И наконец, понятие «КАК?». Здесь в «деле» огромное поле неясностей, сомнений и подозрений. Безопасность работы с агентом имеет четко очерченные контуры. В данном случае обстановка контролировалась не просто агентом и профессионалом, каким был Пеньковский. Он чувствовал изменения в обстановке вокруг него.

И потому совершенно необъяснимо, почему так непрофессионально и упрощенно выглядела организация связи с ним в Москве.

На Пеньковского вывели Чизхолм, которая была известна нашему агенту Блейку как сотрудница СИС. Далее — тайники и «моменталки». Их фиксировали, и он знал об этом, но продолжал работать. Он не пытался скрыть следы своей шпионской деятельности, нарушив (и это профессионал!) главную заповедь в безопасности: уничтожить улики, которые хранил дома, и даже сам факт нахождения в квартире тайника. Напрашивается только один вывод: вес эти «нарушения», «отклонения» и «пренебрежения» в вопросе безопасности нужны были как улики для компрометации «хозяев»-«кураторов» Пеньковского, а в последующем — дискредитация самих СИС и ЦРУ и дезорганизация работы в нашей стране американского и британского дипкорпусов в целом.

Непрофессиональным шагом выглядит беседа в гостинице со связником Винном в ванной комнате при включенной воде. Сам этот «водный трюк» — антиконспиративен, ибо включение воды в этой ситуации наводит на мысль, что людям есть что скрывать и что они боятся возможного подслушивания со стороны властей. Все это вызывало подозрение в отношениях Пеньковского с Винном — отсюда один шаг до провала.

Только как провокацию можно расценить поведение Пеньковского 5 июля 1962 года против западных спецслужб с целью их компрометации. Винн был связником между Пеньковским и спецслужбами. Но во время контактов с агентом Алексом Винн был прекрасно дважды прикрыт: во-первых, официальной работой с ГК КНИР, во-вторых, неофициальной работой Пеньковского «под крышей» как сотрудника ГРУ, в ходе которой Винн проходил в качестве оперативной его связи.

В тог день «игра в шпионов» была зафиксировала на кинопленку и затем представлена на суде как образец тайных встреч агента Пеньковского с его связником. Все происходило у входа в ресторан «Пекин» и внутри его, затем вблизи ресторана.

Вот как эта встреча описана в одной из книг, изданной на Западе, и в записках Винна. Винн заметил слежку, но ее увидел и Пеньковский. На виду у следящих, установив визуальный контакт, Пеньковский дал понять Винну: в личный контакт не вступать. Затем они оба бродили по ресторану якобы в поисках свободных мест, но в контакт не ступали. Винн пошел за Пеньковским, который несколько раз оглянулся и показал жестом: «Следуйте за мной». Во дворе дома Пеньковский сказал Винну: «Я видел, что за вами следят. Мы должны немедленно прекратить встречу…» После появления во дворе следящих Пеньковский поспешно скрылся в подъезде.

О грубой слежке в районе ресторана «Пекин» Винн доложил в Лондон. И тем не менее работа с Пеньковским продолжалась: контакты, контакты, контакты… В адрес «хозяев» из СИС и ЦРУ проследовало «успокоительное письмо» Пеньковского — его он передал на квартире американского атташе, куда был приглашен по линии ГК КНИР. На квартире?! Передача письма произошла в туалете, где они оба уединились. Письмо было датировано 25 августа 1962 года.

В нем Пеньковский пишет, что за ним идет слежка, но он «бодр и работоспособен». Наивно предполагать, что Пеньковский не осознавал зловещего смысла, когда писал: «Я уже привык к тому, что время от времени замечаю за собой слежку. “Соседи” продолжают проявлять ко мне пристальное внимание… Что-то заставило их сделать это. Я далек от того, чтобы преувеличивать опасность и серьезность причин…» («Соседи» — это могущественный КГБ.)

Далее Пеньковский с надеждой сообщает, что его, возможно, пошлют за границу в краткосрочную командировку — в Японию, Австралию, США или на книжную ярмарку во Францию. И в это же время, видимо для ушей западных спецслужб, он легализует факт слежки за собой, написав рапорт своему начальству в ГРУ и переговорив с руководителем группы КГБ в ГК КНИР.

«Игры» под наблюдением с Винном — это лишь один штрих в дискредитационной работе Пеньковского против западных спецслужб. Но были и другие моменты. Так, он прощупывал каналы побега за рубеж, обсуждая возможные пути: на подводной лодке, самолетом или через сухопутную границу.

Но если у Запада есть канал для побега из СССР, значит, его (этот канал) можно использовать и для проникновения в нашу страну. Знать все это — задача наших контрразведчиков и погранвойск. И еще: во время суда Пеньковский настойчиво советовал Винну сотрудничать с органами дознания.

Как уже говорилось ранее, Пеньковский пренебрегал безопасностью при добывании материалов. Об этом высказывались и Питер Райт, и Филипп Найтли, и даже автор «Записок из тайника» Джибни. Эти специалисты по работе спецслужб поражались нежеланию «кураторов» Алекса продолжать контакты с Пеньковским в условиях вопиющей его расконспирации.

Лондонская газета «Таймс» от 13 мая 1963 года в редакционной статье отмечала: «Хотя судебный процесс и происходил с соблюдением законности… тем не менее создается впечатление, что все это дело чрезвычайно раздуто. Очевидная неуклюжесть Пеньковского вступить в контакт с американской разведкой и небрежный характер его последующих отношений с Винном могли бы подтвердить предположение, что он, возможно, с самого начала находился под контролем русских».

