Седьмой круг Зандра

Раньше люди называли её Землёй. Просто Землёй, потому что это слово вбирало в себя все возможные смыслы. Потому что оно подходило и для клочка суши посреди безбрежного океана, и для огромной страны, привольно раскинувшейся на два континента, и для планеты, методично нарезающей круги вокруг тёплого жёлтого карлика. Всё это было Землёй – цветущей даже в пустыне и щедрой ко всем. Земля была основой мира и самим миром. Та Земля, которой больше нет.

Тот мир сгорел в ярчайшем Времени Света, и слово стало старым.

Или же людям стало стыдно называть то, во что они превратили свой мир, Землёй. Но как тогда? Новой Землёй? Нельзя, потому что новое должно дарить надежду и ожидание. Страшной Землёй? Честно. Но ещё более стыдно. Ни у кого не повернулся язык обозвать место своего нынешнего обитания так, как оно того заслуживает.

И тогда пришло слово – «Зандр».

Оно имело куда меньше смыслов, чем Земля, но с доскональной точностью определяло то, где выживали помнящие старый мир люди.

Зандр – это камень.

Зандр – это пустыня.

Зандр – это война.

– Карлос! Назад! Назад, сказал!!

– Я их удержу!

Тяжеленный пулемёт раскочегарился до полной невозможности, идёт на мировой рекорд скорострельности, и пули, кажется, нетерпеливо подталкивают одна другую, желая поскорее вырваться на свободу. И добраться до цели. Убить…

Грохот. Неимоверный грохот. В том числе – в эфире, однако ответ Карлоса слышат все. Он остаётся, ибо считает, что так будет правильно.

– Назад, дубина!

– Удержу!

– Фрай! Корыто! Отступать! Карлос прикрывает!

– Мы видим!

Взрыв. Два подряд взрыва, но они проходят мимо парней. Первый – за спинами, с перелётом. Второй снаряд Уроды пустили слишком низко, и он врезается в давным-давно подбитый танк. Рвёт башню, та подскакивает, но невысоко, крутится, словно в недоумении, и врезается в камень справа от Карлоса Флегетона, щедро осыпая его острыми осколками.

– Уходите!

– Уже!

Фрай и Корыто – не дураки, опыта у них полно, сразу поняли, что апостол и прикрывает их, и оттягивает на себя огонь, и рванули назад, к броневику, к последней уцелевшей машине конвоя, автоматическая пушка которого как могла поддерживала оставшегося на линии соприкосновения Карлоса.

– На месте!

Проскочили через пули, гранаты и неуправляемые ракеты, которыми расстреливали отряд Уроды, укрылись за огромным валуном, передохнули и присоединились к отбивающимся друзьям, помогая спастись тому, кто обеспечил им путь к спасению.

– Карлос! – орёт в микрофон Садыков. – Уходи! Твоя очередь, баран! Уходи! Пошёл назад, гад! Назад!

Это была засада.

Засада!

И они попали в неё, как новобранцы. Старые опытные вояки, много чего повидавшие и много чего натворившие, попали, словно кур во щи. Расслабились. Доверились разведывательным дронам, сообщившим, что зона чиста, и расслабились. Забыли, что вокруг – Зандр. Хитрый, беспощадный, злой Зандр, обманщик и предатель… Забыли… И нарвались на труппу Цирка Уродов. Которая почему-то решила не пускать их в Субу. Без предупреждения – просто решила. Это Зандр, здесь бывает. И место для засады Уроды выбрали идеально: справа глубокая расселина, слева скалы, узкая дорога, по которой приехали спецназовцы, здесь расширялась, образуя ровную и довольно большую площадку, и именно на ней разыгралась драма.

Вместо плановой поездки – разгром. Грузовик догорает, танк подбит, два багги получили из гранатомётов, и отбивается только броневик, вокруг которого сгрудились последние бойцы. А не разбили их только потому, что среди влетевших в засаду спецназовцев наличествовали две боевые единицы особой мощности – воины в защитно-стрелковых комплексах «Апостол». Совершенные киберпротезы, композитная броня последнего предвоенного поколения, четырёхствольные пулемёты на электрическом приводе – ЗСК напоминали боевые скафандры из так и не наступившего будущего… А может – из наступившего. Ведь ЗСК все-таки появились.

И пусть их было крайне мало, зато они могли перевернуть ход любого сражения. Даже катастрофически неудачного.

Апостолы сидели на танке, взрыв сбросил их, но и только – чтобы повредить системы ЗСК, одного лишь полёта на двадцать метров недостаточно, – и пришедшие в себя бойцы немедленно атаковали противника. Дима Крокодил ушёл левее, к скале, помогая отступить разведчикам с разнесённых багги. При этом Крокодил удачно маневрировал за разбросанными повсюду валунами и ухитрился уйти с минимальным количеством прямых попаданий в броню. А вот Флегетону, которому выпало прикрывать танкистов, пришлось выйти на открытое пространство.

– Крокодил! Закрой Карлоса! – Капитан Садыков двигался в броневике, только поэтому остался жив и теперь командовал боем. Пытался командовать: – Крокодил!

– Не надо!

– Почему?!

Но вместо Карлоса ответил водитель броневика:

– Наблюдаю движение по склону! Нас обходят.

Ползущие назад спецназовцы должны были вот-вот выйти из зоны поражения, и засевшим на скале Уродам пришлось идти вперёд.

– Татарин, давай назад! – вышел в эфир Флегетон. – Я прикрою.

Четырёхствольный монстр ударил в скалу, разрывая камни и тела Уродов.

– Карлос, бегом к броневику!

– Уводи людей!

– Карлос!

Взрыв. Впереди появился танк – Уроды заторопились. Ещё два взрыва. Пушка броневика отвечает, но противостоять 135-мм орудию она не в силах. А там ещё ракеты. И пристрелянные гранатомёты в руках подбирающихся бойцов. И между Цирком и остатками спецназа только апостол.

– Уходите!

Сдаётся даже Крокодил. Понимает, что кто-то должен закрыть собой отступление, и сдаётся. Бурчит в эфире:

«Так надо, Татарин!»

И Садыков соглашается:

«Надо».

И сжимает кулаки в бессильной ярости.

Надо.

Надежда лишь на то, что Карлос не самоубийца, что не останется в огненном аду дольше, чем нужно, успеет… И ещё – что повезёт и мощный ЗСК не будет повреждён и вынесет бойца.

Взрыв, взрыв, пули… Снова взрыв.

Броневик ползёт задом, подставляя Уродам толстую лобовую броню, подальше от огненного мешка, в который их заманили, подальше от смерти… Долго преследовать не будут – это понимают спецназовцы, это понимают Уроды. К тому же, если остатки колонны пройдут свой километр и вывалятся на бесплодную равнину, роли поменяются: Уродам придется выходить из узкой горловины под огнём жаждущих мести спецназовцев. Цирк этого не хочет и делает всё, чтобы добить колонну.

Взрыв, взрыв, взрыв…

И две главные цели: удаляющийся броневик и мечущийся от валуна к валуну апостол.

ЗСК не только прочный – ЗСК быстрый. С виду громоздкий, но в действительности в нём можно танцевать, и бегать наперегонки, и долго не уставать. Настолько долго, насколько хватит радиотабл. ЗСК разрабатывался для того, чтобы боец провёл на поле боя как можно больше времени, и Флегетон пока поддерживает реноме производителя.

Флегетон – настоящий мастер, как будто родившийся в ЗСК. И не в каком-нибудь роддоме, а здесь родившийся – на поле боя. Флегетон знает, что нужно делать, куда бежать, когда остановиться и стрелять, а когда укрыться. Он всегда на шаг впереди Цирка. Пока – впереди, но в этом – залог его выживания. Осколки и пули хлещут по броне, но Карлосу везёт – ни одного прямого попадания из чего-нибудь действительно убойного. А пули не заставят его даже споткнуться.

Бросок за валун, схема «ёж» – здоровенный скафандр сворачивается клубком, а дополнительные бронированные щитки автоматически закрывают наиболее уязвимые места, – взрыв. Мощный. Совсем рядом. Схема «бой», и тяжёлые пули в клочья разрывают двух Уродов. Бросок за следующий валун…

– У тебя получится, – шепчет Садыков. Флегетон не отвечает, но Татарин знает, что услышан. – Беги, брат, беги!

Броневик почти на равнине, они почти спаслись, но Карлос ещё под огнём, который становится злее с каждой секундой – Цирк хочет отомстить тому, кто сорвал его замыслы.

– Беги!.. Не ты!

Но поздно: Крокодил рвёт вперёд, собираясь прикрыть напарника, оттянуть хотя бы часть огня на себя, Крокодил долго держался, понимая, что лучше потерять одного апостола, чем сразу обоих, но теперь плюнул и бежит. Крокодил торопится, но не успевает.

Взрыв.

Флегетону все-таки не повезло: две, а может, и три гранаты сразу. И не просто рядом, а во время прыжка – Карлос пытался выйти из опасной зоны, – в тот самый миг, когда весьма весомая масса ЗСК находилась в воздухе. Взрыв. Один, но их было не меньше двух. Одновременно. И ударная волна легко, как теннисный мячик, забрасывает тяжеленного апостола в расселину.

– Нет!

– Крокодил! Назад!

Второй апостол кричит, но подчиняется. Уроды орут что-то весёлое.

Отряд уходит…

* * *

– Дядя Андрей, а правда, что в Январских Степях реки текут?

– Ага.

– Правда?

– Ага.

– Вы их видели?

– У меня дом на озере стоял, у самой воды, и я каждое утро рыбу ловил: караси, щуки…

– Дядя Андрей! – Поняв, что с ним шутят, Ёшка сделал вид, что обиделся. – Я ведь серьёзно спрашивал.

– Серьёзно – про реки? – Жмых – он сидел справа от Андрюхи Агронома – грустно усмехнулся. – Реки теперь только на старых фотографиях.

– И в фильмах, – вздохнул Андрей.

– И там.

Они расположились на броне головного танка, взрослые – потому что имели право, Ёшка – потому что повезло, и вели неспешный разговор, разгоняя скуку долгого похода. Все трое – в обычной «сбруе Зандра»: высокие ботинки, плотные комбинезоны и разгрузки со снаряжением. Пистолеты в кобурах и штурмовые винтовки рядом, на тёплой броне – это Зандр, здесь живые никогда не расстаются с оружием, если не хотят стать мёртвыми.

Тактическая сбруя делала их похожими, однако Агроном выделялся поведением: самый спокойный, уверенный, чуть вальяжный – настоящий командир. А вот внешне – невзрачный: ростом едва повыше Ёшки, абсолютно не бойцовского телосложения, ни тебе широких плеч, ни огроменных кулаков, волосы рыжие, редкие, лицо простецкое – нос картошкой, маленькие зелёные глаза, на такого посмотришь – и отвернёшься. Но не отворачивались: смотрели, слушали и подчинялись.

– А я верю, что всё поправится, – неожиданно произнёс Ёшка. – Не может быть, чтобы Зандр остался навсегда. Земля должна вернуться. Должна.

Получилось эмоционально, немного наивно, по-детски, но искренне. Удалось «зацепить» мужиков и на некоторое время погрузить их в задумчивое молчание, которое нарушил командир:

– Земля крепко обиделась.

– Или мы её убили.

Агроном сплюнул, помолчал и только потом ответил на последнюю фразу Жмыха:

– Я знаю, что ты, скорее всего, прав, но верить хочу в то, что говорит пацан.

– Все хотят, – буркнул Жмых. И отвернулся.

Ёшка же, сообразив, что взрослые, прекрасно помнящие чудесный старый мир с его реками, озёрами, лесами, пляжами, дождями, под которыми можно без опаски гулять… Другими словами, Ёшка понял, что мужики восприняли тему слишком болезненно, и прикусил язык. И мысленно обругал себя за то, что едва всё не испортил.

До сих пор Ёшка, так же как все остальные подростки, только помогал взрослым в военных делах: стоял в караулах, ходил в ближнюю разведку, проверяя, чтобы поблизости от города не появилось чужих наблюдательных пунктов или схронов – Ёшка обладал прекрасной фотографической памятью и отлично лазал по скалам. Остальное время посвящал обычной работе по хозяйству, поскольку детство в Зандре заканчивалось в двенадцать, а то и раньше. Работал, не отлынивал, однако мечтал, конечно, о военных подвигах, тренировался каждую свободную минуту, и усилия не пропали даром.

В прошлом году, когда Остополь окружила орда диких веномов, Ёшка отстреливался наравне с мужиками и завалил двух дикарей – доказано. А месяц назад завалил ещё одного врага – вооружённого до зубов водососа, охранявшего грабившую их слой станцию, и успехи Ёшки не остались незамеченными: Андрюха Агроном взял энергичного паренька в настоящий поход – присмотреться всерьез. Ёшка это понимал и от того дёргался. И дёрганье его передавалось на язык, который молол невесть что.

Особенно паренька заставлял нервничать тот факт, что Агроном был в Заовражье фигурой не просто уважаемой, а легендарной, и считался кем-то вроде министра обороны, умело управляя местным ополчением. Именно Андрюха со своими ребятами вырезал кровавую банду Гончаренко, положив начало свободному Заовражью, а после заманил в ловушку и перебил падальщиков Зирташа, которые поспешили в область в надежде занять место неудачливого предшественника. И заняли. Рядом легли.

Две подряд победы наглядно продемонстрировали подонкам Зандра, что с Агрономом – несмотря на его мирную, сугубо сельскохозяйственную кличку – лучше не связываться, и обитатели Заовражья погрузились в необычайно спокойную – по меркам Зандра, разумеется, – жизнь. Дружили с соседями, периодически отбивались от диких веномов, папаш и блуждающих падальщиков, истребили аттракцион, возникший было на перевале к плато Могила, но…

Но с недавних пор Заовражью стал угрожать иной враг. Тот, которого невозможно запугать молниеносными победами.

– Воды в Январских Степях больше, чем у нас, но рек нет, – неожиданно продолжил Андрюха, и Ёшка обратился в слух. – В Зандре нет рек, а все рассказы – выдумка. – В своё время, до того, как вернуться и осесть в родном Заовражье, Агроному пришлось побродить по нынешней Земле, и потому его авторитет в знаниях современных реалий был непререкаем так же, как в военных делах. Среди местных, конечно, но Ёшке и этого хватало. – Люди хотят верить, что где-то хорошо, вот и придумывают Нетронутые острова или реки в далёких степях.

– Или специально врут, – добавил Жмых.

– Или врут, – согласился Андрюха. – Но не всегда со зла или ради выгоды. Иногда они врут, потому что мечтают.

– Все хотят попасть на Нетронутые острова. Все верят, что где-то Земля не обратилась в Зандр, а люди не пережили весь тот ужас, который выпал на нашу долю.

– Вы тоже верите? – тихо спросил Ёшка.

Ответа не последовало, и паренек понял, что снова коснулся личного.

