Франция — страна давних гуманистических традиций. Тема защиты человека, отстаивание права личности на ее полное самовыявление проходит красной нитью через всю французскую литературу. Не случайно поэтому одно из ведущих мест в ней занимает психологический роман, непосредственно нацеленный на раскрытие внутреннего мира человека, на изображение отношений между людьми, прежде всего в сфере частной жизни. Сквозь призму нравственно-психологических, жизненных конфликтов оценивается в конечном счете в этих произведениях конкретная социальная действительность, которая как бы проходит проверку на гуманистичность. Психологические романы в их лучших образцах раскрывают внутреннюю природу общества, в ее соотнесенности с человеческими ценностями.

Вторая мировая война и последующие за ней десятилетия привели к существенным переменам и сильным потрясениям в странах Европы. Резкий экономический скачок, который предприняла Франция в 50–60-е годы, не только поднял ее из состояния послевоенной разрухи, но и сделал одной из наиболее развитых и богатых стран мира. Однако этот прогресс достался дорогой ценой. Установилось безраздельное господство крупных монополий и связанного с ними технократического и политического аппарата, произошло беспрецедентное обогащение небольшой группы населения и общее повышение жизненного уровня в стране, но при этом явное обнищание миллионов людей (возросло число безработных, обездоленных, бездомных, нищих). Происшедшие во Франции резкие сдвиги привели к тому, что значительно откровеннее, чем когда-либо прежде, проступили наружу скрытые (точнее говоря, скрываемые) пороки капиталистического общества — безнравственность и бесчеловечность, ничем не прикрытый культ наживы и выгоды. Произошло явное снижение значимости Человека и всей системы поддерживающих его духовно-нравственных устоев. Обнажилась хрупкость человеческой жизни, обнаружились ее эфемерность и уязвимость, стало также очевидным, что отдельному индивиду негде искать духовной опоры, ибо рухнули былые верования, убеждения, идеалы Осталась только суровая реальность с ее жестокой борьбой за существование, где побеждают самые напористые, беззастенчивые и бестрепетные люди, лишенные души и сердца.

Французские писатели с возмущением отреагировали на такое попрание человеческого начала, на торжество холодного делячества и цинизма.

Естественно, что особенно заметно проявилось это в жанре психологического романа. Большинство его авторов с горечью и волнением пишут о трагической судьбе личности, испытывающей тревогу и смятение в безжалостном и жестоком мире. Одни авторы видят в этом проявление несовершенства человеческого бытия как такового и показывают его изъяны и пороки, другие обвиняют общество и вскрывают его прямую или косвенную причастность к бедам отдельного индивида, третьи пытаются найти «островки» человечности, где сохраняются теплота и сердечность общения между людьми. Но как бы то ни было число психологических романов, раскрывающих трагедию дегуманизации общества, заметно возросло во Франции в 50–60-е годы.

Психологизм, отражающий обострившуюся чувствительность ко всякого рода покушениям на честь и достоинство личности, настолько пропитал литературную атмосферу послевоенной Франции, что даже затронул такой жанр, как детективный роман, который возник еще в XIX веке как прославление рационализма и торжества логики Впоследствии (в нашем столетии) эти победы разума утратили свою значительность, потускнели и выродились в умело представленное разгадывание «загадок», созданных преступлением Раскрытию внутреннего мира персонажей в этих «романах-загадках» не уделяется особого внимания, ибо это обычно бывает ненужным для распутывания узла таинственных событий Детективы-расследователи оперируют чисто логическими выкладками и материально различимыми следами и уликами.

Правда, еще в 30-е годы Жорж Сименон включил в свои книги значительный элемент психологизма. Он создал развернутый образ комиссара Мегрэ, показав не только его детективные способности, но и его личные, человеческие качества. Герои Сименона расследует глубокие побудительные мотивы поступков людей, приоткрывает тайну их внутреннего мира, дает им психологическую характеристику.

Жорж Сименон тем самым «очеловечивает» жанр детектива, ломает представление о нем как лишь о «игре ума». Но в конечном счете детектив все же остается в рамках традиционного «романа-загадки». Внедрение в область психологии помогает его герою найти подлинных преступников и отвести меч правосудия от невиновных. Психология в его романах выполняет, таким образом, детективную функцию, служит инструментом расследования.

В начале 50-х годов французские писатели — Пьер Буало (род. в 1906 г.) и Томас Нарсежак (род. в 1908 г.) — пошли еще дальше создателя Мегрэ. Они переместили акценты. Представленная в их книгах детективная история — не самоцель, а средство раскрытия трагедии личности, оказавшейся в опасности в результате действий преступника.

