Глава 28

Тесс ужасно хотела спать. Если бы ей удалось заставить себя, она могла бы урвать четыре-пять часов сна из остатков ночи, а потом поехать на лодочную станцию и хорошенько потренироваться в наказание. Потом она отправилась бы к Джимми и съела свои бейглы, в очередной раз порадовавшись, что повар бросил их на сковородку как раз в тот самый момент, когда она вошла. Она бы выполнила все свои привычные действия — те действия, которые дарили ей ощущение собственной силы и могущества. Ей хотелось остепениться.

Но она так и не легла спать, поминутно поглядывая на часы, составляя списки и второй раз за два дня ожидая открытия государственных учреждений. В 8.30 с кружкой крепкого кофе в руке она перебралась в кабинет Китти, подключила факс, телефон и старые связи в офисах генерального секретаря и министра юстиции. Ей пришлось постараться, но к десяти утра нудные документы лежали перед ней на столе. Затем Тесс дрожащими руками набрала телефон О’Нилов.

Как она и предполагала, ответила горничная. Тесс подготовилась к роли нахалки, но, к ее удивлению, Луиза О’Нил подошла к телефону сразу же, как только услышала, кто звонит.

— О, дорогая, — как всегда любезно промурлыкала она. — Насколько я знаю, Шай сегодня очень занят. А после работы мы поедем на пляж. Мы собираемся провести уикенд в нашем гнездышке в Бетани.

Гнездышко на побережье с шестью спальнями, пятью этажами и двумя джакузи. В прошлом году Тесс видела его фотографии в воскресном выпуске «Маяка».

— Миссис О’Нил, я бы хотела поговорить с вами.

— О, дорогая, — повторила она, словно мечтала о встрече с Тесс. — Утром я играю в теннис. Но я могу встретиться с вами в половине второго. Девочки всегда уезжают обедать после игры.

— Хорошо, значит, в половине второго.

В 13.15 Тесс ехала на север. На этот раз она знала дорогу. В воздухе стоял морозец, словно осень малодушно решила показать себя аккурат к концу сентября. Балтимор стоял во всей красе: синее небо, ровный бриз, тепло на солнце и прохладно в тени. Каждый раз в такие моменты — и иногда это казалось ей просто минутным помешательством — Тесс прощала этому городу мерзкое лето и забывала, что скоро наступит зима. Природная мягкость и умение забывать. Только так и можно было жить здесь.

Тесс свернула с Чарльз-стрит на Кросс-плейс. «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ», напомнила ей вывеска. «ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН». К счастью, на ее антенне развевался сине-белый флажок, оставшийся с прошлого визита. Тесс и Тинер были здесь несколько недель назад, и с тех пор осень успела установить свои порядки. Деревья в повороте сверкали алым и золотым. «Кровь и деньги», — подумала Тесс.

Никто не встречал ее у въезда на этот раз. Но, когда Тесс постучала в дверь, миссис О’Нил сама открыла ей и провела на веранду.

— Чай? — начала было она, но Тесс протестующе подняла руку.

— Я пришла сюда не за напитками, — сказала она. — Это не визит вежливости.

В отсутствие мужа миссис О’Нил не казалась столь хрупкой и бесцветной. Ее лицо оставалось неестественно бледным. Тесс подумала, что миссис О’Нил играет в теннис в кепке, но из-под белоснежного теннисного платьица и накинутого на плечи кардигана виднелись загорелые руки и ноги. Кости голени были длинными и хорошо очерченными, запястья — узловатыми. Раньше Тесс не замечала, что миссис О’Нил была высокой — не ниже шести футов — и мускулистой.

— Да, я понимаю. Мисс Монаган, меня удивляет, что вы не захотели увидеть моего мужа. У нас нет секретов друг от друга. Мы партнеры во всем. Я не хочу играть на два поля. Не готова к двойной игре.

— У всех бывают секреты, миссис О’Нил. Если я не ошибаюсь, до нашей последней встречи вы не знали, что ваш муж интересуется Авой Хилл.

— Должна отметить, что у нас нет друг от друга секретов в действительно важных вопросах.

