Врач по имени Будда

Оглядываясь на сегодняшний мир, мы видим, что он пребывает в состоянии хаоса, колеблясь между безумием и глобальной катастрофой. Когда более двух тысячелетий назад люди шли за советом к Будде, их одолевали те же заботы и проблемы, что нас сегодня. Они чувствовали себя беспомощными перед лицом природных катаклизмов, войн и нищеты. Они не могли постичь мир, стоящий на грани безумия.

Когда я был молодым, я руководствовался в своей жизни двумя плодотворными идеями. Одну из них (ныне хорошо известную и на Западе) выразил Махатма Ганди: «Если хочешь изменить мир, изменись сам». Поскольку мир такой огромный, я воспринял как откровение – и как тайну, – что, изменив себя, я повлияю и на весь мир. Эта идея не нова и не принадлежит Ганди. Это ответвление еще более древней мысли, берущей начало в ведической Индии и гласящей: «Каков ты, таков и мир». Это то же самое, что сказать: мир начинается в сознании. Будда прежде всего известен как практик. Он говорил людям, чтобы те перестали анализировать мир со всеми его проблемами и перестали полагаться на религиозные ритуалы и жертвоприношения.

Отказавшись от религиозной культуры, жесткой, догматичной и совершенно не соответствующей требованиям индивидуальной жизни, Будда стал аватаром в той самой ситуации, в которой сегодня находимся мы, – в ситуации, когда человек отделен от Бога. Будда не оправдывал сеть социальной безопасности правящей касты первосвященников, автоматически связанной с невидимым миром духа. Более того, он принимал тот неизбежный факт, что каждый человек предельно одинок в этом мире. Вот от этой болезни одиночества и вознамерился Будда излечить мир и человечество.

Средством излечения от этой болезни и стал процесс пробуждения, в ходе которого страдание рассматривалось как укорененное в лжесознании или, если быть конкретным, в притупленном осознании, побуждающем нас принимать иллюзию за реальность. Вот этапы пробуждения, которые, подобно влаге, тонкой струйкой просачиваются в повседневную жизнь практикующих буддистов и наполняют ее:

● Медитируйте на молчание, коим наполнен ум.

● Тщательно наблюдайте за меняющимся содержанием ума, удаляя из него все, что поддерживает страдание и иллюзию.

● Не блуждайте в лабиринте реальности, навязываемой эго, и не поддавайтесь его увещеваниям, что оно точно знает, как надо жить.

● Приемлите ту истину, что все в природе непостоянно.

● Освободитесь от материализма во всех его формах: и в грубой, и в тонкой.

● Не привязывайтесь к своему «я» и осознайте, что индивидуальное «я» есть иллюзия.

● Сосредоточьтесь на едином бытие; преодолейте рассеяние мыслей и чувств.

● Живите в согласии с высокими этическими нормами, в основе которых сострадание к другим людям и уважение к жизни.

Именно такими наказами вымощен буддийский путь мудрости; их посредством устраняется болезнь страдания. Но как происходит лечение? Скажем образно: тот, кто снаружи, входит внутрь. Он или она хочет освободиться от боли, хочет почувствовать, что жизнь в своей сути осмысленна. Стоящему снаружи может показаться, что панацея, предлагаемая буддизмом, трудна, сложна и запутанна, и это вполне резонно, ибо у каждого аспекта есть свои препятствия:

● Погружение в медитацию в попытке отыскать в своем уме оазис молчания по времени намного превосходит тот кратковременный период молчания, который присущ обычному человеку, и не вписывается в лихорадочный темп современной жизни.

● Наблюдение за меняющимся содержанием ума – процесс весьма утомительный и требующий много времени.

● Победа над эго представляется почти невозможной, ибо у эго-гидры вместо одной отрубленной головы вырастают сто новых.

● Возможность оказаться перед лицом той истины, что все непостоянно, пугает людей.

● Поиск путей непривязанности к миру заставляет людей думать, что им придется отказаться от мирского успеха и комфорта.

● Жизнь в согласии с высокими этическими нормами вызывает у людей нервозность и заставляет их тревожиться по поводу того, что они станут добычей тех, кто сильней, кто не обременен высокой нравственностью и способен прибегать к насилию, не испытывая ни чувства вины, ни раскаяния.

Даже если вы считаете, что эти препятствия надуманны и не свойственны буддизму, в любом случае привнести мудрость в мир, построенный на иллюзиях и страдании, необычайно трудно. Решить проблему насилия с помощью пацифизма тоже невозможно. Непривязанность к материализму мало кого привлекает, ибо люди вокруг – неуемные потребители материальных благ. И все же дух буддийского учения живуч, ибо он заключен в его универсальности; но, тем не менее, несмотря на свою универсальность, буддийское учение достаточно просто и понятно каждому.