Новаторство Буало и Нарсежака состояло в том, что они обратили внимание на, казалось бы, очевидную истину: преступление, тем более убийство, — это же бесчеловечная акция. Какая может быть «игра ума» с увлекательной целью отгадать, кто же преступник, если речь идет об уничтожении Человека. Кто бы он ни был — это живой человек, испытывающий боль, страх, желание жить. Его уничтожение — страшная беда, которую авторы дают почувствовать читателю, раскрывая перед ним волнение, тревогу и страдание жертвы в момент, когда она все явственнее различает надвигающуюся опасность.

Буало и Нарсежак умело конструируют сложное переплетение смертельных «ловушек», в которых бьется попавший в них человек, не понимающий, что с ним происходит. Они после нагнетания непонятных и загадочных обстоятельств дают в конце концов им логическое объяснение, а как авторы психологического романа, используют детективный сюжет для более выразительного и впечатляющего изображения внутреннего мира личности, показанной в экстремальной кризисной ситуации. Они соединяют тем самым в органическом, целостном единстве два жанра детективный и психологический, создают особый вид литературы — «психологический детективный роман».

Оба писателя пришли к созданию такого романа, уже имея за плечами определенный опыт работы в области детективной прозы. Еще в 1938 году Пьер Буало — тогда скромный торговый служащий — получил за книгу «Отдых Вакха» Гран-при авантюрного романа, что было высшей премией за произведение детективного жанра. А ровно через десять лет, в 1948 году, такой же премии удостаивается Томас Нарсежак (подлинное имя — Пьер Эро), работавший в то время преподавателем философии в университете и писавший на досуге под псевдонимом иронические детективы Они познакомились во время вручения награды Томасу Нарсежаку и выяснили, что оба одинаково недовольны состоянием жанра, в котором работают Его главный недостаток они видели в оторванности от живого человека, в увлечении чисто «игровой» стороной дела, в недооценке богатых возможностей, заложенных в детективном романе Придя к убеждению, что писать нужно совсем иначе, они стали работать вдвоем. Так появился новый писатель — Буало-Нарсежак.

С тех пор прошло почти сорок лет. Соавторы стали знаменитыми на весь мир. Они написали около 50 романов и повестей, многие из них были экранизированы. На их основе крупные французские и иностранные режиссеры поставили немало фильмов, получивших всемирную известность.

Роман «Та, которой не стало» (1952) стал первым совместным произведением Буало и Нарсежака. Желая представить впервые и потому как можно нагляднее и убедительнее свое новое понимание природы жанра, авторы сознательно заостряют, чуть утрируя, те сложные ситуации и конфликты, которые полнее всего высвечивают абсолютную жестокость преступника, полностью лишенного человечности, и в то же время дают почувствовать, что преступные действия «режут по живому», разрушают личность и губят ее. Эта задача определила и содержание, и способы его художественного воплощения.

Нет в этом романе ни привычного персонажа сыщика-расследователя, ни допросов свидетелей, ни поиска улик, ни снятия отпечатков пальцев. Преступление совершается вроде бы на глазах у читателя, который видит, кто убил, и знает почему. Этим обычно заканчивается традиционный «полицейский роман». Но здесь это только завязка.

Буало и Нарсежак стремятся доказать, что дело обстоит не так просто, как казалось прежде авторам классического детектива, у которых была одна забота — как можно интереснее и увлекательнее показать раскрытие преступления.

К середине XX века, после того, что произошло, происходит и может произойти с человечеством, потеряла былую ценность человеческая личность, рухнули все сдерживающие центры и моральные «табу» у людей, одержимых лихорадочным стремлением к наживе, к материальному процветанию. Трудно в этом социально-психологическом климате кого-либо потрясти обычным, рядовым убийством, даже таким отвратительным, каким оно изображено в романе.

Авторы ставят своей целью показать глубину безнравственности, высокую степень небывалой бесчеловечности и особую изощренность действий преступника образца 50-х годов.

В его арсенале имеются уже не только яд, нож или пуля, но и сложная, тщательно продуманная система обманов, ложных инсценировок, создающих эффективное и безотказное воздействие на психику жертвы, которая доводится до гибели. Психология, таким образом, включается в инструментарий преступника, становится как бы одним из его наиболее действенных «орудий производства».

Воздвигается сложная «инженерия» лжи, куда входят и показанное читателям в на чале книги убийство, и таинственные, непостижимые, страшные события и обстоятельства, с которыми сталкивается герой романа Все это в целом является как бы подготовкой к медленному, постепенному свершению еще более утонченного и беспощадного преступления, чем то, что было показано вначале.

Детективность сюжета тем самым переносится в период до преступления, а не после, как положено в традиционном детективном романе.

Роль же детектива, ведущего поиск, выполняет фактически сам герой романа — будущая жертва. Он пытается разобраться в непонятных и пугающих его явлениях, анализирует, сопоставляет, размышляет, то есть делает то, что обычно входит в функцию сыщика. Но он не одерживает победу, а, напротив, сам погибает. И самое страшное в том, что его смерть была как бы запрограммирована, предусмотрена преступником. Все инсценировки и обманы для того и создавались, чтобы вызвать у него рассчитанные заранее реакции.