Зандр суров, особенно он беспощаден к одиночкам, и потому люди сбиваются в стаи, банды или общины. Помогают друг другу, делятся оружием и боеприпасами, водой, пищей, семенами, лекарствами, наркотиками, праздниками и проблемами – делятся всем. И потому мечты в Зандре остаются единственным личным. Возможно, все желают одного и того же, но не хотят делиться сокровенным, оставляя его – хотя бы его! – себе.

– В Январских Степях вода залегает выше, чем у нас, и поэтому там в некоторых местах растёт трава, – вернулся Андрюха к старой теме. Просто для того, чтобы не обрывать разговор. Андрюха прекрасно понимал, почему дёргается парнишка, и решил его поддержать. – Отсюда и слухи о реках.

– А на воду ползут Сады, – мрачно, словно выплюнул, уточнил Жмых.

– Всё бы тебе портить, – поморщился Агроном.

– Я просто напомнил.

– Знаю, что просто… – Андрюха поправил очки-консервы, защищающие глаза от пыли, сплюнул и повторил: – Знаю…

И быстро оглянулся, проверяя, все ли в строю.

Вышедшая из Остополя колонна состояла из девяти машин, и её главной ударной силой являлись два тяжёлых огнемётных танка «Папа Карло», оружием которых были не только пусковые установки термобарических ракет – мощных, однако дорогих и потому редких, – но и огнемётные установки старинного типа, созданные заовражскими умельцами. Из-за них и дополнительных баков со смесью «Папы» стали походить на «Выпекатели» соборников, но заовражцев это не смущало. За танками шли две цистерны со смесью, цистерна с отравой и бронированный грузовик со взводом ополченцев, а прикрывали отряд два бронетранспортёра, оснащённые автоматическими пушками. Впереди пылил багги разведчиков.

– Сады любят воду? – поинтересовался Ёшка, дождавшись, когда Агроном закончит осмотр колонны.

– Воду любят все, – хмыкнул Жмых. – Даже ты.

– Ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь отказался от глотка, – поддержал товарища Андрюха и протянул Ёшке флягу.

Паренёк сделал большой глоток, однако о вопросе не забыл:

– Я серьёзно.

– А если серьёзно, то Сады нуждаются в воде, – подтвердил Андрюха. – Они в любой дряни жить могут, легко переносят высокий радиационный фон, но без воды загибаются. И поэтому лучший способ их остановить – высушить на пути все водоносные слои. Только полностью высушить, до капли.

– Как водососы?

– Ага.

– А как же огонь? – Ёшка с уважением посмотрел на второго «Папу», который шёл за их машиной.

– Огонь на третьем месте, – объяснил Агроном. – Если Сады сели на водяной пласт, их надо травить химией. Она действует медленно, но надёжно, убивает джунгли напрочь. А огонь до корней не добирается, огонь хорош, когда нужно резко остановить разогнавшиеся Сады. Тогда его время.

– Последнее средство, – добавил Жмых.

– Ага.

– Пацаны говорили, что Сады всю Субу сожрали, – осторожно произнёс Ёшка, внимательно наблюдая за мимикой взрослых собеседников – не засмеются ли? – Так?

Не засмеялись. И это был плохой знак.

– В Субе, кажется, всё дерьмово, – помолчав, признал Андрюха. – Они дотовцев позвали, Спецназ разведывательный отряд выслал, но чем всё закончилось, я не знаю. Возможно, нам придется отсюда в Субу ехать.

– Если Сады Субу сожрут, нам хреново придётся, – хмыкнул Жмых.

– Не каркай. – Агроном снова сплюнул: разговор спасал от скуки, но проклятая пыль настырно лезла в рот. – Для начала надо узнать, что у Дорохова случилось.

– Дорохов у самого хребта сидит, если к нему и правда джунгли пришли, значит, Сады выплеснулись из Субы.

– Для этого мы здесь, – пожал плечами Андрюха. – Будем разбираться.

Ядерная война беспощадно обошлась с Землёй: расчертила шрамами, запятнала язвами, убила тех, до кого смогла дотянуться, и поменяла всё. Абсолютно всё. Другая власть, другие законы, другие цели и даже другая география. Мир отразился во вспышке ядерного взрыва и таким остался – новым. И злым.

Наступило время тех, кто умеет выживать.

И никто не удивился тому, что быстрее всех к новым условиям приспособились растения. И стали они такими же, как мир: новыми и злыми.

В уцелевших лесах и рощах стал появляться ядовитый плющ, за ним – синие розы, аромат которых вызывал галлюцинации, чёрный подорожник, оставляющий некрозные язвы, полосатые лианы, отрывающие кожу с мясом, вьющаяся сирень с шипами, плотоядная ольха, а самое главное – непривычные деревья: твёрдые, крепкие, не очень высокие, но с мощной корневой системой, которая, казалось, сплеталась под землёй в единое целое.

Ядовитые растения погубили множество жизней, но постепенно люди стали осторожнее, научились укрываться от них… И заметили, что «старым» растениям не нравится соседство с «новыми». Сохранившиеся в Зандре деревья, кусты и трава выталкивали злых сородичей из своей экосистемы, а там, где не справлялись они, приходила на помощь химия: опрыскивание ослабляло новую флору, и «старые» растения с удовольствием её добивали.

Именно поэтому заовражцы больше рассчитывали не на грозные и красивые «Папы Карло», способные за двадцать минут испепелить небольшой городок, а на купленную у дотовцев «Потраву», представляющую собой химический завод средней тяжести, способный залить ядовитой субстанцией огромную территорию. Действовала «Потрава» неспешно, но результат гарантировала…

– Дядя Андрей, а вы Садовников видели? – Ёшка впервые ехал «чистить джунгли», и он, не удовлетворившись стандартным инструктажем и теми подробностями, что давали на занятиях, решился лично расспросить ветеранов.

– Видел, – кивнул Агроном.

– Правда?

– Я ведь в Субу ходил, когда там только-только Сады появились, – напомнил Андрюха. – А где Сады – там и Садовники.

– Я четверых завалил, – вставил свое слово хмурый Жмых. – Нормально они дохнут, только надёжней всего в башку попасть надо.

Уточнение, хоть и корявое, не выглядело лишним, однако паренька интересовало другое:

– И какие они?

– В смысле?

– Вообще.

Жмых усмехнулся, но ответил так, как понял:

– Отвратные: кожа в струпьях, серо-зелёно-коричневая, даже камуфляж не нужен… Лица неприятные, без мимики вообще, как неживые… И незаживающие язвы по всему телу.

– Вроде тех, что у веномов?

– Почти. Только веномы – больные, их язвы в могилу гонят, а Садовники – здоровые. Ну, по-своему, конечно, но здоровые.

– Говорят, язвы им полосатые лианы оставляют, – поддержал Жмыха Андрюха. – Втыкаются в тело и оставляют.

– И кровь высасывают? – уточнил Ёшка, припомнив ходящую среди подростков страшилку.

– Полосатые лианы у нормальных людей кровь сосут, – ответил Агроном. – А Садовники от них кормятся. Говорят.

– От людей?

– От лиан.

– Вы видели?

– Нет.

– Но верите?

– Дотовцы говорили, – пожал плечами Андрюха. – А дотовцам в таких делах верить можно.

– Ты, главное, вот что запомни, парень: Садовники – не люди. – Жмых произнёс фразу очень серьёзно и даже кивнул, укрепляя свои слова. – Они похожи на больных, на несчастных, такого увидишь – пожалеешь… Бабы особенно жалеют, которые поглупее. А умные понимают, что Садовники – не люди. И точка. И нельзя с ними рядом жить, потому что не договоришься, потому что им надо, чтобы везде цвели Сады Безумия. А нам, при таком раскладе, два пути остаётся: или в Садовники, или в пищу для полосатых.

– Значит, это не ложь? Мы можем превратиться в Садовников? – Неподдельный испуг в голосе Ёшки заставил Агронома и Жмыха переглянуться, после чего Андрюха кивнул:

– Дотовцы говорят, что Садовники – пережившие трансформацию люди. Что кто-то изобрёл способ выживать в дерьме Зандра: жрать грязную пищу, не обращать внимания на радиацию и химические дожди, и единственное, что им требуется…

– Вода, – закончил за командира Ёшка.

– Верно: вода.

– Вода нужна всем…

Паренёк с удовольствием продолжил бы увлекательный разговор – с самим Агрономом! На равных! – но запищала рация, и разведчики с багги – а они не только шли впереди, но и управляли дроном – доложили то, что основному отряду вскоре предстояло увидеть.

– Там плохо, – коротко сообщил Андрюха.

– Совсем? – угрюмо осведомился Жмых.

– Совсем.

А ещё через пару минут колонна поднялась на холм, и у Ёшки перехватило дыхание: долина, открывшаяся перед ними, была охвачена сине-зелёным пламенем наступающих Садов. Они, казалось, были повсюду, ползли от самого хребта, что перекрывал горизонт, и почти замкнули кольцо вокруг большой фермы Дорохова.

– Ой, – прошептал паренёк.

А Жмых не удержался от грубого ругательства.

* * *

«У нас отняли прошлое. Безвозвратно. Наше настоящее, нашу жизнь – превратили в ад. Нас заставили выживать. Нас заставили умирать. Нас заставили убивать… Они надеялись, что мы превратимся в кровожадных зверей. Забудем, кто мы. Забудем Добро и Справедливость, забудем всё, что делает нас людьми.

У них почти получилось.

Зандр полон жестокости и насилия. Волки ходят по нему, алкая мяса и крови. Сострадание названо слабостью, а убийство – доблестью. Палачи правят покорными, диктуя им волю, а не закон. Вакханалия Смерти отнимает последнее, что у нас осталось, – будущее.

И если мы хотим, чтобы над Землёй взошёл рассвет, мы должны вернуть людям Добро и Справедливость. Не веру в них, не надежду, что они придут, а Добро и Справедливость сейчас!

Своим примером. Своим словом. Крепкой рукой…»

(Книга Рассвета)

Вас когда-нибудь клали в гроб? А закапывали после? А перед этим связывали? А смирительную рубашку пробовали? Хотите испытать эти удивительные ощущения? В таком случае – добро пожаловать в отключённый ЗСК. А для полноты восприятия попросите положить вас на солнцепёк. Как Флегетона, например. Которому на самом деле удивительно повезло: он свалился в расселину во второй половине дня, и жаркое солнце вцепилось в него только утром, но вцепилось по-настоящему, тяжело, как перламутровый клещ из Зоны Радужного Гноя. Броня нагрелась молниеносно, и Карлос должен был свариться вкрутую, однако «Апостол» был разработан на совесть и не позволил оператору сдохнуть. Датчики системы жизнеобеспечения дублировались трижды, сама она представляла полностью автономный контур, умела принимать решения, исходя из совокупности факторов, и потому не ограничилась стандартным вопросом: «Желаете покинуть ЗСК?» – а начала действовать, поскольку отсутствие ответа означало необходимость немедленной активизации механизма аварийной эвакуации. Умный процессор привёл в действие броневые щитки, освободил тело оператора от захватов и сделал укол стимулятора, здраво рассудив, что лишним он не будет.

И не стал: Флегетон открыл глаза и выругался.

– Грёбаный Цирк!

Система промолчала: она не была настроена на ведение осмысленных диалогов.

Карлос выругался ещё раз, со стоном поднял руку – болело всё, не только рука, но рука, как показалось в тот момент, болела особенно, – прикрыл глаза от солнца, полежал немного, поднялся, сплюнул, чтобы избавиться от противного привкуса, потёр онемевшую щёку, пощупал руку, убедился, что переломов нет, пощупал рёбра, расстегнул комбинезон, поморщился, разглядывая синяки на боках, поднял голову, прикидывая глубину расселины, и присвистнул, выразив лёгкое удивление тем, что остался жив.

Слева торчало несколько острых камней, и доведись Карлосу рухнуть на них, от перелома позвоночника его не спас бы даже «Апостол». Но он рухнул рядом, на ровную площадку, и выжил.

– Утро, значит, – без особого восторга пробормотал Флегетон, сориентировавшись по солнцу. – Немудрено, что жрать охота.

Рюкзак остался в сгоревшем грузовике, но в ЗСК были спрятаны тюбик с синтетикой и фляга, так что пару дней протянуть можно. А если не шиковать, то до пяти суток – проверено. Карлосу доводилось оказываться в передрягах и похуже, поэтому происходящее он воспринял с философским спокойствием.

– Будем откровенны: не так плохо, как показалось изначально.

Но этот вывод относился только к нему самому. А сделав его, Флегетон нацепил на голову мятую панаму – она ждала своего часа в кармане – и приступил к осмотру ЗСК.

Легче всего падение пережил пулемёт: его не заклинило, стволы не погнулись, механизм цел. Однако без электричества оружие представляло собой всего лишь красивую, грозную на вид железяку и помочь Карлосу не могло. Рация не подавала признаков жизни, а поскольку сеть в Заовражье легла ещё три дня назад, связаться со своими Флегетон не мог ни с её помощью, ни по телефону, который… который…

– Чтоб тебя на бутерброд намазало!

…который тоже оказался разбитым.

Карлос укоризненно оглядел провинившееся устройство, но выбрасывать не стал, вернул в карман – возможно, его удастся починить, – после чего запустил спаянную с жизнеобеспечением систему самодиагностики и несколько минут ждал новостей. Но они оказались настолько неутешительными, что лучше бы система промолчала: механических повреждений немного, они не опасны, однако крепко сбоит главный силовой контур, а это уже беда.

Серьёзная беда.

Простые обитатели Зандра делятся на две категории. Те, которые разбираются в особенностях военного снаряжения совсем слабо, искренне считают ЗСК «Апостол» продвинутым комплексом, построенным по принципу «скафандр-экзоскелет». Остальные предпочитают сравнивать его с роботизированными устройствами, предполагая «Апостол» чем-то вроде облегченного кригера. Истина же, как это часто бывает, лежала примерно посередине: разработчики уникального ЗСК задались целью взять самое лучшее и от быстрых, удобных в управлении боевых скафандров, и от тяжёлых роботов – и у них получилось. За счёт скорости «Апостол» превосходно противостоял кригерам, за счёт мощи без труда расправлялся с обладателями лёгких экзоскелетов, образуя свой собственный класс боевого снаряжения.

Однако сейчас бронекостюм ничем не мог помочь оператору: каскад микрогеров Таля, обеспечивающий полноценное движение механических частей, не давал устойчивого питания, и двести с лишним килограммов брони и технологий лежали перед Карлосом унылым грузом.

– И что мне делать теперь?

Починить самостоятельно не удастся: нужен опытный механик, работающий в паре с грамотным программером. Нужен город. До ближайшего – дня три-четыре, если пешком. Тащить на себе ЗСК невозможно, отсюда вопрос: удастся ли уговорить механика съездить к чёрту на рога и достать «Апостола» из расселины? А если удастся, то сколько это будет стоить? А самое главное – где взять деньги?

Разумеется, в городе он попытается связаться с дотовцами, но с этим тоже не всё понятно. Отряд Уродов явно ждал Спецназ, засада была устроена профессионально, в весьма удачном месте, и окажись дотовцы одни, без поддержки апостолов, они бы все там и легли. Отсюда ещё один вопрос: за кого заовражцы? Если они снюхались с Цирком, то в Остополе его ждёт смерть.

