Глава 14

Проснулся рано. На улице было еще темно, но на востоке уже алело — скоро рассвет. На часы было 4 часа. Хотя и поспал совсем чуть-чуть, но чувствовал себя отдохнувшим и готовым к новому дню. Петровича рядом уже не было, видимо убежал куда-то. На КП кто-то покашливал, что-то тихо бубнил связист. Вставать не хотелось. В иное время поспал бы еще часика 4, не меньше, но надо вставать — война некуда не делась. Тут совсем рядом — так с километр по прямой и напоминает о себе осветительными ракетами с немецкой стороны и автоматом, что лежал рядом. Полежав еще немного на лапнике и, потянувшись, опираясь на дно окопа, присел. Перстень мягко светился голубым светом на пальце. Странный он все же. Постоянно свет меняет то зеленый, то синий, вчера вот был фиолетовым, а сегодня голубой с чего бы это? И ведь его кроме меня, похоже, никто не видит. Мою привычку носить перчатки многие из «старой гвардии» переняли. Хотя сначала и считали чудачеством, но распробовали, поняв, что они защищают от мелких ранений руки и теперь сами обзавелись похожими. В Пружанах и Бобруйске на немецких складах набрали.

Вот еще странность. Когда я ложился спать, вообще-то сапог не снимал, а тут сапоги сняты и стоят рядом, чистые, начищенные и со свежими портянками, накрытые от росы куском плащ палатки. Интересно кто это тут расстарался? Наверняка, Петрович, больше не кому. На все-то у него есть и время и правильные мысли. Не то, что у Вас, товарищ комбат, а еще командир и т. д. Самокритика подействовала. Намотав портянки, надел сапоги. Вообще это приятно — утром, на свежую голову, надеть свежие портянки, чистые сапоги. Прям жених, да и только. Вот только побриться, одеколоном освежить и можно в ЗАГС. До утренней круговерти еще было время, вполне можно и успеть привести себя в порядок. С этими мыслями, я собрал свои вещи, повесил на плечо верный ППД и направился в блиндаж.

В блиндаже находилось несколько человек. Кроме бодрствующих наблюдателя и связиста, все спали там где их свалил Морфей. Большинство спало не выпуская из рук оружия. Махнув рукой дежурным, чтобы они не шумели, я тихонько подошел к наблюдателю и выслушал его доклад.

— За ночь, ничего существенного не произошло. После полуночи с немецкой стороны на поле выдвигалось несколько групп — видимо искали раненых. На дороге тоже кто-то копошился, но после обстрела с нашей стороны они вернулись к себе. Немцы тоже отвечали пулеметным огнем и обстреляли из минометов наши огневые точки. Затем успокоились и до сих пор себя больше не ничем не обнаруживают. Только периодически пускают осветительные ракеты да постреливают в нашу сторону из пулеметов. Ведут спокойно. Связь со штабом полка есть. Володин час назад вернулся с обхода позиций. Несколько часов назад приходили посыльные из 1-го и 3-го батальона за трофеями. Старшина им выдал и недавно ушел в тыл будить поваров. Разведчики выходили на связь. Но старшина запретил вас будить. Они сообщили, что часть пехоты немцев окапывается напротив нас, большая колонна автотехники с ранеными в сопровождении нескольких бронетранспортеров ушла по дороге на северо-запад, а танки и грузовики с пехотой уходят по дороге на юг.

Поблагодарив дежурных, предупредил, что пошел по позициям, а потом к тыловикам. Обход линии окопов продлился недолго, парные часовые в плащ-палатках были на постах, внимательно всматриваясь в предрассветные сумерки. Опознав меня, часовые тихо докладывали обстановку, а я, выслушав их, двигался дальше, стараясь не будить отдыхающих. В окопах завернувшись плащ-палатки и шинели, спали мои бойцы. Лишь несколько человек, уже встало и потихоньку готовилось к новому дню — чистили оружие и снаряжали магазины, готовили позиции к бою…

На позиции артиллеристов тоже все было тихо, только часовой у спрятанной под масксеть пушки прохаживался, прислушиваясь к уходящей ночи. За ночь артиллеристы восстановили старые позиции батареи — на орудийные дворики были вновь установлены орудия, с использованием дерева, приведенные во внешний порядок. Так что определить, где боеготовые орудия, а где имитация было практически не возможно. Немцам придется, потрать часть снарядов и бомб на эти позиции, чтобы быть уверенными в подавлении нашей артиллерии.

