6
Едва Мегрэ вернулся на набережную, как позвонили из Ла-Боль. Говорил Веран, один из двух инспекторов, которых комиссар послал за Маосье.
— Как все прошло?
— Начало было так себе. Он кипятился, отказывался с нами ехать. Упоминал о высокопоставленных друзьях и грозил скандалом.
— Как отнеслась к происходящему его жена?
— Слушала и изумлялась. После нескольких минут препирательства я вынул из кармана наручники и предупредил, что, если он не подчинится, ему придется пропутешествовать до Парижа с этими штуками на запястьях. Он чуть не задохнулся от ярости: «И вы посмеете…» — «Несомненно», — «Но в чем дело, черт бы вас всех побрал?» По-моему, больше всего он страдал от унизительности своего положения. В конце концов пошел с нами на вокзал и сел в ночной поезд. Жена хотела ехать с ним, но он ее отговорил, твердя, что через двое суток уже вернется: «Пойми, им не в чем меня обвинить. Они еще пожалеют, и очень скоро».
На следующее утро Мегрэ расположился у себя за столом, выбрал трубку, не спеша набил ее и кивнул Торрансу, чтобы тот взял блокнот и присел к столу. Обычно стенографировать допросы поручают по возможности Лапуэнту — он считается в уголовной полиции лучшим стенографистом. Но и Торранс не ударит в грязь лицом.
Мегрэ нажал на кнопку, и Веран ввел Маосье; черты лица у того заострились, взгляд словно застыл.
— Садитесь.
— Протестую против моего задержания, считаю его неоправданным и, будь вы хоть Мегрэ, хоть кто, полагаю себя вправе подать на вас в суд.
Мегрэ и бровью не повел.
— Не скажете ли, господин Маосье, где находится ваш пистолет?
— Какой пистолет?
— Тот, что еще на днях лежал в верхнем ящике вашего ночного столика. Если не ошибаюсь, тридцать второго калибра.
— В оружии не разбираюсь и не могу вам сказать, что за калибр у этого пистолета, который хранится у меня давным-давно.
Где он теперь?
— Надо думать, в том же ящике.
Отвечал он злобно, смотрел на Мегрэ с откровенной ненавистью. Быть может, к этой ненависти примешивался страх?
— В ящике пистолета больше нет. Куда вы его дели?
— Доступ в квартиру имею не я один.
— Вы намекаете, что пистолетом могла завладеть мадемуазель Берта? Без шуток, прошу вас! Это ни к чему не приведет.
— Я не сказал, что пистолет взяла кухарка.
— Остается ваша теща? Она и впрямь навещала вас в тот вечер, когда вы обедали в одиночестве у Фарамона и вернулись домой в три часа ночи.
— Я никогда не приходил домой в три часа ночи.
— Если угодно, я вызову на очную ставку свидетеля, который вас отлично видел и, вне всякого сомнения, подтвердит, что это были действительно вы.
У Торранса на лбу выступил пот, он строчил на предельной скорости.
— Мало того, я располагаю свидетелем, который видел, как вы в третьем часу ночи завернули в тупик Вье-Фур; имеется и другой свидетель, слышавший, как несколько минут спустя вы вернулись домой.
— Уж не моя ли жена? — с иронией осведомился Маосье.
— Нет, жена ваша не могла бы свидетельствовать против вас.
В противоположность своему собеседнику Мегрэ хранил спокойствие.
— Значит, мерзавка Берта. Она, видите ли, нянчила мою жену и на этом основании ревнует ее ко всем окружающим, ну а меня так просто ненавидит.
— Где вы познакомились с Марселем Вивьеном?
— Не имею понятия, кто это.
— Вы что, не читаете газет?
— Читаю, но не раздел происшествий.
— И все же вы знаете, что он был убит? Ему, спящему, трижды выстрелили в грудь.
— Разве это меня касается?
— Может быть, и касается. Было бы просто замечательно, если бы вам удалось найти ваш пистолет.
— Для этого мне надо знать, кто его взял или спрятал.
Этот человек будет запираться, совершенно не заботясь о правдоподобии. Он закурил, руки у него дрожали. Может быть, от ярости?
Мегрэ круто переменил тему: прием, рассчитанный на то, чтобы сбить противника с толку.
— Как я догадываюсь, в переулке Вье-Фур вы никогда не бывали?
— Я не способен даже объяснить, где такой находится.
— Что сталось с Ниной Лассав?