– В любом случае мне больше некуда идти.

И в этом – правда.

Единственный вариант: идти в Остополь, осторожно выяснить настроения местных, при возможности связаться со Спецназом, но главное – как-нибудь починить ЗСК.

Карлос вздохнул, потратил пятнадцать минут, заваливая «Апостол» камнями, и направился по дну расселины на юг.

* * *

– Скорее!

– Сам знаю!

– Дорохов проспал!

– Вижу!

– Скорее!!

Проспал!!

Не рассчитал скорость разогнавшихся джунглей или не заметил, что Садовники пустили сине-зелёные насаждения с флангов – теперь не важно. Теперь значение имеет только то, что ферма уже в кольце – просто неопытный Ёшка не разглядел этого сразу – и надеяться Дорохов мог только на Агронома.

– С богом, парни! Покажем тварям, чья это земля!

Люки плотно задраены, поверх обычной одежды – плотные и душные комбинезоны из тонкого пластика, перчатки и маски на случай, если ядовитый сок проникнет внутрь; давление в ёмкостях боевое, и «Папы» плавно подходят к проклятым джунглям. Агроном оценил, что Сады ещё не встали, не укоренились как следует, превратившись в настоящую стену, возвышающуюся на мощном, практически неубиваемом корневом фундаменте, кольцо слабое, а значит, нет пока необходимости расходовать дорогущие термобарические ракеты, и работу возьмут на себя жидкостные огнемёты, не столь эффективные, зато дешёвые.

Первая фаза – прорыв. Танки идут рядом, секторы обстрела пересекаются на сорок два процента, но так надо – сейчас необходимо разомкнуть сине-зелёное кольцо, выжечь в нём просеку, через которую будет проведена эвакуация, потому что в первую очередь заовражцы спасают своих. Разогнавшиеся Сады двигаются быстро, их сила – в мощных корнях, способных выращивать лианы за секунды, а небольшие деревца – за минуты, и потому необходимо не только снести уже поднявшиеся заросли, но и запечь поверхность в стекло, не позволяя корням опомниться слишком быстро. И потому «Папы Карло» идут рядом, перехлёстывая секторы обстрела, собираясь создать на грубой груди Зандра настолько горячее пятно, насколько это вообще возможно с помощью огнеопасной химии.

– Борода? – вопросительно рычит в рацию Андрюха.

– Готов, – отзывается командир второго танка.

– Огонь.

Не образно, а в самом что ни на есть прямом смысле слова. Точнее – приказа.

– Огонь!

И ёмкости, установленные по бортам «Карло», начинают выплёвывать жуткую смесь. Раскалённые потоки летят на сто – сто пятьдесят метров, врезаются в сине-зелёные заросли, прилипают к ним и жгут, жадно поглощая всё, что способно гореть. Перепрыгивая с ветки на ветку, с кустов на траву и обратно… И джунгли, которые только что стояли несокрушимой стеной, начинают подаваться. И кричать…

– Это они? – изумляется Ёшка, разобрав сквозь лязг танковых внутренностей странный стонущий вой.

Ему не отвечают, все слишком заняты боем, и паренёк понимает сам – они. Сине-зелёные заросли рыдают от невыносимой боли. А может – от ненависти. И выстреливают в приближающиеся танки полосатыми лианами с хищными наконечниками и чёрными плодами, распадающимися в вонючую слизь, способную проедать металл. Но броня держит.

– Сколько ещё?

– Минуты три.

– Хорошо.

В месте прорыва Сады ещё тонкие – метров пятьдесят, не больше, – не загустевшие сплетением ветвей и толстыми стволами, сразу видно – джунгли молодые, и удар заовражцев не только успешен, но и быстр. Танки прожигают коридор, не истратив и десятой части запаса, но не уходят, повторно запекают поверхность и лишь затем разворачиваются в разные стороны и начинают выжигать кольцо в надежде спасти не только людей, но и ферму.

– Зяма!

– Понял!

Один из бронетранспортёров разгоняется и, успешно проскочив коридор, мчится к ферме. А второй внезапно открывает по джунглям огонь из пушки.

– Зачем?!

В следующий миг Ёшка вспоминает, что отвечать мужикам некогда, а ещё через мгновение слышит:

– Садовника засекли, – говорит Агроном, не отрываясь от перископа. – В огне они теряют осторожность, и наши их бьют. Там ещё и снайперы работают.

– Без Садовников джунгли не разгоняются, – объяснил Жмых. – Расти – растут, но как самые обычные – медленно. Чем меньше Садовников, тем лучше.

И чем больше химии, тем тоже лучше.

Пока танкисты готовили эвакуацию семейства Дорохова, техники распаковали «Потраву» в рабочий режим и занялись джунглями по-своему. Машина медленно ползла в ста метрах от линии Сада и аккуратно, дозированно распыляла на него ядовитое содержимое цистерны. И там, где она прошла, яркая синяя зелень тускнела, словно припорошённая пылью. Умрёт она не скоро, часов через шесть-восемь, но умрёт точно, да к тому же вместе с корнями.

А быстрый Зяма уже ухитрился добраться до фермы. Броневик встал у самого дома, и Ёшка, которому повезло завладеть резервным перископом, увидел бегущих к нему людей: женщин, детей и нескольких мужчин. Все – в прозрачных пластиковых комбинезонах поверх одежд и в масках. Недалеко от них разорвались два чёрных плода, полетели грязные брызги, но то ли не долетели, то ли комбинезоны защитили – никто из Дороховых не сбился, не упал, все добежали до распахнутых люков и укрылись внутри машины. Броневик резко развернулся и припустил к прорыву.

– Мы побеждаем?

– Похоже, – отрывисто буркнул Жмых.

В действительности им крепко повезло: Садовники разогнали джунгли в надежде одним рывком окружить ферму и взять всю семью. Судя по всему, ускоренный рост сине-зёленых зарослей шёл всю ночь, и сейчас у них не было сил противостоять атаке заовражцев.

– Думаю, Дорохов не проспал. – У Андрюхи было время осмотреться и оценить обстановку, и теперь он неспешно делился с экипажем наблюдениями. – Он подал сигнал сразу, как только увидел джунгли, но в них скопилось очень много Садовников, и за ночь они круто разогнались… Знали, что мы придём, и хотели взять не меньше половины долины. Поэтому торопились. Поэтому не стали давить ферму, а пустили фланговые ростки.

– Но не успели, – уточнил Жмых.

– Ага. – Агроном взялся за рацию. – Зяма, высади Дорохова и марш стрелять Садовников! Химики! Готовьтесь заправлять танки! Первым пойдет Борода.

– Хочешь очистить всю долину?

– Мы обязаны очистить всю долину, – жёстко ответил Андрюха. – Здесь богатый водяной слой, и мы не имеем права отдавать его Садовникам.

Тринадцать месяцев назад

– Я слышал, Бог проклял Зандр.

– За что?

– За то, что Зандр – не Земля.

Сначала ответом стала тишина, необходимая для обдумывания услышанного, затем – слова:

– Это заблуждение, сын мой. Зандр – это Земля сегодня, он не взялся из ниоткуда и не был сотворён специально. Он плоть от плоти того, что было вчера. Он результат того, что было вчера.

– Бог не создавал Зандр, это дело рук людей. Мы испортили то, что было создано Богом. Мы создали проклятую Землю.

– Дано ли тебе знать замысел Божий, сын мой?

– Когда я был маленьким, я любил строить песочные крепости. И мне очень не нравилось, если кто-нибудь ломал их. Или перестраивал по-своему.

– Теперь ты сравниваешь себя с Господом?

– Я пытаюсь объяснить мотивы…

– Ты приписал Ему действие, а теперь пытаешься найти мотив? Мотив к тому, что ты придумал? Тебе не кажется, что некая самонадеянность…

– Чёрт! – Карлос вскочил и быстро прошёлся – почти пробежался! – по маленькой и низенькой комнате. Из конца в конец три раза. – Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Ему не хватало слов, потому что привычные, которыми он уже всё для себя определил, подверглись насмешливому сомнению, доказательства оказались несостоятельными, требовалось что-то новое, а для нового нужны слова.

Которые пока не находились.

– Зачем ты меня мучаешь, старик? Ведь ты прекрасно всё понимаешь и, наверное, в душе соглашаешься со мной. Бог дал нам прекрасный мир, а мы превратили его в ад, и потому он проклял Зандр. И проклял нас.

– Послушай себя, сын мой, послушай и устрашись.

– Ты хотел сказать: устыдись? – Карлос остановился и вздохнул. Его широкие плечи опустились устало, словно после тяжкого труда. – Я должен устыдиться своей слабости? Своего неверия?

– Я сказал именно то, что хотел: ты должен устрашиться слов своих, Флегетон. Говоря о проклятии, ты пытаешься переложить на Бога грехи людей, пытаешься сказать, хоть и не понимая того, что Зандр сам, и всё в нём творимое, есть воля Божья. Ты хочешь сказать, что все ужасы Зандра происходят от проклятия, а не потому что люди это делают. Сами.

– Я знаю, на что способны люди, – глухо сказал Карлос. – Насмотрелся.

– И далеко не все они верят в того Бога, к которому обращаешься ты.

– Не все.

На некоторое время в комнате установилась тишина, не тяжёлая и не гнетущая – просто тишина, в которой люди думали. И нарушил её Карлос:

– Раньше мир был добрее, – произнёс он, словно подводя итог их разговору.

Но Матвей не согласился:

– Зандр создали те люди, что были раньше, – с грустью произнёс он, разрушая вывод, который Флегетон считал аксиомой. – Зандр получился из мира, который, как ты говоришь, был добрее. Добрые люди сотворили нынешний мир, сын мой.

– То есть ты тоже веришь в проклятие? – насторожился Карлос. – Только считаешь, что оно настигло нас намного раньше?

– Не считаю, – качнул головой Матвей. – Я лишь указываю тебе на ошибку в умозаключениях. Я напоминаю, что Зандр стал порождением мира, о котором ты тоскуешь.

– Не мира, а людей. Мир пострадал.

– Людям тоже досталось.

– Доведись все переиграть, никто бы не совершил такую ошибку.

– Об этом ты можешь только гадать.

– Ты не веришь в людей?

– Верю. – Матвей грустно улыбнулся. – Верю, что страшное испытание сделает их другими.

– Страшными?

Старик с печалью посмотрел на горячего собеседника, потеребил верёвочку, что опоясывала грубую черную рясу, и вздохнул:

– А вот ты в людей не веришь.

– Я знаю, на что они способны.

– Ты об этом говорил.

– И ты не убедил меня насчёт проклятия. – Флегетон уселся на колченогий стул и колюче посмотрел на Матвея. Флегетон наконец-то подготовил новые аргументы и был уверен, что сможет доказать свою точку зрения: – Бог проклял нас после Времени Света. За то, что оно было – Время Света. Люди его устроили и за это прокляты. И теперь они на наших глазах становятся зверьми.

– Все? – кротко поинтересовался монах.

– Нет, – после короткой паузы ответил Карлос.

– Кого же не коснулось проклятие?

– Мы оба знаем, что в Зандре встречаются сущие праведники.

– Они есть, – подтвердил Матвей. – Только они не праведники, а обычные, по меркам прошлого, люди: добрые, участливые, сострадательные.

– Проклятия не существует?

– Я думаю, нет нужды сваливать свои ошибки и преступления на Бога. Так мы замыкаем круг лжи и обрекаем себя на постоянное повторение зла. Нужно набраться храбрости и признать, что всё вокруг – творение рук человеческих. А если не признаем – будет хуже.

– Что может быть хуже Зандра? – усмехнулся Флегетон.

– Много чего, – пожал плечами Матвей. – Представь Зандр, в котором победили соборники. Или Зандр, в котором все поверили в проклятие. Или…

– Я понял, – перебил монаха Карлос. И извиняющимся тоном закончил: – Ты прав: есть кое-что похуже того Зандра, который мы знаем…

Зандр зол.

Зандр зол и подл, и иногда кажется, что он действительно проклят. Но даже в нём, безжизненном и беспощадном, оставались места, которые называли святыми. Или считали святыми. Или необычными. Или удивительными.

Даже в Зандре были места, которые признавали самые конченые падлы – признавали особенными и старались не трогать. А поскольку падлы не могли не грабить, не насиловать и не убивать, то эти места они обходили стороной.

Часовня Трех Мёртвых Святых.

Крест Большой Головы.

Два Колокола.

И ещё одно – Церковь-На-Огне: полуразрушенное здание, чудом уцелевшее во время извержения возникшего неподалеку вулкана Пионер. Потоки лавы прошли тогда справа и слева от побитого землетрясением храма, проложили себе русло в обход и никогда из него не выходили, а извержений со Времени Света было целых три. Не выходили, словно подземный огонь проникся уважением к белому храму с погибшей колокольней. Будто не посмел тронуть освящённое здание, у которого остался один-единственный купол с гордым крестом.

Или же не смог тронуть.

Лава не разрушила церковь, не приблизилась к ней, но и люди старались держаться подальше, напуганные соседством с непредсказуемым вулканом, и некоторое время здание оставалось пустым, подвластное ветрам Зандра и злым слезам его химических дождей. По всему выходило, что церковь должна была сгинуть в забвении новой и страшной Земли, но не случилось – на неё набрёл Матвей Дурак: седой, одинокий, с неизвестным прошлым старик, назвавшийся странствующим монахом. И сказавший, что дом Божий, устоявший во время катастрофы, отмечен особо и должен быть возрожден. И поселился при храме один.

Вот тогда-то, кстати, старик и обрёл свою кличку, а до того просто звался Матвеем.

Он жил в подвале, а кормился с малюсеньких посадок, которые помогли обустроить сердобольные соседи. Ни о чём не просил. Никого не звал. Никому не отказывал в утешении и разговоре.

Его считали сумасшедшим.

К нему приезжали из самых отдалённых областей. За разговором, за утешением, за тем, чтобы просто посмотреть на человека, продолжающего верить. После Времени Света. Пережившего ужасающее становление Зандра. Видевшего всё, что творят люди.

И потому к Матвею пришел Карлос, когда стало совсем невмоготу, и всё, что раньше было просто, доступно и совершенно понятно, потребовало переосмысления. Когда получилось так, что жизнь стала другой и он сам стал другим.

– Но допустим… Допустим хотя бы на секунду, что ты прав, Флегетон, допустим, Бог проклял людей. Что теперь? Какое будущее ты видишь? Только тьму?

– Выжить в Зандре трудно…

– И иногда кажется, что быть зверем – проще, – кивнул Матвей. – Сытнее. Безопаснее. Стаи сильны, легко находят пищу, отнимая её у тех, кто слабее.

– Если все станут зверьми, мы не выживем, – негромко произнес Карлос. Он понял, к чему ведёт старик, и улыбнулся – в душе, – сохранив серьёзный тон. – Звери не способны построить общество, звери ищут выгоду, а общество основывается на поддержке и уважении.

– Какой же выход, сын мой?

