В эту ночь я прекрасно выспался: если кто и находился в доме кроме меня, то он не решился приблизиться — очевидно, из-за сильнейших паров алкоголя, способных свалить с ног не только привидение, но и вполне жизнеспособного мужчину. Но встал я в состоянии легкой качки, ощущая во рту неприятный вкус, а в теле — неизбежный в подобных ситуациях тремор. Меня облегчило холодное обливание и доведшая до изнеможения зарядка, после чего я набросился на завтрак, а потом с таким же остервенением на незаконченную работу по дому. К субботе все должно было сверкать, цвести и пахнуть розами. Мне хотелось, чтобы и Милена, и гости чувствовали себя здесь уютно, чтобы они не пожалели о том времени, которое проведут здесь. Надо было запастись большим количеством продуктов и горячительных напитков. Я взял рюкзак, сумку и отправился в магазин. Сделав один заход и вернувшись домой, я повторил свое путешествие.

Когда я проходил мимо затормозившего рядом джипа «чероки», меня окликнули:

— Эй!

Я обернулся. В джипе сидело два камуфляжника — бритый наголо и с косичкой на затылке.

— Если это вы мне, то надо кричать: «Эй, Вадим Евгеньевич!»

— Хорошо, — согласился бритоголовый. — Вадим Евгеньевич. Эй! Так правильно?

— Вполне. Чего угодно?

— Нам угодно передать вам приглашение на чашечку кофе. С бисквитами. От Александра Генриховича Намцевича.

— Очень любезно с его стороны. Но сейчас я занят.

— Он очень, очень просит вас пожаловать. — Бритоголовый открыл дверцу джипа, а второй, с косичкой, подвинулся. Я немного поразмыслил и уселся рядом. Все равно наша встреча с Намцевичем рано или поздно должна была состояться. Так почему не сейчас? Джип рванул с места и помчался по поселку, а через пять минут остановился перед массивными чугунными воротами, украшенными львами, тиграми и пантерами. Наверняка то была работа кузнеца Ермольника. Бритый посигналил несколько раз, и створки ворот разъехались в разные стороны. Там находился еще один охранник с навешенным на плече короткоствольным автоматом. Джип медленно проехал по усыпанной гравием дорожке и замер перед толстыми мраморными колоннами. Слева и справа все было усажено цветами. В особняке Намцевича было три этажа, кроме того, со всех четырех сторон поднимались угловые башенки с маленькими оконцами-бойницами. Все это сильно напоминало средневековый замок, не хватало только земляного рва и подъемного моста на цепи. Построить такое шикарное жилище в глуши, где нет необходимых строительных материалов, — для этого нужен был немалый талант. И огромные деньги. Видно, и то и другое у Намцевича имелось.

— Прошу вас! — сказал бритый, показывая на дубовую дверь.

Я пошел следом за ним, оставив в джипе свой рюкзак и сумку. Мы поднялись по устланной ковром лестнице на второй этаж и оказались в просторном помещении, где стояли гипсовые статуи древнегреческих богов и богинь, а на стенах висели картины с изображением различных мифологических сюжетов. Затем мы вышли на широкий, тянущийся вдоль всего этажа балкон. Там, за сервированным столиком, и сидел в кресле сам хозяин этого замка. При виде меня он поднялся и шагнул навстречу.

— Московскому гостю — наше глубокое почтение, сельские жители приветствуют вас, о лучезарный! — витиевато произнес он, протягивая холеную руку. Очевидно, у него был довольно веселый нрав. На вид лет сорока пяти, в меру упитанный, но без складок жира (наверное, каждое утро занимается на тренажерах), с серыми прохладными глазами, темным волосом, упрямой морщинкой меж бровей и полными чувственными губами.

— Здравия желаю, — просто ответил я.

Бритоголовый тем временем как-то незаметно исчез, словно его и не было. «Хорошо вышколен», — подумал я, присаживаясь за столик. Тут же, между кофейником, чашечками и блюдцами со сладостями, лежал и полевой армейский бинокль. Должно быть, Намцевич любил издалека подглядывать за жизнью в поселке.

— Вам со сливками? — любезно осведомился он, наливая мне кофе. — Или желаете ликерчику? Испанский, настоящий.

— Нет, я с лимоном.

— Извольте. Не стесняйтесь. Чувствуйте себя свободно.

— Это чувство, по правде говоря, не покидает меня никогда.

— Даже в тюрьме?

— Там не был.

