Глава 3
Около трети помещения занимала большая, примерно четыре на четыре метра, выложенная кафелем купель, заполненная водой. Стены, потолок и пол предбанника были обшиты вагонкой. Обстановка состояла из множества деревянных, грубо сколоченных кресел-качалок, расставленных повсюду. Одну из стен, если вглядеться, сплошь занимали встроенные шкафчики для одежды. Кроме этих шкафчиков и качалок, никакой другой мебели в помещении не было. На некоторых из кресел лежали стопки простынь, полотенец и халатов. На двери у дальней стены было написано «Парная».
В предбаннике сидели две девушки в коротеньких халатах, блондинка и брюнетка. Чуть поодаль от них пил пиво прямо из горлышка человек в шортах, темноволосый, с аккуратным пробором. Седову достаточно было взгляда, чтобы понять: это командир «Хаджибея» капитан первого ранга Петраков.
Девушки при их появлении улыбнулись, Петраков в знак приветствия высоко поднял руку с бутылкой пива. Довгань сказал:
— Люся, Галя, Леня, прошу любить и жаловать, это Юра, мой новый шкотовый. На мой взгляд, лучший шкотовый мира.
— Он шутит, — сказал Седов.
— А как насчет париться? — спросил Петраков. — Париться этот лучший шкотовый мира умеет?
— Когда-то умел, — сказал Седов. Довгань покачал головой:
— Ленечка, дорогой… Твое умение париться всем известно. Но ты меня удивил.
— А что?
— Пиво перед парной…
— Глеб, я все знаю… Но после вчерашнего…
— Тем более после вчерашнего…
Глотнув из бутылки, Петраков поставил ее на пол. Поднял обе руки:
— Ладно, Глеб, пас. Больше не буду.
В предбанник вошла Алла. На ней, кроме темно-синего бикини, ничего не было. Оглядев всех, бросила:
— Привет, кого не видела. Тебя, Леня?
— Угадала, солнышко, меня ты с утра не видела. Как всегда, классно выглядишь.
— Спасибо.
Подойдя к двери парной, Довгань постучал:
— Жар, что там у тебя? Готово?
Дверь приоткрылась, из нее высунулась голова Жара в войлочной шапке. Несколько секунд он отдувался. Наконец сказал:
— Ребятки, уговор такой: сейчас паритесь не больше двух минут. Потом сколько угодно, а сейчас не больше двух. И сразу за стол. После парной идите сразу в гостиную, там уже накрыто. Я буду вас там ждать. А сейчас — быстро, чтоб пар не ушел. Быстро в парную.
Довгань замахал руками, так, будто подгонял стаю гусей:
— Быстро, быстро, быстро, быстро, быстро… Все в парную…
Люся и Галя скинули халатики, под которыми тоже оказались бикини. Вся компания, торопясь, толкаясь, подшучивая друг над другом, прошла в небольшое помещение, обитое мелким осиновым плитняком.
Здесь стоял крутой, умело и долго нагоняемый пар. Седов сразу же оценил работу Жара — пар был щадящим, чуть влажным и пахнущим березовыми листьями, не пар сауны, а пар русской бани.
Довгань, Седов, а вслед за ними после некоторого колебания и Петраков забрались на самый верх, на последнюю полку. Девушки устроились внизу, сказав, что и здесь для них пара вполне достаточно. Седов успел заметить, что темненькая Галя, у которой наверняка была или казацкая, или черкесская кровь, несколько раз с интересом посмотрела на него. Один раз, встретив ее взгляд, он улыбнулся. Галя, хоть и была красивой девушкой, абсолютно ничем его не привлекала. Но он понимал: сегодня она может ему помочь.
После парной, окунувшись в купель и надев халаты, все прошли в гостиную. Комната, обставленная куда более изысканно, чем холл и предбанник, вполне сошла бы за небольшой зал клубного ресторана. Сейчас в этом зале было организовано что-то вроде приема «а-ля фуршет». На столе в центре гостиной над еле тлеющими спиртовками стояли на специальных подставках металлические контейнеры с едой. На двух столах поменьше, у стен — фрукты и десерт. Во встроенном в стену баре с подсветкой переливались всеми цветами бутылки с выпивкой. Все помещение заполняла негромкая музыка, источником которой служили скрытые в стенах стереоколонки.
Жар, на этот раз одетый в черно-белое кимоно, стоял в углу. При появлении гостей, подняв брови, посмотрел на Довганя. Тот сказал:
— Шампанское!
Достав из ведра со льдом бутылку, Жар ловко разлил в бокалы шампанское. Взяв бокал, Ганя поднял его театральным жестом:
— Дамы и господа! Выпьем за появление в нашей компании замечательного человека — моего нового шкотового Юрия! Юра, твое здоровье!
Седов поднял свой бокал:
— Алаверды, Глеб! Твое здоровье! Здоровье всех присутствующих здесь!
Он по очереди чокнулся со всеми, заметив при этом: Галя, дотронувшись до его бокала, уже откровенно стала делать ему знаки глазами.
Допив свой бокал до дна, Глеб сказал:
— Братцы-кролики, торжественная часть закончилась. Наступает заслуженный отдых. Сейчас каждый выбирает, что хочет. Еду, отдых, танцы.
— Я хочу танцы! — крикнула Галя, дурачась..
— Я тоже танцы! — Люся повернулась к Петракову. — Леонид, вы меня приглашаете?
— Золотце, а как же… — Обняв блондинку двумя руками, Петраков медленно закачался с ней в танце. Танцуя, оба по очереди, не оставляя объятий, сбросили на пол халаты.