Она подошла к окну и, сжимая руки, со вздохом выглянула на улицу. С деревьев за домом уже начали опадать листья. Жестокая, быстротечная балтиморская осень. Хотя пейзаж становился все более привлекательным. Теперь из окна видны были бухта и луг за ней. Можно было даже разглядеть дома на дальнем холме, тогда как раньше только их окошки светились в листве.

— У вас такой прелестный вид из окна, — сказала Тесс.

— Знаете, когда-то все это принадлежало нам. Еще лет десять назад мы владели домами на той стороне и всей землей в бухте.

— И что же случилось десять лет назад? — Как Тесс ни старалась, на этих словах ее голос дрогнул.

— Я думала, вы мне расскажете, мисс Монаган.

Миссис О’Нил вернулась к креслу-качалке, скрестила лодыжки и сложила руки. Тесс, чувствуя себя как Шахерезада, сделала глубокий вдох. После нескольких недель блефа, лжи и неясных результатов говорить правду, только то, что ей известно, было как-то неудобно. А еще опасно. Если она не ошибалась насчет миссис О’Нил, эта женщина пойдет на все, чтобы защитить свою семью.

— Десять лет назад завершилась смертельная гастроль Такера Фокера. Он насиловал и убивал маленьких мальчиков с конца семидесятых годов, с восемнадцати лет. Но, когда его арестовали, ему смогли предъявить обвинение лишь в одном убийстве, потому что только у него был свидетель. Это преступление каралось смертной казнью, и его приговорили к смерти. Но Фокер хоронил своих жертв в потаенных местах, а потому найти других жертв могло помочь только его признание. Подстрекаемый своим адвокатом и уже приговоренный к смерти, он с готовностью сообщил полиции все подробности. Тела находили по всему штату. Всего их было двенадцать. Одно из тел было закопано на границе вашего участка около реки «Водопады Уаймена». Двенадцатилетний мальчик по имени Дэймон Джексон. Он жил рядом со старым стадионом, около Гринмаунт-авеню, и исчез в самом начале карьеры Фокера, как он ее называет.

— Да, все это мне известно. Я была дома, когда приехали полицейские. Отсюда я смотрела, как они откапывали тело. Мы не хотели продавать землю, пока все это не закончится, так что я могу предположить, что это случилось менее десяти лет назад.

— То есть вам пришлось повременить с продажей земли до обнаружения тела?

Миссис О’Нил оценивающе посмотрела на Тесс. Тесс взглянула на длинный коридор, ведущий к входной двери, готовая броситься бежать.

— Что вам известно, мисс Монаган? Почему бы вам не рассказать мне все это без обиняков?

— Вы и ваш муж заплатили Такеру Фокеру крупную сумму денег. Это была не слишком крупная сумма для вас, чтобы он признался в этом убийстве. Подробности он узнал через Абрамовича. Как выглядел мальчик, где он был похоронен. Фокер так и не смог точно сказать, где он нашел этого мальчика, но все произошло довольно давно, и Фокер не слишком хорошо ориентировался в Балтиморе. Но он помнил, что закопал тело около «Кросс Три Крик». Именно это место прозвучало в его признании. Но ваш муж однажды сказал, так его называют только члены вашей семьи.

Тесс нервно подняла глаза на миссис О’Нил, словно та была строгим профессором, принимающим у нее устный экзамен. Но та только кивнула, чтобы Тесс продолжала.

— Но, если вы заплатили Фокеру, куда делись деньги? — Тесс вдруг забыла о миссис О’Нил. Она додумывала аргументы по ходу разговора. — Он утверждает, что Абрамович украл их у него, а Абрамович оставил довольно крупное состояние. Абрамович был хорошим адвокатом; большую часть этих денег он, скорее всего, заработал, когда занимался частной практикой. Или ему тоже платили. Он нарушал закон, подстрекал к лжесвидетельству, и если бы его поймали на этом, то лишили бы права заниматься адвокатской практикой. Разумеется, он был слишком умен, а вы — слишком осторожны, чтобы выписывать чеки от своего имени. Вам нужно было проводить эти суммы через какие-то безобидные предприятия. К счастью, Фонд Уильяма Три, который контролирует ваша семья, отдает на благотворительность более пяти миллионов долларов в год. Куда шли остальные пятьдесят тысяч?