Мои минометчики ночью тоже не сидели без дела и к своим старым позициям, добавили еще несколько, используя под них воронки от бомб и снарядов.

Тылы батальона разместились в небольшом овраге, пересекающем перелесок за нашими позициями. Здесь же недалеко протекал ручей с питьевой водой, впадающий в болото. Весь наш обоз состоял из 2-х десятков повозок и нескольких полевых кухонь, прикрытых сверху масксетями. Сейчас у них копошились несколько человек и слышались ругательства Горохова. Пойдя на шум около кухни, я застал старшину, распекавшего поваров за то, что они с ночи не налили воды, а теперь метались как угорелые к ручью и обратно, готовя завтрак.

— Привет, Петрович. Ты что это с утра пораньше народ пугаешь? На фланге был? Как там, у «болотных жителей»? Немцы ночью не тревожили?

— Да ну их…! С вечера не могли воды набрать, чтобы пораньше людей покормить. Вот и гоняю, чтобы впредь неповадно было. На фланге у наших тихо. После того как наши снайпера и егеря там прошлись «каленой метлой», немцы молчат и даже в лес не суются.

— Пропавшие вернулись?

— Нет. Парни ходили поискать их, но никого не нашли. Где ребята должны были быть, немецкая рота расположилась.

— Ясно. Как они отработали? Донесение суточное доставили?

— А как же. До роты пехоты и минометную батарею у гати уложили. Да у деревни еще примерно столько же, а еще гаубичную батарею и десяток грузовиков уничтожили. Я к ним ночью бойцов посылал трофеи собрать. Недавно вернулись. Еще ранец солдатских книжек и жетонов набрали, три миномета 50 мм. и два 81 мм. с запасом мин притащили. Ну и как обычно продовольствие, обмундирование, амуниция, патроны, гранаты, винтовки, три пулемета MG-34. Смотреть будешь?

— Нет. Ты трофеи куда дел?

— Боеприпасы и пулеметы в роты отдал, минометы «погранцам» оставил, остальное на подводы и подальше в лес убрал. Может, сохраним. Да, я, часть бойцов из новобранцев от гати сюда направил. Нечего им там делать. Наши сами справятся, а тут народа нет.

— Молодец. Сам так хотел сделать. Кто там вместо тебя остался?

— Серега Петрищев. Нечего ему тут «лабухами» командовать, у него своих там хватает. Ты уж прости, что без тебя так распорядился.

— Правильно сделал. Я вообще думал остатки рот в одну свести.

— Ты, чего так рано встал? Поспал бы еще часок. Немцы, все равно побудку раньше 6-ти не сделают. У них порядок. — Ответил мне, Горохов.

— Что-то не спиться. Кстати, спасибо за сапоги и особенно портянки.

— Ничего, всегда, пожалуйста. Сапоги тебе, Никитин начистил. Мужики вчера в подбитом броннике в ранце нашли крем да щетку. Вот и поделились. Сами теперь в чищеных сапогах гуляют. Есть будешь? Тут со вчерашнего ужина каша осталась. Давай насыплю? И чай горячий есть. Я вроде тоже собирался позавтракать, да эти «оглоеды» не дали.

— Слушай, Петрович, а горячая вода есть? Побриться хочу, а то хожу, заросший как незнамо кто.

— Вот это правильно, командир должен быть образцом. Есть вода, даже помыться найдем. У тебя гимнастерка запасная есть, может, эту постираешь? Она на солнышке быстро высохнет? — С хитрецой в голосе спросил старшина.

— Да нет, Петрович, спасибо, в этой пока похожу. Да, кстати, откуда портянки свежие?

— Разбирали найденные у немцев вещи и там нашлись. Одну пару я себе взял, а вторую тебе отдал. Старые, пока ты спал, вот эти молодцы постирали. Григорьев, принеси ведро теплой воды командиру помыться.

— Спасибо. Ладно, давай полей что ли, — сказал я, снимая оружие и гимнастерку. Раздевшись до пояса, нагнулся и Петрович, намылив мне спину, стал поливать еле теплой водой. Фыркая, я умылся и, вытираясь принесенным одним из поваров вафельным полотенцем, сказал:

— Обещал теплую, а сам? Так и заморозить не долго.

