверной скоростью распространявшихся по стране после памятных событий начала октября 1993 года.
— Оля, не слушай никого! А лучше даже, если ты не будешь ни с кем поддерживать разговоры про это! Понятно?
— А я и не говорю ни с кем. Вот сосед наш, Володя, сегодня утром говорит: «Правильно сделали, что урыли этих уродов! Нечего было их вообще выпускать оттуда. Надо было всех сжечь там, гадов!» Представляешь, что говорит?
— Представляю! Вот из-за этой злобы, которая охватила всех, мы можем и страну потерять! Ладно, потом об этом. Есть хочу смертельно!
Орлов снял пиджак, расстегнул подмышечную кобуру, положил свой ПМ на прикроватную тумбочку.
— Ребята уже спят?
— Конечно, время-то!
— Да, так вот и вырастут без меня!
Оба одновременно вздохнули и от этого рассмеялись. За четырнадцать лет совместной жизни они, казалось, успели не только изучить друг друга, но и научились одинаково реагировать на некоторые ситуации.
— Там действительно грязища! — Оля поняла, что Андрей говорит о Белом доме.
— Теперь его снесут? Ведь там все сгорело. Да и снаряды, наверное, все разнесли…
— Что ты! Кто его снесет! Ремонтировать будут! Рабочих, знаешь, сколько нагнали! Правда, бестолковщина полная! Все слоняются из угла в угол, не зная, чем заниматься.
— А депутаты? Кого-нибудь видел?
— Нет там никаких депутатов! По крайней мере, я ни одного не видел. Вот военных много! Внутренние войска, милиция, спецназ…
— Л как же его восстанавливать будут? Не развалится потом?
— Нет, я слышал, что все расчеты уже сделали. Пришли к выводу, что ничего страшного не произошло — стоять будет. Скоро несколько тысяч иностранных рабочих привезут. Вот тогда и начнется.
— Иностранных? — переспросила Оля. — Это еще зачем? У нас что, своих нет? Вон сколько людей без работы!
— Безработные вряд ли помогут. Приедут ведь опытные строители, специалисты, которые строили и восстанавливали не один дом.
— Откуда?
— Из Турции. Фирма «Венка». Очень крупная строительная фирма с миллиардными оборотами…
— Чего им у нас надо? Зачем вообще иностранцев приглашать для восстановления Белого дома. Чтобы смеялись над нами, что мы сами расстреляли свой парламент?! Унизительно все это!
— Согласен, но… такое решение приняли наверху. — Орлов указал куда-то пальцем чуть правее кухонного светильника.
— Понятно.
Они помолчали некоторое время, потом пошли на кухню. Есть Орлову не хотелось, хотя с обеда у него не было маковой росинки.
— Надо поесть все-таки! — Оля сочувственно посмотрела на Андрея. — Вижу, устал!
— Нет, не устал. Просто…
— Я понимаю.
— Можно, я махну стопку? — как-то немного виновато улыбнулся Андрей.
— Конечно! Клюковки?
Оля достала из холодильника початую бутылку ярко-красной настойки. Такой цвет приобретала отвратительная водка, которую Орлов получал в ежемесячных продуктовых наборах для сотрудников министерства безопасности, после того, как в нее на целую неделю засыпалась давленая клюква. Без этого совершенно невозможно было выпить и рюмки, поскольку водка отдавала каким-то противным техническим привкусом, попахивала не то бензином, не то скипидаром. Да в том месте, куда достигала поверхность жидкости, образовывался грязно-белый ободок. Другое дело — с клюквой. Это уже был настоящий напиток, в котором от первоначального вкуса и запаха не оставалось и следа. Так, наверное, выходили из положения многие семьи в 1993 году, когда масштабы распространения алкогольной отравы достигли гигантских размеров.
Андрей опрокинул одну стопку, налил себе еще и тут же выпил вторую. Только после этого приступил к ужину. По телу разливалось приятное тепло, и чуть-чуть стала кружиться голова. Но одновременно с этим куда-то стала уходить тяжесть, накопившаяся за день. После многочасового напряжения наступило заметное расслабление, почти покой.
— Ты знаешь, Оля, я не ожидал, что в нашем обществе накопилось столько злобы и ненависти. Я не мог себе представить, что люди с таким остервенением готовы рвать друг друга в клочья…
— Я тоже не ожидала. Даже наши родственники… некоторые… Что говорят! Их как будто подменили за эти два года. Проклинают прошлое, а сами… Выучились, работали на хорошей работе, получили от государства квартиры! А теперь — хают все подряд! Были инженерами… Ну, да, получали немного… А теперь что? Дежурят в какой-то подсобке!