Зло, таким образом, не наказано, а торжествует, что подрывает одно из основных условий привычного детективного повествования, в котором непременно все будет раскрыто, а злодей-преступник понесет заслуженное наказание. Здесь же, как и положено по законам жанра, в конце концов все разъясняется, но не создается ощущения победы справедливости, ибо возникает такая чудовищная картина, что дух захватывает от возмущения. Читателя потрясает даже не столько само преступление (в литературе описывали и более кровавые злодеяния), сколько невероятное хладнокровие и деловитая расчетливость, которые проявляет преступник, фабрикуя хитроумную «ловушку» для заманивания и уничтожения жертвы.

Авторы сумели передать в своем романе чувства, которые вызывают такое заведомое принижение значимости и ценности человека, что дает возможность бестрепетно и ловко манипулировать людьми, их сознанием, психикой, а если нужно, и их жизнью.

Все дальнейшее творчество Буало — Нарсежака представляет собой развитие этой темы в многочисленных, самых неожиданных вариантах. Иной раз кажется, что, пожалуй, авторы перехватывают через край, показывая чересчур сложный переплет хитроумных и бесчеловечных инсценировок и комбинаций, к которым прибегают преступники ради денег. Но современная французская действительность изобилует примерами, подтверждающими достоверность и типичность той усложненности и «маскарадности» преступных действий, которые так характерны для романов Буало — Нарсежака.

Кажется, будто со страниц их произведений сошел случай, рассказанный в «Правде» от 12 февраля 1988 года Юрием Жуковым, который прочитал в уголовной хронике парижской прессы удивительную историю о том, как крупный бизнесмен — генеральный директор фирмы, производящей игрушки, ради получения (через жену) 14 миллионов франков страховки инсценировал собственную смерть: сгорела машина, а в ней нашли его обугленный труп. На самом деле в ней находился заманенный туда другом жуликоватого бизнесмена какой-то неизвестный бродяга, несчастный парижский бездомный, лишенный работы и крова. Страховые компании, не желавшие расставаться с миллионами, провели расследование и обнаружили обман, а бывшего генерального директора выловили в Марселе, где он жил, сменив не только документы, но и внешность с помощью хирургической операции. Именно подобного рода истории и служат материалом для Буало и Нарсежака, которые придают ему силу художественного обобщения, обнажая его враждебную для человека страшную суть.

Такой подход к построению детектива, преобразованного в эффективное средство раскрытия трагедии личности, оказал влияние на дальнейшее раскрытие жанра во Франции.

Тип детективно-психологического романа, созданный Буало и Нарсежаком, оказался удачно найденной романной моделью, которая стала распространяться в самых разнообразных вариантах, углубляющих тему «человек в ловушке». У Буало — Нарсежака появились последователи.

Одной из самых известных и неоднократно издаваемых книг этого направления стал знаменитый роман двух других соавторов — Поля Александра и Мориса Ролана — «Увидеть Лондон и умереть» (1956) После его экранизации название этого романа стало крылатой фразой и вошло во французский язык как своеобразное идиоматическое выражение, означающее «крушение надежды в момент, когда она казалась уже осуществимой». В романе рассказано о том, как Дэвид Тейлор — американский банкир из «глубинки», честный, искренний и порядочный человек, горячо любивший свою жену, оказался жертвой гнусного и страшного обмана.

Герой романа был всю жизнь защищен от реальности с ее трудностями и противоречиями. Прочной броней ему служило прежде всего его материальное положение хозяина банка — им владели еще его дед и отец, к тому же он был защищен и твердой верой в незыблемость семьи и любви, то есть обладал устойчивыми моральными принципами, казавшимися ему нерушимыми, вечными и свойственными всем порядочным людям, особенно тем, с которыми он дружил, работал, постоянно общался. Словом, это был человек старой, довоенной, идеалистической формации.

Только неожиданное исчезновение жены и поиски ее в Лондоне столкнули его впервые с совершенно неведомыми ему сторонами социальной действительности послевоенной Европы, где выявилось к этому времени, что обесценены все этические нормы, что процветают откровенные и безжалостные хищники.

Таинственность, загадочность атмосферы, в которую попал Дэвид Тейлор, — запутанный лабиринт узких улиц, густой лондонский туман, когда ничего нельзя различить, необъяснимые, странные явления и события, — все это вызывает смятенное состояние у героя романа, постепенно начинающего осознавать всю полноту своего одиночества. Зашатались нравственные опоры, к которым привык он с детства.

Формальное отношение к делу Скотланд-Ярда — официальной английской полиции — побуждает Тейлора самому вести расследование. Как и у Буало — Нарсежака, здесь также будущая жертва становится сама себе детективом, не понимая своей обреченности. Но раскрывает он не преступление, а неведомый ему прежде кошмар повседневного существования, обнаруживает действительность такую, какую он никогда не знал. Узнает много для себя неожиданного.