— Не придирайся. Не барин — тепленькой обойдешься. Купаться то не захотел. Я тут ему мыла земляничного приготовил, а он… Бриться будешь? Вот тогда и будет тебе теплая. Кстати, может, подстрижешься, а то вот как зарос?

— Было бы неплохо, но из наших вроде никто не стрижет. Надо будет потом найти кого, чтобы как у нормальных людей свой парикмахер в батальоне был — стричься, бриться, освежиться.

— А что его искать? Ночью несколько беженцев прибилось, вот там и есть один мастер — Шмит Исаак Лаврентьевич. Мастер-парикмахер из Минска. А чтобы просто так не сидели, я их к нашим тыловикам приспособил помогать. Покормить из наших запасов разрешил. Не обеднеем, а то оголодали люди.

— Что ж сразу ничего не сказал? Что за люди? Откуда?

— Беженцы. 26 человек с детьми, в большинстве своем — евреи обоего пола, из Минска и пригорода. По их словам отступали с нашими войсками, но потом отбились — присели отдохнуть в леске, а наши ночью снялись. Ну, эти и отстали. Днем во время боя прятались в болоте. Ночью, вышли к нашим.

— Понятно все с тобой. Ладно, пусть пока с нами побудут. Конечно, лучше было бы их в тыл отправить, пока бой не начался. Погибнут тут вместе с нами…

— Что, думаешь, не удержимся?

— Будем держаться, но сам знаешь, что у нас осталось. Подкреплений вряд ли дождемся. Приказа отступать нет. Так что будем держаться. Не впервой. Ты попозже, как людей накормишь, отводи обоз подальше, за вторую линию, а то и дальше. Да организуй там патрулирование ездовыми края болота, чтобы немцы не обошли. Тут оставь пару повозок санитарам — раненых вывозить, а остальных долой с позиций. Елену тоже отправляй, с выносом раненых бойцы сами справятся. Может, хоть так кого спасем. Ну и где там твой мастер? Хоть бы побриться успеть, пока не началось.

— Вон идет. Михаил Григорьевич, воду горячую и простыню неси, а ты садись на ящик. Сейчас все организуем в лучшем виде. — Ответил Петрович.

— Здравствуйте, и кто тут мой клиент? Ви, Александр Петрович, или этот молодой человек? — Спросил нас подошедший пожилой, не высокий еврей, одетый в мятый темный костюм с жилеткой и светлую рубашку, доставая из кожаного саквояжа бритву и помазок.

— Ну что, вы, не я. Вот командира нашего надо привести в порядок — побрить и подстричь.

— Такой молодой, а уже командир. Ви, далеко пойдете. Я это, вам, точно говорю! Шмит, никогда не ошибается. Можете мне верить. Не беспокойтесь за свой внешний вид, будете просто отлично выглядеть. Столько лет привожу людей в порядок и пока никто не жаловался. А уж, сколько командиров подстриг в Менске, вы себе даже представить не можете! Сам товарищ Павлов у меня в клиентах был! Я имел мастерскую недалеко от площади Ленина, так многие товарищи командиры приходили и были моими постоянными клиентами, — обматывая меня простыней и готовя пену, говорил Шмит. — Ви знаете, я живу так долго, что уже пережил несколько войн. Я знаю, что обычно нужно военным и у меня есть, что вам предложить. Могу предложить подстричь покороче или Ви хотите под товарища Котовского?

— Покороче. — Ответил я. Мне нравился этот человек, не унывающий даже в тяжелой обстановке.

Под разговор Исаак Лаврентьевич быстро меня подстриг и побрил.

— Ну вот, совсем красивый, жаль, что нет большого зеркала, а то бы, Ви, могли оценить мою работу. В Минске на танцах в горпарке вы бы таким видом имели огромный успех у женщин.

— Спасибо огромное. Что вы, Исаак Лаврентьевич, я вам верю, что сделано отлично. Но, увы, в Минске сейчас немцы. Вот когда мы выбьем их оттуда, обязательно посещу горпарк и прогульнусь с красивыми девушками, а перед этим обязательно посещу вашу мастерскую.

— Скорее бы…

— Будем надеяться на лучшее. Никто вас не обижает здесь? Какие у вас планы на дальнейшее? Скоро будет бой и оставаться с нами не безопасно. Хотя, конечно, мне бы хотелось иметь в нашей части такого специалиста как вы. Но лучше вам уходить от нас. Подальше, продуктов на дорогу дадим.