Галя, подойдя к Седову, сказала негромко:
— Мы потанцуем?
— Конечно.
— Только снимите халат.
— Пожалуйста, — сняв халат, он положил его на стул. Свой халат Галя бросила на пол. Обняв Седова, прижалась головой к его плечу.
Танцуя и чувствуя, что Галя прижимается к нему все крепче и крепче, он пытался понять, с чего лучше начать разговор. Но первой заговорила Галя. Не отрывая щеки от его плеча, она прошептала:
— Какая силища…
— Силища? — переспросил он.
— Да… Вы весь какой-то стальной… Наверное, таким и должен быть… — Она помолчала. — Шкотовый? Я правильно сказала?
— Правильно. Только я совсем не стальной. Я обычный человек, как все.
— Ну да… Говорите кому другому… Вы стальной… И так хорошо прижиматься к вам, к стальному…
Он промолчал, и она сказала:
— Простите… Я говорю чушь… Я совсем опьянела от этого шампанского… Не сердитесь на меня…
— Я совсем не сержусь. Наоборот, мне очень приятно, что вы… — Он замолчал.
— Что я к вам прижимаюсь? — Оторвав щеку от его плеча, она заглянула ему в глаза. Не отводя взгляда, он сказал:
— Да, конечно. Вы прекрасны, Галя. Думаю, каждый человек…
Снова прижавшись к его плечу, Галя прошептала:
— Пожалуйста, не говорите о каждом. Говорите о себе. Мы танцуем вместе… И вы будете танцевать со мной весь вечер…
Будете…
— Да, конечно…
Музыка кончилась. Подойдя к бару, Галя взяла бокал.
— Давайте выпьем чего-нибудь покрепче. Виски?
— Давайте.
— На брудершафт. И после этого будем на «ты». — Налив в два бокала виски и положив лед, она подняла свой: — Выпьем за этот вечер!
— Давайте. За этот вечер!
Выпив с ней на брудершафт и выдержав ее долгий страстный поцелуй, он улыбнулся:
— Знаете… то есть знаешь — давай уедем отсюда. Под благовидным предлогом.
— Да? Замечательный план.
— Тут ведь можно вызвать такси?
— Зачем такси… У меня есть машина…
— Отлично. Давай еще немного посидим для приличия — и смоемся.
— Только не посидим, а потанцуем. Ты знаешь, что ты замечательно танцуешь?
— Первый раз слышу.
— Притвора… — Заиграла музыка, и она, обняв его, снова прижалась щекой к его плечу. После того, как они начали танцевать, шепнула: — У меня своя квартира, в центре… Хочешь, поедем туда?
Все складывается идеально, подумал он. Скоро одиннадцать, как раз время встречи с Чемиренко. Галя живет в центре, то есть рядом с гостиницей «Новороссийск». Весь центр Новороссийска он помнит наизусть — по схемам и картам.
— А это удобно?
— Конечно. Я ведь хозяйка квартиры.
— Это далеко отсюда? Я не знаю вашего города.
— Да, Алка мне говорила, ты приехал только сегодня… Нет, какой далеко… На машине минут десять…
— Очень хорошо… Я сейчас пойду переоденусь… А ты извинись перед обществом, скажи, так и так… Объясни Глебу, что мы уходим… Передай, утром я обязательно буду на яхте… И приходи в предбанник, я буду ждать… Ладно?
— Конечно… — Поцеловав его, она отстранилась. — Я сейчас приду.
— Давай… — Проследив, как она идет к Глебу, вышел в предбанник. Открыл шкафчик со своей одеждой, достал из кармана куртки документы: паспорт, свидетельство о рождении, военный билет, диплом высшего инженерно-морского училища. Добавив к документам бумажник с остатками долларов, бросил все на пол шкафчика. Быстро оделся, прикрыл дверцу. Вовремя — почти тут же в предбанник вошла Галя. Кивнул:
— Все в порядке?
— Да, — обняв его и поцеловав, она подошла к своему шкафчику. Открыв дверцу, надела шорты, кроссовки, майку. — Все, я готова. Пошли?
— Пошли.
Выйдя из предбанника, они увидели Жара, который ждал их. Казах улыбнулся:
— Эх, молодость, молодость… Идемте, я вас выпущу… Оказавшись вместе с ним на улице, Галя снова обняла его.
Страстно поцеловав, шепнула:
— Пошли…
Когда они обогнули здание, она остановилась у белого «Мерседеса». Достав ключи, открыла дверцу. Кивнула:
— Садись.
— Это твоя машина?
— Да. — Усмехнулась: — Что, у меня не может быть такой машины?
— Да нет, я просто так. Классная машина.
— Ничего. Ездить можно.
После того как они уселись, он спросил:
— Может, лучше поведу я? Ты выпила…
— Да ну! — Она включила зажигание. — Увидишь, как я вожу, никогда больше так не будешь говорить.
Машину она в самом деле водила прекрасно.
Он незаметно засек время — до ее дома, современного малоквартирного четырехэтажного особняка, они доехали за одиннадцать минут.
На каждом этаже дома темнели обширные лоджии. Подумал: вряд ли она живет на четвертом этаже. Но и вряд ли на первом. Скорее всего, на втором или третьем. Но хотя бы даже и на четвертом — с такими лоджиями привести в исполнение его план ничего не стоит.
В фундаменте дома были устроены индивидуальные гаражи. Почти упершись радиатором «Мерседеса» в ворота одного из них, Галя выключила мотор.
