ГЛАВА II
Кепка на мостовой
Из приемной Гончаров позвонил в гараж, вызвал машину и затем, как мне показалось, довольно сухо пригласил меня. Мы молча спустились к выходу.
Когда машина подошла, я спросил:
— Может быть, вы недовольны моей просьбой? Скажите, я сейчас же уйду.
— Что вы! — неожиданно горячо запротестовал майор, приподнимая брови и глядя на меня чуть покрасневшими от бессонницы глазами. — Чем же мне быть недовольным? — Он взял меня под локоть, дружески подсадил в машину и занял место рядом. — У меня, наверно, такой вид, недовольный. Так на это есть основание. Да вы не обращайте внимания. С чего это вы взяли, право! Пожалуйста, смотрите, наблюдайте, только...
Шофер обернулся и вопросительно посмотрел на Гончарова. Майор назвал адрес, и машина тронулась.
— Только не вмешиваться? — спросил я, полагая, что именно об этом он хотел меня просить.
— Нет, — рассмеялся Гончаров. — Только вряд ли это будет так интересно, как кажется. Ведь у нас все буднично. Работа и еще раз работа.
— Как раз ваша работа мне и нужна. И не так уж у вас буднично, товарищ майор. Раскрытие преступления — разве это не романтика?
— Ого, какой вы! — усмехнулся Гончаров. — Вообще-то в известной мере вы правы. Но поверьте, наша романтика состоит из множества мельчайших деталей, подробностей, самих по себе малоприятных, но совершенно обязательных, «железных», как мы иногда их называем.
— А дело Савушкина?
Гончаров пожал плечами.
— Дело как дело, а в общем не знаю. Пока ничего не знаю.
— Но это неприятная для вас история?
— Как всякое убийство. И почему только для нас? — возразил майор. — Разве преступление касается только потерпевшего и милиции? Оно враждебно всему нашему обществу, нашему укладу жизни. Но ведь кому-то надо заниматься этим делом... — усмехнулся майор. — Это и снижает наш интерес к романтике.
Машина замедлила ход и остановилась. Я взглянул на часы, было без четверти двенадцать.
Кабинет заместителя начальника райотдела милиции находился в конце длинного коридора. Мы уже были у дверей кабинета, когда к нам подошел младший лейтенант милиции и, подняв руку к козырьку, доложил, что майора Гончарова спрашивают из управления. Гончаров направился к телефону, а я постучал в дверь и вошел.
Девушка в белой блузке прекратила печатать и вопросительно посмотрела на меня. Я назвался и спросил, могу ли видеть капитана Дроздова. Она быстро прошла к двери в смежную комнату и, слегка приоткрыв ее, сказала негромко:
— Приехал писатель.
— Пусть войдет, — послышался звонкий голос.
— Пожалуйста, проходите. — Девушка посторонилась и пропустила меня.
— Входите, входите, товарищ! Жду вас!
Навстречу мне шел высокого роста молодой офицер и приветливо улыбался.
— Капитан Дроздов, — представился он. — Комиссар звонил мне по телефону. Очень рад. Присаживайтесь вот сюда, на диван.
Поначалу разговор не завязывался. Капитан ждал Гончарова, и ему было не до посторонних.
— Какие новости? — спросил Гончаров еще на пороге кабинета. — Комиссар недоволен, нервничает. Говорит, что расследование идет односторонне, без учета всех версий. Что удалось узнать?
Гончаров снял пиджак, повесил его на спинку стула, отстегнул пуговицу у воротника, растянул петлю галстука и уселся рядом со мной на диван.
— Много нового, товарищ майор! — поспешно и, как мне показалось, радостно ответил Дроздов.
— Да? Интересно. Неужели деньги или оружие нашли?
Дроздов покачал головой.
— Пока нет. Во-первых, нам позвонили из Клина, сообщили, что Савушкин не был у своей тети с позапрошлого воскресенья, а во-вторых, к нам пришла одна гражданка и принесла кепку, выпавшую из машины.
— Какую кепку? Из какой машины?
— Полагаю, что кепку Савушкина. Кого же еще?
— Не понимаю.
— А вы сами с ней поговорите.
— С кем, с кепкой?
— С Кедровой. Я ее сейчас приведу.