С июля 1962 года, после перевода контактов с Пеньковским в Союз, он как агент своим поведением содействовал документированию работы западных спецслужб. Именно собранные в это время доказательства фигурировали на суде.

Капкан, расставленный госбезопасностью в отношении СИС и ЦРУ, захлопнулся якобы 22 октября. Но ведь Пеньковский уже в августе был вне поля зрения его западных «хозяев»?! И потому финал был оглушительно громким: из Москвы вылетело два десятка англичан и американцев, чья работа с Пеньковским стала достоянием наших спецслужб.

Столь же «честно», как с Западом, Пеньковский сотрудничал и с органами дознания на следствии по собственному делу. Он помог взять западных связников с поличными, дав в руки органов госбезопасности серьезные улики в их шпионской деятельности против Советского Союза. Казалось бы, не украшали «советский образ жизни» разоблачение, арест, суд и суровый приговор агенту Алексу. В канве логики «дела Пеньковского» резко повышалась значимость переданной им на Запад информации, которая содержала целенаправленные дезинформационные сведения.

Подведя итог информационной (в пользу Союза), дезинформационной (против правительств Запада) и дискредитационной (против западных спецслужб) работы, можно сделать общий вывод: «дело Пеньковского» работало на советскую сторону по дезорганизации западных спецслужб и дезориентации американской стороны во время разрешения Карибского кризиса.

На этом фоне эффективность оперативной работы Пеньковского с Западом, этапы и способы его «активной жизни» в качестве агента весьма сомнительны.

Его появление в поле зрения западных спецслужб подозрительно хотя бы потому, что в такой ситуации ряд правил гласит: первостепенное правило — это опасно — инициатива контакта исходила от Пеньковского (советской стороны?!). И делал он шаги к установлению контактов настойчиво и многократно — Турция (1956), Москва (1960,1961);

правило второе — «бойся данайцев, дары приносящих» — обширные разведвозможности по важности стратегического характера и по источникам информации;

правило третье — обилие устной информации (17 бесед от двух до четырех часов), трудно поддающейся проверке, ведет к сковыванию сил противника, требуя изучения якобы полезной информации («информационный шум» — выигрыш во времени);

правило четвертое — откровенная навязчивость в ряде моментов по мотивам сотрудничества с Западом: об отце — белом офицере, многократные вопросы о мини-ядерных зарядах (важное задание советской стороны стратегического значения в условиях американской концепции превентивного атомного удара по СССР);

И наконец, правило пятое — самое спорное: агент, пренебрегающий безопасностью в работе со спецслужбой, обречен на поражение, ибо провал в делах спецслужбы грозит весьма неприятными последствиями — государственными, политическими, внутриведомственными. Подчас непредсказуемого порядка — от разборок на служебном и парламентском уровнях до конфликтов международного характера.

Фактически в «деле Пеньковского» все эти правила работы с агентом предвидеть Западу было не столь уж сложно.

Скрупулезный анализ работы Пеньковского со спецслужбами в оперативном плане, а также в психологическом и информационном показывает, что при оценке его «честности» в контактах с Западом возникает значительно больше вопросов (сомнений и подозрений), чем положительных сторон в интересах того же Запада.

И последнее. В Карибском кризисе выиграл здравый смысл — военной конфронтации между Востоком и Западом удалось избежать. Каждая из сторон считает это собственной заслугой. Для спецслужб Великобритании и США «дело Пеньковского» стало опорой в информационной войне с Советами. Но было ли это так? Или советская сторона навязала свои условия? Рассмотрим следующие факты.

* Пеньковский сообщил, что из-за Кубы Хрущев воевать не будет. Такое же желание было и у американской стороны, которая сведения ценного агента перепроверила через другие возможности и официальные контакты по линии спецслужб и дипломатов;

* ракеты Хрущев с Кубы уберет при условии вывода американских ракет с Ближнего Востока; сам факт появления такой альтернативы, подсказанной Пеньковским, рассматривался американской стороной «как свет в окошке» и подталкивал их к конкретным переговорам с Советами; но главное — это и случилось, ибо ракеты были выведены, в частности, из Турции;

* отставание от Запада в развертывании системы МБР настойчиво подчеркивали Пеньковский и «его» материалы специзданий Минобороны, которые в конечном счете оказались советской дезой; американские спутники-шпионы подтвердили сообщение агента; на этом фоне заявление Хрущева о ракетно-ядерной мощи СССР выглядели дезинформацией в адрес Запада.

Именно настойчивое желание публично внушить Соединенным Штатам наличие ядерной силы в контрасте с неофициальными данными агента Алекса и техническими средствами разведки создавало у Запада устойчивое мнение: Хрущев блефует. Правда, теперь известно, что блефовал он для прикрытия истинных намерений советской стороны в вопросе создания реального «ракетноядерного щита», причем расчет был на снижение темпов роста такой силы в США.

В ретроспективе: задумка госбезопасности (КГБ) и Минобороны (ГРУ) по стратегической дезинформации, реализация которой была начата в конце 50-х годов, была завершена полностью. С большой степенью вероятности можно констатировать факт: защита Кубы и создание «ядерного щита» стали результатом акции «большого блефа» Хрущева и «великой ракетной дезы» (реалия первая).

Почему такая уверенность? Разрешение Кубинского кризиса сыграло значительную роль в установлении стабильных отношений между Востоком и Западом: после и в результате Карибского кризиса США были вынуждены считаться с СССР как с великой ядерной державой (реалия вторая).