Но, однако, он не осознает до конца всей глубины цинизма и безнравственности тех людей, которым верил, как самому себе.

В конце романа преступники выявлены, справедливость (в отличие от книги Буало — Нарсежака) вроде бы восторжествовала. Но Дэвид Тейлор гибнет. Он и не мог не погибнуть: в его лице погибали идеализм, человеческая вера в нерушимость нравственных ценностей, неуместных в мире хищников.

Уголовная история об убийстве американского банкира обретает в романе «Увидеть Лондон и умереть» глубокий обобщающий смысл. Авторы как бы прощаются в этой книге с иллюзиями, которыми тешили себя много поколений довоенного общества и в Америке, и в Европе.

Детективный роман тем самым получает дополнительную нагрузку. Его создатель не ограничиваются больше изображением одного лишь увлекательного поиска преступника, а используют детективное повествование для более убедительного и наглядного выявления острых социально-психологических проблем современности.

Особенно заметна эта новая функция детективной прозы в романе «Убийце — Гонкуровская премия» (1963).

Его автор — Пьер Гамарра (род. в 1919 г.) никогда прежде не писал детективов. Участник Сопротивления, писатель-коммунист, друг Советского Союза, редактор журнала «Эрой», автор многих романов и повестей о Сопротивлении, о жизни простых тружеников, о «маленьких людях», их надеждах, невзгодах и радостях, Пьер Гамарра хорошо известен в нашей стране. Почти все его книги переводились на русский, украинский и ряд других языков СССР и пользуются неизменной популярностью.

К детективному жанру он обратился как к эффективному художественному средству разоблачения духа меркантилизма, болезненного соперничества и полной безнравственности, пропитавших все поры общества и проникших даже в литературную среду.

Пьер Гамарра как прогрессивный писатель-гуманист не может мириться с эрозией духовной культуры и общественной морали. Его роман «Убийце — Гонкуровскую премию» — произведение по сути своей остро сатирическое. Детективная форма повествования играет здесь роль своего рода усилителя авторского критического изображения тех явлений, которые он разоблачает.

Каждую осень в литературном мире Парижа царит нездоровый ажиотаж в связи с присуждением ежегодных литературных премий. Вообще во Франции их более 1500. Но наиболее притягательные из них пять: премия Академии Гонкуров, премии имени Теофраста Ренодо, Фемина, Интераллье, Медичи. Авторы, получившие эти премии, публикуют свои книги повышенным тиражом, имеют «большую прессу», что приносит им известность, славу и деньги, а их издателям — крупные прибыли. В обстановке упадка морали и общего снижения нравственных критериев в лауреаты правдами и неправдами пробиваются прежде всего бесчестные люди, готовые ради этого на все, даже, если нужно, на преступление.

Описывая такой случай, Пьер Гамарра специально оговаривает, что он не нападает именно на Гонкуровскую академию — учреждение в высшей степени почтенное, уважаемое и старинное. Она была основана в 1896 году в соответствии с завещанием Эдмонда Гонкура — известного французского писателя XIX века, работавшего в соавторстве с умершим раньше его братом Жюлем. Задача Академии Гонкуров состоит в том, чтобы давать оценки произведениям и присуждать лучшим из них премию из средств, оставленных для этой цели братьями Гонкур. Постепенно сложилась традиция, по которой Гонкуровская премия (в денежном отношении не очень значительная) стала самой престижной во Франции. Книги ее лауреатов привлекают всеобщее внимание и выпускаются огромными тиражами (порой до 200–300 тысяч экземпляров). Поэтому к ней особый интерес у тех, кто хотел бы много заработать и прославиться.

Конечно, история, рассказанная в романе Пьера Гамарра, целиком вымышленная. До такой степени снижения эстетических и нравственных критериев эта академия еще не дошла. Писатель создает заостренное художественное преувеличение, чтобы ярче высветить страшный недуг, поразивший духовную культуру Франции.

Для этой цели вместо Гонкуровской могла быть названа любая другая, но Гамарра подчеркивает своим выбором глубину падения общественных и литературных нравов. Куда уж дальше, если дело дошло до того, что убийца, подробно и откровенно описывающий совершенное им гнусное, отвратительное преступление, удостаивается высшей в стране премии — Гонкуровской.

Хотя это кажется невероятным и в целом не характерно для деятельности Академии Гонкуров, но и в ее работе случались «проколы». Например, в 1960 году она присудила премию румынскому писателю-эмигранту Винтилу Хория, пишущему по-французски, за роман «Бог родился в изгнании». Но получился конфуз: новый лауреат оказался военным преступником, бывшим фашистом, приспешником диктатора Антонеску. После войны он бежал в Аргентину, где и переждал трудное для него время. Не исключено, что этот случай, происшедший за три года до выхода книги П. Гамарра, послужил толчком для написания им детективного романа.