– В нас много зла, но нужно стараться… стремиться к добру. – Прозвучало немного пафосно, довольно размыто, поэтому Флегетон попробовал конкретизировать: – Хотя бы для своих, но к добру. Пусть люди учатся поддерживать, а не пожирать друг друга, хотя бы в одном поселении. Потом они научатся делать добро чужакам. А потом…

– Потом Бог нас простит?

– Потом мы снова станем людьми, – медленно ответил Карлос.

– Ты хорошо сказал, Флегетон, – одобрил Матвей.

– От тебя заразился.

Но старый монах не поддержал шутку, которой Карлос планировал закончить разговор. Матвей качнул головой и мягко продолжил:

– Ты готов делать добро, Флегетон, а это важно. Ведь если каждый из нас сделает в жизни хоть одно хорошее дело, количество добра увеличится, и мир… Мир улыбнётся нам, Флегетон – я верю. Ведь мы и есть мир, и только мы сможем вновь научить его улыбаться.

– Этого можно добиться добром?

– Этого можно добиться только добром.

– Да. – Карлос кивнул и машинально приложил правую руку к нагрудному карману, нащупал через ткань маленькую книгу в чёрном переплете и тихо, но очень уверенно закончил: – Ты прав – только добром. Но добро можно делать по-разному.

* * *

Зандр знает тысячу способов убить тебя. Потому что он тебя ненавидит. Потому что ты – один из тех, кто создал Зандр, и теперь он тебе мстит. И не надо говорить, что ты – маленький человек, от которого ничего не зависит. Зандру плевать. Ты – человек, и этого достаточно. Ты виноват. И Зандр сделает всё, чтобы тебя убить. Тебя может сожрать каменная липучка – достаточно прислониться не к тому валуну. Тебя может разорвать на куски одна из сотен тварей, что появились после Времени Света. Тебя ждут банды падальщиков, Садовники, дикие веномы, Уроды, жрущие, соборники и прочие люди, жаждущие твоей смерти в силу ненависти, подлости, религиозных воззрений или просто так.

В конце концов, тебя могут прикончить солнце или жажда.

Зандр знает тысячу способов убить тебя. И иногда противостоять ему способно только везение. И Флегетону повезло. Даже дважды повезло: сначала он отыскал пологий спуск в расселину – через него к ЗСК можно было бы подъехать на лёгком багги и не мучиться с подъёмом комплекса, а затем на него наткнулись местные. Ну, не сразу, конечно, наткнулись – пришлось прошагать четыре часа под палящим солнцем, но главное – он встретил людей на колёсах, и они – люди – не оказались врагами.

А колесами им служил дешёвый и простенький – не бронированный и не вооружённый пикап – стандартное средство передвижение фермеров. Местами ржавый, дребезжащий, но вполне пригодный для коротких путешествий по Зандру. Ехали в машине трое: бородатый толстяк за рулём и два молодых парня в кузове, которые сразу же, как только бородач повернул пикап к одинокому путнику, направили на Флегетона автоматы. Но голос не подавали: разговор, не покидая остановившейся машины, вёл водитель.

– Привет, – негромко произнёс толстяк, разглядывая Карлоса через опущенное стекло.

– Мир вам.

– Конечно, мир, раз ты не вооружён.

– Не вооружён и не опасен.

– Ну, для этого ты должен быть мёртвым.

Бородач шутил только наполовину, поскольку в Зандре опасны все, а особенно тот, кто выглядит подчёркнуто миролюбиво. Одинокий невооружённый путник мог оказаться наживкой, брошенной на дорогу бандой падальщиков, однако крупных валунов, за которыми можно было устроить полноценную засаду, поблизости не наблюдалось, и это слегка успокаивало владельцев потрёпанного фургона. Но бдительности они не теряли.

– Тебя ограбили?

– Если бы ограбили, то убили бы, – пожал плечами Флегетон.

Жизнь в Зандре стоит дёшево.

– И то верно, – согласился бородач. – Кто ты и что случилось, невезука?

– Меня зовут Карлос, я топтун.

– Откуда?

– Из Башмаков.

Легенду Флегетон продумал задолго до встречи с фермерами и потому отвечал довольно бойко. Что же касается выбора «родины», то на Башмаках апостол решил остановиться не просто так: этот довольно большой поселок находился в четырёх сотнях километров к северу, и вероятность того, что обычные обитатели Заовражья часто в него наведываются, стремилась к нулю. Это обстоятельство позволяло избежать ненужных расспросов или обвинений в неточности. О Башмаках можно было врать так же нагло, как о Северном полюсе.

– Далеко тебя занесло, – всё ещё с подозрением произнес бородач.

– Бизнес, – развёл руками Флегетон. – Я думал в Субе торговать, там хорошо железо компьютерное брали, а у меня запас после прошлой ярмарки…

– Здесь не Суба.

– Я к тому и веду: ехал в Субу, но увидел Уродов и решил не соваться. Поехал в Заовражье, но ночью не справился и уронил фургон в расселину…

Безжизненная полоса, разделяющая Субу и Заовражье, действительно была испещрена расселинами и оврагами разной степени опасности, и ситуации, подобные описанной Карлосом, редкими не считались.

Что же касается местных, то у них эти истории вызывали исключительно недоумение:

– Чего же ночью поехал по незнакомой дороге, невезука Карлос?

– От Уродов уходил.

– С пониманием, – поразмыслив, согласился бородач. – А чего без напарника?

– Я всегда без напарника. Карлос-одиночка, неужели не слышали?

– Не слышали.

– Я у вас редко бываю.

– Чего тогда спрашиваешь?

– А вдруг?

Фермеры заулыбались, и Флегетон понял, что ему удалось правильно построить разговор.

– Чего делать собираешься, невезука Карлос? – почти дружелюбно осведомился бородач.

– Мне бы до города добраться, – просительным тоном поведал апостол. – Мастер нужен, чтобы фургон достать и починить.

– В Остополь шёл?

– Вы тоже туда? – навострил уши Флегетон.

– Не туда. – Водитель покачал головой. – Но тебе повезло, невезука: в Пешкино ремы заглянули. Вчера вечером встали…

– Ремы?! – О такой удаче можно было только мечтать.

– К ним едем.

– Меня возьмёте?

– А деньги на проезд у тебя есть?

– Э-э…

Это был самый тонкий момент разговора: деньги у Карлоса были, хоть и не так много, как положено иметь топтуну, однако тратить их он не хотел.

– Ты же торгаш! У тебя в поясе должны быть запрятана сотня радиотабл!

– Вы фермеры или падлы?

– Не волнуйся, невезука, – фермеры. – Похоже, бородач окончательно расслабился и решил просто помочь топтуну, которому ещё предстояли расходы на ремонт. – Прыгай в кузов, доставим тебя к ремам в лучшем виде.

– Спасибо!

– А деньги отдашь как-нибудь, невезука… Или подвезёшь кого.

– Договорились!

* * *

– Не буду я покупать новый!

– Почему? – удивился молоденький программер.

– Проще старый починить, – коротко ответил фермер. На его прагматичный взгляд, настолько логичное заявление не требовало ни дополнительных пояснений, ни – тем более – возражений. Однако программер попробовал оказать сопротивление здоровой крестьянской упёртости.

– И сколько он у вас протянет?

– До сих пор работал, – отрезал фермер. И весомо добавил: – С самого Времени Света, между прочим.

– Но теперь глючит.

– Вот и скажи почему?

– Потому что… – Программер нахмурился, натянул на правый глаз лупу и вновь углубился в чрево бытового системного блока, призванного управлять повседневными делами фермы: учитывать воду, электричество, расход кормов, удобрений и контролировать прочие расходы, забавные для непосвящённого и жизненно важные для владельца беспокойного хозяйства. В действительности программер уже понял, что не так со старой машиной, но, будучи человеком жадным, попытался вместо мелкого ремонта задорого втюхать покупателю аналогичный агрегат, купленный за гроши в соседней области. Однако пятиминутное сражение завершилось ничем, фермер показал, что лучше уйдёт к другому рему, чем переплатит за новый компьютер, и программер сдался. – Есть у меня подозрение насчет вот этой хитрой платы…

– Она дорогая?

– Не очень.

– Починить можно?

– Только менять. – На самом деле починить было можно, и программер её починит по дороге к следующей ярмарке, но говорить об этом фермеру не имело никакого коммерческого интереса.

– Сколько?

– Вместе с работой – четыре радиотаблы.

– Одна.

– Я не оправдаю даже время, которое на тебя потратил.

– Тогда закрой кожух – я пошёл.

– Э-э… – Программер вежливо улыбнулся и посмотрел на подошедшего к лавке Карлоса: – Чем могу помочь?

– Он занят, – желчно сообщил фермер, недружелюбно глядя на мешающего посетителя. – В очередь.

– Сеть есть? – негромко спросил Флегетон. – Нужна связь с соседними областями. Я заплачу.

– Лежит, – коротко ответил рем.

– Четыре дня уже лежит, – добавил фермер. – Ты уходишь?

– Да. – Карлос улыбнулся и медленно побрёл дальше. А за его спиной потихоньку умолкал торг: «Четыре, не меньше! Одна! Три! Сойдемся на двух…»

Мегатраки – грандиозные грузовики бронекараванов – служили своим хозяевам не только жильём и транспортом: выставленные кольцом, они превращались в крепость, внутри которой гильдеры чувствовали себя намного спокойнее, чем в городе, будучи со всех сторон окружёнными его мирными обитателями. Ведь Зандр жесток, в нём каждый способен на удар в спину – эту истину люди усвоили и давно, и хорошо.

Но караван баши Цунюка не мог превратиться ни в крепость, ни даже в жалкий форт – в него входило всего два мега, однако разместиться им всё равно пришлось в чистом поле, поскольку улочки подавляющего большинства современных поселений не могли принять огромные машины. А улочки Пешкино – и подавно. Этот затерянный на краю Заовражья городишко крайне редко принимал ярмарки гильдеров – обыкновенно торговцы спешили в столицу области, и потому явление бронекаравана ремов стало для его обитателей настоящим Событием, которое станут обсуждать несколько ближайших месяцев. И не важно, что к ним прибыло всего два мегатрака с куцей группой сопровождения, не важно, что это всего лишь ремы, интересующиеся исключительно техникой. Не важно! Значение имело только то, что в Пешкино открылась ярмарка!

И все пешкинцы готовили хвастливые письма соседям. Готовили, потому что сеть лежала, и связаться даже с Остополем не было никакой возможности. Сие обстоятельство несколько омрачало Событие, но не могло его испортить.

Ярмарка!

Настоящая!

Что же касается баши пришедшего в заовражскую глухомань бронекаравана – это был Цунюк по прозвищу Банкир. Выглядел жалко: худенький, лысенький, в очках с толстыми линзами, с торчащими ушами и, что самое противное, с торчащими из-под тонких губ зубами. По виду получалось, что баши давно должен был обрести кличку Кролик и служить мелкой сошкой при важных людях, но Цунюк каким-то образом ухитрился свести дружбу с зигенами, получил покровительство, выгодно торговал с их форпостами на краю Пустыни Пше и тем держался. Что же касается клички Кролик, то она, разумеется, попыталась к Банкиру прилипнуть, но Цунюк, как все слабаки, был мстительным и злопамятным, беспощадно вытравливал из окружающих даже намек на прозвище, которое считал постыдным, и добился того, что теперь его так никто не звал. В лицо.

А вот за узенькой спиной никто Цунюка иначе и не определял.

– Колымага, – резюмировал баши, закончив осмотр фургона. – Даже на запчасти не возьму.

Караван Банкира был небольшим, поэтому баши сам частенько общался с клиентами, не забывая при этом сообщить подчинённым, что демонстрирует им «настоящую» деловую хватку.

– Я и не хочу его продавать, – буркнул владелец древней машины. – У него что-то не то с мотором.

– Не с мотором, а с силовой установкой.

На компактные ядерные агрегаты вся Земля перешла задолго до Времени Света, однако никакое иное название, кроме «мотор» и «двигло», для машин не прижилось, и к тем, кто пытался использовать правильные названия устройств, относились в лучшем случае с юмором.

– Может, ты мне ещё расскажешь, как правильно называется дырка, в которую я радиотаблы пихаю? – окрысился дед.

– Здесь нет табл, твоя колымага на радиоболах катается.

– Такой умный, а линзы в глаза вставить не можешь.

– Заткнись.

В обычных случаях баши считались людьми авторитетными, общались исключительно с хозяевами городов и наиболее важными клиентами, следили за ярмаркой из собственной палатки и считали деньги. Но Кролик, он же – Банкир, и выглядел мелко, и торговлей сам промышлял, как заурядный лавочник, а потому на уровень небожителя не тянул, и в общении с ним местные частенько скатывались на тон, совершенно невозможный ни с одним другим караванным головой.

– Вякнешь ещё хоть слово – выгоню к чертям с ярмарки, и будешь ждать следующего каравана.

Фермер цокнул языком, выражая свое подлинное отношение к собеседнику, но промолчал, давая понять, что в сотрудничестве заинтересован.

– Мои парни могут продиагностировать твое двигло. Время – час. Денег – десять радиотабл. Если не найдём причину проблемы, берём только половину. Ремонт – как получится.

– Я могу дать только пять радиотабл, найдёте вы проблему или нет.

– Чёрт с тобой. Гони колымагу на стенд. – Кролик махнул рукой, указывая направление, и повернулся к Карлосу: – А тебе что? Чего ошиваешься с пустыми руками?

– Не ошиваюсь, а жду, когда ты освободишься.

– Считай, дождался.

– Вижу.

Ремы не были торговцами в полном смысле этого слова – механики, программеры, оружейники, химики и прочие спецы, они странствовали по Зандру и занимались исключительно техникой: ремонтировали, продавали, обменивали… В их караванах в обязательном порядке присутствовали специалисты по любому оборудованию – с этой точки зрения Флегетону повезло. Однако ремы, в отличие от оседлых мастеров, общались со всеми обитателями Зандра, и кто знает, какие договоренности существуют у Кролика с тем Цирком, который разгромил отряд Спецназа?

С третьей стороны, варианты у Флегетона отсутствовали.

– Мне нужна помощь.

– А мне нужны деньги, – тут же среагировал Цунюк. – Золото или радиотаблы. Если ничего нет – проваливай.

– Мы договоримся, – пообещал Флегетон.

– Каким образом?

– Сначала я хочу знать, есть ли у тебя нужный спец?

– Область?

– Каскадные цепи микрогеров. У меня полетел силовой контур.

– Что за оборудование? – насторожился баши.

– ЗСК.

– Модель?

– «Апостол».

– Ты – апостол?

– А что, не похож?

– Да плевать мне, на кого ты похож, – опомнился Кролик, молниеносно стряхнув с себя изумление. – Просто если выяснится, что ЗСК не твой, а я помог, – мне придется ответить на пару неприятных вопросов. – Он улыбнулся и почесал за ухом: – Да и то вряд ли.

– Тогда что тебя беспокоит?

– Ничего.

– У тебя есть нужные спецы?

– Только по контуру?