— Наверное, их это устраивает! Вот, тетя Шура, например. Сколько ей сейчас? Скоро семьдесят! А как она говорит: «Мое время пришло, а годы-то ушли!» Ты же знаешь, она и раньше умела «провернуть» любой вопрос. Сначала жили в маленькой квартирке в пятиэтажке на Рижской, потом обменяли ее, с кем-то договорились, доплатили и — пожалуйста, две квартиры в Очаково! Потом еще обмен — и шикарные квартиры у ВДНХ. Жилплощадь при этом каждый раз увеличивалась. Умеет тетя Шура из ничего сделать конфетку! Жилка у нее предпринимательская есть! И в этом смысле действительно настало «ее время»!
— Андрюша, но не все так могут. Большинство, думаю, вряд ли смогут! Вот все сейчас носятся с чеками этими, ваучерами! Говорят, их надо вложить куда-то, чтобы потом получить большие деньги! Но куда? Кто скажет? Жалко, если пропадут. Ведь на него, как говорит Чубайс, я сама слышала, можно приобрести часть государственной собственности!
— Рассчитываешь стать совладелицей заводов и пароходов? — Андрей с ехидцей посмотрел на жену. — Даже не надейся! Я тебе про «красную ртуть» рассказывал?
Жена кивнула.
— Так вот, афера с «красной ртутью» это были еще цветочки! А ваучеры — это уже ягодки! На этих бумажках кое-кто о-о-очень сильно обогатится!
— И это говоришь ты, сотрудник органов госбезопасности! Что у вас там не знают про это? Или знают, но не могут ничего сделать?
Андрей ничего не ответил, но лицо его стало серьезным. Он как будто натолкнулся на незримое препятствие, через которое не мог переступить даже в разговоре с самым близким человеком.
— Понимаешь, — Андрей посмотрел на Олю отчужденным взглядом. В его голосе она уловила нотки горечи и недосказанности. — Понимаешь, то, что произошло неделю назад… Это случилось потому, что никто из них — ни те, что были в Белом доме, ни президентская сторона — не хотели ни в чем уступать друг другу. Более того, они были уверены в полном своем праве идти до конца. Невзирая ни на что! Одни готовы были во что бы то ни стало снести власть «антинародного режима», другие — применить самые жестокие меры для подавления бунта «красно-коричневых». Уже за несколько дней до расстрела Белого дома мне стало ясно, что ни Ельцин, ни Хасбулатов с Руцким на перемирие не пойдут!
— Но по телевизору передавали все время, что в каком-то монастыре с участием Патриарха идут переговоры. Вот-вот договорятся о чем-то! От президента там Филатов твой был!
Да, действительно, когда стало ясно, что противостояние Верховного Совета и президента зашло слишком далеко, и в воздухе впервые после 1991 года снова запахло гражданской войной, такие переговоры состоялись. Патриарх Алексий, отправившийся в конце сентября в США, прервал визит и срочно возвратился в Москву. Он выступил с инициативой сесть за стол переговоров и обсудить все спорные вопросы, чтобы избежать эскалации конфликта. 30 сентября и та и другая стороны подтвердили свою готовность к переговорам. Поздно ночью представители противоборствующих сторон подписали соответствующее соглашение.
ДОКУМЕНТ: «…Полномочные представители сторон в составе: Филатова С.Л., Сосковца О.Н., Лужкова Ю.М., Соколова B.C., Абдулатипова Р.Г. в целях снятия остроты противостояния согласились реализовать следующие меры:
1. В целях обеспечения безопасности, сбора и складирования внештатного оружия, находящегося в Доме Советов, осуществить его сбор и складирование в Доме Советов и взятие под охрану совместных контрольных групп, организованных из сотрудников ГУВД г. Москвы и департамента охраны Дома Советов. Для этого незамедлительно включается электроэнергия и теплоснабжение, а также необходимое количество городских телефонов для оперативной связи. Одновременно реализуются согласованные меры по сокращению потенциала сил и средств наружной охраны Дома Советов…
Подписи: Филатов, Сосковец, Лужков, Абдулатипов, Соколов». (Из Протокола № 1, опубликованного в сборнике «Тишайшие переговоры». Москва, 1993 год.)
Но зафиксированным в протоколе намерениям не суждено было сбыться. Лишний раз история подтвердила народную мудрость: «Бумага все стерпит». То, что было скреплено подписями лиц, уполномоченных Верховным Советом и президентом, как оказалось, было чистейшей воды блефом. Иначе через пару дней не произошло бы то беспрецедентное событие в российской истории, окончательную оценку которому дадут лишь будущие поколения.