— В гараж ставить не будешь? — спросил он.
— А… — Махнула рукой. — Завтра. Идем?
— Идем. Какой у тебя этаж?
— Второй.
Потрогав затылок, он поморщился:
— Слушай, аспирин у тебя дома есть?
— Аспирин? — Она тронула его лоб. — Болит голова?
— Нет, просто немного опьянел. Давно не пил. Да и мешал зря.
— А что, аспирин помогает?
— Еще как. Снимает все напрочь.
— Конечно, есть аспирин. Идем. У меня есть все. Я сделаю тебе крепкий чай, заварю кофе. Ты сразу придешь в себя.
— Надеюсь.
Выйдя из машины, они подошли к входной двери. Набрав код на кнопочном замке и подождав, пока дверь откроется, Галя кивнула:
— Входи. Помочь?
— Да не нужно… Не думай, я не до такой степени…
На второй этаж они поднялись на лифте. Открыв ключом дверь своей квартиры, Галя впустила его. Заботливо обняв за плечи, помогла сесть в кресло.
— Сейчас я принесу аспирин. Только искать долго, у меня аптечка забита черт знает чем…
Она ушла в ванную. Значит, аптечка там.
Он слушал доносящиеся из ванной легкое позвякивание, шорох, стук дверцы. Прошло, наверное, минут пять, когда он услышал:
— Наконец-то… Вот аспирин… Иду…
Выйдя из ванной, она дала ему пакетик аспирина.
— Прими… Подожди, я сейчас налью воду… Налив в стакан воды, встала рядом.
— Принимай… Я подам…
Открыв пакетик, он высыпал на ладонь три таблетки. Сунув в рот, взял у Гали стакан, запил.
— Все… Сейчас буду как огурчик… Только я немного полежал бы… Можно?
— Конечно… — Она снова обняла его за плечи. — Идем, положу тебя на кровать… Только разденься… Подожди, я сниму с тебя куртку…
— Да я сам… — Сняв куртку, сделал вид, что хочет бросить ее в кресло. Тут же изобразил удивление. Полез во внутренний карман. Пошарив там, проверил другой карман. Наконец обыскал все карманы, которые у него были, в куртке и в брюках. Выругался: — Черт… Где же мои документы?
— Документы?
— Д-да… Я ведь точно помню, они у меня лежали в куртке. В левом кармане, внутреннем. Все документы. И бумажник.
Галя растерянно заглянула ему в глаза.
— Может, ты оставил их там? В сауне? Когда переодевался?
— Может быть… Черт их знает…
— Да наверняка ты их оставил там.
— Без этих документов я пропал… Нам же в море выходить… Галочка, родная, спаси меня, выручи… А?
— Что нужно сделать?
— Съезди быстро в сауну? Может, я в самом деле их там оставил? Поищи? Я бы поехал сам, но я не в том состоянии…
— Так давай лучше туда позвоним? Попросим ребят, они найдут?
— Нет, Галочка, не нужно. Зачем поднимать всех на ноги. Поезжай ты, сама. Я тебе объясню, что там есть. Паспорт, свидетельство о рождении, военный билет, диплом. И бумажник, черный такой, кожаный. Не поднимай паники. Сама поищи, хорошо?
— Хорошо.
— Спасибо. А я полежу. Черт… Я что-то совсем расклеился… Только бы ты их нашла.
— Я найду.
— Давай… — Он поцеловал ее в щеку. — Буду ждать.
— Угу… Только смотри, лежи… Я быстро… Убедившись, что он лег, она вышла из квартиры. Он услышал, как она сбегает по лестнице. Вскоре заработал мотор, затем звук мотора стал отдаляться, затем совсем стих.
Встав, подумал: пока все хорошо. Впереди у него как минимум полчаса, как максимум — час. Реально, пока она будет ехать, пока будет останавливать машину, пока будет выходить и входить, а затем объясняться с теми, кто сейчас в сауне, — пройдет не меньше сорока минут. Да и поиски документов займут какое-то время. Уж сорок-то минут у него есть точно. Но он на всякий случай поставит для подстраховки замок на предохранитель. Если она приедет раньше, чем он успеет вернуться в квартиру, попасть сразу сюда не сможет. А он ей потом объяснит, что повернул рычажок случайно.
Проделав манипуляцию с входным замком, подошел к лоджии. Взявшись за перила, спрыгнул со второго этажа. Оглядевшись, двинулся в обход дома.
По картам и схемам он знал, где находится гостиница «Новороссийск», и вышел к ней быстро.
У ярко освещенной двери гостиницы сейчас никого не было. Стоя в тени на противоположной стороне улицы, он некоторое время прислушивался. Из ресторана, расположенного на первом этаже, доносилась громкая музыка. За зашторенными окнами качались тени танцующих.
Убедившись, что его никто не видит, перешел улицу, обогнул здание гостиницы. Здесь было темно, стояли мусорные баки. Возле одной из служебных дверей валялись разбросанные картонные коробки, грязные и рваные.
Поискав глазами пристройку, о которой ему говорил Че-миренко, в конце концов нашел ее. Это был не очень большой выступ на первом этаже. Судя по широким и темным сейчас окнам, а также аккуратно покрашенным стенам, здесь могло быть одно из офисных помещений. Других пристроек у здания не было.
Подтащив к пристройке один из мусорных баков, бесшумно залез сначала на него, а потом на крышу пристройки. Крыша шла наклонно вверх; скат ее заканчивался точно под двумя большими окнами на втором этаже. Окна были зашторены, но сквозь шторы пробивался слабый свет. Створка одного из окон была полуоткрыта. Без сомнения, это и есть окна номера-люкс 4а, о котором ему говорил Чемиренко.
