Где-то через год с начала моей легионерской карьеры вновь вспыхнул военный конфликт в Эритрее, области, расположенной на территории Эфиопии, но населенной в основном выходцами из Сомали. В гарнизон зачастили вербовщики противоборствующих сторон, предлагая огромные деньги за участие легионеров в боевых действиях на своей стороне.

Начальство корпуса выжидало, когда конфликт дойдет до критической точки и перерастет в полномасштабную войну, — вот тогда, и ни днем раньше, можно будет, назначив самую высокую цену, бросить своих головорезов в бой…

Я не собирался воевать на стороне ни тех ни других, какие бы деньги они ни платили. Хватит, навоевался в России! К тому же на память пришли слова какого-то польского юмориста, сказавшего, что «в жизни всегда найдется место подвигу. Надо только подальше держаться от этого места».

Этот афоризм и накопленные деньги, что-то около десяти тысяч «зеленых», окончательно убедили меня немедленно дать деру из Джибути, распрощавшись с жизнью легионера. Принятию такого решения способствовало и чувство невостребованности, которое меня, человека действия, вгоняло в глубочайшую депрессию.

В общем, пришло время, и я приказал себе: «Баста, штык — в землю!»

Согласно разработанному плану, мне надо было вернуться в Париж окружным путем.

Решено — сделано.

Рано утром следующего дня я отпросился в увольнительную, на такси добрался до муниципального банка, где из ячейки сейфа извлек деньги и документы. Заехал в универсальный магазин и приобрел цивильную одежду. Переоделся в примерочной.

Чтобы не столкнуться в городе с патрулем легионеров, который смог бы узнать меня и в цивильной одежде, я отправился на такси не в международное аэроагентство, а прямо в аэропорт, где первым делом сдал в камеру хранения свою амуницию. Брать билет на прямой рейс Джибути — Париж я не стал — вдруг да по моему следу пустят ищеек из отдела собственной безопасности? Используя выданный мне легионом паспорт на имя Мохаммеда Саида Барре, я вылетел сначала в Каир. Оттуда до Парижа я летел чартерным рейсом Каир — Рим — Париж, но уже под именем Мустафы Фатх ибн Ибрагима. И хотя по прилете в Париж я стал двуедин в одном лице, но все равно остался «цветным», а значит, опять не мог устроиться на работу. Но однажды я оказался перед дверью охранного бюро. Над входом неоном отсвечивала вывеска «Легионер». В первую секунду меня прямо-таки бросило в дрожь. Надо же, черт подери, с чем боролся, на то и напоролся! Да и вообще, подумал я, не сон ли привиделся мне? Нет, это была явь. Понял я это, когда вышедший на крыльцо мужчина средних лет, одетый, как и я, в камуфляжную форму, пригласил меня зайти. Ну и началось. Задушевная беседа с психиатром, затем тесты, полиграф, анкета, тир, спортзал. И все в течение каких-то трех-четырех часов. В итоге оказалось, что я даже со своим паспортом «цветного» по всем статьям годен для работы в «Легионере». Радости моей не было предела. Тут же был подписан контракт на три года с последующей автоматической пролонгацией еще на пять лет. С условием, что я не попаду под суд и в тюрьму. Ну и, разумеется, если останусь жив. В заключение я прошел инструктаж, получил аванс, крепкое рукопожатие и был направлен в «Акрополь». С момента той непредвиденной встречи с менеджером «Легионера» прошло три года. Все! Вопросы есть, Аристотель?

— Вопросы?.. Да, конечно, будут!