— Я это понял, но куда нам. С нами дети. Одни погибнем, устали бежать и так давно отступаем. Лучше уж мы с вами, до конца.

— Как хотите. Оставайтесь, но я бы рекомендовал все-таки уйти, — но увидев отрицательный жест Шмита, продолжил. — Петрович, беженцев давай зачисляй в тыл — пусть помогают, поставь на котловое довольствие. Скажешь Николаеву, пусть внесет в Книгу учета личного батальона, да проверь, чтобы он остальные сведения внес, как следует. Всех женщин, и тех, кто знает медицину, на помощь Лене отправь. Остальных на свое усмотрение. Если там нужно вещами помочь — выдай из наших запасов. Еще скажи своим орлам, чтобы приготовили побольше горячей воды, пока есть время, пусть ребята помоются и приведут себя в порядок. Ну, а Вам, Исаак Лаврентьевич, еще раз спасибо. Если уж кто еще соберется из наших привести себя в порядок, то я на Вас надеюсь.

— Конечно, в чем вопрос, сделаем как надо. Только знаете. Как бы это сказать?… — Замялся Шмит.

Поняв о чем вопрос, я сказал:

— Если вопрос об оплате, то не беспокойтесь. Петрович, потом рассчитаешься из наших сумм. Время военное, но оплату за работу никто не отменял.

— Вот это правильно, скажите, а у Вас, мама случаем не еврейка? В наше время там трудно найти понимающих людей… — Спросил Шмит.

— А что похож? Но, увы, нет. — Одеваясь, ответил я. — Не было у меня в роду евреев. Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. Все возникшие вопросы обсудите с Александром Петровичем.

— Ну, нет, так нет. Конечно, все будет в лучшем виде.

Попрощавшись, я двинулся в сторону позиций. Утро было в самом разгаре. Вышло из-за леса и засветило солнце, все вокруг просыпалось. По дороге меня перехватил Никитин.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант. Вы, прям, как в мирное время — выбриты, подстрижены, одеколоном пахнете, сапоги блестят. Эх, вам бы пару орденов на грудь и все девушки ваши.

— Доброе утро. Тебе бы тоже не помешало, а то ходишь заросший, как не пойми чего. Сходи к Петровичу, у нас теперь есть штатный парикмахер, приведи себя в порядок. Остальным сообщи об этом, может, кто еще сподобится. Что там у нас? Как немцы?

— Есть, будет сделано! Там ком. полка звонил, ему сказали что вы на позициях, он приказал с ним связаться, как вернетесь. Немцы ведут себя тихо. Наблюдатели говорят, что у немцев недавно была побудка, но в окопах оживления не видно. Незаметно, что они готовятся к бою.

— Понятно, что ничего не понятно. Давай двигай к Петровичу, я буду на КП.

В траншеях бойцы что-то перекусывали, смеялись, переговаривались, курили сидя на дне окопов. С большей частью из бойцов мы вместе шли по дорогам Белоруссии, я их видел в боях и был уверен в них. С бойцами, что остались от маршевого батальона, было сложнее. То, что они вчера сражались и не сбежали — уже хорошо, но что будет дальше? Я не заметил в людях какого-то особого ажиотажа от предстоящего боя. Не было видно большого страха и лишнего волнения. Вчерашний бой и победа над врагом дала людям стойкость под огнем и уверенность в том, что немцев можно бить. Это не могло не радовать. На КП меня ждали Володин и командиры подразделений.

У Володина уточнил насчет ведения журналов боевых действий батальона и нашей роты. Тот доложил, что еще ночью все сделал. Кроме того составлен список погибших и подготовлены извещения на них. Поблагодарив за проделанную работу, попросил остальных доложить о состоянии дел в подразделениях. Доклады лишь подтвердили мою уверенность в успехе сегодняшнего дня. Удалось в значительной степени очистить и укрепить окопы, роют новые. Подготовлены дополнительные позиции для пулеметов. Боеприпасы есть. Заслушав всех, я объявил о сведении остатков рот батальона в одну во главе с Володиным. Смысла сохранять их не было. Полк невштатный, после боев все равно будет раскассирован по другим частям, а так глядишь, сохранится рота как боевая единица.