До какой же степени должно быть развращено общество и его писатели, если оказалась возможной, хотя бы в исключительном варианте, такая профанация культуры! Автор показывает, насколько сместились представления о духовных ценностях во Франции, коль скоро такое бесчеловечное и антигуманное произведение — прямой слепок с реального преступления — может восприниматься всерьез, как нечто художественное. Эта полная нравственная глухота членов жюри разрушает представление о человекозащитной, человековедческой природе литературного творчества.

В романе Пьер Гамарра ведет разоблачение по двум направлениям. С одной стороны — он раскрывает развращающую роль «массовой литературы», которая расшатала высокие литературные критерии, подорвала эстетический вкус, привела к торжеству псевдокультуры, вязким слоем окутавшей духовную жизнь Франции. С другой стороны, он показывает, что в общественной практике установилась ставшая почти нормой полная вседозволенность в выборе средств для достижения корыстной цели, в данном случае — литературной славы, ради которой автор премированной рукописи хладнокровно и без малейших мук совести совершает убийство, клевещет на честного человека, готов на новые преступления.

Остродетективный сюжет романа нацелен на поиск этого человека, то есть того, кто убил и спокойно описал свое злодеяние. Пьер Гамарра уже не прибегает к психологическому детективу того типа, что создали Буало и Нарсежак. Ему в этом нет необходимости, потому что его задача раскрыть не психологию жертвы или преступника, а разоблачить определенное социально опасное явление и породившую его среду.

Поэтому он использует более подходящую для его цели традиционную форму «романа-загадки» со всеми его обязательными атрибутами: умный и наблюдательный детектив, ложные следы, таинственные и непонятные поступки преступника, преодоление всех препятствий силой разума и логики, раскрытие тайны в конце книги, объявление имени преступника в присутствии всех участников драмы.

Но роль расследователя выполняет здесь не профессиональный полицейский и даже не частный детектив, а опытный журналист Жозе Робэн, который лучше, чем сотрудники полиции, способен разобраться в обстоятельствах дела и раскрыть тайну. И не только потому, что он особо одаренный аналитик, а также в силу своего хорошего знания литературной и журналистской среды и умения разбираться в побудительных поступках людей, отмеченных ее влиянием.

Вместе с Жозе Робэном читатель внимательно вглядывается в улики и факты, выявляемые по ходу поиска. Детективное расследование позволяет увидеть вблизи, как через увеличительное стекло, конкретные, социально-бытовые приметы времени и нравы людей совершенно определенной общественной среды. К тому же особая, жутковатая таинственность самого преступления, атмосфера напряженной опасности, в которой ведется его расследование, сгущают краски, передают тревожный и внушающий ужас смысл стоящих за этим явлений и событий.

Вместе с тем писатель порой утрирует, иронически нагромождает страшные, пугающие обстоятельства, эпизоды. Он этим как бы дает понять, что не в детективной истории здесь дело. И манера такого письма уже устарела и отдает дешевкой. Такое сочетание ужасного и иронического превращает это сатирическое произведение в гротескный памфлет. А детективность повествования обретает под пером Пьера Гамарра новое качество — способность служить средством и материалом для создания серьезного, обличающего гротеска, в чем проявляются гибкость, пластичность жанра и широта возможности его использования.

Романы Жоржа Сименона «Мегрэ колеблется» (1968) и «Мегрэ и одинокий человек» (1971) вновь возвращают читателя к «нормальному» детективу, где он не средство, не прием, а ценен сам по себе благодаря образу знаменитого комиссара Мегрэ и напряженному, увлекательному действию, «включенному» при этом в реальную жизнь с ее трудностями и горестями. Нет необходимости представлять автора, он достаточно известен во всем мире и неоднократно переводился на русский язык.

Но произведения, вошедшие в эту книгу, имеют некоторую специфику: они принадлежат к числу последних романов, написанных Сименоном, и очень характерны для завершающего периода романного творчества писателя. Здесь нужно пояснить, что Сименон прекратил писать художественные произведения в 1972 году, ссылаясь на усталость, на возраст. Но это не помешало ему продолжать активно работать. С 1973 по 1979 год Ж. Сименон почти ежедневно по нескольку часов подряд надиктовывал на магнитофонную ленту свои воспоминания, размышления, наблюдения. Эти устные записи были опубликованы в 21 томе под общим заглавием «Я диктую» (1975–1981). Словом, он остается в строю, даже в преклонном возрасте.