— Ну ничего, у вас еще все впереди, — засмеялся Намцевич, показывая великолепные белые зубы. — Как говорится, от сумы да от тюрьмы… Да и Джавахарлал Неру однажды изрек, что настоящий мужчина для полноты жизни обязательно должен провести хоть какое-то время за решеткой. И я, следуя его совету, оттрубил целых шесть лет в Красноярском крае. За так называемые экономические преступления, хотя если разобраться, то мне уже тогда должны были дать Государственную премию. Видите, я с вами вполне откровенен.

— Постараюсь ответить вам тем же, — произнес я.

— Как вам показался наш поселок?

— Миленький.

— Надолго ли к нам? — Этот традиционный вопрос так навяз у меня в зубах, что я уже и не знал, как ответить. Решил пойти по наезженной колее.

— Зависит от разных обстоятельств.

— Каких же, если не секрет?

— Ну, если я вам скажу, что надумал расчертить тут поле для гольфа, а ваш замок сдвинуть поближе к озеру, вы же мне все равно не поверите?

Намцевич засмеялся.

— Отчего же? Я человек доверчивый. Оттого и попадаю все время впросак. Гольф так гольф. Могу даже дать кредит.

— Я подумаю. Но вообще-то меня интересует странная смерть моего деда. Есть в ней что-то загадочное.

— Так, так, так… — быстро проговорил Намцевич. — Вы знаете, мы с вами мыслим в одном направлении. И я вижу в этом что-то противоестественное. Здоровый мужчина и… Да, да, да. Странно. Но! Вполне допустимо. Смерть не выбирает.

— Правильно. Выбирают люди, которые являются орудием смерти.

— Кто же здесь мог желать зла вашему деду?

— Бывают же не явные, но тайные причины, согласитесь?

— Охотно соглашусь, охотно, — потер руки Намцевич. В глазах его даже засветилась какая-то радость. — Я в вас не ошибся: вы интересный собеседник. Жаль, что скоро вы нас покинете. Очень жаль.

— Я пока не собираюсь никуда уезжать.

— Вот как? А я читаю по вашему лицу, что вы — не жилец в здешних местах. — Фраза эта прозвучала как-то зловеще, хотя Намцевич продолжал улыбаться.

— Вы — физиономист, гранд-сеньор? — произнес я. — Или намеренно подталкиваете меня к отъезду?

— Боже упаси!.. Чтобы я… да никогда в жизни! Живите сколько угодно. Только… подальше от Полыньи. — Теперь это уже был не намек, а самое настоящее требование. Откровеннее не скажешь.

— Ну а если я все-таки останусь?

— Вы совершите ошибку. Такую же, как и ваш дед.

Странные глаза были у этого феодального владетеля: то ласковые и внимательные, то жесткие и пронизывающие, а то и рассеянные и какие-то совершенно безумные. «Уж не псих ли он? — подумал я. — Да и станет ли нормальный человек с таким огромным богатством запирать себя в каком-то захолустье?»

— Почему вы обосновались именно здесь? — спросил я.

— Безысходность, — коротко ответил он. — Большой мир мне наскучил. И я бы все равно не смог его получить весь. Мне нужен маленький мир, вот такой, как тут. В сущности, он ничем не отличается от того, большого. Я сделаю Полынью не только центром своих желаний, но и Меккой, куда будет стремиться каждый прослышавший о ней. — Глаза Намцевича вновь стали рассеянно-безумными. — Здесь будет новая форма жизни: вечная молодость, любовь, счастье… Короче говоря, земной рай. И порядок. Я сломаю все эти домишки, — он провел рукой, охватывая поселок, — и построю на их месте хрустальные дворцы. Люди начнут поклоняться новому богу…

— …к которому их приучает проповедник Монк? — перебил я звенящую речь. — Что же это за религия такая?

Намцевич как-то сник, устало откинулся на спинку кресла.

— А вы сходите к нему, послушайте, — посоветовал он. И добавил: — Перед своим отъездом.

— А может быть, и я захочу жить в вашем раю?

— Сначала мне надо расчистить Авгиевы конюшни, — с нажимом ответил он. — А кто мне мешает — тот будет отброшен на обочину.

— Вы всерьез считаете, что можно построить рай с помощью бульдозера? А как же душа с ее микрокосмом? Вместилище покоя и света.