– Не откажусь от диагностики. У меня множественные боевые повреждения, но слабые – пули и осколки, плюс падение с сорока метров.

– Знатно тебя тряхнуло, – оценил Банкир. – Имя свое помнишь?

– Только первую и шестую буквы. Специалисты есть?

– Разумеется, есть. Ты не первый апостол, который ко мне обращается. – Кролик блеснул стёклами очков. – Деньги у тебя есть?

– Я ведь сказал – договоримся.

– Как именно? Хочешь подрядиться ко мне на службу?

Иногда апостолы сопровождали караваны – заполучить такого охранника считалось необыкновенной удачей, однако Карлос сразу дал понять, что этот вариант не рассматривается:

– За меня заплатят дотовцы.

– У тебя с ними контракт?

– Да.

– Тогда почему ты один?

– Мы расстались во время боя, – без особой охоты поведал Флегетон. – А теперь лежит сеть, и я не могу ни с кем связаться.

Он не хотел раскрывать все подробности, но Кролик был опытным человеком, умел довольствоваться минимумом информации и прекрасно понял произошедшее.

– Где ЗСК?

– Километров пятьдесят отсюда, на границе с Субой.

– То есть тебе нужен багги?

– Лучше пикап.

– У меня есть надёжный грузовой багги, который запросто увезёт твоё железо.

– Хорошо.

– И с тобой поедут мои парни, – для чего-то добавил Цунюк, хотя даже младенец понимал, что Зандр не то место, в котором можно доверить первому встречному хорошую машину. – Заодно помогут погрузить.

– Ты действительно поверишь мне на слово? – удивился Карлос.

– У меня будет твой ЗСК. – Кролик улыбнулся, полностью обнажив выступающие передние зубы. – Если Спецназ откажется платить, я его заберу.

– Спецназ не откажется.

– Посмотрим.

* * *

В том бою Ёшка так никого и не убил. Мечтал, конечно, очень уж хотелось вернуться в Остополь не просто участником похода, но героем, лично отправившим на тот свет пару-тройку Садовников, но не сбылось. Седьмому номеру экипажа отличиться тяжело, его дело маленькое: сиди за спинами взрослых да исполняй мелкие поручения, стараясь не запутаться в сложных приборах «Папы Карло». Седьмой – он ученик, который «нюхает порох» и только готовится стать танкистом. Седьмой – это будущий защитник Заовражья.

А героями стали парни из броневика Лешего: они вели машину вслед за медленно ползущей «Потравой» и отстреливали паникующих Садовников. Кого из пушки уложили, кого из пулемёта, а кого-то достал снайпер. В едва сомкнувшемся кольце джунглей оказалось на удивление много коричневых обитателей, видимо, готовились снова разгонять Сады в атаку, и большая их часть полегла под пулями и снарядами Лешего. Тела, разумеется, сгорели, но несколько Садовников, спасаясь от пожара и яда, выскочили из леса, нашли свою смерть на камнях Зандра, и когда всё закончилось, когда джунгли огнём и отравой были отброшены за Гребёнку, Ёшка испросил разрешения сбегать поглазеть, получил его и отправился «на прогулку» вместе с Лешим, проявившим понятный интерес к результатам команды.

– Этого Васька из пулемёта достал… Хорош…

Командир броневика выглядел героически: плечи шириной от Субы до Пустыни Пше, два пистолета на бёдрах, щегольская маска с нарисованным черепом – сейчас болтается на груди. В общем – настоящий солдат. Однако что-то неуловимое в поведении Лешего показывало, что он хоть и видный воин, но далеко не главный. А уж в присутствии Андрюхи здоровенный боец и вовсе становился малозаметен.

– Башку ему почти отрезал, – добавил пулемётчик, разглядывая жуткую рану на шее Садовника.

– Так у тебя не пули, считай, а снаряды.

– Вот-вот.

– Хорошая работа.

– Спасибо.

– Не зря я тебя учил…

Леший часто шмыгал носом – дурацкая привычка, появляющаяся у всех любителей понюхать синюю розу, – однако сам наркотик командир бронетранспортёра давно и навсегда бросил: Агроном брал в ополчение исключительно «чистых».

– А здесь Робин подсуетился…

– Чуть-чуть меня опередил, – хмыкнул Васька.

– А ты в следующий раз стволом шустрее ворочай, – посоветовал пулемётчику снайпер.

– Ты меня ещё поучи со стволом управляться.

– Зацепил?

– Пошёл ты…

Результат «работы» снайпера выглядел не настолько жёстко, как разорванное 12,7-мм пулями тело – аккуратная дыра в коричневой голове, совсем рядом с большой язвой, что «украшала» висок Садовника, – но Ёшку всё равно замутило, видимо, по совокупности увиденного, поэтому он отошёл в сторону, делая вид, что ищет другие трупы, а когда мужики двинули за ним, поинтересовался:

– Садовников в плен берут?

– Раньше брали, – махнул рукой Леший. – Но они, гады, ни словечка не проронят, хоть на куски режь…

И резко замолчал, возможно, вспомнив что-то.

– Садовники без джунглей не живут, – добавил Робин. – Воду пьют, а пищу нашу не могут. Они в плену от голода дохнут, и чем смотреть на это, проще пристрелить.

– Для них проще? – уточнил Ёшка. Его всё ещё мутило.

– И для нас тоже, – ответил снайпер. – Для Садовников выйти из джунглей – смерть медленная и мучительная. Они наизнанку выворачиваются, и так их убивают только тогда, когда отомстить надо люто.

– Или падальщики, ради развлечения, – добавил Васька.

– Или они.

– Только мстить им глупо – они ведь безмозглые.

– Они – другие, – неожиданно серьёзно произнёс Леший. – Мы считаем, что они нас переделывают и тем убивают, а они верят, что оказывают нам благодеяние и дарят новую жизнь.

– В сине-коричневом цвете.

– Они верят, что так лучше. – Леший помолчал. – Потому что Земля стала другой, и мы тоже должны стать другими.

– Никогда, – тихо, но очень твёрдо произнёс Робин, глядя на морщинистое, покрытое язвами тело мёртвого Садовника. – Лучше сдохнуть.

«Планета стала другой, а значит – всё должно стать другим!» – таким был девиз приверженцев профессора Гулича, одного из величайших биологов XXI века, выдвинувшего полубезумную Теорию Эконкисты.

Гулич считал, что условия обитания необратимо изменились и нет смысла тратить силы и ресурсы на их восстановление в прежнем виде. На планете должна сформироваться новая экосистема, поскольку повышенный радиационный фон, отравленные зоны, активные осадки теперь стали нормой, и Садовники засеивали «новую нормальную землю» семенами модифицированных растений, надеясь сделать изменения полностью необратимыми. При этом профессор разработал уникальную прививку, ускоряющую процесс адаптации организма к загрязнённой окружающей среде, и фактически стал прародителем новой расы.

Прародителем народа, который с удовольствием селился в радиоактивных зонах и областях химического поражения.

Люди, сделавшие прививку Гулича, проходили болезненный период «гнойной реакции», после чего обретали повышенный иммунитет к «прелестям» современной Земли: могли пить воду из любой лужи, есть фрукты из отравленных зон и любых зверьков Садов Безумия, даже тех, чья плоть была насквозь ядовитой. Они прекрасно вписывались в «новую» экологию Зандра и не могли существовать в прежней, от которой им требовалась только вода.

Они стали другими.

Нет, несмотря на уродливую внешность – морщинистую серо-зелёно-коричневую кожу, открытые язвы, полное отсутствие волос и твёрдые чёрные когти вместо привычных ногтей, – большинство Садовников сохраняли ясный ум и человеческую расчётливость, но оставались ли они людьми?

Однозначного ответа на этот вопрос не было.

А учитывая непрерывную агрессию Садов Безумия и, как следствие, необходимость массового истребления их обитателей, людям Зандра было проще считать Садовников животными. Одни лицемерили по привычке, от других этого требовали остатки совести…

– Мы поставим пост на Гребёнке и зальём подступы к ней ядовитым гелем, – произнёс Агроном, чертя пальцем по карте. – Всю скалу отравим, чтобы заросли рывком не прошли.

– Химии хватит? – угрюмо спросил Жмых.

– Той, что с собой, – нет, – признал Андрюха. – У нас вообще геля нет, надо будет ехать в Остополь.

– У меня есть, – напомнил Дорохов-старший, принимающий участие в совещании на правах владельца фермы. – Немного, конечно…

– Ты пока зону построек закрывай, – велел Агроном. – Ещё раз залей, чтобы к домам Сады не приблизились. Пока мы не обезопасим хребет, нужно быть настороже.

– Это понятно.

Разговор проходил в полевых условиях, на свежем воздухе, у фермы, откуда открывался прекрасный вид на Гребёнку, через которую и перевалили джунгли. Скалы окружали долину по всему периметру, однако в этом месте они истончались, превращаясь в стену, сразу за которой начинался тянущийся до самой Субы Западный пустырь. Безжизненный, однако прямо за Гребёнку выходил фрагмент водоносного слоя долины, и влажная зона стала Садам Безумия отличным плацдармом для атаки.

– Геля в Остополе немного, придется покупать у дотовцев. – Агроном прищурился на скалы, прикидывая приблизительный объём необходимой химии, и продолжил: – Но мы купим, потому что, если Сады сожрут твою долину, остановить мы их сможем только у Мёртвого колодца, а значит, потеряем половину Заовражья и всё равно останемся под ударом.

– Долину надо держать, – кивнул Жмых.

– Правильно, – приободрился Дорохов.

– Но к тебе возникает вопрос: ты останешься?

Ополченцы уставились на фермера. Тот цокнул языком, явно не готовый давать обещания без обсуждения с пережившей страшную атаку семьей, и промямлил:

– Здесь будет только пост?

– Не только, – твёрдо ответил Агроном. – В ближайшее время здесь будет база химического отряда. Потом мы отравим Гребёнку и высушим водяной слой с той стороны, лишим Сады плацдарма. И вот тогда – лишь тогда – здесь останется только пост.

– Мне нужно посоветоваться… – Дорохов кивнул в сторону лагеря, который ополченцы принялись разбивать у входа в долину. – Но думаю, под такие гарантии я останусь.

– Хорошо.

Долина находилась далеко от Остополя, но была богата водой, считалась лакомым куском, и Андрюха не хотел её терять. Наоборот, планировал устроить здесь ещё пять-шесть ферм – слой, как показала разведка, выдержит, – и потому решение Дорохова его обрадовало.

– Но есть проблема, – продолжил фермер.

– Всего одна? – Настроение у Агронома улучшилось, и он был не прочь пошутить. Но Дорохов, как выяснилось секундой позже, заготовил напоследок действительно важный вопрос:

– Ты не задумывался над тем, как джунгли вообще добрались до плацдарма с той стороны?

Гребёнка служила долине хоть и узкой, но высокой и потому надёжной естественной границей, от неё и до самых Субских скал тянулись сорок километров абсолютно безжизненного Пустыря, преодолеть которые Сады не могли при всём желании. А Дорохов новичком не был и хорошо знал правила выживания в Зандре.

– Споры ветром принесло, а ты прозевал, – предположил Жмых.

– Я раз в неделю поднимался на Гребёнку, или я, или кто из сыновей. Мы знаем, к чему приводят споры Сада на водяном слое, и следили за той стороной. Но не уследили… Почему?

– Когда ты был на Гребёнке в прошлый раз? – негромко спросил Андрюха.

– Пять дней назад.

– Вполне достаточно, чтобы резко вырастить плацдарм и разогнать его, – протянул Жмых.

– Но недостаточно, чтобы Сады выросли сами, – уточнил Агроном. – Их активно кормили.

– Кто их вообще сюда привёз?

– Четыре дня назад по Пустырю проходил караван циркачей, – сообщил Дорохов. – Я сначала не придал этому значения, но теперь думаю, что это они притащили Сады.

– С какой стороны шёл караван?

– С востока. Вроде направлялся в Субу, но ты ведь знаешь, что из Субы можно выйти на севере и, сделав крюк…

– Пройти мимо тебя с востока на запад, как будто из Больших Башмаков, – закончил за фермера Жмых.

– Точно.

– Хочешь сказать, что Уроды снюхались с Садовниками и доставили сюда пророщенные джунгли? – поинтересовался Андрюха.

– И джунгли, и химию, чтобы поднять и разогнать их в кратчайшие сроки.

– Но зачем? Циркачи не живут в Садах.

– Возможно, им заплатили. А возможно, они договорились поделить Заовражье по Мёртвому колодцу. Там пятнадцать километров голого камня без капли воды в слоях, и эта полоса станет надёжной границей между Уродами и Садовниками.

Прозвучало в меру правдоподобно, но поскольку до сих пор о подобных союзах никто не слышал, убедить Агронома не удалось.

– Я не верю, что они могли договориться. Садовники ни с кем не договариваются.

– Может, так, а может, эдак, – развел руками Дорохов. – Но не забывай, что и те, и другие – уроды. И думают они не так, как ты.

* * *

Его звали доктор Вурц. Во всяком случае, так он представлялся тем, кто проявлял интерес: доктор Вурц.

Без имени, без отчества, ничего не рассказывая о прошлом, которое сгорело во Времени Света. Не жалуясь. Он представлялся Вурцем – так он решил, и так он обрубал последнюю связь со своей жизнью до войны, с собой счастливым, с собой, который сгорел.

Он переждал катастрофу в небольшой военной лаборатории, где создавался и проходил полевые испытания защитно-стрелковый комплекс нового поколения. ЗСК «Апостол» – детище Вурца, его таланта, его гения. Вообще-то доктор был увлечён космосом и изначально проектировал рабочий скафандр для Луны, но прототип получился настолько удачным, что военные немедленно наложили на него лапу и с ходу предложили Вурцу гигантское, по научным меркам, финансирование проекта. Доктор поддался, решив, что лучше он сначала спроектирует снаряжение тем, кто будет воевать, а уж потом тем, кто будет работать.

Доктор поддался обдуманно, это не стало сделкой с совестью: он прекрасно понимал, для чего предназначен ЗСК, и работал над ним от души, с тем же тщанием, с которым создавал лунные скафандры, с тем же вниманием к мелочам и с тяжким поиском идеальных решений для каждого узла.

Вурц хотел, чтобы его устройство оказалось лучшим в мире – и у него получилось.

А ещё Вурц хотел, чтобы название ЗСК отражало его понимание того, что он проектирует, и военные согласились назвать уникальный комплекс «Апостолом».

– Это был лучший боевой пикап из всех, что я видел, – увлечённо произнёс Ящик и даже губами причмокнул, показывая, что овладевшее им тогда восхищение никуда не делось. Звук прозвучал очень тихо, поскольку его глушила закрывающая нижнюю часть лица повязка, но все его услышали. – Вы не поверите: идеально сохранившийся «Урал Чапаев», бронированный настоящими профессионалами, не удивлюсь, если ещё до Времени Света для армии постарались.

– Зелёный?

– Чёрный.

– Значит, для полиции.

