Глава 1

Было уже четверть первого, когда Мегрэ миновал всегда прохладную арку и портал, по обеим сторонам которого, чтобы хоть немного укрыться в тени, жались к стене двое полицейских. Он поднял в знак приветствия руку, на секунду застыл на месте, в нерешительности поглядел на двор, потом на площадь Дофина, потом снова на двор.

Еще наверху, в коридоре, а затем на пыльной лестнице он, делая вид, что раскуривает трубку, два или три раза останавливался в надежде, что появится кто-нибудь из коллег или его инспекторов. Обычно в такое время лестница редко пустовала, но в этом году 12 июня в Уголовной полиции уже царила отпускная атмосфера. Одни, чтобы избежать столпотворения, какое обычно творится на дорогах в июле и августе, уехали в начале месяца, другие, готовились к ежегодному массовому переселению.

В этот день после гнилой весны внезапно наступила жара, и Мегрэ работал при открытом окне, сняв пиджак. Если не считать того, что он переговорил с шефом да два или три раза заглянул в комнату инспекторов, он все утро просидел в кабинете один, продолжая работу над скучным административным делом, которое начал уже много дней назад.

За последние две недели он ни разу не пропустил обеда на бульваре Ришар-Ленуар и его ни разу не побеспокоили ни вечером, ни ночью.

Собственно говоря, ему следовало свернуть налево, на набережную, чтобы у моста Сен-Мишель сесть в автобус или взять такси. Двор по-прежнему был пуст. Никто так и не появился.

Тогда, слегка пожав плечами, он все же свернул направо, дошел до площади Дофина и пересек ее по диагонали. Еще когда он выходил из кабинета, у него неожиданно возникло желание зайти в пивной бар «Дофин» и вопреки совету своего друга Пардона, доктора с улицы Пикпю, у которого на прошлой неделе он обедал с мадам Мегрэ, угоститься там аперитивом.

Комиссар уже много недель вел себя благоразумно, довольствуясь бокалом вина за обедом и иногда кружкой пива, которую выпивал в компании с женой во время вечерней прогулки.

Ему вдруг захотелось почувствовать запах бара на площади Дофина, освежиться аперитивом, пахнущим анисом, – это так приятно в жаркий летний день. Надежда встретить кого-нибудь, кто увел бы его, оказалась тщетной, и Мегрэ чувствовал угрызения совести, когда поднимался по трем ступенькам, ведущим в пивную, перед которой стояла длинная и низкая красная машина; он ее с интересом оглядел.

Что ж, Пардон советовал ему поберечь печень, но он ведь не говорил, что нельзя выпить бокал аперитива, один-единственный бокал за несколько недель!

Возле стойки он сразу увидел знакомые лица – человек десять из Уголовной полиции; вряд ли сегодня у них было больше работы, чем у него, вот они и ушли пораньше. Такое случается время от времени: несколько спокойных дней, безмятежная тишина, текущие, как говорится, дела, а потом вдруг какие-нибудь драматические события, которые развиваются во все ускоряющемся темпе, не давая времени перевести дыхание.

Ему помахали рукой, у стойки потеснились, освобождая место, и он, кивнув на бокалы, наполненные опаловой жидкостью, пробурчал:

– То же самое…

И тридцать лет назад, когда комиссар только начинал работать на набережной Орфевр, он знал нынешнего хозяина этого бара, но в те времена – лишь как сына хозяина. Теперь на кухне бара тоже трудится в белой куртке его сын, похожий на отца, каким тот был в юности.

– Как дела, шеф?

– Помаленьку…

Запах не изменился. В Париже каждый ресторанчик имеет свой особенный запах, и здесь, например, на фоне аперитива знаток мог бы различить немного терпкий аромат молодых вин Луары. Что же касается кухни, то в ней господствовали эстрагон и лук-скорода.

Мегрэ машинально читал написанное на грифельной доске меню: мелкий мерлан из Бретани и говяжья печень в пергаменте. Потом, обернувшись к залу, где стояли накрытые бумажными скатертями столики, он заметил Люка, который, судя по всему, расположился там не для того, чтобы позавтракать, а чтобы спокойно поговорить с каким-то незнакомцем, ибо больше за столиком никого не было.

Люка тоже увидел Мегрэ, поколебавшись, встал и подошел к нему:

– У вас найдется минутка, патрон? По-моему, это могло бы вас заинтересовать…

С бокалом в руке комиссар последовал за ним. Незнакомец поднялся. Люка представил:

– Антонио Фарано… Вы знаете его?

