Из-за туч прорезаются лезвия солнца; в воздухе пахнет опадающей листвой, дождем и гравием. Крестьянские телеги разъезжаются по полям: уборочная. Садоводы зорко оглядывают ряды деревьев.

Слухи о плотине ходили годами: она покончит с наводнениями в низинах, а городу даст чистую энергию. Штриховые линии, сплошные линии, фонтан в центре каждой деревни – разве не об этом говорилось в старинных сказаниях? Реки поднимутся и поглотят землю, всюду разольются моря, а горы станут островами; мир станет водой, а земля колодцем. Все возвращается на круги своя. В храме такие фразы вырезаны над окнами.

Заводчица семян поднимается по лестницам мимо женщин, нагруженных хворостом, мимо носильщиков в шляпах, сделанных из газет, мимо скамеек и деревьев гинкго в Парке Героев, выходит на колею, проложенную над деревней. Вскоре вокруг нее смыкается лес: запах сосновой хвои, ропот ветра. Выше только скалы и могилы – пещеры, запечатанные глиной.

Здесь тысячу лет назад монахи привязывали себя к валунам. Здесь некий охотник простоял без движения шестнадцать зим, пока пальцы его ног не превратились в корни, а руки в ветви.

Ее ноги тяжелы, налиты кровью. Внизу сквозь ветви ей видна сотня сгрудившихся крыш. За ними река – ее широкий плавный изгиб, зеленый взволнованный лик.