Мало кто ожидал самого худшего варианта трагической развязки конфликта между ветвями власти, поскольку казалось, что в конце двадцатого века в столице крупнейшего государства мира уже невозможно разворачивать военные действия для разрешения политических споров. Но действительность оказалась удручающей и противоречащей здравому смыслу, что свидетельствовало только об одном — двуличии политиков всех мастей, заявлявших о своем стремлении к мирному выходу из кризиса, а на деле стремившихся обострить ситуацию до крайности, когда такой выход уже станет невозможным.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «Народный депутат Иван Шашвиашвили рассказывал мне впоследствии, что еще задолго до произошедших в октябре событий понял: исполнительная власть пойдет на самые крутые меры, но не даст Верховому Совету противодействовать курсу на тотальную приватизацию государственной собственности и природных ресурсов страны. Те, кто уже вкусил прелести обладания богатством, ни за что не захотят расстаться ним. Любая помеха на этом пути будет сметена и уничтожена. Последующие годы только подтвердили эту его уверенность…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «В отличие от нынешней Государственной думы Верховный Совет РСФСР обладал реальными полномочиями. Верховный Совет мог воспрепятствовать плану узурпации государственной собственности и передачи ее без выкупа нарождавшейся олигархии. Он мог отстранить любого проворовавшегося министра от должности и инициировать судебное разбирательство в его отношении…» (Д. О. Рогозин. Ястребы мира. Дневник русского посла. Москва, 2010 год.)
Реальное положение дел Андрей Орлов осознал за несколько дней до событий, когда они вместе с его коллегой Пашей Русских предприняли шаг, реализация которого могла снять накал страстей и остановить сползание обстановки к кровавой развязке.
* * *
В те сентябрьские дни 1993 года Орлов был настолько вовлечен в круговерть происходящих событий, что у него едва хватало времени на сон. Он приезжал домой, когда уже заканчивалась программа «Время», а то и позже, дети уже спали, а жена, встревоженная сообщениями радио и телевидения, встречала его с немым вопросом: «Ну как там?» Издерганный за день постоянно поступающими указаниями от Филатова и поручениями руководства министерства безопасности, которые надо было выполнить в самые сжатые строки, он отмалчивался, не имея ни сил, ни желания посвящать жену в хитросплетения закулисной борьбы, развернувшейся на властном Олимпе. Впрочем, было не в его правилах рассказывать жене о подробностях своей работы, тем более что многие сюжеты он стремился сам забыть как можно скорее.
На работе, в Администрации Президента, тоже все было наэлектризовано до предела. Работа в традиционном смысле почти прекратилась, поскольку все начальство было задействовано на теме противостояния с Верховным Советом. У Филатова и его заместителей каждодневно происходило по несколько совещаний, на которых рассматривались и вырабатывались разные варианты противодействия «Хасбулатову и Ко». Политологи и аналитики, сотрудничавшие с Администрацией Президента, забрасывали президентскую команду самыми немыслимыми предложениями и «планами выхода из кризиса», вплоть до штурма здания Дома Советов и интернирования всех находящихся в нем «врагов демократии».
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Мне почему-то верилось, что все самые страшные события нашей истории где-то далеко в прошлом, что впереди их быть не может. С одной стороны, это неискоренимый советский оптимизм, с другой — ну, действительно, сколько в России может быть гражданских войн, диктатур, революций, террора? Однако оптимизм оптимизмом, а готовиться всегда надо к худшему…
Президент формально нарушает конституцию, идет на антидемократические меры, разгоняет парламент— для того, чтобы демократия и законность утвердились в стране. Парламент защищает конституцию — для того чтобы свергнуть законно избранного президента, установить советскую власть в ее полном объеме. Как же мы запутались в этих противоречиях!..» (Б.Н. Ельцин. Записки Президента. Москва, 1994 год.)
Рядовые сотрудники Администрации собирались кучками в кабинетах, холлах и лестничных площадках между этажами, где были отведены места для курения, и обсуждали происходящие события. В Управлении кадров, где работал Орлов, также царило напряженное ожидание. Дмитрий Дмитриевич Румянцев, начальник управления, высокий, импозантный, с шевелюрой темных волос, одетый всегда в строгий и дорогой костюм, постоянно отлучался на совещания.