Имя ничего не сказало комиссару, но ему почудилось, будто он уже видел этого красивого итальянца, который вполне мог бы играть в кино роли первых любовников. Вероятно, красная спортивная машина, стоявшая у входа, принадлежала ему. Машина была под стать своему хозяину, его светлому, безукоризненно сидящему костюму, его массивному перстню-печатке на пальце. Пока они рассаживались, Люка продолжал:

– Он приехал на набережную Орфевр встретиться со мной, а я только ушел. Лапуэнт сказал, где можно найти меня…

Мегрэ отметил: Люка пьет тот же аперитив, что и он, а Фарано довольствуется фруктовым соком.

– Это шурин Эмиля Буле… Он управляет одним из его кабаре «Пари-Стрип» на улице Берри…

Люка тайком подмигнул своему начальнику.

– Повторите все, что вы сейчас рассказали мне, Фарано…

– Так вот, мой зять исчез…

У него сохранился итальянский акцент.

– Когда? – спросил Люка.

– Скорее всего прошлой ночью… Точно мы не знаем…

Мегрэ произвел на него впечатление, и он, чтобы скрыть замешательство, достал из кармана пачку сигарет.

– Разрешите?

– Пожалуйста…

Люка пояснил комиссару:

– Вы же знаете Буле, патрон… Невысокий такой, он приехал из Гавра четыре или пять лет назад…

– Семь… – поправил итальянец.

– Семь лет назад, пусть так… Первое свое ночное заведение, «Лотос», он купил на улице Пигаль, а теперь их у него уже четыре.

Мегрэ не понимал, чего ради Люка счел нужным втянуть его в дело Буле. Ведь с тех пор, как он, Мегрэ, руководит уголовным розыском, ему редко приходится заниматься этой средой; некогда он хорошо знал ее, но теперь в какой-то мере утратил с ней связи. Уже давным-давно он не заглядывал ни в одно кабаре. Что же касается господ с улицы Пигаль, то они меняются беспрестанно, и он имел представление лишь о нескольких, главным образом о тех, кто был там раньше.

– Я вот думаю, не связано ли это с делом Мазотти… – добавил Люка.

Так!.. Теперь он начинает понимать. Когда убили Мазотти, выходившего около трех часов ночи из бара на улице Фонтэн? Около месяца назад. Примерно в середине мая. Мегрэ припомнил донесение из IX округа полиции, которое он передал тогда Люка со словами:

Мазотти был не итальянцем, как Фарано, а корсиканцем; он сначала орудовал со своей маленькой бандой на Лазурном берегу, а потом перебрался с нею в Париж.

– Мой зять не убивал Мазотти… – проговорил Фарано с убеждением. – Вы же прекрасно знаете, мсье Люка, это не в его характере… Впрочем, вы два раза допрашивали его у себя в кабинете…

– Я никогда не обвинял его в том, что он убил Мазотти… Я допрашивал его, как допрашивал всех, кому Мазотти досаждал… А допрос никому не во вред…

И добавил, обращаясь к Мегрэ:

– Я как раз послал ему повестку на сегодня, на одиннадцать часов, и был удивлен, что он не пришел…

– Но случалось когда-нибудь, что он ночевал не дома? – простодушно спросил Мегрэ.

– Никогда!.. Сразу видно, что вы его не знаете… Это не в его правилах… Он любит мою сестру, семейную жизнь… Он никогда не возвращался домой позже четырех часов утра…

– А в прошлую ночь не вернулся, так?

– Так…

– А где были вы?

– В «Пари-Стрип»… Мы не закрываем раньше пяти часов… Для нас сейчас самый сезон: ведь Париж наводнен туристами. Я уже снимал кассу, когда мне позвонила Марина. Она хотела узнать, не видел ли я Эмиля… Марина – это моя сестра… А я не видел зятя весь вечер… Он редко заходил на Елисейские поля…

– Где находятся его другие кабаре?

– Все на Монмартре, в нескольких сотнях метров одно от другого… Это была идея Эмиля, и он ее осуществил… Когда кабаре расположены, что называется, дверь в дверь, артисты могут в течение вечера переходить из одного в другое, и это сокращает расходы… «Лотос» находится в самой верхней части улицы Пигаль, «Голубой экспресс» – буквально в двух шагах от него, на улице Виктор-Массе, а «Сен-Троп» – немного ниже, на улице Нотр-Дам-де-Лоретт… Эмиль не сразу решился открыть кабаре в другом квартале, и «Пари-Стрип» – единственное, которым он, так сказать, не занимался… Он предоставил это мне…

– Ваша сестра позвонила вам уже после пяти часов?