— Вы полагаете, что я с ней знаком? Это имя ничего мне не говорит.
— В сорок пятом и сорок шестом годах вы жили на Монмартре в меблированных комнатах близ бульвара Рошешуар.
— Да, я жил в тех местах, хотя и не помню, в каком году.
— А у нее была квартира на бульваре Рошешуар.
— Весьма возможно. Там жили тысячи людей — неужели я со всеми должен состоять в знакомстве?
— Вероятно, вы все же познакомились и с ней, и с Марселем Вивьеном, ее любовником. Подумайте, прежде чем отвечать. Вы тоже были любовником Нины Лассав?
— Мне и думать не о чем. Нет — и все. В те времена я был еще не женат, не чурался женщин, но приятельницы с таким именем у меня не было, и с этим самым Вивьеном я не встречался.
— Словом, к этому делу вы не имеете никакого отношения?
— Ни малейшего.
Он держался все заносчивей, но в то же время все нервозней и никак не мог справиться с дрожью в пальцах.
— Что ж, отправлю вас в камеру — там у вас будет время подумать.
— Не имеете права.
— Вы забываете, что у меня на руках постановление на ваш арест, подписанное по всей форме судебным следователем.
— Если вы намерены допрашивать меня еще раз, требую присутствия моего адвоката.
— Я мог бы вам отказать. Адвокат имеет право присутствовать на допросах, проводимых судебным следователем. Но я готов дать вам все шансы. Кто ваш адвокат?
— Мэтр Луазо. Живет на бульваре Бомарше, тридцать восемь.
— Когда потребуется, я его приглашу.
Мегрэ встал и грузной поступью подошел к открытому окну, за которым сияло безнадежно синее небо. Не считая счастливчиков, что нежатся на пляжах, все сейчас мечтают о дожде, а он не думает идти, и температура поднимается все выше.
Инспектор Веран отвел Маосье в камеру.
— Он еще за это поплатится, — проскрежетал задержанный, явно имея в виду комиссара Мегрэ.
Мегрэ заметил Торрансу:
— Он хитрит. Отстучи мне на машинке свои записи, в следующий раз дадим ему подписать протокол.
— Вы действительно полагаете, что он знал Нину Лассав?
— Очень может быть. Я пустил пробный шар. По-моему, Маосье среагировал: к разговору о ней он не был подготовлен.
Мегрэ взял другую трубку, прихватил шляпу.
— Если срочно кому-нибудь понадоблюсь — я в «Паризьен либере».
Торранс посмотрел на шефа с изумлением, но смолчал. Мегрэ начал с того, что выпил в пивной «Дофина» кружку пива, потом вскочил в такси.
— В редакцию «Паризьен либере».
Ему помнилось, что после освобождения эта газета начала выходить одной из первых. Сам-то он в сорок шестом был не в Париже. Как раз тогда он не поладил с начальником уголовной полиции, который несколько месяцев спустя вышел в отставку. Мегрэ был переведен в Люсон, где ему было совершенно нечем заняться и он убивал время, целыми днями играя на бильярде. Так он протомился почти год, да и г-жа Мегрэ все не могла привыкнуть к Вандее.
К счастью, новое начальство вызвало Мегрэ в Париж. Сперва он был не главным комиссаром, а просто комиссаром и не руководил отделом расследования убийств.
В его жизни, да и в памяти, Люсон так и остался каким-то провалом.
— Мне нужно поговорить с главным редактором.
— Вы от кого?
— Я комиссар Мегрэ.
Главный редактор, незнакомый комиссару совсем еще молодой человек, вышел из кабинета ему навстречу.
— Чему обязан?
— Служба, — сознался Мегрэ.
— Чем можем быть полезны?
— Вы, вероятно, сохраняете все номера вашей газеты?
— Разумеется. Мы их переплетаем по годам.
— Мне нужно просмотреть сорок пятый и сорок шестой годы.
— Идемте.
Они миновали множество коридоров и наконец пришли в темное помещение, где на стеллажах громоздились огромные переплетенные в черную ткань фолианты.
— Дать вам кого-нибудь в помощь?
— В этом нет необходимости. Тем более что придется, может быть, провозиться несколько часов.
Вот что упустил Мегрэ в начале расследования. Один раз такая мысль мелькнула у него в голове, но после он напрочь об этом забыл.
— Если угодно, я распоряжусь, чтобы вам принесли пива. Нам всегда приносят из бистро напротив.
— Благодарю, я только что выпил кружку.