В ушах Андрея до сих пор звучала брошенная кем-то злая фраза в отношении депутатов: «Пусть они там захлебнутся в своем дерьме!» Он помнил и то, как реагировали на нее некоторые его коллеги — одобрительно и со злорадством. И хотя Орлов не был рьяным сторонником парламента, а некоторые депутаты вызывали у него неприятие, расправа с парламентом страны не казалась ему справедливым решением вопроса. Впрочем, часть депутатов не поддержала антипрезидентскую позицию Верховного Совета и, как только президент издал Указ «О социальных гарантиях для народных депутатов Российской Федерации созыва 1990–1995 годов», покинула Белый дом и, по существу, вошла в состав ельцинской команды. После того как в Доме Советов отключили водоснабжение, электричество и канализацию, саркастическое пожелание депутатам «захлебнуться в своем дерьме» стало звучать как реальная угроза.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Когда отключили воду и канализацию, стало действительно невыносимо. Нам, мужчинам, было еще ничего. Я служил в армии и привык к полевым условиям. А девушки, женщины страдали. Правда, вода была отключена недолго. Как говорили, Лужков все-таки принял решение включить воду, так как антисанитария, возникшая в результате отключения, угрожала не только Дому Советов, по и зданиям на прилегающей территории. А свет и телефоны были отключены все время…» (Из воспоминания народного депутата, члена Верховного Совета НА. Шашвиашвили.)
28 сентября депутаты, решившие порвать с Хасбулатовым и Руцким, собрались в Кремле и сделали заявление о том, что поддерживают решение Ельцина о роспуске парламента и назначении выборов в Государственную думу. Обращаясь к своим коллегам, забаррикадировавшимся в Доме Советов, они предложили им «осознать реалии, освободить сограждан от напряжения политической конфронтации», то есть покинуть Белый дом и сдаться на милость победителя. В ответ они, разумеется, получили резкий отказ.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…28 сентября парламентский дворец полностью обнесли колючей проволокой, ужесточили режим прохода в здание, автомобили с парламентской серией отбирали. Подтягивалась бронетехника. В один из этих дней появилась специальная машина — агитационный желтый БТР, его передатчик начал орать на всю центральную площадь вульгарную песенку: «путана, путана, путана…», затем грубый голос: «Сдавайтесь! Вы получите хлеб и воду!» — Примерно так, как показывали гитлеровцев в кинофильмах, осаждающих партизан. Народ немедленно презрительно прозвал эту машину «желтым Геббельсом». Видимо, затейники этого дурацкого спектакля полагали, что он окажет какое-то психологическое воздействие на демонстрантов и защитников Белого дома…» (Р.И. Хасбулатов. Преступный режим. Москва, 2011 год.)
Именно в тот день Андрей Орлов встретился с Пашей Русских в своем кабинете на седьмом этаже в здании Администрации Президента на Старой площади. Павел, так же как и Андрей, являлся офицером министерства безопасности и был прикомандирован для работы в Главном правовом управлении. Светлая голова, пытливый ум, острый язык, способность решать задачи в условиях полного цейтнота, и конечно же высочайший профессионализм — вот далеко не все достоинства, характеризовавшие этого человека.
У Орлова с Пашей еще в 1991 году образовался своего рода рабочий тандем, с помощью которого им удалось решить ряд сложных задач. Одна из них заключалась в подготовке заключения парламентской комиссии о проверке министерства безопасности, что позволило, в конечном счете, переломить негативное отношение депутатов к органам безопасности и даже заручиться их поддержкой в плане укрепления и развития. Именно тогда Председатель Верховного Совета Хасбулатов сказал: «Надо поддержать органы». После этого дамоклов меч, занесенный над чекистами радикальной частью депутатского корпуса, выступающей за полный роспуск органов безопасности и замену их сотрудников «новыми демократическими кадрами», был убран в ножны и больше уже не поднимался.
— Что будем делать? — с нескрываемой тревогой Андрей спросил Павла. — Ты же понимаешь, чем все это грозит!
— А что мы сможем сделать? — Паша пожал плечами. — Разве написать какую-нибудь бумагу? У меня вертится в голове идея установить прямой контакт с Белым домом. Тем более что я знаком с некоторыми депутатами, которые сейчас играют не последнюю роль…
— Слушай, Паша, я тоже все думаю об этом. А что, если нам проработать схему установления прямой связи с Домом Советов, сначала для решения гуманитарных вопросов… Доставить медикаменты, вывести больных, включить воду и канализацию, может быть, еще что-нибудь в этом духе… А потом перейти к переговорам об оружии, которого там скопилось немерено… Не исключаю потом и перехода к политическим вопросам. Как ты думаешь?
Паша, склонный к словесным каламбурам, тут же среагировал:
— Да, надо включить им политическую канализацию!