Не успел я дозвониться до Потапова, как он сам появился на КП. Выслушав доклад, он сообщил, что недавно из дивизии прибыл делегат связи, привезший приказ отходить к переправе через реку Вихра в районе Доманово, где и занять оборону. Немцы севернее прорвались к Смоленску, ведут бой в пригородах. Южнее, в полосе соседней дивизии, они прорвали фронт и заняли Мстиславль и Хиславичи, рвутся в Починок. Части сразу нескольких дивизий фактически попали в полуокружение. Сейчас принимаются меры к восстановлению положения и отводу войск к новому рубежу обороны дальше на восток. Командование обещало подкрепления, но особо рассчитывать на это до выхода к переправе не надо. Разыскали в лесу и вернули часть бойцов, что вчера бежало с поля боя, их приводят в чувство в районе КП полка. Ночью раненых удалось сдать в дивизионный санбат и теперь они в относительной безопасности, должны уже быть на подходе к Монастырщине. Так что надо думать, как оторваться от противника и выйти к указанному рубежу. В отношении моей роты никаких приказов из штаба фронта так и не поступило. Штаб дивизии вчера в течение дня несколько раз был подвергнут массированному удару с воздуха. Много погибших и раненых, в том числе и сотрудники особого отдела.

— Что будем делать лейтенант? Как будем выполнять приказ, есть соображения? Если бы хотя бы на пару часов раньше приказ доставили. То в темноте бы спокойно оторвались от врага, а сейчас хрен его знает, как это сделать.

— Немцы нас так просто не отпустят.

— Понятное дело. У тебя бойцы еще на той стороне?

— Да около сорока человек.

— Давай, наверное, команду чтобы возвращались назад. Твой Горохов свой обоз в тыл повел. Так я ему поручил и с остальных батальонов с собой забрать. Нам надо выиграть часа 2–3 чтобы оторваться и спокойно отойти, а где их взять эти несколько часов?

— Немцам нужна дорога для прохода техники и танков, а раз так, то надо чтобы они как можно больше повозились с расчисткой ее. Чтобы освободить ее от подбитой техники им потребуется не менее пары часов, а то и больше. Часть подбитых машин нами заминирована. Ночью немцы пытались вытащить пару танков да не получилось. Так что они сначала пошлют саперов, те провозятся не менее часа, еще примерно столько же уйдет на сталкивание с дороги остовов грузовиков и эвакуацию танков, если конечно мы не будем мешать. Вот вам и два часа времени. Правда потом немцы сядут на машины или пошлют конную разведку и нас достаточно быстро нагонят. Надо еще пару отсечных позиций в тылу делать, чтобы им жизнь медом не казалась. Если есть возможность, то надо в нашем тылу на дороге завалы и минные ловушки сделать, да и мосты за собой уничтожим. Это нам даст фору еще часа два — три.

— Я примерно так же думал. Саперному старшине сказал, чтобы он со своим имуществом на КП полка выбирался. Пусть впереди идет и все готовит. Я ему в помощь бойцов из третьего батальона дам, им все равно в себя надо прийти, да и дело быстрей пойдет. Только ведь надо будет кому-то здесь оставаться имитировать наше присутствие и дальше по дороге завалы прикрывать.

— А что тут думать, мы и прикроем. Нам не привыкать.

— Весь батальон с собой заберешь или только свою роту?

— Всех оставшихся, в том числе и пушкарей. Здесь завесу создадим, а затем вас по дороге догоним, пока вы пешком идти будете. У нас верховые лошади остались, да и у пушкарей с обозниками лишних лошадок заберем.

— Давай.

Спокойно нам договорить не дали. Немцы начали минометный обстрел всей линией соприкосновения. Особенно доставалось участку леса, где раньше действовали снайпера и участку болота на фланге 1 батальона. На нашем участке до роты немецких пехотинцев под прикрытием минометного и пулеметного огня бросились в атаку, но нарвавшись на ответный огонь, залегли и откатились назад. В качестве ответного приветствия мы из минометов обстреляли позиции немцев на фланге 1 батальона и перед нами. Вообще атака у немцев получилась какая-то несерьезная. Они не использовали ни артиллерию, ни танки. Даже не попытались освободить дорогу от подбитой техники. Похоже, это была проверка на наше наличие на месте. А раз так, то можно было начинать воплощать наши планы в жизнь. Пользуясь затишьем батальоны стали сворачиваться и отходить на восток, а мои бойцы занимали их места.