Оставшись один, он стащил с себя пиджак, засучил рукава рубашки и принялся разыскивать том за 1945 год.
Через час с этим томом было покончено. Разумеется, комиссар просматривал только заголовки. Но ни один, похоже, не относился ни к Марселю Вивьену, ни к Нине Лассав, ни к Луи Маосье.
Он поставил том на место и взялся за сорок шестой год, хотя голова у него уже шла кругом. Дважды заглядывал главный редактор, проверяя, не нужно ли чего.
— Может, вам уже захотелось пить?
— Что ж, сейчас я не отказался бы от кружки пива.
Воздух посинел от табачного дыма. В хранилище пахло ветхой бумагой и типографской краской.
Некоторые заголовки возбуждали внимание комиссара, напоминая о делах, в свое время изрядно прогремевших, а теперь совершенно забытых.
Январь… Февраль. Март… Апрель…
Так он добрался до августа. Наконец в номере за семнадцатое число на глаза ему попался заголовок:
«Молодая женщина задушена в доме на бульваре Рошешуар».
Заголовок был набран неброско, сообщение не попало на первую страницу. Казалось, этому происшествию не придали особого значения.
«Двадцатидвухлетняя Нина Лассав найдена задушенной у себя в спальне, в доме на бульваре Рошешуар. Жертва лежала в постели, обнаженная. Ни в комнате, ни во всей квартире не обнаружено следов беспорядка. Привратница допрошена, но ее ответы нисколько не помогли следствию.
Нина Лассав несколько лет прослужила в бельевом магазине на улице Лепик, и хозяйка магазина была вполне довольна своей продавщицей.
В конце 1945 года девушка внезапно оставила службу. В ее жизни был мужчина, но навещал он ее не часто. Что произошло в вечер ее смерти? Полиции будет нелегко это установить. Добавим, что пожилая привратница совершенно не обращает внимания на тех, кто приходит в дом.
Следствие ведет комиссар Пьебёф».
В следующем номере обнаружился заголовок: «Расследование на бульваре Рошешуар не продвигается».
Всего несколько строк: сообщение о том, что предпринимаются попытки больше узнать о частной жизни убитой. Отчет медицинского эксперта, составленный в специальных выражениях, уведомлял о том, что жертва подверглась странгуляции. Никаких иных следов насилия не обнаружено.
Привратницу допросили вторично. Она подтвердила, что девушку иногда провожал домой какой-то мужчина, довольно молодой; бывало, что он заходил к ней в квартиру, но на ночь не оставался ни разу.
Раз или два привратница видела его, но мельком. Узнать, вероятно, не смогла бы. Месяца два назад к девушке стал захаживать другой — его внешность описать легче, приходил он днем, когда светло, и привратница его хорошо рассмотрела.
Очень высокий, очень худой, черноглазый. По лестнице взлетал одним махом; пробыв час, уходил, и всегда один.
Еще три дня спустя «Паризьен либере» сообщала:
«Комиссар Пьебёф допросил подозреваемого.
Допросы в уголовной полиции вызывают много толков. Опознан высокий худой незнакомец, несколько раз посещавший квартиру Нины Лассав на бульваре Рошешуар. Им оказался некий Луи М., маляр, живущий в небольшой гостинице по соседству.
Он не скрывает, что был любовником погибшей, но утверждает, что в день ее смерти не виделся с ней. Между тем привратница показала, что около четырех пополудни находилась на лестнице и видела своими глазами, как он приходил.
За отсутствием доказательств Луи М. оставлен на свободе, но следствие не выпускает его из поля зрения.
Что касается краснодеревщика Марселя В., который более полугода был любовником Нины Лассав, он сумел представить доказательства, что в момент убийства находился в кафе на бульваре Шапель».
Мегрэ делал заметки в старом черном блокноте. Официант из бистро напротив принес кружку пива, покрытого пышной шапкой пены; Мегрэ настолько увлекся своими открытиями, что не заметил, как прошла головная боль.
Он попытался добраться до кабинета главного редактора, но заплутал в коридорах и был вынужден спросить дорогу.
— Вы не будете возражать, если мы перефотографируем несколько статей из вашего архива?
— Какие могут быть возражения?
— Разрешите от вас позвонить.
Трубку взял Мере.
— Местраль на месте? Пришлите его ко мне в редакцию «Паризьен либере». Пусть спросит, где архив… Жду его там.