Подойдя к открытой створке, сказал негромко:
— Женя? Женя, ты слышишь меня?
Никто не отозвался. Помедлив, отодвинул штору. Ему открылась часть комнаты, стол, горящая на нем настольная лампа. Сказал чуть громче:
— Женя?
Не дождавшись ответа, перегнулся через подоконник. Лишь сейчас заметил на стене слабо шевелящиеся светлые блики, которые наверняка были отблеском от экрана телевизора. Однако никакого звука, сопровождавшего телевизионную передачу, он не услышал.
Перевалившись через подоконник, беззвучно опустился на пол. Поднял голову и тут же увидел Чемиренко. Точнее, его затылок.
Чемиренко сидел в кресле перед работающим телевизором. Положение его затылка создавало полное впечатление, что он смотрит телепередачу. Но, приглядевшись, Седов понял: это не так.
Подойдя к креслу, посмотрел в лицо связного. Судя по приоткрытым губам, обострившемуся носу, неподвижным глазам, уставленным на экран, Чемиренко был мертв по крайней мере уже час. Тронул вену на шее: пульса нет. Потрогал лоб: еще теплый.
Осторожно взявшись за голову, в конце концов понял, что стало причиной смерти. Голова покойника поворачивалась во все стороны свободно, что означало: шейные позвонки превратились в костяную кашу. Чемиренко убил профессионал. Для того, чтобы убить человека таким образом, профессионалу нужно только одно: обхватить шею ключевым захватом. Остальное — дело техники.
Но Чемиренко тоже был профессионалом и никогда не позволил бы кому бы то ни было захватить себя за шею подобным образом. Подумав об этом, Седов посмотрел на стоящий рядом с креслом журнальный столик. На нем стояла чашка с остатками кофе, рядом — пустая примерно на треть банка растворимого кофе «Голден марк» бразильского производства. Банка была открыта, крышка лежала рядом.
Банка наверняка была собственностью Чемиренко. Он держал ее в номере. И доверял только этой банке. Но и своя проверенная банка с растворимым кофе может подвести — если за дело возьмется профессионал.
Достав из кармана платок, обернул им руку, взял банку, понюхал. Ничем особым содержимое банки не пахло. Поставив банку на место, прошел в ванную, оторвал кусок туалетной бумаги. Вернувшись, сделал из бумаги пакетик, насыпал туда немного порошка и, тщательно завернув края бумаги, спрятал пакетик в карман. При этом он прекрасно понимал: эти его усилия наверняка пропадут впустую. Профессионал никогда не оставил бы после себя улику в виде порошка растворимого кофе, в который подмешано снотворное.
Осторожно обыскал карманы убитого. Нашел деньги, ключи, зажигалку, пачку сигарет. Документов, равно как и всего, что могло бы дать какую-то информацию, вроде записных книжек, визитных карточек, квитанций, билетов и так далее, в карманах не было.
Положив найденное на прежние места, тщательно осмотрел номер, проверив все ящики и полки. Поиск ничего не дал. Некоторое время размышлял, почему выключен звук. Наконец понял: убийца не хотел, чтобы звук, включенный ночью, привлек сюда горничную.
Подошел к входной двери. Снова достав платок, обернул им руку, взялся за ручку. Попробовал приоткрыть — дверь была не заперта. На ручке снаружи висела табличка: «Прошу не беспокоить». Осторожно прикрыв дверь, подошел к окну с открытой створкой. Прислушался. Снаружи было тихо, только еле слышно доносилась музыка из ресторана.
Перебравшись на надстройку, осмотрелся. Задний двор пуст. Подойдя к краю, мягко перелез на бак, спрыгнул на землю. Оттащив бак на прежнее место, посмотрел на часы — с момента, когда он вышел из квартиры Гали, прошло двадцать две с небольшим минуты. Горько усмехнулся. Он ведь даже не знает настоящего имени Чемиренко. И вряд ли когда-нибудь узнает. Как неизвестному ему профессионалу удалось подсыпать снотворного в банку с растворимым кофе, не столь важно. Важно, как этому профессионалу удалось выяснить, кем на самом деле является Чемиренко и что он делает в городе.
Чемиренко был опытным агентом ГРУ, других на такие задания не направляют. И вот его убили. Задушили в номере, предварительно усыпив. Задушили — и концы в воду.
Правда, в городе остается человек, который знал Чемиренко и которому, по его словам, Седов может полностью доверять. Этот человек — Аня Селихова, вокзальная буфетчица. Завтра он ее разыщет. А сейчас нужно возвращаться.
В квартиру Гали он вернулся тем же путем, через лоджию. Войдя, подошел к входной двери, снял собачку-предохранитель. Прислушался: звука мотора, который говорил бы о возвращении «Мерседеса», слышно не было.
Постояв у входной двери, вошел в ванную. Здесь горел свет, выходя, Галя его не выключила. На полочках, на туалетном столике, даже в раковине валялись коробочки, пакеты, бутылочки с лекарствами. Поискав, довольно скоро нашел то, что ему было нужно: упаковку со снотворным. Взяв пакетик, прошел на кухню, которая одновременно служила и столовой. Открыл холодильник — в отделении в дверце стояло около дюжины бутылок. Одна из бутылок, виски «Уокер», была начата. Взяв ее, достал из пакетика со снотворным четыре таблетки — достаточно сильную, но вполне безобидную порцию. Превратив их чайной ложкой в порошок, открыл винтовую пробку, высыпал в бутылку порошок, снова завинтил пробку и поставил виски на прежнее место в холодильник. Пакетик с оставшимися таблетками выбросил в мусорное ведро.