Дроздов быстро вышел из кабинета и скоро вернулся с молоденькой миловидной женщиной, держащей на руках грудного ребенка в белом кружевном конвертике. Женщина села в кресло возле письменного стола, поправила свое голубенькое с цветочками платье, заглянула в конвертик и, найдя там все в порядке, посмотрела на нас.
— Будьте добры, — сказал Дроздов, — повторите товарищам показания, которые вы дали следователю прокуратуры.
— Сначала?
— Да, пожалуйста.
Женщина помолчала, потом не торопясь негромко стала рассказывать:
— Значит, так. Вчера вечером я возвращалась домой. Я была у мамы. Она живет на улице Баумана, а я — в Гороховском переулке. Потемнело, начался дождь. Вдруг слышу выстрел. Я испугалась, конечно, и остановилась. Откуда, думаю, что такое? В это время мимо меня пронеслась машина серого цвета, легковушка, и я увидела, как из окна, где сидит шофер, что-то упало. Мне показалось, что с головы шофера... Я подбежала и подняла. Оказалась кепка, немного поношенная. Вот она, лежит на подоконнике в газете.
Гончаров встал, подошел к окну, развернул газетный сверток и достал из него шерстяную коричневую кепку. Осмотрев кепку, он снова аккуратно завернул ее и положил на прежнее место.
Показания Кедровой действительно много стоили, и, по-видимому, Гончаров придавал им серьезное значение. Это подметил и Дроздов. Он улыбался, ободряюще глядя на молодую женщину.
А Кедрова продолжила свой рассказ:
— Вначале я хотела бросить ее, но мне показалось, что между стрельбой и автомашиной имеется какая-то связь. Я даже подумала, надо сейчас же эту кепку отнести в милицию, может быть, она будет нужна, но тут пошел сильный дождь, и я заторопилась домой, а потом началась гроза, и я уже из дому не выходила... Я бы вчера еще ее принесла, да так уж получилось, — извиняющимся голосом проговорила женщина.
Она склонилась к ребенку, спавшему у нее на руках. Розовое личико его было серьезно и хмуро.
— Скажите, номер машины вы не заметили? — спросил Гончаров.
— Нет. Меня товарищ следователь уже спрашивала. Ах, как жаль, что я не догадалась!
— Машина быстро промчалась мимо вас?
— Очень быстро. Я даже испугалась, когда она завизжала на повороте в Малый Демидовский переулок. Ее так швырнуло.
— И вы видели, как кепка слетела с головы? — уточнял Гончаров.
— Да. Кепка вроде как мелькнула и упала на мостовую.
— По ходу машины вы стояли с левой или с правой стороны?
— Дайте сообразить. Значит, так. Машина шла от улицы Карла Маркса, — Кедрова помогала рукой объяснить направление, — а я стояла напротив школы, значит, с правой стороны. С правой! — твердо заключила она.
Дальнейшие показания Кедровой интереса не представляли, однако Гончаров, не перебивая, выслушал ее внимательно до конца.
— Большое вам спасибо, — сказал он, вставая. — Вы нам очень помогли. Извините, что задержали. Небось своих дел невпроворот.
Мы тоже поднялись со своих мест.
— Пожалуйста, — смутилась Кедрова. — Только что же я сделала? Кепку подобрала да принесла...
— Это для нас очень важно, поверьте. Еще раз спасибо. А малышка у вас понятливый. Молчит, знает, что мама по серьезному делу пришла.
— Он у меня умненький, — порозовела от удовольствия Кедрова и, прощаясь, протянула руку.
С минуту мы стояли, не говоря ни слова. Первым нарушил молчание Гончаров:
— Молодец! Не посчиталась со временем, пришла.
— А как же? Без таких помощников грош нам цена, — отозвался Дроздов.
— Верно! — кивнул головой Гончаров. — Ну, ладно. Возьмемся за работу. Значит, Савушкин у тетки в Клину не был. Так, так. Товарищ капитан, следователь прокуратуры у вас? Я бы хотел вместе с ним допросить Савушкина. Скажу по совести, кое-какие детали мне еще не совсем ясны.
Через несколько минут в кабинет вошла молодая женщина в строгом черном костюме, на лацкане которого поблескивал университетский значок. Она приветливо улыбнулась нам. Меня представили. Это и был следователь прокуратуры Вера Анатольевна Коваленко.
Назад: ГЛАВА I У комиссара милиции
Дальше: ГЛАВА III Допрос
