Ноябрь
Работы становится мало. Ест она в одиночестве. Ночами ощущение пустоты без Ли Цина усиливается; она вешает его пион вверх ногами на дверь, и он роняет лепестки к порогу по одному. С дуба, что растет за ее домом, падают последние желуди; она слушает, как, прошуршав по листьям, увесистый желудь – это огромное семя – глухо бьет в крышу, а потом по ней катится. Здесь, как будто говорит дерево, и там. Таратам-таратам.
Получила письмо:
Мама, мне жаль, что у нас так и не вышло поговорить. Вообще-то, мне много чего жаль. Но сейчас надо начать подыскивать тебе квартиру. Чтобы не слишком далеко от меня и обязательно с лифтом. Тут полно всяких вещей, которые сделают твою жизнь полегче. Я всего лишь хочу сказать, что не обязательно всю жизнь хранить верность какому-то одному определенному месту.
Ты меня очень обяжешь, если пришлешь заявку на переселение. Мама, пожалуйста! 31 июля уже не за горами. А списки ожидающих становятся все длиннее.
Регистрация сделок купли-продажи земли прекращается. Регистрация браков (как и сами предложения руки и сердца) тоже. Каждый вечер у причала с лязгом падает якорь очередной баржи, и очередная семья грузит на нее свои пожитки – голых пупсов и остовы кроватей, вертлявых маленьких собачек и фотографии давно покинувших дом сыновей в военной форме.
Жена деревенского старосты заходит в хранилище семян, заглядывает в дюжину конвертов. Все лето ее садик за домом правления просто ломился от астр – лиловых, пурпурных, белых… Она и теперь уходит с пятьюдесятью семенами.
– Говорят, у нас будет балкон, – объясняет это она, но ее глаза полны вопросов.
Кажется, почти ничего нет такого, что нельзя было бы увезти с собой, – вплоть до крыш, ящиков, войлочных покрытий, оконных карнизов. Один сосед проводит на крыше целые дни: выдергивает гвозди, которыми прибита дранка; другой на улице усердно выкорчевывает тротуарные плиты. Жена рыбака выкапывает из земли кости трех поколений домашних кошек и заворачивает их в старый фартук.
Но кое-что, конечно, оставляют: треснутые коробки из-под косметических наборов и стреляные кассеты от фейерверков, исписанные тетради с оценками по арифметике и места на каминной доске, где нет пыли, – круги от статуэток, например. Зайдя в дом, где располагался ресторанчик, она находит там лишь осколки аквариума; зайдя в бывший Дом быта, находит три синих чулка и верхнюю половину женского манекена.
За весь тот месяц хранительница семян ни разу не встретилась с Учителем Ке. И уже начинает ловить себя на том, что ищет его. Ноги сами несут ее к маленькой, покосившейся хижине учителя, но дверь у него закрыта, и понять, есть ли кто внутри, ей не удается.
Может, он уже уехал. Письма Ли Цина лежат на ее столе, маленькие и белые. Июль уже не за горами. Не обязательно всю жизнь хранить верность какому-то одному определенному месту.
Иногда вечерами, сидя в одиночестве среди теряющихся в полутьме мешочков и горшков с семенами, – а их у нее не меньше тысячи, – она чувствует легкую дурноту, какая бывает при потере равновесия; как будто ее сын тянет за дальний конец невидимого огромного каната, который на этом конце распущен, и каждая из тысяч и тысяч его прядей прицеплена к ее телу.