– Да. Она так привыкла, что муж будит ее…

– Что вы предприняли?

– Сначала позвонил в «Лотос». Там мне сказали, что он ушел около одиннадцати вечера… Еще он заходил в «Голубой экспресс», но кассирша не могла сказать точно, в котором часу… Ну а когда я позвонил в «Сен-Троп», там уже было закрыто…

– А вы не знаете, у вашего зятя в ту ночь не было никакого свидания?

– Никакого… Я же сказал вам: он кроткий человек с устоявшимися привычками… После того как он пообедал с семьей…

– Где он живет?

– Улица Виктор-Массе…

– В том же доме, где «Голубой экспресс»?

– Нет. Тремя домами дальше… Так вот, после обеда он обычно шел сначала в «Лотос» проверить, как готовятся к приему гостей… Это кабаре – самое доходное, и он занимался им лично… Из «Лотоса» он направлялся в «Сен-Троп», а через некоторое время – в «Голубой экспресс»… Потом начинал все сызнова… За ночь он совершал два или три таких круга: ведь он за всем следил сам…

– Он был в смокинге?

– Нет… Он не носил смокинга, обычно – темный костюм, темно-синий… Эмиль весьма мало заботился об элегантности…

– Вы говорите о нем в прошедшем времени…

– Потому что с ним наверняка что-то случилось…

За многими столиками уже принялись за еду, и Мегрэ нет-нет да поглядывал искоса на тарелки и графины с пуйи. Его бокал был уже пуст, но он устоял перед искушением заказать второй.

– Что вы сделали потом?

– Попросил сестру позвонить мне, если будут какие-нибудь новости, и пошел домой спать…

– Она позвонила?

– Около восьми часов…

– Где вы живете?

– На улице Понтье…

– Вы женаты?

– Да, на своей соотечественнице… Все утро я провел в разговорах по телефону, звонил служащим трех кабаре… Я пытался узнать, где и когда видели Эмиля в последний раз… Это оказалось нелегко… Почти всю ночь кабаре ломились от гостей, и каждый из служащих занимался только своим делом… К тому же Эмиль такой неприметный… Он небольшого роста, тщедушный. Никто из посетителей и не принимал его за хозяина, тем более что он иногда подолгу стоял у двери рядом со швейцаром…

Люка знаком подтвердил, что все так и есть.

– Похоже, никто не видел его после половины двенадцатого…

– Кто видел его последним?

– Я не смог расспросить всех… У некоторых официантов, барменов и музыкантов нет телефона… Адресов большинства девушек я не знаю… Только сегодня ночью, когда каждый будет на своем месте, я смогу разузнать все как следует… По всей видимости, последним с ним говорил Луи Бубе, маленький и худой, словно жокей, швейцар «Лотоса». На Монмартре его больше зовут Микеем… Так вот, между одиннадцатью и половиной двенадцатого Эмиль вышел из «Лотоса» и какое-то время постоял около Микея, который каждый раз, когда останавливалась какая-нибудь машина, подбегал открыть дверцу…

– Они разговаривали?

– Эмиль был молчалив… Кажется, он много раз смотрел на часы, а потом пошел вниз по улице Пигаль… Микей подумал, что он вернулся в «Сен-Троп»…

– У вашего зятя была машина?

– Нет. После несчастного случая…

– Какого несчастного случая?

– Это произошло семь лет назад… Тогда Эмиль жил в Гавре, где у него было небольшое ночное заведение – дансинг «Монако»… Однажды они с женой отправились на машине в Руан…

– Он уже был женат на вашей сестре?

– Я говорю о его первой жене – Мари Пируэ, француженке из окрестностей Гавра… Она ждала ребенка… Как раз они и ехали в Руан, чтобы посоветоваться со специалистом… Шел дождь… На повороте машину занесло, и она врезалась в дерево… Жена Эмиля погибла от удара…

– А он пострадал?

– Отделался раной на щеке, шрам сохранился до сих пор… На Монмартре почти все считают, что это след ножа…

– Он любил жену?

– Очень… Знал ее с детства…

– Он родился в Гавре?

– В одной из окрестных деревень, не знаю, в какой точно… В той же, что и Мари… С тех пор, как она погибла, Эмиль ни разу не сел за руль автомобиля и, насколько возможно, избегал ездить на машине… Так что в Париже он брал такси крайне редко… Много ходил пешком, а в случае надобности пользовался метро… Впрочем, он неохотно покидал свой девятый округ…

– Вы думаете, его убили?