Прямо сейчас панацея Будды простой не кажется, ибо мы боимся остаться в одиночестве. Приглашая людей войти внутрь, буддизм, казалось бы, предлагает им стать еще более одинокими. А кроме того, он призывает нас сорвать с себя ярлыки. Ярлыки незаменимы для явлений и вещей, которые вы видите перед собой, которые вам уже известны. Они легко применимы к желатиновым пудингам и автомобилям «Крайслер», но не к невидимым реалиям. Поэтому душа и Бог – ложные ярлыки. Это же касается и «я», которое увешано множеством сбивающих с толку ярлыков самого разного толка. Я могу навесить на себя ярлык индийца, мужа и отца, кормильца семьи, гражданина и т. д. Все эти вещи я вижу, все эти вещи мне уже известны.

Но могу ли я точно так же навесить ярлык на свое внутреннее «я»? Нет. Для Будды Бог и душа всегда были большими знаками вопроса, ибо ищущий Бога даже не знает, что представляет собой это «я». Нет ничто более близкого нам, чем ощущение сродства с этим «я», но если оно по-прежнему остается для нас загадкой, что толку постигать мистерии более высокого порядка? Те, кто ищет утешения в Боге и единения с душой, превратили их в своего рода попоны духовной безопасности. Бог – это неизвестное, учит Будда, а неизвестное всегда таит в себе тревогу и неуверенность. Поэтому-то мы и представляем себе Бога в качестве кого угодно, но только не неизвестного.

Будда был непревзойденным мастером по части диагноза духовных недугов; он понимал, что, когда люди молятся индийским богам, они молятся творениям собственного ума, но ни одно из творений ума не может быть вечной истиной. Возможно, некто поступает достаточно мудро, скрывая свое эго и проецируя его в виде всемогущего, всеведущего и вездесущего божества. Но как только известное проецируется на неизвестное, происходит ложная подмена, и истина отодвигается еще дальше. Мудрость – большой почитатель неизвестного. Она не отвлекается на непрестанные попытки ума создавать приятные иллюзии.

Будда был неумолимым хирургом, отсекавшим все ярлыки с именами, которыми было увешано неизвестное. Естественно, что люди, приходившие к нему в поисках душевного спокойствия и утешения, испытывали потрясение, когда он предлагал им столь решительное хирургическое вмешательство. Они считали себя смиренными искателями истины, которую они хотели услышать из его уст. Но Будда не удовлетворял их надежды и чаяния; вместо этого он переворачивал все их представления о том, что такое истина и где она обретается.

Слова не содержат истины; истина отыскивается лишь с помощью прозрения и самораскрытия.

Истине нельзя научить или обучить. Она таится в пеленах самого сознания.

Ваше сознание должно углубляться до тех пор, пока все ложное не останется позади. Только тогда истина будет существовать сама по себе, сильная и самодовлеющая.

Таковы универсальные формулировки, применимые к жизни каждого человека. Тем не менее буддийская доктрина быстро стала добычей эго-личности. Предположим, что вы истинно преданны своему Высшему «Я» (или Богу, или душе) и доказываете эту преданность, практикуя ахимсу – учение о ненасилии и уважительном отношении к жизни, которое можно найти в любой восточной традиции. И не только там. Одна из строк клятвы Гиппократа, которую дают начинающие врачи, звучит так: «Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости». По сути дела, это та же ахимса. Но ахимсу можно легко истолковать по-своему, в результате чего она превращается в аспект человеческой болезни, а не исцеления. Следуя принципам ненасилия, я легко могу стать пацифистом, и все мирное население моей страны будет ненавидеть меня за то, что я отказываюсь защищать ее от врагов. Эта ненависть запросто может привести к гонениям, и в результате я оказываюсь мучеником за правду. Меня бросают в тюрьму – или, в крайнем случае, я становлюсь монахом, который сжигает себя на костре во Вьетнаме, чтобы разбудить совесть мира, – так что, в конце концов, я пострадаю больше, чем если вообще не знал истины, именуемой ахимса.

Эго закончило плести свою паутину, и негативные возможности, о которых я упомянул, исказили или свели на нет все мои добрые намерения, которых я добивался, претворяя ахимсу на практике. Я мог бы взять для примера и другую духовную ценность – скажем, любовь. Люди убивали во имя любви и во имя ее претерпевали неисчислимые ужасные страдания. Положительное всегда неразрывно переплетено с отрицательным. Истина может стать причиной страдания, может усилить иллюзию разделенного «я». Перевешивает ли все хорошее, связанное с ненасилием, все плохое, порождаемое им? В конце концов непослушание и мирное противление насилию освободили Индию во времена Ганди и привели к реформе гражданских прав на расистском Юге во времена Мартина Лютера Кинга, последовательного приверженца принципов Ганди. Будда не мерил истину подобными мерками. Если бы было достаточно сказать людям, чтобы они не причиняли вреда и они бы слушались, то человечество не нуждалось бы в столь радикальном методе лечения болезни.