Пройдя в гостиную, включил телевизор, сел в кресло и стал смотреть передачу.
Довольно скоро услышал звук остановившегося у дома «Мерседеса». Через несколько минут раздался звук ключа в замке, дверь открылась. Обернувшись, увидел запыхавшуюся Галю. Она держала в руках бумажный сверток. Спросил:
— Ну как?
— Все в порядке… — Подойдя к нему, Галя села на ручку кресла. Положила сверток к нему на колени: — Держи… Твои документы…
— Где они были?
— Валялись в шкафчике, на полу…
— Черт… Наверное, выпали, пока я раздевался… — Развернув сверток, облегченно вздохнул: — Все здесь. Галочка, спасибо. Поцеловать можно?
— Можно, — она поцеловала его в губы. Отстранившись, сказала: — Я вижу, ты отошел?
— Да вроде. Аспирин помог. Знаешь, я бы даже еще выпил. Чуть-чуть — за находку документов. Как?
— Давай. Чего ты хочешь?
— Я бы выпил чего-нибудь крепкого. Виски есть?
— Кажется, было. Виски, между прочим, мой любимый напиток. — Встала. — Сейчас посмотрю.
Пройдя на кухню, открыла холодильник. Крикнула:
— Есть «Уокер»… Есть «Олд Скотч»… Что будешь?
— Если можно, «Уокер»… Только положи побольше льда…
— Сейчас…
До него донеслось бульканье жидкости, позвякивание льда. Наконец, подойдя, Галя протянула ему высокий стакан, половина которого была наполнена виски, а половина — льдом. В ее стакане льда не было. Спросила:
— Поехали?
— Да. За удачу. — Он отхлебнул из своего бокала приличную порцию. Галя, выпив свое виски до дна, поставила стакан на журнальный столик. Покачала головой:
— Как я счастлива, что я тебя встретила. Если б ты знал. А ты?
— Я тоже.
Она снова села на ручку кресла. Обняла его, поцеловала. Оторвавшись, спросила полувопросительно-полуутвердительно:
— Я постелю постель?
— Конечно.
Сдув с ладони воздушный поцелуй, ушла в спальню. Встав, он подошел к открытой двери, ведущей в лоджию. Его начинало клонить ко сну, но он терпел.
Наконец, поняв, что еще немного, и он упадет, прошел в спальню. Постель была разобрана, на ней лежала Галя, абсолютно голая. Глаза ее были закрыты, она спала. Красивая девушка, подумал Седов. Но не для меня.
Пройдя на кухню, нашел стоящую на столе бутылку о остатками «Уокера». Отвинтив пробку, вылил виски в раковину, а пустую бутылку сунул в мусорное ведро. Обойдя квартиру, выключил свет. Едва найдя в себе силы, вернулся в спальню, разделся догола, лег рядом с Галей. Дотянувшись рукой до тумбочки, погасил настольную лампочку — и провалился в сон.
Он проснулся от постороннего звука. Полежав, понял: это жужжит телефон. Открыл глаза: светло, рядом с ним на кровати, лицом к нему, спит Галя. Часы показывают восемь.
Телефон, стоящий на тумбочке, продолжал жужжать. Помедлив, тронул Галю за плечо. Она продолжала спать, и ему пришлось основательно потрясти ее, прежде чем она открыла глаза. Поморгав, встряхнула головой. Увидев его, сказала:
— Юра…
— Галочка, доброе утро. Звонит телефон. Она улыбнулась.
— Телефон?
— Да. Дать тебе трубку?
— А который час?
— Восемь утра…
— Кто это додумался в такую рань… А?
— Не знаю.
— Ладно, дай. Может, это мама.
Он протянул ей трубку. Взяв ее, она легла на спину. Сказала:
— Алло? Да, это я. Ой, Глеб… Я тебя не узнала. — Прикрыв трубку рукой, шепнула: — Глеб. Ты здесь?
Седов кивнул.
— Да, Глебушка… — сказала Галя в трубку. — Просто я еще не проснулась. Да, немножко. Да нет, все в порядке… Юра? Да, Юра здесь. Хорошо, сейчас… — Протянула трубку. Взяв ее, он сказал:
— Да?
— Юра, прости, что разбудил… И оторвал, наверное, от чего-нибудь… Да?.
— Да нет, все в порядке.
— Я должен был знать, где ты находишься. Мы сегодня выходим в море, на Кипр.
— Понятно. Когда?
— Отход в четыре дня. Ты пока не дергайся, побудь с Галей, перед рейсом это очень даже не помешает.
— Естественно.
— Единственное, что мне нужно, — выписать тебе загранпаспорт и оформить кипрскую визу.
— Когда же ты все это успеешь?
— Не волнуйся. У нас здесь это делается в течение часа, все схвачено. Вообще-то ты мог бы выйти со мной в море и без загранпаспорта. Но лучше оформить все по правилам. Сможешь подойти часов в двенадцать прямо к яхте? Учти, к этому времени ты должен сфотографироваться. Нужны две твои фотографии, анфас, шесть на девять.
— Они будут.
— Все. Жду в двенадцать. Я знаю, паспорт при тебе.
— Да. Все документы при мне.
— Нужен только паспорт. Все, коллега, чао. Поцелуй за меня Галю. Поцелуешь?