В 1988 году Сименону исполнилось 85 лет. Хотя уже больше 15 лет он не пишет романы, но и по сей день остается одним из самых читаемых современных романистов (если не самым читаемым). Его книги непрерывно переиздаются и экранизируются. Так, например, парижское телевидение в 1987–1988 годах почти регулярно, раз в неделю, демонстрировало новые фильмы, поставленные по его романам. Все более становится очевидным, что лучшие из 214 написанных им книг (80 из них — о Мегрэ) продолжают привлекать и волновать миллионы читателей разных континентов. В книгах о Мегрэ он поднял детективный жанр до уровня серьезного социально-психологического романа, а в остальных показал себя неутомимым исследователем трудных человеческих судеб, выявил скрытые недуги буржуазного общества. Не случайно он называет свои книги без Мегрэ — «трудными романами». Но не потому, что их трудно читать, а потому, что в них речь идет о трагических ситуациях, в которые попадает человек.

И книги о Мегрэ, и «трудные романы» составляют фактически единое идейно-художественное целое, где отразилась с особой впечатляющей силой острая боль за человека, достойного лучшей участи, чем та, которая выпала ему в дегуманизированной современной действительности. Сименону удалось передать как бы «крик» попранной личности, ее болезненную реакцию на омертвление социальной ткани, на «расчеловечивание» человеческих отношений, резко обострившееся в XX веке. Очевидно, именно это волнение за судьбы людей, соединенное с удивительным даром психологического проникновения во внутренний мир человека, сделало Сименона самым читаемым романистом нашего столетия.

Массовый интерес к его книгам объясняется также тем, что писатель не замыкается в рамках и в среде высших и привилегированных слоев общества, а много и с любовью пишет о рядовых, простых людях. Его гуманизм пропитан глубокой и искренней демократичностью. Жорж Сименон сам неоднократно говорил, что этим качествам своего творчества он во многом обязан влиянию русской литературы.

Родившись в 1903 году в г. Льеже в небогатой семье, Ж. Сименон рано столкнулся с нуждой. Мать его, чтобы связать концы с концами, иногда сдавала комнаты их небольшого домика студентам из России, обучавшимся в Бельгии. Любознательный и общительный мальчик дружил с ними, и благодаря им он прочел в переводах на французский язык книги А. Пушкина, Н. Гоголя, А. Островского, А. Чехова, причем получилось так, что он познакомился с произведениями этих авторов раньше, чем с французскими классиками. Гуманизм, этическая основа русской литературы определили требования Сименона к художественному творчеству. «Это мои главные учителя», — говорит Сименон о русских писателях. Он часто подчеркивает свою внутреннюю близость к русской литературной традиции. Особенно он любит «Шинель» Н. Гоголя — за то, что тот первым поднял тему трагедии «маленького человека». А это было тем более дорого Сименону, что его детство, отрочество и юность прошли среди простых люда! — мелких служащих, ремесленников. Говоря о годах своей молодости, Сименон подчеркивает свою внутреннюю и нерасторжимую связь с этой средой. Он чувствует себя защитником и своеобразным литературным «голосом» «маленьких людей».

Не случайно один из томов серии его «устных» книг назван «Я остался мальчиком из хора». И где бы он ни жил, в какую бы среду ни попадал, он внутренне ощущал себя всегда человеком из мира тружеников, как бы их глазами оценивал окружающих людей и явления. Потому, может быть, он и сохранил на всю жизнь трудолюбие, привычку работать без поблажек. Когда бы он ни ложился спать, в бугра садился работать до 11 часов. И еще три-четыре часа писал после обеда. И в таком творческом напряжении он находился обычно 14–15 дней, в редких случаях до двух месяцев. Закончив книгу, он отдыхал месяц-другой, а потом опять за работу. При таком ритме Сименону удавалось в лучшие годы выпускать ежегодно три — пять романов до 200 страниц каждый Только невероятным трудолюбием и организованностью можно объяснить легендарную плодовитость этого писателя. Конечно, не каждая из такого обилия книг получилась удачной, но в каждую он вкладывал душу и сердце.

В своих устных беседах Сименон говорит о том, что его книги носят, так сказать, «человековедческий» характер.

«Я люблю людей, — говорит он, — всю свою жизнь я провел в попытках понять их». И далее уточняет: «Обыкновенный человек с его маленькими радостями и ею тягостными горестями — вот что меня всегда интересовало». Этим желанием узнать людей, увидеть и понять подлинную сущность каждой личности, часто скрытую, писатель объясняет свою неуемную жажду к перемене мест, к путешествиям. Он рассказывает, как — еще в молодые годы, едва заработав деньги, он строит катер и плавает по рекам и каналам Франции, Бельгии, Голландии; позже он проводит по нескольку месяцев на маленьком острове Покоролль в Средиземном море в обществе рыбаков, совершает длительные поездки по Африке, затем кругосветное путешествие, более десяти лет живет в США, в Канаде. С 1957 года он поселяется в Швейцарии. Всюду, где бы он ни был, Сименон интересуется жизнью обыкновенных, простых людей, старается «вжиться» в их среду и в их психологию.