Довольный шуткой, он тут же засмеялся своим ехидным, издевательским смехом. Затем продолжил уже серьезно:
— Надо проработать это с Белым домом. Это я беру на себя. А ты, — он пристально посмотрел на Андрея, — а ты порешай этот вопрос с Филатовым и Степашиным. Без них мы ничего не сделаем!
— Это я понимаю.
— А ты соображаешь, чем тебе это грозит? — серьезно спросил Русских.
— Да, понимаю, — задумчиво проговорил Андрей. — Но, если удастся установить линию прямой связи между Белым домом и Кремлем… Ты представляешь, что это будет? Мы же сможем упредить спонтанные действия как с той, так и с другой стороны! Не исключаю, что это может стать шагом к примирению!
— Верится в это мало! — без особого энтузиазма ответил Павел. — Они зашли во взаимных оскорблениях так далеко! Помнишь, Хас, делая известный жест рукой, намекал на пьянство Ельцина, а молодых реформаторов назвал «червяками». А пресс-секретарь Костиков с подачи Ельцина назвал Хасбулатова, Руцкого и их сторонников «кучкой экстремистов». Ты хочешь, чтобы они взяли эти слова обратно?
— Я на это и не рассчитываю. Просто прямая линия связи между Кремлем и Домом Советом, я надеюсь, поможет избежать кровопролития! — взволнованно сказал Андрей.
Павел только хмыкнул в ответ.
— Тебе пора бы уже стать циником. А ты все еще романтик!
* * *
На предварительную проработку вопросов, связанных с установлением прямой линии связи между Кремлем и Белым домом ушли сутки, и уже на следующий день Орлов вместе с Русских подготовили записку на имя Филатова. По их замыслу подписать ее должен был Степашин, только что назначенный первым заместителем министра безопасности. Сергей Вадимович в течение ряда лет сам был депутатом Верховного Совета, но после известного указа Ельцина снял с себя депутатские полномочия и вошел в команду президента, который тут же поставил его на высокий пост, сделав заместителем министра безопасности Голушко.
ДОКУМЕНТ: «Об установлении прямой линии телефонной связи с Домом Советов.
В целях оперативного принятия мер по предотвращению массовых беспорядков и экстремистских проявлений, могущих привести к кровопролитию, принятия экстренных мер по эвакуации пострадавших в ходе возможных столкновений в районе Дома Советов на Краснопрсснепской набережной предлагается:
1. Установить прямой закрытый канал телефонной связи между Домом Советов и Администрацией Президента Российской Федерации, для чего дать соответствующее поручение ФАПСИ (Старовойтов А. В.).
2. Направить в Дом Советов сотрудников Администрации Президента Российской Федерации Русских П.А. и Орлова А.П. для обеспечения функционирования указанного капала с соответствующими полномочиями.
3. Поручить министру внутренних дел Ерину В.Ф. обеспечить беспрепятственный доступ указанных сотрудников в Дом Советов.
Прошу рассмотреть…» (Из Записки первого заместителя министра безопасности С.В. Степашина руководителю Администрации Президента России С.А. Филатову)
У Степашина с Филатовым были очень хорошие отношения, они часто встречались, обменивались мнениями и даже дружили семьями. Мнение Степашина для руководителя Администрации могло стать достаточно убедительным в столь щепетильном вопросе. Теперь главная задача заключалась в том, чтобы убедить самого Сергея Вадимовича подписать записку. Был ли для него в этом риск вызвать недовольство президента, Андрей и Павел не знали. Но они отчетливо понимали в тот момент, что предлагаемая мера может стать спасительной соломинкой перед надвигающейся катастрофой.
Решаясь на этот шаг, Орлов и Русских совершенно не думали о той опасности, которой готовы были себя подвергнуть в случае принятия президентом их предложения. Оказаться в Белом доме, по существу, в качестве заложников, стать козлами отпущения в глазах осажденных в случае срыва переговоров, да и вообще выступать в роли представителя низвергнутого с точки зрения Верховного Совета президента — значило поставить себя в крайне трудное положение, при котором любая заваруха или вооруженное столкновение могло поставить крест не только на их присутствии в стане обороняющихся, но и привести к самому плачевному результату.
К Степашину они пошли вдвоем. Тот, совсем недавно перебравшийся в бывший кабинет Голушко, словно ждал их появления. Лицо у Сергея Вадимовича было не просто встревоженное, а крайне напряженное. Андрею и Павлу было известно, что он активно встречался со своими коллегами, в том числе с «той» стороны, агитировал их перестать упорствовать, поддержать конституционную реформу и готовится к новым выборам в парламент — будущую Государственную думу. Явно поддерживая Ельцина и активно выступая против Хасбулатова, он действовал при этом достаточно сдержанно, не прибегая к оскорбительным выпадам, сохраняя выдержку и достоинство.
