Гора
(Легенда или быль?)
У Н. С. Лескова имеется рассказ «Гора», основанный на средневековой легенде и названный им по месту действия — «египетской повестью».
Египетского в этой легенде нет ничего: она заимствована Лесковым у знаменитого путешественника тринадцатого века, венецианца Марко Поло, и значительно переделана в пересказе. В действительности местом происшествия была северная Персия в районе между Дгарбекиром и озером Урмией; много лет тому назад в бытность мою в этом краю мне довелось наглядно убедиться, насколько правдивы и точны сообщения Марко Поло, которым так долго историки не давали веры.
Восстановлю эту интересную легенду так, как рассказывает ее путешественник и как я слышал ее на ее родине.
* * *
…Много-много веков тому назад, спасаясь от жестоких преследований своих же христиан, кучка сирийских несториан ушла в пределы Персии и ухоронилась в диких горах. Жили несториане мирно, занимались землепашеством и скотоводством и упорным трудом превратили свои дебри в земной рай; маленькое селение все росло и благосостояние его множилось.
Счастье всегда родит зависть, нашлись враги и у несториан при дворе халифа, которые задумали погубить их и воспользоваться их имуществом. Но халиф был справедлив и, когда алчный визирь доложил ему, что необходимо покончить с несторианами, будто бы обманами завлекающими темных людей в свое лживое учение и всячески издевающимися над верой страны, он задумался.
— А тебе известно их учение?.. — спросил он.
— Нет!.. — должен был сознаться визирь.
— И мне тоже… — ответил халиф. — Как же мы будем решать то, чего не знаем? Созови мудрых людей и разбери его. Если окажется правдой, что несториане лжецы и обманщики — я сотру их с лица земли!
Поздно светились в ту ночь огни в комнате совета в белом дворце визиря.
* * *
Однажды утром пастухи несториан, пасшие овец на скате высокой горы, завидели в мареве степи дым, зоркие глаза их различили, что это пыль, вздымаемая конным отрядом; они поспешили угнать овец в безопасные места, а в селение послали подростка оповестить о тревоге. Гулко заклепал молоток по согнутой железной полосе, висевшей на цепи около церкви.
Жители вооружились и поспешили на площадь, но тревога была напрасной — неизвестные всадники оказались конвоем и свитой двух посланцев самого халифа.
Старший из них, седобородый старик с глазами как ночь, при везде приказал трубить в трубы и, когда сбежалось все селение и выступил вперед престарелый пресвитер, обратился к народу.
— Я приехал к вам от пресветлого, славного во всем мире нашего владыки и повелителя, — произнес он так, что отдалось во всех углах площади.
— От ответа, какой дадите мне, зависят жизнь и смерть ваша! Подайте мне вашу самую святую книгу!..
Пресвитер приказал принести рукописное Евангелие и протянул его посланному.
— Она это или нет? — спросил тот, высоко над головой подняв книгу.
— Она, она! — гулом пронеслось над площадью.
— Скажите же без утайки — правда то, что рассказано в ней? — продолжал посланный.
— Все истина! — раздался единодушный ответ.
— Все до единого слова?
— Да, да!!
— И вы веруете в своего Бога всеми силами, всею душою и сердцем?
— Веруем и исповедуем! — загремела площадь.
— Ну, вот и прекрасно! — поглаживая серебристую бороду, сказал приезжий. — Значит, вам совсем легко будет опровергнуть слова клеветников и доказать, что вы не обманщики.
— Что же мы должны сделать? — спросил пресвитер..
— Да самые пустяки! — посланный опять поднял Евангелие и уставил на него пальцем другой руки. — Здесь сказано, что если кто-нибудь имеет веру хотя бы в горчичное зерно и скажет горе — сдвинься с места, то она сейчас же сдвинется. Халиф являет вам милость — разрешает вам выбрать человека, которого, скорее всего, послушается ваш Бог. Через десять дней сюда приедет сам пресветлый халиф и вы в его присутствии сдвинете словами вон хотя бы ту гору! — Он указал рукой на степь, на которой неподалеку от селения возвышалась каменистая и утесистая гора.