– Может, и для полиции, – не стал спорить Ящик. – Но сейчас он полностью упакован для длительных рейдов: оружие, инструмент, запасы, защита – всё есть, даже таранный нож на носу и пулемёт в кузове. Бортовой компьютер – в идеале. Да что комп – все системы в идеале! Я не знаю, как эти двое ухитряются его обслуживать, но ухитряются. И это реально лучшая тачка Зандра!

– Помню… – подтвердил сидящий за рулем Перец. – Они во время боя бронированный грузовик перевернули. Разогнались, врезали тому в борт – и перевернули. А самим – хоть бы хны, будто просто проходили мимо.

– Нож удержал? – недоверчиво прищурился Флегетон.

– У них там стоит какая-то хитрая система, которая гасит силу удара.

– Плевать на систему, – вернул себе слово Ящик. – «Чапаев» – сам по себе система. Он ведь здоровенный, мощный, сам как грузовик, одно название – пикап.

– Тоже верно, – поддержал приятеля Перец. – Такой и без всякой системы врежет – мало не покажется.

– Во-во.

– Майор и Сатана, говорите? – переспросил Карлос только для того, чтобы его спутники закончили, наконец, восхвалять поразившую их машину.

– Да.

– Слышал о них… Наёмники.

– Майор ещё туда-сюда, а Сатана совсем спятивший – роботом себя считает, – хихикнул Ящик. – Всем так говорит.

– В Зандре полно кретинов, – добавил Перец.

– Теперь их не лечат.

– И он до конца жизни будет считать себя железякой.

– Пока не заржавеет.

Последняя реплика плавно перешла в длительный приступ хохота.

Кролик сдержал обещание: выделил Флегетону полугрузовой багги – быстрый, выносливый и прекрасно подходящий для их цели – и двух сопровождающих. Но не ремов, это Карлос понял сразу, – боевиков из охраны. И баши, сообразив, что апостол не дурак, тут же объяснился: «Я не могу отправить чёрт знает куда классных специалистов. С тобой поедут охранники. Они погрузят ЗСК и доставят его в караван. Всё остальное – тут». Прозвучало логично, и у Карлоса не было причин оспаривать решение баши.

Собственно, у него не было не только причин, но и возможности оспаривать решения Цунюка, поскольку сейчас апостол полностью от него зависел.

– Но я человек маленький, – продолжил тем временем Ящик. – Я только ходил вокруг «Урала» и тащился от того, что видел, а Банкир аж затрясся, даже очки уронил от возбуждения…

– Ты полегче про баши, – посоветовал Перец.

– Ладно, при тебе можно.

– А при нём?

Ящик покосился на Флегетона:

– При тебе можно?

– Я по жизни молчун.

– Я так и подумал. – Охранник хлопнул апостола по плечу. – Короче, Банкир к Сатане три дня ходил, пока тот не уехал: уговаривал машину продать. Деньги дикие предлагал, как за два «Папы Карло», но робот конкретно в отказ пошёл.

– Угрожал им?

– Не, – мотнул головой Ящик. – Банкир не из таких, он ссориться не любит. Когда нужно – жёсткий, но не отморозок.

Именно так о Кролике и говорили. Ещё, правда, припоминали его ненормальную злопамятность, но охранник не мог упоминать об этой черте характера босса в присутствии постороннего.

– Сатане угрожать тяжело, – добавил Перец. – Он ведь почти весь железный, словно комби какой, и сильный, сука. И думаю, он тебя в твоем ЗСК заборет.

– Не заборет, – тут же выдал Ящик.

– И ещё он быстрый. – Перец не обратил на замечание напарника никакого внимания. – И настороже всегда, как змея какая. К нему с угрозами – пустой номер, у них с Майором репутация.

Прозвучало несколько путанно, но весомо.

– Почему, кстати, его Сатаной кличут? – поинтересовался Флегетон, не желая развивать тему «Кто кого заборет?» – Не слышали? Учитывая обстоятельства, должен Терминатором зваться.

– Он же чокнутый, – напомнил Ящик. – Говорят, когда он только появился, то рассказывал, что умер, попал в ад, и Сатана его огнём пытал. Вот и прозвали.

– А теперь не рассказывает?

– Понял, что мы все в аду, – зло хмыкнул Перец.

Ящик хохотнул шутке приятеля и продолжил:

– Наверное, решил, что про ад никому не интересно, и стал втыкать, что робот. Я ведь говорю: чокнутый.

– Зато сильный. Я бы на него поставил в борьбе с апостолом.

– В борьбе или драке?

– В борьбе, – без колебаний ответил Перец. – В борьбе Сатана ловчее и наверняка уложит эту консервную банку. А в драке… В драке, может быть, тоже…

Возможно, Перец и дальше пел бы дифирамбы наёмнику, о котором Карлос имел весьма смутное представление, или машине наёмника, или его железным конечностям, но багги наконец-то подъехал к примеченному апостолом месту, и прозвучала команда:

– Тормози.

Перец плавно надавил на педаль и остановился ровнёхонько у груды камней, под которой Карлос спрятал «Апостола».

– Высоко летел, – с уважением пробормотал Ящик, изучая отвесную стенку. – Ты уверен, что ЗСК цел?

– Я ведь цел?

– Для того ЗСК и делают, чтобы пилот выживал.

– Официально нас называют операторами.

– Вас называют апостолами.

– В армейских инструкциях…

Но охранники не проявили должного почтения к старым текстам, не формалисты, чай. Вместо этого они дружно огляделись и задали вопрос, который Флегетону показался идиотским:

– Где комплекс?

– Тут, – сообщил Карлос, подводя охранников к груде, и несколько следующих минут мужчины посвятили её растаскиванию. Никто не отлынивал, работали дружно, но при этом особо не заморачивались – просто откидывали камни в стороны до тех пор, пока не показалась броня.

– Действительно «Апостол»! – не удержался Ящик.

– Думал, я вру?

– Честно говоря, да, – не стал скрывать охранник. – Ты совсем не похож на апостола.

– А на кого я похож? – Карлос улыбнулся.

– Честно?

– Да.

– На падлу.

– Почему?

– Так Банкир сказал, – объяснил Перец, заходя Флегетону за спину. – Он сказал, что ты – падальщик, которому повезло обманом убить апостола, и теперь пытаешься продать ЗСК.

– Это ложь.

– Банкиру виднее.

А самое обидное, что этим идиотским утверждением Кролик себя полностью обезопасил на случай маловероятного расследования: будет стоять на том, что принял Карлоса за падальщика, и никто ничего не докажет – документами в Зандре пользовались крайне редко. Не принято.

В Зандре всё просто: есть люди, которым можно доверять, а есть другие, с которыми лучше не связываться. И к какой категории относится очередной прохожий, можно узнать исключительно на опыте.

– Нам тоже жаль, что так получилось, – с ухмылкой произнёс Ящик, доставая пистолет. – Мы с Перцем кинули жребий, кончать тебя выпало мне, но ты не думай, что я испытываю от этого удовольствие. Падла ты или нет – не важно, разговаривал ты нормально. Мне понравилось.

– Закопаете меня? – глухо спросил Флегетон. – Не хочу, чтобы звери сожрали.

– Завалим камнями, – пообещал из-за спины Перец. – Даю слово.

– Спасибо.

– Мы должны подчиняться Кролику. Иначе он нас достанет.

– Я понимаю.

– Последняя просьба будет? – поинтересовался Ящик, направляя оружие на Карлоса, который…

…который упал на землю за секунду до выстрела. Не в сторону, а вниз. Обрушился, словно ему подрубили ноги, пропустил пулю над собой и выхватил пистолет.

Ящик и Перец считали его безоружным, не обыскивали, конечно, но к одежде присматривались тщательно и подозрительных складок не приметили. К тому же Флегетона осматривали телохранители Кролика – тщательно, потому что иначе нельзя, – ничего не нашли и сообщили об этом убийцам. Никто ведь не знал, что в тот момент маленький плоский пистолет с четырьмя патронами, который апостол купил у подбросивших его фермеров за две последние радиотаблы, лежал в тайнике и лишь перед самой поездкой перекочевал под одежду.

Никогда не знаешь, кем окажется встреченный тобой человек…

Грохот.

Выпущенная Ящиком пуля свистит мимо опешившего Перца, а узкое пространство расселины уже разрывают два следующих выстрела: Карлос бьёт с земли, и бьёт точно в лицо боевика. Ящик отлетает прочь. А Флегетон уже перекатился на живот, и Перец промахивается. А Карлос – нет. Ещё две пули из старого пистолета за две радиотаблы: одна улетает в Зандр, вторая бьет Перцу в глаз.

Бой окончен.

Несколько секунд Флегетон лежит на тёплых камнях, прислушиваясь к затихающему эху выстрелов, затем поднимается, неспешно обыскивает неудавшихся убийц, забирая у них всё содержимое карманов и подсумков, подгоняет багги к ЗСК и начинает прикидывать, как в одиночку погрузить в кузов тяжеленный комплекс.

* * *

Время Света ударило по людям, по городам, странам… по всей планете… Ни о ком не забыло, каждому приготовило и вручило поганый подарок. Жирной тьмой накрыло всё, что было до войны.

Всем тогда не повезло. Без исключений.

Но кому-то не повезло меньше: они выжили, не хлебнув ни радиации, ни «химии», не получив ранений, увечий и не подхватив боевых вирусов; кому-то не повезло больше – изуродованные, искалеченные, заражённые, они превратились в презираемых «чистыми» веномов; а кому-то не повезло так, что даже веномы смотрели на них с ужасом и состраданием.

И называли Уродами.

Цирком Уродов.

«На этой грёбаной планете всё встало с ног на голову! Она никогда не была раем, а теперь и вовсе превратилась в каталог магазинчика ужасов. Она стала злой и безумной… Хорошо, что мы сумели сохранить рассудок!» Так проповедовала своим подданным легендарная Адель Тачи, директрисса и бессменная составительница программ для необузданных дикарей, которые подчинялись ей только потому, что она была самой жестокой из них.

И самой умной.

Эти ублюдки, отнюдь не добровольные участники сверхсекретного военного проекта по созданию совершенных солдат, изначально задумывались дикарями, безжалостными убийцами, быстрыми, сильными и жестокими, с чудовищной реакцией и запредельной выносливостью, способными выжить там, где рассыпался на атомы танк седьмого уровня защиты. Гуманизмом в военных экспериментах не пахло, правильные решения биологи искали не только в теории, но и на практике, часто проводя операции лишь для того, чтобы узнать, выживет подопытный или нет, а потому военные предпочитали привозить в лабораторию тех, кого не станут искать: бродяг, нелегалов, приговорённых к смерти преступников…

О чём впоследствии сильно пожалели.

Время Света превратило район, где находился Цирк, в Пятно-14 – зону жёсткого радиоактивного и химического заражения, к которому добавился «коктейль» вирусов из взорвавшейся лаборатории крупного фармацевтического концерна. А вишенкой на торте стало землетрясение, переломившее западное крыло лаборатории, ласково называемое вольером.

Уроды вырвались, и только чудо помогло учёным выжить.

Звали это чудо Адель Тачи.

Репутация закоренелой преступницы, ум и хладнокровная, расчётливая жестокость помогли Адель завоевать авторитет среди товарищей по несчастью, и оказавшиеся на воле Уроды подчинились ей, сообразив, что в условиях новой Земли нужно держаться вместе.

Перепуганных учёных не растерзали, как хотели и как того требовал жестокий инстинкт убийц, им предложили сделку, от которой «биологические отцы» Уродов не смогли отказаться.

И Цирк снова заработал, только теперь он производил суперсолдат не для погибшего государства, а для армии Адель Тачи.

– Затаились, суки, – проворчал Орич, злобно разглядывая поднимающиеся в сотне шагов сине-зелёные джунгли. Знал, что сейчас ему ничего не грозит, но не мог справиться с инстинктом, намертво впившимся во всех обитателей Зандра: сине-зелёное – значит, опасное, держись подальше. Орич был Уродом, по мнению многих «чистых» людей – таким же уродом, как Садовники, но он предпочитал «общаться» с джунглями и их жителями с помощью огнемёта или яда. – Не нравятся они мне.

– А кому нравятся? – философски поинтересовался в ответ Евне Мун. Глубоким басом поинтересовался, как, впрочем, и положено гиганту ростом в два метра двадцать сантиметров. – Знаешь таких?

Таких Орич не знал, поэтому хмыкнул, показывая, что оценил шутку шпрехшталмейстера, после чего добавил:

– И ещё больше они мне не нравятся, потому что мы принесли дурные вести.

Орич и Евне находились в Субе, на границе затопивших эту область джунглей, у разросшегося леса, к появлению которого они имели самое непосредственное отношение. А вот принесённая новость касалась Заовражья, точнее, практически полной гибели в нём десантного посева Садов Безумия. На растения плевать – отрастут новые, но в посев местные джунгли направили сто пятьдесят Садовников, а уцелело, по самым оптимистичным подсчётам, всего трое. По слухам, сине-зелёные терять своих не любили, и кто знает, что сотворят они с горевестниками.

– Полагаю, они уже всё знают, – поморщился Мун. – Главное, чтобы они не решили, что в случившемся есть наша вина.

Евне так не думал, но ему нравилось держать простоватого Орича в неуверенном состоянии лёгкого ужаса.

– Вот-вот, – тут же согласился помощник. – А мы не виноваты в том, что Агроном успел поддержать Дорохова. Мы свою часть сделки честно выполнили.

Мун помолчал еще, наблюдая за трепетной мимикой Орича: во всем Зандре лишь Адель да Сады Безумия вызывали у безбашенного «Бабуина» внутренний страх, и сжалился:

– Всё будет в порядке.

– Уверен?

– Абсолютно. Садовники знали, на что шли, и знали, что в той атаке мы не собирались их поддерживать. Это была полностью их затея.

– Кто знает, как думают эти твари?

– Что верно, то верно.

Будучи похожими принципиально – оба Уроды, – Орич и Мун крепко отличались друг от друга и внешне, и внутренне, на уровне, как это называлось в Цирке, родословной, в которую скрупулезно вносились все перенесённые «особями» изменения. Основным протоколом Евне оказался «Бык», благодаря чему Мун заполучил чудовищную силу и выносливость, но при этом, как ни странно, ухитрился сохранить ясный ум и без труда занял высокое положение в иерархии Цирка. Орича же яйцеголовые эскулапы переделывали по протоколу «Бабуин», в результате этот цепкий, жилистый и весьма подвижный боец обладал совершенно несносным характером и лютой жестокостью. Эмоции частенько овладевали Оричем, и ему приходилось прикладывать усилия, дабы держать их в узде.

Впрочем, несмотря на эти недостатки, Мун помощнику доверял.

– Мы подъехали слишком близко… – Все знали, что полосатые лианы способны «выстреливать» на сто пятьдесят метров, так что Уроды давно оказались в зоне поражения.

– Мы – временные союзники, – напомнил Евне. – Перестань трястись.

– Надеюсь, разрыв отношений они начнут не с нас.

– Шутник.

– Я только хотел…

– Заткнись.