— Обязательно…
— Пока… — В трубке раздались гудки. Положив трубку, повернулся к Гале.
— Глеб сказал, мы сегодня выходим. Мне нужно срочно быть на яхте.
Придвинувшись, она обняла его за шею:
— Ой… Что, серьезно?
— Серьезно.
— Знаешь, я ничего не помню… Ничего, что было вчера…
— Да? — Он изобразил удивление.
— Да. Ужас, правда? Мне так стыдно. Он улыбнулся:
— Не нужно стыдиться. Ведь… — Он замолчал.
— Ведь? — переспросила она.
— Ну, я хотел сказать… Все, что должно было случиться, случилось.
— Да? — Она испытующе посмотрела на него. — И… И… Тебе понравилось?
— Очень.
— Нет, честно?
— Честно.
Она поцеловала его:
— Я рада… Жаль только, тебе нужно уходить…
— Мне самому жаль. Но яхта есть яхта. Отодвинувшись, она села на кровати, обхватив колени.
Нахмурилась:
— Ненавижу эту твою яхту. А когда вы вернетесь?
— Не знаю. Это зависит от Глеба.
— Ладно… — Посмотрела на него: — Хочешь есть?
— Есть не обязательно. Если можно, кофе. И я бы хотел принять душ.
— Конечно. Иди в ванную. А я приготовлю кофе. И яичницу с гренками. Ты любишь яичницу с гренками?
— Не откажусь.
Когда он встал, она сказала, глядя ему в спину:
— Юра, если б ты знал, как я счастлива.
— Да? — он не обернулся.
— Да. Что встретила тебя.
— Вот уж не знал, что могу приносить счастье…
— Теперь знаешь.
Хмыкнув, ушел в ванную. Принял душ, оделся. Пройдя в кухню, увидел Галю в домашнем халатике — она ставила на стол сковородку с яичницей.
— Садись. Кофе уже на столе.
Он сел. Наливая ему кофе, посмотрела на него:
— Я тебя отвезу?
— Галочка, не надо, прошу. Я доберусь сам. Расстанемся на пороге твоей квартиры, хорошо?
— Ладно, как скажешь. Покончив с яичницей и кофе, встал:
— Спасибо. Пошел.
У двери ему пришлось выдержать ее долгий страстный поцелуй. Отпустив его наконец, открыла дверь. Сказала:
— Возвращайся. Буду ждать. Помни. Он улыбнулся:
— Счастливого плавания пожелать забыла?
— Ой… — Бросилась ему на грудь. Прошептала: — Счастливого плавания.
— Спасибо. — Осторожно высвободился. — Пока, Галочка.
— Пока…
Спустившись вниз и выйдя на улицу, с облегчением вздохнул.
Первое, что он сделал, — сфотографировался в ближайшем фотоателье. Получив двенадцать фотографий, отправился на вокзал. Шагая по большому широкому бульвару, от которого до вокзала было недалеко, подумал: интересно, знает ли уже Аня Селихова о смерти Чемиренко? Вряд ли. Он уверен, о смерти жильца номера-люкс 4а не знают сейчас даже в гостинице, ведь горничные начинают убирать номера где-то в двенадцать дня.
Интересно, предупредил ли Чемиренко Аню, что они работают вместе… Впрочем, раз Чемиренко сказал ему про Аню — значит, предупредил. Аня ему сейчас нужна, как воздух. Конечно, прямым текстом он ей ничего не скажет. Даже сделает вид, что не знает, что Чемиренко мертв. Он просто попросит ее позвонить в Москву по телефону и продиктовать неизвестному ей человеку несколько цифр. Про цифры он ей скажет, что это телефонные номера. Этого будет достаточно, чтобы в Центре поняли: Чемиренко убит, он же, Седов, на яхте Довганя сегодня в четыре часа дня уходит на Кипр. Центр все поймет, а остальное — не его забота.
. Войдя в здание вокзала, сразу же посмотрел в сторону буфета. Чертыхнулся: буфет работал, но Ани Селиховой за стойкой не было.
Подойдя поближе, убедился: Ани нет. Возле большого никелированного бака, наливая в стакан кофе, стоит какая-то другая девушка.
Остановился, чуть не доходя до буфета. Подождал, пока буфетчица передаст стакан с кофе покупателю. Больше клиентов не было, и он подошел к стойке.
Буфетчица посмотрела на него с уважением. Ну да, подумал он, я ведь в кожаной куртке и с золотой цепочкой на запястье. Таких здесь принято уважать.
— Что будете брать? — Коротко остриженная и худенькая девушка явно старалась ему понравиться.
Помедлив, оперся о стойку. Сказал тихо:
— Лапочка, а где другая девушка?
— Другая?
— Да. Такая… — Он покачал перед собой поднятыми вверх ладонями. — Весомая. Основательная.
— Вы, наверное, имеете в виду Аню? Аня сегодня не вышла.
— Не вышла? Загуляла, поди?
— Не знаю. Может, и загуляла. Ей звонили домой, она не отвечает. Мне начальник в полдесятого позвонил, говорит: Ани нет, на звонки не отвечает, бросай свою кладовку, становись к буфету.
— Жаль. Ладно, красавица. Бутылочку коньяка дашь?
— Обязательно. Вам, конечно, с собой?