— Ну, а если халиф окажется обманутым вами и гора не послушается, то пеняйте на себя: значит, вы действительно лжецы и обманщики и книга ваша такая же: всех мужей ждет жестокая смерть, а жены и дочери будут проданы в рабство!
Как онемелые, выслушали жители страшную речь.
Всадники повернули коней и опять пыль заклубилась по степи, а на площади раздались плач и стоны женщин, возбужденный говор мужчин: спрашивали, откуда свалилась им на головы такая напасть и решали, как избыть ее, но ничего придумать было нельзя: спасти могло только чудо!
Но кто бы взялся за совершение его?
Напрасно перебирали имена всех обитателей селения и спрашивать, не чувствует ли кто в себе сил для совершения подвига; ни у кого не оказалось веры даже с горчичное зерно; старый, всеми любимый пресвитер, когда первым назвали его имя, покачал дряхлой головой и ответил: «Не могу, дети мои; слабый я человек, только всех погублю!..»
Сперва уныние, а затем страх стал овладевать населением. И с каждым днем он все рос и превращался в ужас: люди зачуяли рядом с собой призрак смерти. Все лишились сна и если засыпали, то ненадолго и пробуждались в холодном поту.
Работы были заброшены, птицы стаями облепляли по-спелый виноград и клевали его, но никто не обращал на них внимания; хлева стоячи распахнутыми и пустыми: животных отпустили на волю. Люди вдруг необыкновенно ясно припомнили все неправды и обиды, которые они причинили раньше своим ближним. И чаще других при этом мелькало имя кривого сапожника Федора, всегда веселого и всем довольного человека, слывшего простофилей и чудаком, которого, в силу этого, принято было обсчитывать или чего-нибудь ему недодавать.
Что бы ни произошло с ним неприятного — он, как бы утешая виноватого перед ним, говорил: «Ничего, Бог устроит!..» и единственный глаз его светился лаской. Этими же словами он успокаивал и других: верилось, что и вправду будет именно так.
Само собой вышло, что общий выбор остановился на сапожнике: утопающие хватаются и за соломинку!!
Один за другим стали собираться к его убогой сакле люди и никто не подивился такому диковинному стечению народа. Пришел даже престарелый пресвитер и, когда раздались общие просьбы спасти всех, когда матери стали подымать кривому для обороны детей своих, сапожник изумился.
— Да как же я могу это сделать?.. — возразил он. — Я грешный и хуже вас всех!!
Плач и вопль покрыли слова его.
— Не отказывайся, помолись!.. — сказал пресвитер. — Может быть, услышит тебя Господь… И я с тобой в наш Судный день стану рядом.
Заплакал сапожник и согласился.
«Бог устроит!..» — добавил он.
Эти два слова бальзамом пролились на сердца: всем стало легче — «Бог устроит!..», повторяли, расходясь в темноте, люди.
* * *
Осталось всего два дня до назначенного халифом срока. Цепкая жуть опять обволокла сердца всех; чувствовали ее и животные, по привычке возвращавшиеся вечером к своим загонам; особенно стали беспокоиться кони; даже отары овец, всегда мирно спавшие до зари, начали по несколько раз в ночь шарахаться и испуганно топотать до рассвета.
Что-то нависло в воздухе; он сделался душнее и даже ночь не приносила прохлады; с утра медные отсветы переливались на безоблачном небе; солнце светило почти без лучей; даль как зубчатым лесом была окутана густым коричневым туманом; раза два, неизвестно откуда, доносился глухой гул грома.
— Будет буря!! — говорили старики и надежда на более или менее длительную отсрочку страшного дня заглянула в сердца несториан.
Дверь в саклю сапожника стояла закрытой: в оконное отверстие видели, что он жарко молился, распростершись на полу.