Евне заметил движение в сине-зелёном буйстве растительности, легко оттолкнулся от внедорожника, на который облокачивался в течение всего разговора, и быстро пошёл в сторону джунглей, демонстрируя отсутствие защиты – на нём не было даже пластикового комбинезона поверх одежды, а значит – полное доверие к собеседнику.

Жест был оценён по достоинству: гуманоид раздвинул ветви и тоже сделал несколько шагов навстречу, выйдя при этом за пределы джунглей – редчайший для Садовников случай.

– Эгне Му?

– Евне.

– Да.

Как звали его собеседника и звали ли его хоть как-то, Мун не знал. До переделки у него наверняка было имя, у людей ведь принято, а после – не важно. Да и не особо Муна это волновало, если честно: учитывая общую опасность встречи, такая мелочь, как имя, значение имела не великое.

– Долина Дорохова, – просипел Садовник. Он знал причину их срочной встречи. – Посев погиб.

– Поэтому я и приехал, – подтвердил Евне. – Что случилось? Ваши… – Называть их людьми? Увольте. – Ваши не смогли как следует разогнать джунгли?

– Разогнали, – бесстрастно ответил Садовник. – Но они успели приехать.

И равнодушие в его голосе помогло Муну успокоиться. Может, Садовников они тоже не считают серьёзными потерями? Относятся, как к деревьям: одно срубишь – другое вырастет? Если так, то поражение в долине не должно сильно возмутить сине-зелёных.

– Нужно попробовать ещё раз, – гораздо увереннее произнёс Евне. – Мы договаривались: вы должны вплотную заняться долиной Дорохова.

– Там много их, – скрипнул в ответ Садовник. – Много химии. Много огня.

– Это война.

– Да. Это война.

«Интересно, а они действительно воспринимают происходящее как войну? Или же просто растут, с удивлением встречая тех, кто губит посевы? Как устроена голова этих дегенератов?»

Мун и сам не ожидал, что задумается о подобных вещах, да ещё во время переговоров. Не ожидал, удивился, сбился с намеченной темы, и возникшую паузу пришлось разрушать Садовнику:

– Чего нужно, Эгне?

– Агроном испортил наш план, но я знаю, как его победить, – опомнился Мун.

– План?

– Агронома. – Евне окончательно пришёл в себя и громко закончил: – Мы всё равно заберём Заовражье и поделим, как договаривались. Только поступим иначе.

– Сады должны цвести.

– Зацветут, – пообещал Мун. – А теперь слушай, что ты должен для этого сделать…

Тринадцать месяцев назад

– Землетрясение пошатнуло основы здания: обрушилась колокольня, появились прорехи в крыше, по северной стене пошла большая трещина… – Матвей помолчал. – Но я соврал бы, не сказав, что люди тоже приложили руку. Придя, я застал тут полное опустошение. Иконостас отсутствовал, всё, что имело хоть минимальную ценность, было вынесено, а всё остальное – уничтожено или испорчено.

– Храм пытались сжечь? – осведомился Карлос, он давно хотел спросить, откуда взялась на стенах чёрная копоть.

– Люди укрывались в церкви от Зандра, – ответил монах. И кротко добавил: – Им было страшно и одиноко, они пребывали в растерянности, поэтому я не обвиняю их. В тот момент церковь поделилась с ними всем, чем могла.

– Иконами на растопку? – мрачно усмехнулся Флегетон.

– Всем, чем могла, – повторил Дурак. – Воля Господа в том, чтобы помогать людям, а не считать понесённые убытки.

Апостол промолчал.

Оставшись без пригляда, храм сильно пострадал: от былого убранства не осталось и следа, большинство росписей со стен обрушилось – штукатурка не выдержала тряски, – или же скрылась под чёрной копотью, витражи разбились, мебель сгорела в кострах.

И один Бог знал, сколько сил понадобилось Матвею, чтобы привести церковь в порядок.

Он тщательно убрался внутри, вынес прочь весь мусор, установил в оконных проемах ставни – стёкла ему были не по карману, отыскал и вернул на законное место несколько обгоревших икон и установил ставший знаменитым крест. Грубый, состоящий из двух сваренных рельс, поэтому крепкий, но тяжеленный. Старик не рассказывал, каким образом ухитрился его поднять, но все знали, что он обошёлся без чьей-либо помощи.

– Зачем ты это делаешь?

– Зандр стал суровым испытанием, сын мой, не все могут пройти его без помощи. – Дурак насмешливо прищурился: – Даже столь сильный человек, как ты.

– Я пришёл к тебе не потому, что не справился с Зандром, – хмуро возразил Флегетон. – С ним у меня всё было в порядке.

– Ты справлялся, – согласился монах. – Но ты устал от зла Зандра, устал от того Карлоса, в которого он тебя превращал. Ты пришёл, ибо не верил, что есть другой путь.

– Зандр любит сильных, – повторил Флегетон старую аксиому.

– Сила и жестокость – разные вещи.

– Я был жесток, – не стал спорить Карлос.

– Знаю, – кивнул Матвей. – Теперь ты можешь научиться быть сильным.

– И буду прощён?

– Для тебя это важно?

– Да, – помедлив, признал Флегетон. – Очень важно.

– Значит, ты будешь прощён.

Карлос медленно прошёл по храму, пустому и оттого гулкому, остановился у креста, долго смотрел на него, после чего, не оборачиваясь, произнёс:

– Зло следует за мной, старик. Не хочет отпускать. – Пауза. – Один человек сказал, что старые грехи – это камень на шее, который рано или поздно утянет на дно.

– За старые грехи ты будешь отвечать перед собой и Богом, – негромко произнёс монах. – А что делать со злом – решать тебе.

Они приехали рано утром. Совсем рано – только светало. Галицара, который теперь командовал бандой, любил наваливаться в самое сладкое для сна время, когда даже охранники клюют носом, наваливаться на тех, кто не готов к отпору. Галицара любил убивать, но боялся сражаться, поэтому приходил внезапно и в самое подлое время.

Но хотя в Церкви-На-Огне охранников не было, визит падальщиков не стал неожиданностью: в Церкви-На-Огне Галицару ждал тот, кто знал о его повадках. Ждал, но сам не торопился, и первым на крыльце появился Матвей. Вышел спокойно, не демонстрируя страха, а возможно, и не испытывая его. Остановился и без особого интереса оглядел вставшие у церкви машины. Весьма неплохие для банды падл машины. Возглавлял конвой настоящий зигенский «Бульдог» – колёсный бронетранспортёр, вооружённый пушкой и двумя пулемётами. За ним следовал переделанный тягач, на который умельцы Зандра поставили некое подобие боевой башни с автоматической пушкой, и бронированный грузовик. Помимо них – два защищённых внедорожника, два багги и два мотоцикла.

И около тридцати опытных падальщиков – зелёных новичков в банду не брали.

Галицара не ожидал отпора, знал, что помимо старого монаха рядом с непредсказуемым Пионером никто ночевать не станет, и потому не стеснялся, вёл себя со всей доступной наглостью.

А доступно ему было много: наглость заменяла Галицаре и манеры, и мозги.

– Привет, дурак, – небрежно бросил он, спрыгивая с борта «Бульдога».

– Мы знакомы?

– Пасть захлопни, не забывай, что ты в Зандре.

– Что это значит? – осведомился Матвей.

– Нужно уважать тех, кого больше, – объяснил падла. – Где твой гость?

– Кто?

– Послушай, я не знаю, когда тебя назвали Дураком, но явно не зря: таких тупых ублюдков я давно не видел. – Падальщики поддержали главаря бодрым хохотом. – Спрашиваю последний раз: нам сообщили, что человек, которого мы ищем, направился к тебе.

– Это вопрос? – помолчав, уточнил Матвей.

Ответом стал прямой в челюсть, отправивший старика на землю. И сделавший его более разговорчивым:

– Ко мне приходил апостол.

– Уже дело, – довольно кивнул Галицара. – Только он не апостол.

– Я верю именам, которые мне называют.

– Ты действительно дурак?

Угрожающий жест заставил Матвея испуганно сжаться, но бить старика Галицара больше не стал. Лишь повторил самодовольно:

– Ты дурак?

– А что мне остаётся?

– Действительно: что ему остаётся? Какой умный тупой поп! – Падальщики снова заржали, а их предводитель продолжил упражняться в остроумии: – Поп-дурак! Попка-дурак.

Хохот.

– Где твой гость?

– Ушёл.

– Проверим. – Галицара повернулся к своим: – Осмотритесь тут!

Но исполнить приказ бандиты не успели.

Времени не хватило.

Потому что, едва они двинулись с места, как в утренней тишине Зандра отчётливо послышалось завывание маршевых двигателей – опытные падлы его не упускали, – и в стоящий последним грузовик вонзилась противотанковая ракета.

– Дерьмо!

Взрывной волной Галицару швырнуло на стену, покатились по земле другие бандиты – оглушённые, раненые и целые, – а облачённый в ЗСК Флегетон втащил Матвея в церковь.

– Ты как?

– Нормально…

– Сиди здесь!

Карлос выскочил на крыльцо, встал в полный рост и открыл огонь из пулемёта, стараясь не думать о том, кто выпустил по незваным гостям ракету…

Он не ушёл, потому что знал – всё равно придут. И ещё он знал скотскую сущность нынешнего главаря банды, знал, что Галицара убьёт Матвея в любом случае, невзирая ни на седины, ни на почтение, с которым относились к Церкви-На-Огне, и поэтому решил дождаться падальщиков. Да и устал он от них бегать, если честно, надоело.

И так получилось, что первой же пулемётной очередью Флегетон буквально разрезал напополам замешкавшегося у стены Галицару, после чего перенёс огонь на мечущихся бандитов.

Взрыв!

Вторая ракета снесла башню набирающему ход «Бульдогу», и сразу же после этого из-за холма вынырнул первый броневик неожиданных союзников.

– Дотовцы!

Стало ясно, что падлам не уйти. Во всяком случае, не уйти так, чтобы сохранить банду, поскольку в организованности с Санитарным Спецназом могли посоревноваться лишь русские да зигены. А падальщиков дотовцы ненавидели люто.

Ещё один взрыв…

К пулемётным очередям апостола добавляется сосредоточенный огонь Санитарного Спецназа – у холма уже три бронетранспортёра, и это разгром. Падальщики понимают, что зажаты в тиски, что не успеют свалить закованного в броню Карлоса, что их тяжёлая техника горит… Понимают и начинают разбегаться. В этом суть падальщиков: они не воины, а убийцы, и потому багги и мотоциклисты мчатся в стороны лавовых проток, сейчас холодных, застывших, в отчаянной надежде ускользнуть от беспощадных дотовцев. А за ними бегут пешие дружки, проклиная и Галицару, чья мстительность затащила их в этот ад, и беспощадных спецназовцев, и своих счастливых приятелей, которым удалось остаться на колёсах.

Падальщики бегут. Настоящий бой не для них. Им нечего защищать, кроме своих шкур, а в данном случае целостность шкуры определялась исключительно умением быстро бегать. И удачей, разумеется, потому что у дотовцев тоже есть мотоциклы и багги, и они рвутся в погоню, вознамерившись уничтожить банду до последнего ублюдка.

– Отличное утро, Матвей, не так ли?

Бой, можно сказать, закончился. У церкви догорают машины, валяются трупы, в округе ещё стреляют, но опасности уже нет, и старик вернулся на крыльцо. Встал рядом с Карлосом, такой маленький и невзрачный на фоне мощного ЗСК, и с печалью оглядел последствия короткого боя.

Особенно – трупы.

Он знал, что иначе нельзя. Но ему не нравилось, что правильный поступок оказался кровавым.

– Зло больше не идет за тобой? – тихо спросил он апостола.

– Теперь я пойду за ним, – спокойно ответил тот.

И Дурак тяжело вздохнул. И перевёл взгляд на нестарого, но абсолютно седого мужчину, выходящего из подъехавшего бронеавтомобиля.

Как все дотовцы, мужчина был облачён в надёжнейший защитный комбинезон уровня АА, но, поскольку эта область Зандра считалась слабозаражённой, он позволил себе снять маску и защищал дыхание лишь вживлёнными фильтрами. Но от перчаток не отказался. И датчики на его правой руке работали в непрерывном режиме, фиксируя малейшие изменения в окружающем пространстве.

В Спецназе генерала Дота был только один абсолютно седой офицер высшего ранга, и Карлос понял бы, кого видит, даже без белого халата, который мужчина носил поверх комбинезона.

Белый Равнодушный.

Не халат – офицер. И Флегетон припомнил слова Матвея о том, что они общаются.

С человеком, чьим именем пугали детей…

– Мне доложили, что неизвестная банда падальщиков едет к Церкви, а ты ведь знаешь – я не люблю ничего неизвестного, – произнёс Равнодушный, с улыбкой глядя на монаха. – Могло получиться так, что ублюдки наплюют на правила, вот я и решил проследить за порядком.

– Они были агрессивны, – признал старик.

– Значит, я подоспел вовремя. Тут немного грязно, но ты не беспокойся: мы отбуксируем технику и уберём трупы.

– Спасибо.

– Не за что. – Белый перевёл взгляд на апостола. – Ну а ты чего стоишь, будто истукан, Гена? Думаешь, я не узнал твой ЗСК? Снимай шлем и ползи здороваться.

Карлос помедлил, а затем шёпотом отдал системе голосовой приказ, забрало поднялось, и Белый увидел лицо собеседника. И помрачнел. Но к оружию не потянулся, потому что апостол убрал пулемёт за спину и стоял перед дотовцем не только с открытым лицом, но и с пустыми руками.

Стоял в чужом ЗСК, но такое бывает, это Зандр, и Равнодушный сразу понял причину.

– Как тебя зовут?

– Карлос Флегетон.

– Это не твой комплекс, Карлос Флегетон, – с мрачной грустью произнёс Белый. И привычным, немного усталым жестом потёр лоб, словно растирая по нему печаль. – Он принадлежал хорошему человеку.

– Теперь ЗСК мой, и он мне по размеру, – твёрдо ответил Флегетон.

– Только по нему?

– И по душе.

Несколько мгновений Белый молчал, пристально глядя Карлосу в глаза, а затем качнул головой:

– Нам нужно поговорить. – И стал подниматься по обветшалым ступеням Церкви.

* * *

– Зачем?

– Что «зачем»? – не понял Агроном.

– Зачем им это надо? – повторил Ёшка. Но внести ясность не получилось.

– Кому из них?

– Всем.

– Юношеский максимализм, – хмыкнул Жмых. – Почему всё для всех не так, как хотят все.

– Нет, я серьёзно.

– Ты всегда серьёзно, это называется подростковой серьёзностью.

– Потому что я познаю мир.

– А я думал – это у тебя от прыщей.

Удачный рейд в долину, ожесточённый, но обошедшийся без потерь бой, закончившийся победой, привели Жмыха в прекрасное расположение духа, который он демонстрировал смешными и не очень подколками в адрес Ёшки. До сих пор парень стоически глотал высказывания, даже обидные, однако упоминание прыщей его задело.