Вернувшись в хранилище, Мегрэ вновь принялся перебирать старые газеты. О Нине Лассав упоминалось все реже, заметки были все короче: вниманием французских читателей завладел крупный политический процесс.
«Вопреки показаниям привратницы, утверждающей, что у нее на глазах подозреваемый около четырех дня поднимался к Нине Лассав, Луи М., оказывается, тоже имеет алиби. Комиссар Пьебёф и его инспектора продолжают расследование, однако новых улик пока нет».
На этом дело, казалось, было похоронено. Фотографий Маосье и Марселя Вивьена газета не поместила.
Маосье подвергся еще нескольким допросам на набережной Орфевр. Его водили в кабинет к следователю Комельо, который в те времена был еще жив, но привлекать к суду не стали.
Через полчаса примчался Местраль, вооруженный целым набором фотоаппаратов и вспышек.
— Много страниц придется переснимать?
— Заметок шесть, и то коротеньких.
Мегрэ смотрел, как он работает, по ходу дела указывая заметки.
— Нельзя ли получить отпечатки сегодня днем?
— Если вы разрешаете мне прерваться на завтрак, все будет сделано часам к четырем.
Мегрэ заглянул к редактору и поблагодарил.
— Нашли, что искали?
— Нашел.
— Писать об этом, вероятно, еще нельзя?
— Когда станет можно, обещаю, что с вами первым поделюсь информацией.
— Благодарю вас. До свидания, надеюсь, скорого.
Было начало первого. От улицы герцога Энгьенского до бульвара Ришар-Ленуар ходьбы не более четверти часа; Мегрэ с довольным видом оглядывал прохожих, витрины, туристские автобусы. Несколько таких автобусов стояло на площади Бастилии, и туристы-иностранцы фотографировали ее, как до того уже успели, должно быть, запечатлеть Триумфальную арку, Сакре-Кёр и Эйфелеву башню. Туристы явно изнемогали от усталости, но не желали упустить ни одну из обещанных достопримечательностей.
Мегрэ вошел к себе домой, напевая под нос.
— Видно, дела идут на лад, — заметила г-жа Мегрэ, ставя на стол закуски.
— Сегодня я недурно потрудился. Не знаю еще, что мне это даст, но что-то наверняка даст. Жаль, что один из тех, кто имеет отношение к делу, никогда уже не заговорит.
— Ты о ком?
— О Марселе Вивьене. Кстати, я выяснил один факт, который не составляет тайны: Нина Лассав в августе сорок шестого года была убита у себя в квартире.
— Застрелена?
— Нет, задушена.
— Долго бы ты еще ее искал!
— И не говори. Допросил Маосье, он все больше юлит.
Позавтракал Мегрэ с аппетитом. На завтрак была баранья нога дивного розового цвета, у кости она еще слегка сочилась кровью.
— Изумительно! — вздохнул он, потянувшись за добавкой.
— Как, по-твоему, скоро ты управишься с этим делом?
— Пока не могу сказать, но большая часть пути уже пройдена. Самое смешное, что вся информация, которую я откопал сегодня в архивах «Паризьен либере», наверняка хранится в куда более полном виде у нас, в уголовной полиции. Я об этом просто не подумал: мы тогда жили в Люсоне.
— Отродясь не скучала так, как там.
— А я-то!
— Хочешь персик? Спелые, сочные.
— Не откажусь и от персика.
Комиссар снова был в согласии с миром и самим собой.
На службу в этот раз он приехал на такси. Как и в предыдущие дни, окна были настежь распахнуты, и в кабинет врывался чуть посвежевший ветерок.
— Торранс!
— Да, шеф?
— Отпечатал протокол допроса?
— Еще утром.
— Принеси мне один экземпляр.
Когда протокол оказался у него на столе, он распорядился:
— Сходи в архив. В материалах за сорок шестой год должно отыскаться дело об убийстве Нины Лассав в доме на бульваре Рошешуар.
— То-то мне казалось, что я уже встречал ее имя. Теперь припоминаю. Расследование вел комиссар Пьебёф.
— Именно так. Тащи поскорей досье.
Вчитываясь в каждое слово, задумываясь над некоторыми местами, а иногда отвлекаясь, чтобы раскурить трубку, Мегрэ перечитал вопросы, которые утром задавал подозреваемому, и ответы Маосье.
В каждой фразе таился подспудный смысл.
Записанные на бумаге, ответы Маосье казались куда более сумбурными, чем на допросе.