Тесс достала факсы, которые получила утром, сжимая листки так, что не будь ее руки влажными от пота, она бы порвала их.

— Сегодня я попросила подругу, которая работает в Министерстве юстиции, прислать мне список ассигнований Фонда Уильяма Три за последние три года. Из года в год повторяются всего два гранта, которые в сумме составляют пятьдесят тысяч долларов. Они предоставлялись на неограниченный срок двум организациям — ОЖНА и Мэрилендской коалиции выживших. Обе они были зарегистрированы Майклом Абрамовичем. Это единственные организации для жертв преступлений в вашем списке. Остальное идет на искусство, бедным, психически больным и религиозным благотворительным организациям.

— Католическим, протестантским и иудейским, — уточнила миссис О’Нил. — Так постановил мой отец.

Тесс ее даже не услышала.

— Я строю догадки. Я уже говорила. Фонд выделяет ассигнования двум группам, которые были зарегистрированы Абрамовичем. Но он вместо того, чтобы отдать деньги Фокеру, оставлял их благотворительным организациям. В случае с ОЖНА, которое получает тридцать тысяч долларов в год, его грабила жадная бухгалтерша, но это к делу не относится. Он думал, что делает благое дело. Мэрилендская коалиция выживших получает всего двадцать тысяч долларов, поэтому им даже не приходится представлять налоговую декларацию. Тем не менее у этой организации есть почтовый адрес в городе Френдсвиль, Мэриленд: для Долорес Ф. Компсон. Это мама Такера. Она вышла замуж во второй раз.

Миссис О’Нил натянула на плечи белый кардиган, словно ей вдруг стало холодно. Когда она заговорила, ее голос звучал холодно:

— В вашей версии мистер Абрамович предстает почти героической фигурой. Спонсирует группу поддержки жертв изнасилования и несчастную мать своего печально знаменитого клиента. Разумеется, он нарушает ряд законов и не упускает возможности обогатиться самому. А во всем остальном он выдающийся человек.

— Я думаю, что он своими странными методами пытался делать добро. Некоторых людей нельзя назвать однозначно хорошими или однозначно плохими.

— Вы правы. В таком случае, у нас с мистером Абрамовичем много общего.

Миссис О’Нил встала, и Тесс даже вздрогнула. Неужели она действительно думает, что Луиза О’Нил может наброситься на нее? Миссис О’Нил подошла к окну и посмотрела вниз, на холм.

— У моих родителей было двое детей — сын и дочь. Мой отец хотел, чтобы мы росли здесь, с ним. Мой брат умер во время эпидемии гриппа, когда мы были еще маленькими. Родители умерли меньше чем через год после моей свадьбы. Шай и я переехали в этот дом. У нас было двое детей — сын и дочь. Мэри Джулия и Уильям Три О’Нил. Я, как и мой отец, хотела, чтобы мои дети жили здесь, со мной. Но Мэри Джулия вышла замуж на молодого человека из Чикаго. Она живет в Лейк Блафф.

— А Уильям?

— Уильям уехал из штата. Уже давно.

— После того как убил Дэймона Джексона? Вы и это видели из окна? Или видели только, как он закапывал тело?

Луиза О’Нил не ответила. Ее глаза, темно-серые в полутьме, смотрели на склон холма. Что бы ей ни довелось тогда увидеть, снова стояло перед ее мысленным взором. Тесс стало жаль ее, но она зашла слишком далеко, чтобы перестать задавать вопросы только потому, что воспоминания будут слишком болезненными.

— Почему вы обратились к Фокеру с просьбой взять это убийство на себя? Ведь тело Дэймона Джексона могли и не обнаружить. К тому времени как поймали Фокера, он пролежал в земле уже около пяти лет. Эта территория — ваша частная собственность. Даже если бы тело нашли, вы были единственным свидетелем преступления.