Прочитав записку и задав несколько вопросов, связанных с организацией прямой линии связи, Степашин подписал се.
— Давайте попробуем. Не уверен, что они пойдут на это, по…
Сначала Андрей не понял, кого имеет в виду Степашин — Ельцина с Филатовым или Хасбулатова с Руцким. Но Сергей Вадимович сам разрешил эти сомнения:
— Я не уверен, что Хасбулатов согласится на такой вариант. Они же сами нагнетают обстановку. Но попробовать все-таки надо! — Он помолчал немного, затем спросил:
— Позвонить Филатову?
— Позвоните! — сказали Андрей и Павел в один голос.
Степашин быстро набрал номер спецсвязи. На том конце провода видно сразу сняли трубку.
— Сергей Александрович, тут у меня Орлов. Он предлагает одно дело, по-моему, стоящее… Да, связанное… Нет-нет, не по телефону. Я подписал записку. Он сейчас подойдет к вам. Или когда вы скажете. Хорошо. — И, положив трубку, продолжил, обращаясь с Андрею: —Давай, иди в Кремль. Сергей Александрович ждет.
Через пятнадцать минут записка была у Филатова. Тот пробежал се воспаленными от бессонных ночей глазами, едва заметно поморщился и тихо сказал:
— Оставляйте. Я согласую это с Борисом Николаевичем.
— А как я… — начал было Орлов.
— Как только будет решение, я вам позвоню. — По тону Андрей понял, что Филатов закончил разговор и больше его не задерживает.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Наши люди работали в Белом доме, а я в Свято-Даниловом монастыре. Мы очень надеялись на Патриарха, но он, к сожалению, долго не мог принять решения. Когда они увидели наше слабое сопротивление — взяли мэрию и могли пойти на Центр.
Я даже не уверен, что мы могли бы удержать Кремль. В этот момент была растерянность, и никто не знал, что дальше делать… Мы с Лужковым должны были выступить на телевидении, поехали на Шаболовку, но там ничего не было готово. Прождали два часа. А время тогда было очень дорого!
Что касается попытки установить прямую линию связи с Белым домом, то я с самого начала не верил в это. Да и президент на это не пошел бы… Но Степашину удалось вытащить кое-кого из Белого дома. Он сыграл заметную роль. Конечно, были использованы не все возможности. Нужно было, чтобы два первых лица — Ельцин и Хасбулатов — договорились между собой…» (Из записей воспоминаний С.А. Филатова, 28 июня 2001 года.)
ВОСПОМИНАНИЯ: «В Кремле никого не было. Я посадил Андреева в приемной, а Харичева отправил собирать людей. Должны же быть по телевизору российские флаги, а не только красные! Никто ничего не знал. Никого невозможно было найти. Филатов был на переговорах в монастыре…
Из Белого дома мы получали информацию только от журналистки Вероники Куцило, которая сообщала, кто, где находится и кто что делает. Она очень рисковала…» (Из воспоминаний В.Н. Прямухина, в 1993 году — руководителя Секретариата С.А. Филатова.)
Потянулись долгие часы ожидания. Но звонка от Филатова все не было. Андрей несколько раз даже звонил в его приемную, справлялся, не искал ли его Сергей Александрович. Но все оставалось по-прежнему. Драгоценные минуты и часы пропадали зря, в то время как ситуация обострялась с каждым часом. К вечеру начались беспорядки у станции метро «Баррикадная», где проходил стихийный митинг, разогнанный милицией. Проезжая часть улиц, прилегающих к этой станции, была загромождена троллейбусами с проколотыми шинами. Митингующие также парализовали движение на некоторых участках Садового кольца, откуда их, применяя резиновые дубинки, пытался вытеснить ОМОН. С Садово-Кудринской улицы машина «скорой помощи» увезла тяжело раненного в столкновении офицера милиции, который, как сообщалось, впоследствии скончался в больнице.