Дочитав, Мегрэ застыл на стуле, прикрыв глаза. Казалось, он дремлет, но мозг его работал как никогда напряженно. Комиссар старался представить себе ход следствия в мельчайших деталях, увязать воедино все, что слышал.
С выводами он не спешил. Внезапно ему пришло в голову позвонить Аскану, комиссару Первого округа.
— Увы, господин комиссар, мои люди ничего больше не обнаружили.
Я по другому поводу. Разыщите мне, если возможно, этих бродяг, Тото и Нана, которых я у вас допрашивал. Если удастся, пришлите их ко мне, будьте добры.
— Вы рискуете набраться блох.
— Не впервой. Это профессиональный риск.
— В этом квартале дело у нас поставлено недурно. К которому часу нужна вам эта парочка?
— Часам к четырем, если можно.
— Постараемся. У меня сейчас как раз под рукой нужные люди.
Затем Мегрэ попросил телефонистку соединить его с мэтром Луазо, проживающим на бульваре Бомарше.
Вскоре она позвонила и сообщила, что адвоката на месте нет: вероятно, ушел в суд.
— Попытайтесь поймать его во Дворце правосудия.
На этот раз ждать пришлось минут пятнадцать. Наверно, адвоката искали по всему зданию.
— Мэтр Луазо у телефона.
— Говорит комиссар Мегрэ. Дело вот в чем. В ходе расследования недавнего убийства мною задержан наш клиент Луи Маосье. Сегодня утром я попытался задать ему кое-какие вопросы, но совершенно безрезультатно. Он не желает говорить иначе как в вашем присутствии, и я не собираюсь ему в этом препятствовать. Не могли бы вы к четырем часам явиться ко мне в кабинет?
— Никак не могу: в три у меня выступление в суде. А вот в пять я к вашим услугам.
— Пускай будет в пять.
Не успел Мегрэ повесить трубку, как Торранс принес не слишком пухлую папку с делом об убийстве Нины Лассав в 1946 году. Комиссар снял пиджак, закурил трубку и склонился над документами.
Первыми лежали показания привратницы в полицейском комиссариате: в два часа дня, видя, что жилица не выходит из квартиры, хотя накануне пришла домой не поздно, привратница поднялась и постучала к ней. Дверь была приоткрыта, и она вошла в квартиру.
«Я не заметила никакого беспорядка. В ящиках никто как будто не рылся. В спальне тоже было прибрано, а на кровати, совершенно обнаженная, лежала несчастная девушка: рот приоткрыт, язык вывалился наружу, безжизненные глаза устремлены в потолок…»
Далее шел протокол, составленный комиссаром полиции, неким Майфером, прибывшим на место происшествия вместе с полицейским Пату. Комиссар обнаружил убитую в положении, описанном привратницей. Одежда жертвы, включая платье из набивной ткани, лежала на стуле близ кровати.
«Убийство, скорее всего, совершено без цели ограбления. То, что убитая обнажена, заставляет думать, что, по-видимому, она близко знала убийцу: она не сделала попытки прикрыть наготу и позволила ему подойти к кровати».
Прямо из спальни комиссар позвонил в уголовную полицию.
Комиссар Пьебёф ответил, что прибудет немедленно, распорядился ничего не трогать и связаться с прокуратурой.
Если Мегрэ не путает, Пьебёфу было тогда около сорока пяти. Ремесло свое он знал и не очень-то клевал на выдумки. В обращении казался грубоватым, нравом отличался вспыльчивым.
С ним приехало двое инспекторов, из них один — от службы общего надзора.
Отчет Пьебёфа оказался весьма пространным, к нему был приложен план квартиры.
«Мебель во всех помещениях стоит на местах; на ночном столике, на самом виду, лежит сумочка убитой; в ней обнаружено триста франков».
Далее следовал отчет прокуратуры о выезде на место происшествия — как всегда, чистая формальность.
К отчету Пьебёфа были приложены два других рапорта, а также фотографии Нины в том виде, как ее нашли. Первый отчет принадлежал Мёрсу. Тот сообщал, что его подчиненные не обнаружили никаких отпечатков пальцев, кроме тех, что оставили жертва и привратница на дверных ручках.
Мегрэ делал пометки в блокноте.
Следующий отчет был написан человеком, долго проработавшим бок о бок с Мегрэ, а теперь, к сожалению, покойным, — комиссар узнал руку доктора Поля, судебно-медицинского эксперта и записного гастронома.