– Я думаю, что, если бы с ним ничего не случилось, он уже давно был бы дома…

– Они живут с вашей сестрой вдвоем?

– Нет. С ними живет наша мать и еще другая моя сестра, Ада, она служит у него секретаршей… Ну и двое детей… Ведь у Эмиля и Марины двое детей, мальчик Люсьен трех лет и девчушка десяти месяцев…

– Вы кого-нибудь подозреваете?

Антонио покачал головой.

– Как вы думаете, не связано ли исчезновение вашего зятя с делом Мазотти?

– Я абсолютно убежден в том, что Эмиль не убивал Мазотти…

Мегрэ повернулся к Люка, поскольку тот вел расследование по этому делу.

– А твое мнение?

– И я убежден, патрон… Я дважды допрашивал его, и у меня сложилось впечатление, что он отвечал искренне… Как сказал Антонио, Эмиль – человек довольно-таки тщедушный, к тому же почти робкий, даже как-то странно было видеть его хозяином ночных заведений… А с другой стороны, в конфликте с Мазотти он сумел постоять за себя…

– Каким образом?

– Мазотти и его банда организовали рэкет, что само по себе не оригинально, но они его усовершенствовали… Они еженедельно требовали более или менее значительные суммы от каждого владельца кабаре под предлогом, что берут его под свое покровительство… Поначалу большинство владельцев отказывалось платить… Тогда разыгрывалась небольшая, хорошо отрепетированная комедия… Вечером, когда в заведении было полно посетителей, в сопровождении одного или двух своих молодчиков появлялся Мазотти… Они устраивались за столиком, если оказывался свободный, или в баре, если свободных столиков не было, заказывали шампанское и во время исполнения какого-нибудь номера затевали потасовку. Сначала слышалась приглушенная перебранка, потом выкрики… Бармен или метрдотель вмешивались, их обзывали ворами… Кончалось все разбитыми бокалами, большей или меньшей свалкой, и, естественно, многие посетители уходили, клянясь себе, что отныне ноги их не будет в этом кабаре… Когда Мазотти появлялся в следующий раз, хозяева предпочитали платить…

– А Эмиль не платил?

– Нет. И не обратился за помощью к громилам из преступного мира, как некоторые его собратья, которые, кстати, ничего этим не добились, ибо Мазотти в конце концов купил и тех… Эмиль надумал пригласить нескольких докеров из Гавра, и они взяли на себя труд образумить Мазотти и его людей…

– Когда была последняя стычка?

– Как раз в тот вечер, когда убили Мазотти… Он пришел в «Лотос» около часу ночи с двумя своими дружками… Докеры Эмиля их вышвырнули… Не обошлось без драки…

– Эмиль был там?

– Он спрятался за стойкой, он боялся драк… Мазотти пошел утешиться в бар на улице Фонтэн, к Джо, там у него была своего рода штаб-квартира. Вчетвером или впятером они пили в глубине зала… Когда в три часа ночи они выходили, мимо промчалась машина, и Мазотти был убит пятью пулями, а одного из его дружков ранило в плечо… Машину не нашли… Никто не выдал… Я допросил почти всех владельцев ночных заведений… И еще продолжаю расследование…

– Где в это время был Буле?

– Вы же знаете, патрон, в этой среде подобное нелегко установить… Кажется, в «Голубом экспрессе», но я не слишком-то доверяю свидетелям…

– Эмиль не убивал Мазотти… – повторил итальянец.

– Он носил при себе оружие?

– Да, автоматический пистолет… У него было разрешение префектуры… Мазотти был убит из другого пистолета…

Мегра вздохнул, сделал официантке знак наполнить бокалы, он уже давно жаждал этого…

Люка пояснил:

– Я счел нужным ввести вас в курс дела, патрон, и подумал, что вам будет небезынтересно послушать Антонио…

– Я сказал только правду… Люка продолжал:

– Я послал Эмилю повестку явиться на набережную Орфевр сегодня утром… Признаться, меня обеспокоило, что он исчез именно в ночь перед этим…

– О чем ты собирался спросить его?

– Привычка… Хотел в последний раз задать ему те же самые вопросы, чтобы сравнить их с его прежними ответами и с показаниями других…

– Те два раза, что Буле был у тебя, он выглядел напуганным?