— Естественно. — Получив в обмен на десятидолларовую бумажку пакет с бутылкой коньяка, вышел на улицу. Пройдя немного, незаметно опустил пакет с коньяком в мусорный ящик. Подумал: невыход на работу Ани вполне может быть связан с убийством Чемиренко. Очень даже вполне. Ясно, появляться сейчас у дома Ани опасно. Ведь не исключено, что люди, убившие сначала агента ГРУ, внедренного на «Хаджи-бей», а затем и Чемиренко, пасут и его. Но выхода у него нет, Аня сейчас — его единственный шанс. Он должен пойти на Морскую, 18, второй этаж. Пойти и проверить, там ли Аня. В общем-то он ведь вполне может попасть на этот второй этаж незаметно — сначала пройдя по Морской и запомнив дом, а потом пробравшись к этому дому с соседней улицы, задами.
Он так и сделал. Правда, добраться до дома № 18 по Морской улице с тыла оказалось совсем не просто. Ему пришлось перелезть через несколько заборов и пересечь несколько частных участков. До момента, пока он наконец оказался в крохотном дворике дома № 18, он ухитрился порвать в двух местах кожаную куртку.
И все же в конце концов ему повезло — стоя под навесом, под которым хранились два велосипеда и детская коляска, он обнаружил, что со двора на второй этаж ведет скрытая внешняя лестница. Карабкаться на крышу не придется.
Некоторое время рассматривал эту лестницу. Дверь, ведущая на лестницу, была снабжена английским замком. Над дверью виднелась кнопка звонка. Если он сейчас позвонит и Аня ему откроет, хорошо. А если нет?
Попытался сообразить, есть ли у него в карманах что-то, что можно использовать как отмычку. Нет. Он взял с собой в Новороссийск складной нож, в наборе которого есть и отмычка, но сейчас этот нож лежит в его сумке, на яхте. Огляделся: велосипеды, детская коляска. Наконец вздохнул облегченно: в углу под навесом валяются куски старой проволоки. Проволокой он откроет любой замок шутя.
Но проволока не понадобилась. Подойдя к двери и осторожно тронув ручку, увидел: дверь открыта. Изучив открывшуюся за дверью ведущую наверх узкую лестницу, несколько раз нажал кнопку звонка. Каждый раз, когда он нажимал кнопку, наверху раздавался мелодичный звук, но никто не отзывался. Наконец, перестав звонить, поднялся наверх. Тронул ручку двери, ведущей в квартиру, — открыта. Войдя, прислушался. Тихо. Квартира, обставленная по старинке, чисто убрана. В прихожей и в коридоре постелены свежие половики, на подоконниках — длинные деревянные ящики с геранью. В дверном проеме виден старинный дубовый комод. В такой квартире могла жить не Аня, а ее мама. Или даже бабушка.
Бесшумно двинувшись вперед, заглянул в кухню. Газовая плита, холодильник, кухонные шкафчики на стенах. Все сверкает чистотой. На узком окне — та же самая герань, но в горшочках.
Пройдя дальше, осмотрел гостиную. Телевизор, кресла, сервант с фарфоровой посудой. Стол, накрытый кружевной скатертью. Из гостиной в соседнюю комнату ведет еще одна дверь, сейчас закрытая. По идее, за этой дверью может быть кабинет. Или спальня.
Открыв дверь, увидел: это спальня. Главным предметом в этой спальне была большая железная кровать, застеленная несколькими перинами. Кровать стояла в дальнем углу, и Аня лежала на ней. На спине.
Голова девушки была закинута, открытые глаза разглядывали потолок. Подойдя, проверил пульс — бесполезно, никакого движения.
С первого же взгляда он понял, в чем дело. На шее девушки виднелись черные отметины, что означало, что позвонки ей не ломали, ее просто задушили.
Аня была одета в ночную рубашку. В углу, у стены, лежало скомканное одеяло.
Пригнувшись, всмотрелся в ее руки. Нет, никаких следов крови или волос под ногтями видно не было. Сопротивления она не оказала. Не успела. Теперь он понимал почему — все произошло слишком быстро.
Без сомнения, ее убил такой же профессионал, как тот, который сумел свернуть шею Чемиренко.
Подумал: надо уходить. Делать ему здесь больше нечего.
Стараясь ничего не трогать, вышел на заднюю лестницу. Постоял, прислушиваясь. Спустился вниз.
На улицу, параллельную Морской и ведущую к порту, он вышел тем же путем — перелезая через заборы, пробегая через тихие дневные дворы и огородные участки.
Оказавшись у моря, снял порванную кожаную куртку, перебросил ее через плечо. Двинулся в сторону яхт-клуба.
Время, остававшееся до назначенного Глебом срока, он провел, сидя на камне недалеко от яхт-клуба. Он пытался понять, кто же мог убить Аню. Хорошо, на Чемиренко убийц мог вывести кто-то из Москвы. Но ведь о том, что Чемиренко и Аня знакомы, не знал никто. Чемиренко сказал об этом только ему. Тогда как убийца мог узнать, что Аня связана с Чемиренко?
Не придя ни к какому выводу, встал и двинулся к яхт-клубу.
Когда он подошел к «Алке», Глеб и Алла на причале распаковывали ящики. Часть ящиков, уже пустых, лежала в стороне.
— Привет, — сказал он. — Подключаюсь к работе?
— Привет. — Глеб посмотрел на него. — Подключайся. Последняя загрузка: консервы, спиртное, приборы.
— А это что? — Он тронул ногой наполовину освобожденный от промасленной бумаги длинный металлический предмет. — Торпеда?
— Буксир для подводной ночной охоты. Знаешь, на кого под водой охотятся ночью?
— Нет.