Эксперт в специальных терминах констатировал смерть, наступившую в результате странгуляции. На горле у девушки остались следы от пальцев убийцы. Судя по всему, руки у преступника были необычайно сильные.
Опросили жильцов дома. Их оказалось не так уж много. Никто ничего не слыхал. Никто не встречал на лестнице никаких подозрительных личностей.
— К Нине Лассав ходило много народу?
— Нет.
— Но кое-кто ходил, причем нередко?
— Двое мужчин.
— Вместе?
— Нет. Только поодиночке. Высокий чаще приходил днем. Другой заходил за ней по вечерам. Они с девушкой уходили вдвоем. Не знаю, где они обычно бывали, но однажды вечером я видел их на террасе «Сирано».
— Кто из мужчин начал бывать раньше?
— Тот, что ходил вечером. Второй появился месяца два назад.
— Не встречался ли вам кто-нибудь из этих двоих на лестнице в день убийства?
— Признаться, после шести я вообще не выходил из квартиры.
Другие соседи знали и того меньше. Один из них, немолодой уже холостяк, служил в банке на Больших бульварах; по утрам он уходил в восемь, возвращался не раньше девяти вечера.
— Я не подозревал даже о существовании этой женщины, а уж тем более о том, что к ней приходит то один любовник, то другой.
Маосье нашли благодаря привратнице. Как-то раз он заезжал днем на грузовичке с надписью желтыми буквами на борту: «Лесаж и Жело, малярные работы, бульвар Батиньоль».
Рапорты, рапорты… Малейший вопрос свидетелю облекался в традиционные формулы и заносился на бумагу. Перечитывая эти стародавние документы, Мегрэ подчас не мог удержаться от улыбки.
«По приказу комиссара Пьебёфа я прибыл в малярное ателье Лесажа и Жело по адресу: бульвар Батиньоль, 25. Имел беседу с г-ном Жело. Г-н Лесаж отсутствовал. Задал г-ну Жело вопрос, сколько у него рабочих. Он ответил, что сейчас межсезонье и маляров осталось всего четверо.
Он перечислил их фамилии. Я осведомился о возрасте маляров. Оказалось, что двоим уже за сорок, а третьему даже за шестьдесят.
Четвертому, по имени Луи Маосье, всего двадцать шесть. Мне пришлось около получаса подождать, так как он уехал: повез материалы на стройку. Он водит тот самый грузовик, описание которого дала привратница с бульвара Рошешуар.
Сперва Маосье разыграл негодование. Он возмутился, по какому праву я его допрашиваю, заявил, что не знает никакой Нины Лассав. Я предложил ему следовать за мной на бульвар Рошешуар; привратница тут же его опознала. Вне всяких сомнений, именно его она видела на лестнице два дня назад, примерно в то время, когда было совершено убийство.
Вследствие этого я препроводил его на набережную Орфевр к моему начальнику комиссару Пьебёфу».
Мегрэ утер пот.
Маосье допрашивали четырежды, но он стоял на своем.
По его словам, в тот день, в час совершения убийства, он отвозил на грузовике бидоны с краской на улицу Курсель.
Его товарищи, которым он привез краску, подтвердили эти показания, хотя и не могли с точностью указать время.
Кроме того, допрошены были Марсель Вивьен, а также хозяин и официант кафе на бульваре Шанель.
Вивьен казался совершенно подавленным. Смерть любимой женщины словно парализовала его энергию. Он был отпущен за полным отсутствием состава преступления и вернулся к себе в скромную гостиницу на площади Аббатис.
Маосье в глазах следствия выглядел куда подозрительней, но за отсутствием веских улик его в конце концов тоже отпустили с миром.
На папке не было наклейки «Архив»: в полиции никогда не считают дело сданным в архив, пока преступление не раскрыто; но в конце концов разницы нет никакой.
— Торранс! Через четверть часа приведи мне Маосье из камеры.
Сам Мегрэ, улучив минутку, пошел выпить кружку в пивную «Дофина». Если мэтр Луазо будет так же хитрить, как его клиент, допрос окажется нелегким.
Когда комиссар вернулся, Маосье уже сидел у него в кабинете, а инспектор пристроился у стола, держа наготове стенографический блокнот.
— Надо подождать мэтра Луазо.
Маосье словно не слышал. Мегрэ небрежно перелистывал дело, освежая в памяти кое-какие детали.
Мэтр Луазо пришел прямо в мантии, воспользовавшись дверью, которая соединяет уголовную полицию с Дворцом правосудия.