– Нет, скорее озабоченным… Больше всего он боялся, как бы его имя не попало на страницы газет… Он все твердил, что это нанесет большой урон его делам, что его кабаре спокойные, там всегда тихо и мирно, и если о нем заговорят в связи с каким-то там грязным делом, он от этого уже не оправится…

– Верно… – подтвердил Антонио, вставая. И добавил: – Я больше не нужен вам?.. Сейчас мне надо быть с сестрами и матерью: ведь они в таком состоянии…

Вскоре послышался шум мотора, и красный лимузин устремился в сторону Нового моста. Мегрэ не спеша пригубил аперитив, искоса взглянул на Люка, вздохнул:

– Тебя ждут где-нибудь?

– Нет… Я рассчитывал…

– Позавтракаем здесь? – И так как Люка согласился, заключил: – Вот и хорошо, посидим вдвоем… Я позвоню жене… А ты пока можешь распорядиться…

– Вам заказать макрель?

– И говяжью печенку в пергаменте…

Именно запах говяжьей печенки больше всего соблазнял Мегрэ, как, впрочем, и вся атмосфера бара, куда он не заглядывал уже много недель.

Дело Мазотти не представляло особой важности, и до сих пор Люка занимался им один. Никого, кроме обитателей Монмартра, не интересовала смерть Мазотти. Каждому понятно: если сводят счеты, это всегда чем-нибудь кончается, иногда – новым сведением счетов…

Преимущество ведения подобных дел состоит в том, что ни прокуратура, ни судебные следователи не понукают без конца полицию. Правильно говаривал один магистрат: «В сущности, это значит, что на одного меньше придется держать годами в тюрьме…»

Мегрэ и Люка подкреплялись, беседуя. Мегрэ поподробнее расспросил об Эмиле Буле и в конце концов заинтересовался этим любопытным человечком.

Сын нормандского рыбака, Эмиль в шестнадцать лет завербовался посыльным в Трансатлантическую компанию. Это было до войны. На борту «Нормандии» он плавал через океан и в то время, когда началась оккупация Франции, находился в Нью-Йорке.

Как он, тщедушный и маленький ростом, был принят в американский военно-морской флот? Он прослужил в нем всю войну, а затем вернулся на работу в компанию, на сей раз в качестве помощника метрдотеля на борту «Иль-де-Франс».

– Знаете, патрон, почти все они – кто больше, кто меньше – мечтают когда-нибудь завести собственное дело, и Буле тоже после двух лет супружеской жизни купил в Гавре бар, который не замедлил превратить в дансинг… Как раз в это время входил в моду стриптиз, и, судя по всему, Буле быстро набил себе кубышку… Еще до несчастного случая и гибели жены у него было намерение открыть дело в Париже…

– А дансинг в Гавре он продал?

– Передал его управляющему… – Одному из своих старых товарищей по «Иль-де-Франс»… А в Париже купил «Лотос», который в то время не процветал, как ныне… Это было второразрядное кафе, ловушка для туристов, одно из тех заведений, что встречаешь на каждом шагу на улочках вокруг площади Пигаль…

– Где он познакомился с сестрой Антонио?

– В «Лотосе»… Она служила там гардеробщицей… Ей было всего восемнадцать лет…

– Чем в это время занимался Антонио?

– Работал на автомобильном заводе Рено… Он приехал во Францию первым… Позже вызвал мать и сестер… Они жили в квартале Жавель…

– Получается, Эмиль женился вроде как бы на всей семье… Ты побывал у него дома?

– Нет… Я заглянул в «Лотос» и в другие его кабаре, но не думал, что надо зайти к нему на квартиру…

– Ты убежден, что не он убил Мазотти?

– Зачем ему было убивать?.. Ведь он выигрывал партию…

– Возможно, он боялся…

– Никто на Монмартре не думает, что это – дело его рук…

Они молча выпили кофе, но от кальвадоса, который, как обычно, хотел поднести ему хозяин, Мегрэ отказался. Он выпил два аперитива, затем побаловал себя бокалом пуйи и, когда шел с Люка в уголовную полицию, был весьма доволен собой.

У себя в кабинете он снял пиджак, ослабил узел галстука и углубился в административные досье. Речь шла ни больше ни меньше! – о реорганизации всех служб, от него ждали докладную по этому поводу, и он составлял ее, словно прилежный ученик.

Всю вторую половину дня его мысли то и дело возвращались к Эмилю Буле, к маленькой монмартрской империи, которую основал бывший служащий Трансатлантической компании, к молодому итальянцу и его красной машине, к квартире на улице Виктор-Массе, где жили три женщины с детьми.