После того как президент Ельцин заявил, что отвергает какие-либо компромиссы с народными депутатами, забаррикадировавшимися в здании парламента, к милицейскому оцеплению вокруг Дома Советов были стянуты автомашины с водометами, а по периметру развернуты заграждения из колючей проволоки. Машины подвозили большие бухты армированной проволоки с угловатыми пластинами-шипами, которая как известная «спираль Бруно» должна была служить надежным препятствием для лиц, пытающихся проникнуть в здание, где заседал мятежный парламент.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…В тех событиях я оказался в роли миротворца. Вместе с Григорием Явлинским, Валерием Зорькиным и рядом других политических деятелей участвовал в поисках выхода из конфликта. Очевидно, что и та и другая сторона по ряду позиций была неправа. Мы предлагали нулевой вариант: досрочные выборы парламента и президента. На каком-то этапе в переговорах почти удалось склонить к компромиссу Александра Руцкого, но потом произошла резкая радикализация настроений. Кремль начал жесткие действия но блокаде Белого дома, которые привели парламентских сидельцев в неадекватное состояние. Когда я за два-три дня до вооруженного конфликта последний раз посетил Белый дом, то почувствовал, что дипломатические усилия вряд ли увенчаются успехом. Люди были взвинчены и не хотели ничего слышать о мире…» (Из интервью А.А. Вешнякова журналу «Итоги», № 27, июль 2011 года.)
ВОСПОМИНАНИЯ: «…В один из тех дней мне позвонили из посольства США и попросили назначить встречу со мной посла. Мы встретились поздно вечером, уже после одиннадцати часов. Посол Пиккерипг выглядел очень усталым и обеспокоенным.
— Господин Филатов, я хотел бы получить ваш совет: что мне делать. У нас более ста детей и женщин. Мы их должны или вывезти из Москвы, или расположить здесь (в здании посольства у гостиницы «Мир») в подвалах. Я хотел бы получить ваш совет.
— А почему у вас такая обеспокоенность?
— Нам хорошо было видно то оружие, которое выставлено в окнах Белого дома, и мы думаем, что без стрельбы и без крови не обойдется…
Я рассказал господину послу об общей обстановке, о переговорах в Свято-Даниловом монастыре, но посоветовал детей и женщин на всякий случай вывезти из посольства…» (С.А. Филатов. Совершенно несекретно. Москва, 2000 год.)
Орлов не находил себе места. Обстановка развивалась по самому худшему сценарию, а ответа от Филатова не было. То ли он еще не смог доложить президенту, то ли тот еще не принял никакого решения. Уже поздно вечером, когда практически все сотрудники управления разошлись по домам, Андрей зашел в приемную Румянцева. Секретарь с удивлением посмотрела на него: дескать, что вы так поздно делаете на работе? Он поинтересовался, на месте ли начальник. Дмитрий Дмитриевич был в кабинете.
— Я зайду, — то ли спросил, то ли просто сказал он секретарше. Та пожала плечами.
Дим Димыч сидел за столом, читая какие-то бумаги. Работал телевизор, по которому вещал пресс-секретарь Ельцина Костиков.
«Никакого штурма Белого дома не готовилось и не готовится. Цель такого рода дезинформации, распространяемой с подачи бывшего спикера Хасбулатова, — преднамеренное нагнетание напряженности…»
— А, Андрей. Хорошо, что зашел. Ну как дела? Что там говорят у вас?
Будто пропустив этот вопрос мимо ушей, Орлов произнес:
— Дмитрий Дмитриевич, хочу сообщить вам одну вещь. Дело в том, что мы с Русских (вы его знаете, он работает в ГПУ) ждем решения президента на установление прямой телефонной линии связи с Домом Советов. Вся технология уже проработана. Нас поддержали Степашин и Филатов. Теперь только ждем решения президента.
Румянцев как-то странно, словно удивившись неожиданной информации, посмотрел на Андрея и покачал головой. Потом закурил, пуская струи дыма, который обволакивал все пространство вокруг стола.
— Кури! — Дмитрий Дмитриевич пододвинул ему пачку сигарет.
Они помолчали некоторое время, потом Румянцев сказал:
— Андрей, если вам удастся сделать то, что вы задумали… Ситуация может измениться. Но ты понимаешь, что вы рискуете?
Орлов кивнул и встал, намереваясь уйти. Румянцев вышел из-за стола, взял Андрея за плечи, пристально посмотрел сверху вниз, и неожиданно обнял его.
— С Богом, Андрей! Будь осторожен.
На прощанье он пожал Орлову руку, стиснув ее так, что Андрей потом еще долго ощущал это рукопожатие.
* * *
Ответ президента стал известен только спустя двое суток. Андрей и Павел уже отчаялись что-либо узнать. Поэтому поздним вечером направились в Кремль. В приемной Филатова на каждый звонок Андрея отвечали, что Сергей Александрович на выезде и скоро должен быть. Не надеясь на телефонный разговор, они решили перехватить руководителя Администрации прямо перед главным входом в первый корпус.