— Простите за опоздание, слушание моего дела на четверть часа задержали.
— Садитесь, прошу вас. Сейчас я задам кое-какие вопросы. До сих пор ваш клиент систематически все отрицал. Вам известно, в чем он обвиняется?
— Обвиняется? Не слишком ли вы спешите? Насколько я понимаю, против моего клиента еще не начато следствие.
— Допустим. Так вот: ему приписывают убийство бродяги по имени Марсель Вивьен, совершенное в заброшенном доме в тупике Вье-Фур.
Мегрэ повернулся к Маосье.
— Первым делом установим тот факт, что в тот вечер вы были на Центральном рынке.
— Вы располагаете достойными доверия свидетелями?
— Сейчас увидите.
Он послал Торранса за Тото, который вместе с толстухой Нана был доставлен в уголовную полицию комиссаром Первого округа. Тото, нимало не смутившись, как человек, привычный к общению с полицией, обвел взглядом лица присутствующих. Дойдя до Маосье, он оживился.
— Я вон того парня знаю!.. Как дела, старина? Надеюсь, ни во что такое не влипли?
Мегрэ спросил:
— Где и когда вы с ним встретились?
— Да на рынке, черт бы его побрал! Я там каждую ночь толкусь.
— Укажите, пожалуйста, где именно вы находились.
— В двух шагах от «Фарамона». Смотрел, как разгружают грузовик. Там вкалывал один мой приятель или вроде того, потому как он особо никому приятелем не приходился. Звали его Вивьен. Он разгружал овощи, а я ждал другой машины, чтобы тоже напроситься на разгрузку.
— Что произошло затем?
— В «Фарамоне» открылась дверь, и из ресторана вышел вот этот господин. Постоял, поглядел, как парни пыхтят. Я вижу такое дело, подхожу и прошу у него на глоточек красного. А он не франк мне дает, а монету в целых пять франков, так что мне на полную бутылку хватило.
— Встречались вы с ним на рынке раньше?
— Нет, никогда.
— А часто вы там бываете?
— Вот уже пятнадцать лет ни одной ночи не пропускаю.
— Мэтр Луазо, я готов предоставить вам возможность задать свидетелю несколько вопросов.
— В какой день происходило то, о чем вы сейчас рассказали?
— Да разве я дни считаю! Одно верно: в ту самую ночь прикончили Вивьена.
— Вы в этом уверены?
— Уверен.
— Вы не были пьяны?
— В три ночи, конечно, был пьян, но в девять вечера еще нет.
— И вы не сомневаетесь, что узнаёте его?
— Он меня тоже признал, по лицу видать.
Мегрэ обратился к Маосье:
— Это правда?
— Никогда не видел этого подонка.
— Что? Подонка?.. Подонка?..
Торранс вытолкал Того за дверь и ввел толстуху с отечными ногами и пальцами-сосисками. Она слегка покачивалась, хотя вроде бы не успела как следует набраться.
Усевшись, она огляделась и правой рукой ткнула в сторону Маосье.
— Это он, — просипела она; видимо, это был обычный тембр ее голоса.
— Кого вы имеете в виду?
— Мужчину, который в десять вечера вышел из ресторана, куда ходят шикарные типы полакомиться требухой.
— Вам известно название этого ресторана?
— «Фарамон».
— Вы уверены, что видели этого самого мужчину?
— А как же! Я еще приметила, как Тото с ним говорил. Он мне потом похвастал, что тот тип дал ему монету в пять франков. Тото и мне поднес стаканчик.
— Узнаете ее, Маосье?
— Еще чего! Никогда не видел эту бабу, и она меня никогда не видела на рынке.
Мегрэ повернулся к толстухе Нана.
— А потом вы его видели еще раз?
— Той же ночью, около трех. Я сидела на пороге дома, что на углу улицы Гранд-Трюандери и тупика Вье-Фур. Слышу шаги, и тут мимо меня проходит длинный, тощий тип. Узнать его было плевое дело, тем более что на углу торчит газовый фонарь.
— Вы знаете, куда он шел?
— В дом, который уже лет десять просится на снос, и со дня на день его-таки снесут.
Узнаете эту женщину, Маосье?
Впервые вижу.
Ну, если все ваши свидетели — такого же разбора… вздохнул мэтр Луазо.
— Торранс, уведите ее в коридор.
— Ввести третьего свидетеля?