— На глубоководных светящихся рыб. Я, например, люблю охотиться на катранов, карликовых акул. Их и в Черном море, и возле Кипра полно.
— Ты, я вижу, фанат.
— Есть грех. Подводная охота моя страсть. Сам-то ты под водой плавал?
— Конечно. Я ведь яхтсмен.
— Голландские. За этими буксирами я гоняюсь давно.
— Что так?
— Суточный запас батарей, скорость, до шести узлов. А главное, вот это, — Довгань погладил выступы на носу торпеды.
— Что это?
— Звуковые сонары-пеленгаторы. Со светом на катранов охотиться нельзя, они этого не любят. На них нужно идти с сонарами. Надеваешь наушники, включаешь сонар — и каждая акула как на ладони. Стреляешь и в сумку. Ладно, давай паспорт, переодевайся — и за дело. А я съезжу пробью тебе визу. Фото готово?
— Да, — Седов протянул паспорт, две фотографии. Спрятав все в карман джинсов, Глеб махнул рукой:
— Пойду. Готовьте яхту без меня.
Попросив Аллу заниматься только распаковкой ящиков, Седов быстро перенес все тяжести на борт. Грузовой отсек, устроенный в форпике, был вместительным; даже после того, как он перенес весь груз, здесь осталось больше половины свободного пространства. Он еще раз отметил про себя вместимость яхты, которая могла брать на борт до четырех тонн груза, не считая семисот пятидесяти литров питьевой воды и четырехсот литров топлива.
Закрепив груз и обработав шваброй сначала палубу, а потом пирс, он взялся за проверку приборов и ходовой части. Убедившись, что все в порядке, уселся на юте перед рулевым пультом. Он проверял штурвал, когда из каюты вышла Алла. Понаблюдав за ним, сказала:
— Ты здорово разбираешься в яхтах.
Нет, подумал он, определенно еще ни одна девушка так на меня не действовала. У него опять пересохло горло.
— Кое-что понимаю.
— Ты много ходил на яхтах?
— Приходилось.
— Где?
— В основном в Балтийском море. Знаешь такой городишко — Усть-Нарва?
— Что-то слышала. Это где-то на реке Нарве?
— Да. На границе Ленинградской области и Эстонии. Вообще-то там два города, а точнее, поселка. Тот, что со стороны Ленинградской области, называется Усть-Нарва, а со стороны Эстонии — Нарва-Йысу. Так вот, в обоих, и в Усть-Нарве, и в Нарва-Йысу, отличные яхт-клубы. Ну и это для меня вроде как родной дом. Ты ведь тоже морячка?
— Какая я морячка…
— Разве нет?
— А… — Она усмехнулась. — Пару раз сходила на Кипр с Глебом. И все. Нравится яхта?
— Классная яхта. Я на такой впервые.
— Что есть, то есть. Яхта неплохая.
Помедлив, он спросил то, о чем давно хотел спросить:
— Название «Алка» — в честь тебя?
— Глеб сказал, в честь меня. Но может, у него была какая-то еще Алка. — Помолчав, подняла глаза вверх: — Извини, но я та еще зануда.
«Ты самая красивая девушка в мире», — хотел крикнуть он. Но вместо этого лишь пожал плечами:
— Никакая ты не зануда.
— Зануда. Представляю, как ты меня презираешь.
— Презираю? — Посмотрел на нее. — Это еще почему?
— Ладно, ладно, не прикидывайся. Я же вижу, терпеть меня не можешь.
— Девочка, милая, ты что несешь? — Помигав бортовыми огнями, выключил их. — Нам болтаться вместе в море недели две, если не больше. Если мы будем друг друга презирать, нам лучше сразу разбежаться. А яхту потопить. Поняла?
— Да, ты прав. — Вздохнула. — Идет Глеб. Пойду его встречу.
Он смотрел, как Алла идет по причалу навстречу Глебу. Он понимал: с Аллой у него ничего не может быть. Во-первых, он на задании, во-вторых, если Довгань заметит, что он пытается завести с Аллой что-то еще, кроме деловых отношений, — хорошим это не кончится. Но как бы он хотел, чтобы ему удалось завести с ней что-то еще, помимо деловых отношений…
Поднявшись на борт вместе с Аллой, Глеб протянул ему два паспорта, внутренний и заграничный:
— Держи, все в порядке. Паспорт, виза, все дела. Можем выходить. — Огляделся. — Приборы проверил?
— Проверил. Приборы, движок, штурвал. Все чин чинарем.
— Тогда отдаем швартовы. Нам ведь еще предстоит пройти таможню. И погранконтроль.
Таможню и проверку заграндокументов они прошли без трудностей — было видно, что Глеба здесь все хорошо знают.
Когда они вышли в море, дул легкий бриз. Они поставили фок и спинакер, почти не зарифленные, и яхта заскользила на норд-норд-вест, в сторону Крыма.
Они договорились стоять на штурвале, как на любом судне, дважды в сутки по четыре часа. Седову, как шкотовому, досталась самая худшая вахта, «собака», с четырех до восьми.
Было ветрено, Алла и Глеб ушли в каюту, Седов же, усевшись в штормовке за штурвалом, смотрел на качающийся впереди горизонт. Хлопал парус, возле рубки свистел ветер, а он думал об Алле.
Наконец ему удалось освободиться от этих мыслей, и он начал перебирать варианты, что он может теперь сделать, оставшись без связи. Он был сейчас в абсолютной пустоте, без какой-либо связи с Центром, в ловушке. А Центр, боясь утечки информации, может не решиться выйти с ним на связь.