Ждать пришлось недолго. Вскоре у подъезда остановилась черная «Волга» с синим и красным спецсигналами, и из нее показался Филатов в сопровождении «прикрепленного» — сотрудника Главного управления охраны. Лицо у него было крайне озабоченным, даже взволнованным. По усталым глазам было видно, что он сильно недосыпал в последнее время.
Сергей Александрович поднялся по ступенькам главного входа и тут увидел Андрея.
— Пока еще нет! — с едва заметным раздражением в голосе он бросил Орлову.
— Сергей Александрович, мы упускаем время! Если…
— Я сказал: ждите! Пока ничего не могу сказать! — перебил Андрея Филатов и, не останавливаясь, вошел в подъезд. «Прикрепленный», поздоровавшись с Андреем за руку, только пожал плечами.
Орлов и Русских переглянулись.
— Ну что ж, будем ждать, — с нескрываемым сожалением сказал Паша. — Пойдем, перекусим в буфете. Здесь такие вкусные пирожки пекут. Я слышал, что сейчас кремлевский буфет работает круглосуточно. Представляешь?
Когда они вернулись через полчаса к подъезду и поинтересовались у прапорщика, не выходил ли Филатов, тот просто покачал головой. Куранты на Спасской башне пробили десять. Стало совсем темно. Фонари на Ивановской площади освещали все каким-то бледно-желтым цветом, придающим зданиям неестественный вид, будто они с Павлом стоят не в самом центре столицы, а где-то в захолустье, в одном из тысяч провинциальных городков, каких в России нескончаемое множество.
Неожиданно двери распахнулись, и из подъезда вышел Филатов. Не глядя на Андрея и Павла, он направился быстрым шагом к машине. Вслед за ним шел «прикрепленный».
— Сергей Александрович! — Орлов окликнул руководителя Администрации. — А как…
Тот, не дав ему даже задать вопрос, резко бросил:
— Не будет никаких контактов с этими'.
— Но как же? Это же шанс! — с явным волнением воскликнул Орлов.
— Нет никаких шансов. Президент против вашего предложения, понятно? Все! Хватит! А Сергею Вадимовичу я сам позвоню!
Через мгновение хлопнули двери машины. Она резко рванула с места, сделала большой разворот и устремилась к Боровицким воротам. За ней пристроилась «Волга» с охраной.
ВОСПОМИНАНИЯ: «…У нас была идея — «прямая линия». Наши представители сидят там, а их здесь. И прямой телефон — чтобы не было кровопролития… Мы написали докладную Филатову заблаговременно, еще до того, как начались переговоры у Патриарха. Запас времени был. Можно было упредить… Мы боялись, что чья-то подлость и чья-то глупость приведут к крови. Вот что нами двигало, когда мы готовили эту дурацкую бумагу. Если бы нас с Андреем тоща услышали, возможно, не было бы расстрела Белого дома!» (Из воспоминаний П.А. Русских, в 1992–1994 годах — специалиста-эксперта Государственно-правового управления Администрации Президента.)
Андрей и Павел еще долго стояли в растерянности у крыльца главного подъезда первого корпуса. Они молча выкурили по сигарете. И только потом Орлов произнес:
— Жаль! Я рассчитывал, что они хотят избежать крови! Но, похоже, что…
— Ладно, Андрей! Не расстраивайся! Мы с тобой сделали все, что могли! А теперь поехали домой.
Время-то… — Павел посмотрел на часы, — уже половина одиннадцатого.
И они молча побрели к Спасским воротам.
* * *
Произошедшее в те последние дни сентября казалось Андрею чем-то давно забытым, почти нереальным. Вера в готовность противоборствующих сторон найти компромисс и избежать сползания ситуации к вооруженному противостоянию, представлялась теперь наивной и совершенно безосновательной.
«Какие же мы были тупые всего две недели назад! — подумал Орлов. — Пока мы занимались созданием прямой линии связи между Кремлем и Белым домом, наверху уже все решили. Причем и те и другие сознательно шли на обострение ситуации. И те и другие верили, что одолеют противника. Хасбулатов с Руцким рассчитывали на широкую поддержку региональных властей, народа и армии, а Ельцин, закаленный в боях против Горбачева, был уверен, что ему удастся сломить волю «белодомовских сидельцев» и принудить их к капитуляции. При этом и те и другие готовы были применить силу для достижения своих целей».
Начало октября только подтвердило эти намерения. Ситуация стала развиваться по самому худшему сценарию.