— Подождите минутку… Маосье, на первом допросе вы отрицали, что обедали в тот вечер у «Фарамона». Вы настаиваете на своих показаниях?
Настаиваю.
— Где вы обедали? Не дома, это вы сами мне сообщили К вам приходила теща, а вы с нею не ладите.
— В какой-то закусочной на Больших бульварах.
— Вы могли бы узнать эту закусочную?
— Вероятно, мог бы.
— Пили что-нибудь?
— Я вообще не пью, разве что рюмку вина за едой.
— Итак, к «Фарамону» вы и не заглядывали?
Мегрэ подал знак Торрансу, тот ввел мужчину лет пятидесяти, одетого с головы до пят в черное.
— Садитесь, господин Жанлис.
— На работе меня чаще зовут Робер.
— Не объясните ли вы нам, что у вас за работа?
— Я второй метрдотель у «Фарамона».
— И по долгу службы, вероятно, замечаете, какие посетители приходят, какие уходят?
— Я чаще всего сам указываю им свободные столики.
— Узнаете ли вы кого-нибудь из тех, кто сидит в этом кабинете?
— Узнаю.
И метрдотель указал на Маосье, который слегка побледнел.
— Когда вы его видели в последний раз?
— Я его и видел всего один раз, в понедельник вечером. Он пришел один, а для наших посетителей это редкость. Поел довольно быстро, а когда уходил, я сам распахнул перед ним дверь.
— Вы это подтверждаете, господин Маосье?
— Я больше десяти лет не заглядывал к «Фарамону». Этот человек утверждает, что видел именно меня, хотя было это однажды, в зале, набитом людьми.
— Откуда вы знаете, что зал был набит людьми?
— Просто предполагаю, зная репутацию этого заведения.
— Между прочим, — ввернул метрдотель, — я нечасто вижу таких высоких и тощих посетителей.
— У вас вопросов нет, мэтр Луазо?
— Нет. Поберегу силы для официального допроса в присутствии судебного следователя.
— Благодарю вас, господин Жанлис. Я вас больше не задерживаю.
— Комиссар, есть у вас другие свидетели?
— На сегодня с этим делом я покончил.
Адвокат поднялся, явно испытывая облегчение.
— Сейчас мы перейдем ко второму делу.
— Есть еще и второе? Вам мало того, что вы обвинили моего клиента в убийстве бродяги, которого он в глаза не видел?
Но Маосье побледнел, на этот раз весьма заметно. Резко обозначились круги под глазами и горькая складка у плотно сжатых губ.
— Мы слушаем вас.
— Маосье, вы помните шестнадцатое августа тысяча девятьсот сорок шестого года?
— Совсем не помню С какой стати? Наверно, я работал, как в любой другой день: в те времена я копил деньги и отдыхать не ездил.
— Вы работали в ателье Лесажа и Жело.
— Это правда.
Вид у него был недоумевающий и встревоженный.
— Вы часто разъезжали на грузовичке, на борту которого были намалеваны эти две фамилии.
— Верно, разъезжал.
— В тот день вам нужно было отвезти бидоны с краской вашим товарищам на улицу Курсель.
— Этого не помню.
— Вот передо мной заявление, сделанное вами комиссару Пьебёфу. Надеюсь, вы не станете отрицать, что несколько раз давали ему показания?
И Мегрэ показал ему папку.
— Что вы хотите этим доказать?
— Где вы жили?
— Не помню уже. Я часто менял гостиницы.
— Попытаюсь вам напомнить. Вы жили в гостинице «Жонар» на площади Аббатис. Знаете, кто жил там одновременно с вами?
— Я не водил знакомства ни с кем из постояльцев.
— С тем человеком вы недавно столкнулись на Центральном рынке, спустя двадцать лет. Я имею в виду Марселя Вивьена, у которого была любовница по имени Нина Лассав.
— Меня это не касается.
— Нет, касается. Она нередко навещала Вивьена. Я не знаю, следили ли вы за тем, куда она ходит, но привратница показала, что в течение двух месяцев перед ее смертью вы часто у нее бывали.
— Эта привратница здесь? — осведомился мэтр Луазо.
— Несколько лет назад она вернулась к себе на родину и там умерла.
— Иначе говоря, свидетелем быть она не может, и это вас устраивает. Итак, вы уже представили нам двух грязных, опустившихся пьянчуг, одного собирателя чаевых, а теперь еще и покойницу! Кто следующий?
— Всему свое время, — пробурчал Мегрэ, в очередной раз набивая трубку.