День разгорался, солнце светило все сильнее и ярче. Из тыла принесли завтрак. Бойцы поели, покурили и снова сели ждать развития ситуации.

Прошло около часа, а немцы все молчали. Что на них было совсем не похоже. Стрелки часов медленно приближались к 9 часам. Мне не верилось, что у немцев вчера была выбита вся артиллерия. Как и не верилось, что личный состав не хочет идти в атаку (подобно американцам в моем времени, отказывавшимся идти в атаку из-за отсутствия «Кока-Колы» или мороженного). Вчера мы выбили у них около батальона и часть тяжелого вооружения. То есть что-то около 30 % личного состава, что не критично для боевой части. Похоже, они что-то задумали, знать бы только что? И где? За месяц войны мы уже привыкли к немецкому распорядку ведения боевых действий. А тут такое. Конечно, это хорошо — еще немного пожить и побыть в тишине, но опыт — против него никуда не денешься. Необычное поведение противника вызывало обеспокоенность не только у меня, но и у остальных. Немцы ни куда не делись и их можно не напрягаясь разглядеть в бинокль, на другой стороне поля и болота. Звонки наблюдателям на краю болота тоже ничего не дали — там тихо. Нигде не отмечалось подготовки к атаке. Молчала минометная батарея, что с утра обстреливала позиции. От Потапова прибыл посыльный, сообщивший, что наши благополучно отошли на первый промежуточный рубеж и саперы подготовили мост к взрыву и начали делать завал на дороге.

Петрищев сообщил, что егеря и снайперские пары благополучно оторвались от немцев и без давления с их стороны вернулись к «погранцам». Немцы в лес и болото не лезут, сидят тихо.

Я уже собирался давать команду на отход когда с немецкой стороны заговорил громкоговоритель, приглашавший представителей советского командования на переговоры. Вот так всегда. Только что задумаешь, все коту под хвост идет. Но может оно и к лучшему.

Пришлось собираться и одеваться в парадное, мы же не «босяки» какие. Хорошо, что рюкзак со мной остался, а не уехал с Гороховым. Никитин щеткой прошелся по сапогам, пока я переодевался. То же самое было и с сапогами Ефимова, ради такого повода одетый в мою запасную гимнастерку с кубиками лейтенанта и самого Никитина. Так что на встречу, мы пришли, сияя как новые пятиалтынные.

С немецкой стороны присутствовали трое. Два офицера и унтер-офицер в качестве переводчика. Старшим из переговорщиков был гауптман с кавалерийской выпушкой на петлицах и погонах.

Ничего заоблачного немцы не предлагали — двухчасовое перемирие для уборки трупов с поля боя. С каждой из сторон уборкой на поле боя должны были действовать по двадцать человек. Пока шла работа, мы должны были присутствовать на месте переговоров. Я был только «за», нам было это только на руку. Было и еще одно предложение — обменяться пленными. Пришлось его отклонить — у нас их не было.

Немцы были пунктуальны. Работу вели быстро и споро. Мои бойцы от них не отставали. Очень пригодились повозки, оставленные для раненых. Наших павших было немного и мы достаточно быстро справились со своей задачей. Немцам пришлось повозиться. Их грузовики дважды возвращались за новой партией. Мы им тоже помогли. Загрузив и передав тела тех, чьи лежали у наших траншей.

Так что два часа прошли в мирной обстановке. Как только перемирие закончилось, я дал команду на отход. Эти два часа мира мои парни использовали для минирования дороги и позиций, имитации наличие личного состава в окопах. Немцы не преследовали и мы быстро двигались вдогонку нашим. Дорога была забита брошенным имуществом и разбитыми повозками. Иногда над нами на восток в сопровождении истребителей пролетали немецкие бомбардировщики и штурмовики, а вот наших «соколов» видно не было. Нас они не трогали, вваливая свой груз на более жирные цели.

Колонну полка догнали уже в Доманово, где полк расположился на отдых. По пути мы успели взорвать мост, а второй сожгли из-за отсутствия взрывчатки. По дороге к нам присоединялись наши саперы и красноармейцы, отставшие от своих частей. Полковая колонна поредела. По словам Потапова, постаралась немецкая авиация, дважды наносила свои удары по двигавшимся по дороге беженцам и колонне полка. Часть бойцов погибла, кое — кто сбежал или потерялся.