– У меня прыщи от возраста, а не…

– Жмых, не дёргай пацана, – велел Агроном, понявший, что паренёк обиделся и готов наломать дров. Дело, разумеется, закончится зуботычиной от «старшего товарища», которая обязательно смажет Ёшке эйфорию от первого успешного похода, а этого допускать нельзя.

– Пристал, как психотерапевт липучий: максимализм, серьёзнизм, гедонизм… Можно подумать, сам таким не был.

– Не был, – отмахнулся Жмых.

– Вот и вырос не пойми кем, – рассмеялся Андрюха, довольный тем, что заманил старого друга в ловушку.

– Может, я и не пойми кто. – Жмых выразительно посмотрел на Агронома, взглядом напоминая о долгой, длиной в жизнь, дружбе и многочисленных совместных приключениях. – Но что ты делал без меня?

– Помер бы давно.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

Они снова ехали на броне, только на этот раз не танка, а бронетранспортёра, возвращались в Остополь, повесив дела в долине на Лешего – Агроном не любил оставлять столицу без присмотра. Возвращались налегке, в сопровождении одного лишь мотоциклиста, но не настолько быстро, чтобы нельзя было привычно расположиться у распахнутых люков.

И разговор, так же как в прошлый раз, затеял Ёшка.

– Почему мы не можем жить мирно?

– С Садовниками?

– Например.

– Им нужна вода, парень, и нам нужна вода. Но они на воде растят джунгли, которые нас убивают, – предельно доходчиво объяснил Жмых. – Именно поэтому мы вынуждены воевать. Слышал о законе эволюции?

– Хорошо: с Садовниками так, – согласился Ёшка. – А другие? Тот же Цирк, допустим? Почему мы не можем с ними ужиться?

– Плохой пример, парень: Уроды ближе к нам, чем Садовники, но поэтому только бесятся, – сразу же ответил Жмых. – Уроды мстят нам за то, что какие-то яйцеголовые их раньше резали и скрещивали со всяким зверьём.

– Ладно, ладно, ладно! – Ёшка стукнул кулаком по броне. – Плевать на Уродов, веномов и Садовников. Но ведь есть падлы, есть зигены – они ведь люди, как мы, и всё равно у нас война.

– Ресурсы – всё дело в них. – Агроном вздохнул. – Жизнь требует ресурсов, ресурсов мало, потому что Зандр скуп, и мы обречены делить то, что есть.

– Вся жизнь – война? – тихо спросил Ёшка.

– Да, война, – с грустью подтвердил Андрюха. – Извини, парень, но другой планеты у меня для тебя нет. Была, но мы её потеряли, и нет смысла о ней вспоминать.

– Садовники пытаются переделать Зандр под себя, веномы ненавидят чистых, соборники ненавидят всех, зигены точат зубы на Русский Мир – все воюют, – добавил вновь ставший угрюмым Жмых. – Зандр убивает тех, кто никого не убивает.

И старая поговорка прозвучала в его устах с какой-то обречённостью.

– Иногда удается достичь равновесия: ресурсы поделены более-менее честно, хватает всем, и все готовы временно не воевать, – уточнил Агроном. – Но всегда отыщется паршивая овца, которой захочется крови.

– Паршивый волк? – робко поправил командира Ёшка.

– Овца, – остался на своем Андрюха. – Овца, потому что тупая. А паршивая, потому что хочет не травы, а крови. Паршивые овцы начинают войны.

– И неудачники, которым не досталось ни ресурсов, ни мозгов.

– То есть дело в людях?

– Да ты просто гений, – притворно восхитился Жмых. – Всё дело в людях, которым нужны ресурсы.

– Всему причиной жадность?

– Или инстинкт самосохранения. Чем меньше воды или еды, тем сложнее оставаться человеком. Когда хочется есть – поневоле начнёшь убивать. Согласись, Агроном?

– В принципе… – Андрюха почти ответил на вопрос, но умолк на полуслове, чуть привстал и уставился на запад, различив в трепещущем от жары мареве Зандра нечто интересное: – А это ещё что?

– Так и знал, что охране нельзя ничего поручать, – проворчал Банкир, изучая в бинокль закладывающий вираж багги. – Им только девок портить да самогон жрать.

– Всё плохо?

– В машине только Карлос.

Новость, увы, действительно безрадостная, а в устах Цунюка она и вовсе прозвучала обвинением.

– При всем уважении, баши, но против апостола наши парни не тянут, – заметил Арти.

И промолчал о том, что если бы жадный Банкир платил за безопасность как положено, а не жалкие крохи, то среди его людей могли оказаться бойцы, способные соперничать с лучшими солдатами Зандра.

– Да не был он похож на апостола, – посетовал Кролик. – Типичный падла.

– Значит, атипичный.

– Не умничай.

– Извините.

Арти служил у Цунюка начальником охраны, видел, как взбеленился Банкир от того, что походящий на падальщика Карлос расправился с двумя его парнями, и изо всех сил старался поднять хозяину настроение. Ситуацию усугубляло то, что Арти не советовал Кролику выдвигаться вслед, уверял, что парни справятся, и лишь настырность баши привела к тому, что сейчас они гнались за Флегетоном. В противном случае его бы уже и след простыл.

– Теряешь хватку, – небрежно бросил Цунюк, не глядя на Арти.

– Больше такого не повторится, – побледнел тот.

– Надеюсь… Где перехватчики?

– Ждут приказа.

– Запускай.

Легкий пикап, на котором передвигался Кролик, хоть и был по меркам Зандра быстрым, не мог тягаться с машиной Флегетона, а вот багги и два мотоцикла, которые резко прибавили, получив сигнал, – могли. И не просто могли, а легко догоняли, поскольку существенно превосходили в скорости гружённый тяжелым ЗСК багги Карлоса. К тому же апостол не имел возможности отстреливаться, а в каждом перехватчике сидели по два человека…

– Сбейте ему колесо, – велел Кролик, наблюдая за погоней в бинокль. – Пусть придурок покувыркается.

– А как же багги?

– Починим.

В том же, что ЗСК переживёт аварию, никто не сомневался.

– Жаль, если Флегетон сдохнет, – огорчённо произнес Арти, поднося к губам микрофон рации. – Я бы с удовольствием расплатился с ублюдком за Ящика и Перца.

– Надейся на лучшее.

– Вы мне его отдадите?

Цунюк припомнил, как лихо умеет пытать Арти, и усмехнулся:

– Конечно, отдам… – И громко выругался, увидев приближающуюся с востока машину: – А это ещё что?!

Это был массивный колёсный бронетранспортёр, сопровождаемый одиноким мотоциклистом, который довольно быстро шёл по Зандру в сторону Остополя. Сила, конечно, не самая великая, но сейчас Цунюк не мог ей ничего противопоставить, и потому внезапно появившаяся боевая машина стала для него досадной помехой. А для Флегетона – последней надеждой на спасение.

Увидев бронетранспортёр и определив, что он не принадлежит Уродам – циркачи обожали украшать машины блестящими молдингами, варварскими тотемами, «оберегающими» символами, а также многочисленными фонарями, прожекторами и прочими видами подсветки, к которым испытывали необъяснимую страсть, – Карлос заложил широкую дугу и направил багги наперерез неожиданному гостю, молясь о том, чтобы владельцы машины проявили к нему хоть какой-то интерес. И молитва была услышана: бронетранспортёр остановился, направив тонкий ствол автоматической пушки в сторону приближающегося пикапа Кролика, а из его десантного отсека выскочили и заняли позицию в камнях пятеро солдат.

А пулемёт бронетранспортёра недвусмысленно повернулся к багги Флегетона, но это обстоятельство апостола не смутило. Он остановил машину метрах в тридцати, вышел и поднял руки:

– Не вооружен!

– Что происходит? – в мегафон осведомились из броневика.

– Мне нужна защита!

– Что происходит?

– Меня хотят убить!

От того, что приходилось кричать, драматизм ответа изрядно потерялся, однако Карлос добился главного – был услышан. Хотя первая реакция сидящих в бронетранспортёре парней его не порадовала.

– Это Зандр, дружок, здесь много кого хотят убить. И часто – по делу.

– Я – апостол…

– Этот человек – преступник! – Кролик велел остановиться метрах в пятидесяти от багги Флегетона, но от каких-либо агрессивных действий благоразумно отказался. Вместо этого тоже взялся за мегафон, приняв живое участие в разговоре. – Этот человек убил двух моих людей!

– Я – апостол! Они хотят забрать мой ЗСК!

– Он убил моих людей и завладел машиной!

– А ты кто?

– Меня зовут Банкир Цунюк! Я – баши бронекаравана ремов.

– Я знаю тебя, – донеслось из бронетранспортера.

– А ты кто?

– Агроном.

– Рад видеть.

– Взаимно.

Сидящий справа Жмых изумлённо поднял брови, но Андрюха сделал другу «глаза», и тот подавил готовое сорваться замечание: Цунюка в Заовражье не жаловали, считая, что даже для баши он слишком уж скользкий тип, и потому вежливое «Взаимно» показалось Жмыху чересчур лицемерным.

– Прогуливаешься?

– Еду в Остополь.

– Не позволь этому преступнику одурачить себя.

– Я даже тебе этого не позволю.

– Договорились.

– Он врёт! – рявкнул Флегетон, размышляя, не пора ли выхватить пистолеты мёртвых охранников и погибнуть в честной схватке. При появлении ремов Карлос укрылся за багги, полностью открывшись ополченцам, и теперь подумал, что совершил ошибку.

Исправить которую уже не было никакой возможности.

– Поговорим лицом к лицу, – решил Агроном. – По двое с каждой стороны.

– Он опасен, – предупредил Кролик.

– У меня снайпер.

– Тогда ладно.

– Без оружия! – выдвинул свое условие Флегетон, демонстративно отбрасывая в сторону пояс с двумя кобурами.

– Разумеется, без оружия.

Цунюк же тихо выругался, но возражать не рискнул: как ни крути, а Агроном сейчас главный, поскольку лучше вооружён и дело происходит на его земле. Как скажет Агроном, так и будет, а сказать он может настолько по-разному, что лучше его не злить.

– Сеть лежит, а рация до Пешкино не добивает, – доложил Арти. – Так что вызвать наших не получится.

– Дерьмо. – Кролик отбросил мегафон, вылез из пикапа, кивнул начальнику охраны: «Со мной!» – и направился к багги, у которого уже стояли Андрюха и Жмых.

– Ещё раз добрый день.

– Каким он будет, покажет время.

– Ты знаешь мои принципы, Банкир: я за справедливость.

– А ты знаешь меня, Агроном: я не люблю ссориться с людьми.

Ход Кролик сделал ловкий: несмотря на репутацию скользкого типа, а может, благодаря ей он действительно считался «мирным», избегающим конфликтов баши. Однако Флегетон подготовил отличный аргумент:

– ЗСК, даже требующий ремонта, – хорошая добыча. Ради него можно…

– Убить?

– Да.

– Ты обвиняешь меня в убийстве? – ощерился Кролик.

– В попытке убийства, – уточнил Карлос. – Твои охранники оказались нерасторопными.

– Что ты с ними сделал? – не выдержал Арти.

– Застрелил.

– Вот видишь! – Цунюк победоносно посмотрел на Агронома. – Теперь ты убедился, что перед тобой преступник? Отдай мне его да разъедемся в разные стороны, Зандр…

– Я застрелил, потому что его люди пытались меня убить.

– Врёшь!

– Стоп! – Андрюха рявкнул так, что спорщики сочли за благо замолчать, и в наступившей тишине веско прозвучало логичное предложение: – Пусть каждый расскажет свою версию. Начнём с баши.

Карлос попытался открыть рот, но Агроном повелительно поднял руку и глянул так, что тот передумал выступать.

– Этот человек пришёл с улицы, – произнёс Кролик, кисло глядя на Андрюху. – Сказал, что он апостол, что его ЗСК повреждён в бою и требует ремонта. Я согласился помочь и отправил с ним багги и двух парней, но… – Цунюк выдал очень продуманную, хитро-грустную усмешку, обращённую к равному, то есть – к командиру заовражского ополчения. – Мы оба знаем, что в Зандре нельзя никому доверять, поэтому я отправился следом, по маячку багги, и вовремя – преступник намеревался скрыться. Где мои парни – ты только что слышал.

Агроном кивнул, показав, что понял и принял историю баши, и перевел взгляд на Флегетона:

– Всё так?

– В общих чертах, – не стал отнекиваться тот.

– Что это значит?

– Одно и то же событие можно истолковать по-разному, – спокойно ответил Карлос. – Мне будет разрешено изложить свое видение истории?

– Пусть врёт, – хихикнул Кролик. Правда, несколько нервно хихикнул, что не ускользнуло от внимания Агронома.

– Ты правда апостол? – спросил Андрюха у Флегетона.

– Да, – гордо ответил тот.

– Кто за тебя скажет?

– Дотовцы.

– Служишь в Спецназе?

– Работаю по контракту.

– Почему ты один?

– Нас разгромили по дороге на Субу.

– Кто?

– Цирк.

«Снова Цирк…»

Андрюха ничего не сказал, но быстро посмотрел на Жмыха, а тот кивнул, подтверждая, что тоже вспомнил рассказ Дорохова о подозрительном бронекараване циркачей.

Уж не одна ли труппа куролесит и здесь, и в Субе?

– Я прикрывал отход, свалился в расселину, и ребята решили, что я погиб. Но я очнулся, добрался до его каравана… – Небрежный взмах руки в сторону насупившегося Цунюка. – Всё ему рассказал, он пообещал помочь, но когда я привёл его людей к ЗСК, они попытались меня убить.

– Враньё!

– Твоё слово против моего.

– Агроном? – Кролик удивлённо уставился на заовражца, всем своим видом показывая, что нельзя не верить ему – честному торговцу.

– Никто из вас не представил доказательств, – неохотно протянул Андрюха.

– Пусть покажет, где бросил парней.

– Я их похоронил.

– Видишь! Он их убил!

– Баши, это Зандр. Его история о самообороне имеет такое же право на жизнь, как твоя – о бандитском нападении. – Андрюха старался говорить предельно убедительно. – Мы можем связаться с дотовцами, и если они подтвердят личность Карлоса, то получится совсем нехорошо.

Флегетон едва заметно улыбнулся.

– Не ожидал от тебя, – зло бросил Кролик.

– Мы оба знаем, что если в Зандре и можно кому верить, то только апостолам. И я…

– Он не апостол, – неожиданно произнёс Жмых.

– Что?

– Что?!

– Что?!!

Три удивлённых вопроса из четырёх возможных. Обвинённый Карлос промолчал, лишь коротко вздохнул да прошептал что-то насчет «старых грехов, которые рано или поздно…».

Впрочем, что именно он прошептал, никто не услышал.

– Задери подбородок и поверни голову направо, – велел Жмых.

Флегетон грустно улыбнулся, но приказ исполнил, и все увидели на его шее тройку старых, идущих рядом шрамов.

– Тебя зовут Три Пореза, – холодно произнес Жмых. – Ведь так?

– Так, – кивнул Карлос, глядя ему в глаза. – Все так.

Назад: Нянька Сатана

Дальше: Сноски