— Человек не может быть столь аккуратным, — ответила она, не отрываясь от окна. — Люди, способные нажить состояние, как мой отец, безрассудны и отважны. Люди, которые становятся наследниками состояний или женятся на них, обычно оказываются более робкими. Шай не любит свободные концы. А мне не хотелось, чтобы женщина искала сына всю свою жизнь. Тем более мы не могли оперировать своей собственностью, пока тело было здесь. Как оказалось, миссис Джексон была наркоманкой и проституткой, и пока ее сын был жив, она мало им интересовалась. Но я не знала об этом, когда Шай предложил мне свой план. Мне понравилась эта идея.

— И вы обратились к Абрамовичу.

— Да, Шай говорил с ним. Он сказал, что представляет интересы друга, но Абрамович не поверил ему. Это было не важно. Тогда у мистера Абрамовича был кризис. Он был очень беден. Ему платили столько же, сколько Фокеру, и по такой же схеме. Вы хорошо поработали, мисс Монаган, но в том списке было еще несколько «подставных» групп: бесплатная столовая «Парк Хайтс», Фонд поощрительных стипендий Хэнка Гринберга для мальчиков и храма «Бет-Эль Гониф». Все они не облагались налогом. Мистер Абрамович позаботился об этом. Еще раз нарушив закон, разумеется.

— Вы выписывали чеки для храма «Бет-Эль Гониф»? Разве вы не знали, что «гониф» переводится с идиша как «вор»? Фонд поощрительных стипендий Хэнка Гринберга для мальчиков? Даже я знаю, что он играл за сборную Детройта, а не за «Orioles». Абрамович оставлял зацепки, где только мог. Он даже ввел вас с мистером О’Нилом в совет ОЖНА в прошлом году. Он хотел, чтобы кто-нибудь догадался.

— Я ничего не знала об этом храме. Я не знаю идиша. Но вы правы, Абрамович действительно хотел, чтобы его поймали. Его мучило чувство вины, и он хотел, чтобы оно мучило и всех остальных. Вот почему он настоял, чтобы его взяли в фирму: чтобы быть постоянно перед глазами у Шая, чтобы он, как выразился Абрамович, «как и я, думал об этом каждый день». Но единственное, о чем Шай думает каждый день, это подействовали ли отруби и с кем завести очередную интрижку: с кем-нибудь из коллег или с какой-нибудь секретаршей.

Тесс представила краснолицего Шая в туалете, погруженного в эротические фантазии о секретаршах. Забавно, но отвлекаться нельзя.

— Итак, Абрамович шантажом добивается места в фирме, ему выделяют милый кабинет с видом на гавань и не дают работы. Гениально. Лучший способ свести трудоголика с ума. Вы этого хотели, да? Свести его с ума? Заставить его уволиться по собственному желанию или подтолкнуть к самоубийству?

Глаза миссис О’Нил потемнели.

— Нет, — сказала она. — Я никому не желаю потерять рассудок.

— Ваш сын сумасшедший, ведь так? Вот почему вы столько денег отдаете на нужды психиатрии.

— Около половины наших ассигнований приходится на учреждения для психически больных.

«Очень осторожное заявление», — подумала Тесс. Если бы Тесс записывала их разговор на пленку, миссис О’Нил смогла бы утверждать, что ни в чем не признавалась. Но Тесс не вела запись. Как ни странно, ей почему-то показалось, что так будет безопаснее.

— По-вашему, вся эта филантропия искупает грех вашего сына?

На этот раз миссис О’Нил посмотрела ей в глаза.

— Да, мисс Монаган. Это с лихвой искупает его грех.

— Почему вы так думаете?

— Если бы Уильяма арестовали, его признали бы невменяемым. Его направили бы в какую-нибудь государственную психиатрическую лечебницу, где он бы жил за государственный счет до самой своей смерти. Сейчас же он содержится в хорошем месте в Коннектикуте, что стоит мне восемьдесят тысяч долларов в год. Кстати, тюрьма в Мэриленде обходится в четыре раза дешевле. А моя семья осталась здесь и занимается общественно-полезной деятельностью. Если преступление, совершенное моим сыном, получило бы огласку, мы бы уехали, забрав с собой все наши средства. Ничто не обязывает нас выделять гранты для Мэриленда. В противном случае, потерял бы город, а не мы.