В своих книгах он всегда пишет о тех странах, о тех местах, где жил более или менее долго и тщательно изучил обстановку и нравы людей. Феноменальная память и острая наблюдательность помогали Сименону с необычайно зримой достоверностью воспроизводить в романах множество мелких и точных деталей и сих помощью создавать особую, сименоновскую атмосферу, в которой явственно достигается ощущение физического присутствия там, где происходит действие. Так же предельно точен и выразителен Сименон и в раскрытии психологического состояния своих персонажей. Он умело соединяет рассказ от первого лица с так называемой несобственно прямой речью, авторский голос часто сливается с голосом героя, напряженный внутренний монолог перемежается каскадами диалогов, создается специфический стиль Сименона, легко распознаваемый читателями.

Такая эмоциональная «подсветка» стиля обеспечена тем, что автор не бесстрастно живописует трагические судьбы своих героев — читатель чувствует его искреннее волнение.

Конечно, огромный успех и мировая слава Сименона связаны прежде всего с его романами о комиссаре Мегрэ. В образе этого немолодого, грузного, старомодного человека в драповом пальто, с неизменной трубкой в зубах воплотились демократизм, гуманизм, глубокая человечность его создателя. В отличие от всех предшествовавших ему сыщиков-расследователей в мировой литературе (а он впервые появился в 1929 году в романе «Питер-латыш») комиссар Мегрэ не возвышается над читателем, не подавляет его своей эрудицией и гениальной способностью к логическому анализу. Сименон наделил его другими качествами, позволяющими ему точно и безошибочно определять преступника и разбираться в сложных загадках, вызванных преступлением. Мегрэ обладает обостренным чувством справедливости, необыкновенным умением чувствовать людей и атмосферу действия в ее наиболее характерных, реальных проявлениях. Он обращается не столько к уму и логике, сколько к сердцу и душе личности. Он стремится вместе с восстановлением истины по мере возможности восстанавливать также и справедливость, защищать «маленьких людей» от «сильных мира сего».

Не хитроумные построения и логические, рационалистические выводы, а глубокая житейская мудрость, освещенная желанием помочь попавшим в беду, лежит в основе «метода» Мегрэ-детектива и определяет его действия. Поэтому сразу же после своего появления этот образ вызвал любовь у миллионов читателей. В нем воплотилась своеобразно преломленная старинная мечта о народном защитнике, мудром, сильном и добром: который наказывает плохих и подлых, спасает хороших и честных. Отмечая этот аспект деятельности своего героя, Сименон назвал его однажды «наладчиком судеб».

Но образ комиссара Мегрэ заметно меняется за 43 года (с 1929 по 1972 год), хотя неизменным остается его основное «ядро», его человекозащитная сущность. Однако постепенно, особенно в 60-е годы, все явственнее проступает горечь, которую испытывает писатель, осознающий иллюзорность, несбыточность спасательной функции комиссара Мегрэ. «Наладчик судеб! Если бы только это могло быть всерьез», — пишет Ж. Сименон в книге «Когда я был старым» (1961).

В романах о Мегрэ 60-х годов ощущается трагический налет. Герой Сименона утрачивает свои фольклорно-романтические черты, как бы «заземляется». Он предстает перед читателем усталым, порой печальным или раздраженным. Автор показывает ограниченность его возможностей победить зло, восстановить справедливость, даже если он с неизменным мастерством опытного детектива умело обнаруживает истину, раскрывает тайну преступления. Он все чаще подумывает о том счастливом времени, когда уйдет в отставку, будет вести тихую и мирную жизнь в обществе уютной и хозяйственной мадам Мегрэ и поселится на лоне природы где-нибудь подальше от той бесчеловечной и жестокой среды, в которой ему приходится действовать.

В этом изменении облика Мегрэ сказалось горестное ощущение автора от того, что мир меняется к худшему, хотя сам Мегрэ и остается прежним. Но что он может сделать, если настолько углубляются и обостряются пороки капиталистической действительности, что дегуманизация, снижение значимости человеческих ценностей становятся обыденным явлением, без которого существующая система не может функционировать нормально.

Мегрэ продолжает, однако, работать столь же вдумчиво и серьезно, как прежде, но он не может помочь теперь гибнущим людям, жертвам действий преступников или среды, хотя и ни на йоту не утрачивает своего детективного таланта. Ощущая собственное бессилие, он раздражается, сердится, проявляет порой сомнение и волнение. Характерны в этом смысле названия некоторых книг 60-х годов о Мегрэ: «Мегрэ тревожится», «Мегрэ разгневан», «Мегрэ ошибается», «Мегрэ терпит поражение», «Мегрэ защищается».