За это время Люка обзвонил больницы и полицейские участки, повсюду разослал приметы Эмиля Буле, но и к концу рабочего дня розыск не дал никаких результатов.

Вечер был почти такой же теплый, как и день. Мегрэ пошел с женой прогуляться и около часа провел за кружкой пива на террасе на площади Республики.

Разговаривали они главным образом об отпуске. Многие прохожие несли пиджаки на руке; большинство женщин были в цветастых хлопчатобумажных платьях.

Следующий день был четверг. Еще один лучезарный день. В ночных донесениях имя Эмиля Буле не упоминалось, у Люка новостей не было.

Часов в одиннадцать разразилась гроза, сильная, но короткая, после которой от булыжной мостовой поднимался пар. Мегрэ съездил домой позавтракать, потом снова углубился в досье.

И вечером, когда он покидал набережную Орфевр, о судьбе тщедушного владельца кабаре все еще не было никаких известий, Люка впустую провел на Монмартре весь день.

– Весьма вероятно, патрон, что последним Эмиля видел Бубе по прозвищу Микей, он уже много лет служит в «Лотосе» швейцаром… Так вот, Микей говорит, что ему помнится, будто Буле с улицы Пигаль свернул на Нотр-Дам-де-Лоретт, как если бы собрался пойти в «Сен-Троп», но тогда он не придал этому значения… Я еще схожу на Монмартр сегодня вечером, когда все будут на своих местах…

Мегрэ и не ожидал, что Люка узнает что-нибудь большее.

В девять часов утра в пятницу Мегрэ, закончив просмотр ежедневных донесений, вызвал Люка к себе.

– Его нашли, – объявил он, раскуривая трубку.

– Живой?

– Мертвый.

– На Монмартре? В Сене?

Мегрэ протянул ему донесение XX округа полиции. В нем сообщалось, что на улице Рондо, идущей вдоль кладбища Пер-Лашез, на рассвете обнаружен труп. Тело лежало поперек тротуара, неподалеку от насыпи железной дороги. Человек был одет в темно-синий костюм, в бумажнике, кроме небольшой суммы денег, нашли удостоверение личности на имя Эмиля Буле.

Люка нахмурился, поднял голову.

– Я вот думаю…

– Читай дальше…

Продолжение и впрямь еще больше удивило инспектора. В донесении уточнялось, что тело, привезенное в Институт судебной экспертизы, уже находилось в начальной стадии разложения.

В той части улицы Рондо, которая кончается тупиком, ясное дело, не бывает много прохожих. Однако труп не мог бы в течение двух дней, даже в течение нескольких часов оставаться на тротуаре незамеченным.

– Что ты думаешь об этом?

– Любопытно…

– Ты дочитал до конца?

– Осталось несколько строчек…

Эмиль Буле исчез в ночь со вторника на среду. Судя по состоянию трупа, он, очевидно, в ту же ночь и был убит.

С тех пор прошло двое суток, двое суток жары.

Трудно себе представить причину, по которой убийца или убийцы все это время хранили труп у себя.

– Но последнее еще более странно! – воскликнул Люка, кладя донесение на стол.

Да, действительно, самым странным было то, что, судя по предварительному освидетельствованию, убийство было совершено не с помощью огнестрельного оружия и даже не с помощью ножа.

Насколько можно было судить об этом до вскрытия, Эмиль Буле был задушен.

Ни Мегрэ, ни Люка, хотя оба они многие годы прослужили в полиции, не могли припомнить ни одного случая, когда убийство на Монмартре было бы совершено путем удушения.

Каждый квартал Парижа, каждая социальная прослойка имеет, если можно так выразиться, свой способ убивать и свой способ кончать жизнь самоубийством.

Есть улицы, где выбрасываются из окна, улицы, где отравляются угарным или бытовым газом, улицы, где травятся снотворным…

Известны кварталы, где чинят расправу с помощью ножа, кварталы, где пользуются дубиной, и кварталы, такие, как Монмартр, где господствует огнестрельное оружие.

Но маленький владелец ночных кабаре был не только задушен: в течение двух дней и трех ночей убийца прятал труп.

Мегрэ уже открывал стенной шкаф, чтобы достать оттуда пиджак и шляпу.

– Пойдем туда! – ворчливо сказал он.

Наконец-то у него появился повод отложить нудную административную работу.

Чудесным июньским утром, которое освежал легкий ветерок, двое мужчин направились в Институт судебной экспертизы.