Наступил день Суда.
С восходом солнца все жители селения высыпали, кто на плоские крыши сакель, кто на бугор за околицу и всматривались в степную даль и в небо. Медные пятна разрослись и сделались грознее, будто несметная рать великанов накапливалась за ними, как за щитами; дышать было трудно; солнце подымалось огромным кровавым шаром.
В коричневом тумане что-то сверкнуло: блеск повторился и скоро можно стало распознать движущийся огромный отряд, чуть не целое войско.
— Халиф, халиф!! — посыпались восклицания; все начали креститься.
Войско разделилось; большая часть его остановилась около одиночной горы в стели: там запестрели ковры, стали разбивать походные шатры.
Другая часть подскакала к бугру, на котором было расположено селение; трубные звуки и гонцы потребовали всех жителей перед светлые очи халифа.
Безмолвным покорным потоком стекли все до единого люди на степь и стража повелителя остановила их близ его трона. Впереди находились сапожник и пресвитер.
По знаку халифа их подвели ближе к нему.
— Вы беретесь сдвинуть эту гору с места вашим словом? — спросил он, подивясь на представших перед его очами двух плохо одетых людей.
— Нет, государь!.. — ответил пресвитер. — Мы смеем только помолиться об этом..
Брови повелителя сдвинулись.
— Значит, веры у вас нет даже с горчичное зерно?.. вы обманщики!!
— Государь, — возразил старый священник, — мы честные люди, но пути небесного и земного богов неисповедимы! Все мы веруем в твою благость и милосердие, но ведь не всегда же и ты исполняешь просьбы обращающихся к тебе!
— Я воздаю каждому по заслугам!.. — сказал халиф. — И если Бог ваш найдет вас достойными, то спасет вас. Передаю суд над вами в Его руки! Говорите теперь с горою!
Он махнул рукой — и пресвитера и его спутника отвели перед середину толпы их сородичей и поставили лицом к горе. Оба они упали на колени, и старик воздел вверх руки.
— Отче наш… — пламенно начал он молиться вслух; всех подсудимых трясла лихорадка, ждали чуда, но его не было — каменные кручи высились недвижные, мертвые; не шевельнулись даже кусты на скале.
Пресвитер умолк, оглядел еще раз гору и упал ниц, закрыв лицо ладонями.
Сапожник медленно поднялся с земли и шагнул вперед; лицо его было бело, как вершина Арарата.
— Сдвинься с места!.. приди сюда!!… — сурово, с беспредельной верой воззвал он.
И вдруг все почувствовали, что земля всколыхнулась под ногами их; раздался гул; все, кто сидел, в стихийном ужасе повскакали с мест: каменные громады пошатнулись, ожили и, сыпля глыбами, двинулись на толпу.
Гора дохнула огнем; грохот потряс воздух; пепел и камни посыпались на персов.
Халиф едва успел вскочить в седло и все войско его, будто вспугнутые птицы, унеслось за ним в беспределье степи.
* * *
Сам собой напрашивается вопрос — быль это или легенда?
Я отвечу — быль, и вот почему.
Это древнее гнездо несториан, уцелевшее до наших дней, и поныне пользуется всякими привилегиями, каких не имеет ни одно из соседних селений, сплошь при том мусульманских; не коснулись его и беды времен религиозных преследований.
Близ селения действительно имеется на степи описанная выше гора и, когда я осматривал ее, то убедился, что она не что иное, как очень давно потухший вулкан, однажды пробудившийся на очень недолгое время несколько сот лет назад.
Около кратера его я услыхал и рассказ местного жителя, близко совпавший с сообщением Марко Поло.
И когда, выслушав своего спутника, старого несторианина, я неосторожно заметил, что его предков спасло не чудо, а простое, случайное землетрясение, он с глубокой верой совершенно правильно ответил: — «А разве не чудо, что оно произошло так вовремя?».