Роман этого цикла «Мегрэ колеблется» — одно из самых сложных произведений о комиссаре Мегрэ. Его содержание не сводится лишь к детективному сюжету, связанному с раскрытием убийства. Да и в самом этом раскрытии таится яд горечи. Извещенный об угрозе преступления, которое может якобы свершиться в доме юриста Парандона, герой Сименона, несмотря на предпринятые им меры, фактически не смог предотвратить убийство ни в чем не повинного человека. И хотя он блестяще раскрывает тайну и находит убийцу, погибшей жертве от этого не легче.

Не ограничиваясь строго необходимыми для детективного расследования реальными подробностями, автор вводит материал, вроде бы не имеющий прямого отношения к делу. Так, он вкладывает в уста Парандона размышления о 64-й статье Уголовною кодекса и заставляет задуматься о ней также и комиссара Мегрэ. Здесь следует пояснить, что незадолго до написания романа в доме Сименона по его инициативе состоялась встреча видных правоведов, психиатров и судебных медиков. Они обсуждали вопрос об ужасных последствиях, которыми чревата эта статья. Она гласит: «Нет ни преступления, ни преступника, если во время свершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия или если он был принужден силой, которой не мог противостоять». Накопилось мною случаев неверною, формального использования этой статьи, когда осуждали явно больных или пострадавших людей (экспертиза проводилась обычно поверхностно или значительно позднее — через два-три года после деяния).

Увлеченный спорами юристов и медиков, Жорж Сименон даже написал очерк «Статья 64», имевший огромный резонанс. Писатель увидел в этом вопросе яркий пример ущемления личности, проявление антигуманистичности общества. Особое беспокойство вызвала у него вторая часть статьи. «Кто может точно измерить эту силу и возможность сопротивления ей подсудимым, когда он совершил свой поступок?» — спрашивает писатель и гневно восклицает: «И с помощью таких неконкретных, шатких определений решается судьба Человека!».

Расследование, которое проводит комиссар Мегрэ, отмечено интересом писателя к 64-й статье. Поэтому он уделяет много внимания тому влиянию, которое оказывает нравственно-психологический климат дома Парандонов на поступки и на психическое состояние каждого из них. С этой целью комиссар Мегрэ пристально всматривается в жизнь семейства, изучает отношения между его членами, пытается разобраться в характерах, в личностных деформациях, которые сложились под воздействием этих отношений.

В этом детективе психологический анализ включается органично в систему поиска улик и следов преступления, и благодаря этому детективный роман практически перерастает в семейно-психологический, в котором ставятся острые проблемы современного брака, конфликта поколений отцов и детей, судьбы молодежи.

«Мегрэ колеблется» свидетельствует об углублении содержательности и насыщении социально-нравственной тематикой поздних романов о Мегрэ. Они все более явно приобретают черты и приметы его «трудных романов», которые в этот период заметно сближаются с циклом о Мегрэ.

Примером этого сближения может служить также и роман «Мегрэ и одинокий человек» (1971) — один из последних, где появляется этот персонаж. Внешне он написан без особых усложнений. Действие развивается по традиционной схеме: найден неизвестный убитый, комиссар Мегрэ проводит блестящее расследование и находит убийцу. Но постепенно становится очевидным, что герой Сименона раскрывает не только и не столько тайну преступления, сколько глубокую трагедию сломанной жизни, несчастной судьбы убитого, который еще за 20 лет до своей физической смерти испытал смерть социальную, ушел в клошары, на дно, отключился от общества. В нем как бы погас свет, все замерло в душе, когда он лишился любимой женщины, единственного смысла его существования, более того, когда осознал, что она оказалась недостойной тех жертв, которые он ей приносил. Это трагедия цельной, сильной натуры, жаждущей абсолюта, способной на глубокое и всепоглощающее чувство. Это был, так сказать, тип, уходящий в прошлое. Таким «динозаврам» в области чувств и жизненных представлений не место в среде, где преобладают мелкие хищники и где измельчали нравы, приняли функционально-деловой, сугубо практический характер человеческие отношения. Следствие окончено, но Мегрэ не испытывает радости и удовлетворения, он «ощущает тяжесть во всем теле», пишет Сименон. Убогого человека и, более того, тот человеческий тип, который он воплощал, уже не вернешь, как бы виртуозно ни работал комиссар Мегрэ.

Так, совсем простой, вроде бы бесхитростный по сюжету детектив обретает глубокий трагический смысл обобщающего характера.

Нет, явно не только от усталости и возраста перестал писать Жорж Сименон о комиссаре Мегрэ. Он остро почувствовал его полную несовместимость с современностью, его бессилие изменить к лучшему ухудшающийся на его глазах мир.

Таким образом, произведения нашего сборника могут дать ясное представление о том, что детективный роман — это не всегда развлечение или отвлечение от живой, конкретной реальности, а в своих лучших образцах он затрагивает «болевые точки» современности, выступает в защиту Человека, когда тот оказывается в опасности.