— Понимаю, все делается в интересах налогоплательщиков. А что, если налогоплательщики против надругательства над нашим законодательством?

— Адвокаты преступают закон, — ответила она. — Присяжные преступают закон. Мы же обошли его.

— А Джонатан Росс?

— Репортер? А что с ним?

— Он был убит.

— Неужели? Я читала, что он погиб в результате аварии, виновник которой скрылся с места происшествия, что это была случайность.

— Он мог узнать правду. Он начал изучать фонды. Он общался с Фокером. Он, как и я, смог бы сопоставить факты.

Миссис О’Нил лишь улыбнулась.

— А я попаду в хронику происшествий, миссис О’Нил? Меня тоже ждет несчастный случай?

— Симон склонен… поддаваться панике. Вы видели, как он краснеет, слышали, как он срывается на визг. Это еще одно проявление его маниакальной чистоплотности. Но когда у него есть время подумать, время прислушаться к чужим советам, он действует вполне рационально.

— Фокер будет и дальше писать письма репортерам. Он хочет поведать миру свою историю. Он хочет привлечь к себе внимание.

— Да, ну и что? Насколько я знаю, вы встречались с ним вчера. Ваше имя было в журнале регистрации. С тех пор как погиб Абрамович, мы отслеживаем его посетителей. Сегодня… — Она посмотрела на часы — простенькую золотую безделушку из тех, что стоят целое состояние. — Да, уже все. В половине второго Шай провел пресс-конференцию, где сообщил, что фирма собирается взять на себя работу с апелляциями мистера Фокера в память о погибшем сотруднике, мистере Абрамовиче. С этим делом будет работать Ларри Чамберс, очень способный молодой человек. А если мистер Фокер попытается рассказать ему о ложном признании, Ларри сможет убедить его, что это лишь испортит его репутацию. Он также оповестит руководство тюрьмы о том, что вам нельзя встречаться с мистером Фокером, равно как и любому другому репортеру. Вы же знаете, что сначала необходимо получить разрешение адвоката.

— Да, знаю.

Теперь Тесс избегала встречаться взглядом с миссис О’Нил. Если Луиза видела в окне прошлое, то Тесс явилось будущее. Апелляции Фокера будут отклонены. Адвокат будет нашептывать ему: «Никому не рассказывайте об этом ложном признании. У нас есть план. Мы объявим об этом за мгновение до того, как вам сделают инъекцию. Вы станете сенсацией — такой известности не получал еще ни один приговоренный к смерти в этой стране». И Фокер послушается его, будет тихо сидеть в своей камере и ждать, когда двери темницы распахнутся, когда его адвокат спасет его. Потом будет пилюля, и Фокер умрет — последний живой свидетель.

— Миссис О’Нил, я не могу понять только одного. Зачем вам было убивать Абрамовича? Он так страдал, что собирался во всем признаться?

— Боюсь, дорогая моя, вы не можете обвинить в этом нас. Мы не имеем ни малейшего представления, кто убил Абрамовича, хотя, возможно, являемся должниками этого человека. Он оказал нам большую услугу. Абрамович становился невыносимым.

— Неужели вас не беспокоит, что я могу предать ваши махинации огласке?

— Нет. Я полагаю, что вы все же понимаете меня, мисс Монаган. Правосудие свершилось. Мальчик был убит, мужчина сознался. Мой сын никогда уже не выйдет из лечебницы, и этот срок дольше, чем тот, который ему пришлось бы отбывать в тюрьме. Чего еще желать?

— Я не понимаю вас. Я никогда не смогу принять ваш образ мысли. — От дикого желания, чтобы это действительно было так, Тесс едва не сорвалась на крик…

— Тогда я могу назвать вам еще одну причину своей уверенности. Вы — никто, и никто вам не поверит. Но если вы захотите принять скромную сумму в награду за проницательность, это всегда можно устроить.

Тесс сама удивилась своим словам:

— Я бы не отказалась.