— Бросьте. Живая кровь, текущая по венам и капиллярным сосудам, определяет человеческие желания. Чем она гуще, полнее, тем больше радости и здорового состояния духа. Любая болезнь — это порождение беспомощного разума. Вот здесь, — он постучал себя по виску, — сокрыты внутренние резервы организма. Об этом, кстати, говорил мне и ваш дед. Человек привык использовать свой мозг всего на семь процентов. Дальше — табу, тормоз. А мы должны научиться достигать тридцати, семидесяти, ста процентов. Вот тогда будут подвластны любые достижения. Вплоть до самых невозможных, не укладывающихся в сознании. А душа здесь ни при чем.

— В таком случае лучший человек — это компьютер.

— Опять вы все переворачиваете, Вадим Евгеньевич. Не хотите вы меня понимать.

— Наверное, в ваших планах какую-то особую роль играет и тот космический камешек возле моего дома? Так, Александр Генрихович?

— Возможно, — хмуро откликнулся он. — Экий вы прозорливый человечек!

В этот момент на балкон выскочила, почти вылетела черноволосая девушка и, словно разъяренная пантера, устремилась к Намцевичу. На меня она не обратила ни малейшего внимания.

Точеное, бледное, мраморное лицо ее было прекрасно, темные глаза пылали, а тонкие губы нервно подрагивали.

— Александр! Я жду тебя уже полчаса… Ты обещал! — выпалила она, уперев кулачки в бока. На девушке была надета просторная греческая туника красного цвета с разрезами. В этом доме вообще витал какой-то древнегреческий дух. Наверное, и сам Намцевич ощущал себя не иначе как Зевсом-громовержцем, вершащим судьбу более мелких олимпийских богов и копошащихся внизу людей.

— Валерия, поди вон, я занят, — сердито отозвался он.

Девушка, не говоря больше ни слова, круто повернулась и скрылась за дверью. Только каблучки гневно застучали по паркету.

— Издержки… производства, — невразумительно пояснил Намцевич, поймав мой вопросительный взгляд. — Пойдемте, я покажу вам кое-что.

Я поднялся вслед за ним и вышел в зал, где стояли гипсовые скульптуры и висели картины. Намцевич подвел меня к одной из них, а сам отступил в сторону.

— Это очень редкая работа кисти художника Трофимова… Он уже умер. Выполнил мой заказ и… скончался. Здесь изображена Лернейская гидра. Слышали о такой?

— Признаться, что-то смутно.

— Это древний миф. Гидра родилась от Тифона и Ехидны. Папочка Тифон был довольно забавным существом — с сотней драконьих голов, человеческим туловищем до бедер и извивающимися змеями вместо ног. Он мог рычать львом, лаять собакой, шипеть змеей и разговаривать голосом бога. Однажды он даже победил самого Зевса, вырезав у него жилы на ногах и бросив пленника в киликийскую пещеру. А остальные боги, спасаясь, бежали в Египет, где приняли образы разных животных. Между прочим, многие отождествляют Тифона именно с египетским божеством смерти и подземных сил Сетом. — Намцевич рассказывал с явным удовольствием, словно это была его излюбленная тема. Глаза его вновь стали как-то странно блуждать. — Не меньшим почетом пользовалась и мамочка Ехидна — чудовищный демон, полу-женщина-полузмея. Это она наплодила всякую нечисть — Химеру, Немейского льва, Сфинкса и прочую пакость, а однажды даже совокупилась с Гераклом, родив ему трех сыновей. Как видите, древнегреческие герои не брезговали вступать в половые контакты и с подобными монстрами.

— На безрыбье и рак… сгодится, — пошутил я, хотя мне был неприятен его рассказ. Было в нем какое-то тайное самолюбование, словно бы Намцевич рассказывал о своих ближайших и выдающихся родственниках. Он между тем продолжал:

— Деточка таких выдающихся родителей — Лернейская гидра — имела сто голов, одна из которых была бессмертная. По части ужасов она перещеголяла своих папу и маму. Выползала по ночам и пожирала все, что шевелится. В особенности любила лакомиться людьми.

С ней связан один из подвигов Геракла. Он выгнал ее из логова и начал рубить головы, но на месте каждой вырастало по две новых. Тогда он стал прижигать шеи горящими деревьями. А знаете что сделал с бессмертной головой?

— Что же? Заспиртовал ее в формалине?

— Нет. Навалил на ее голову огромный камень, который с тех пор стал обладать чудодейственной силой и способностью в любое время года сохранять тепло. Между прочим, Лернейская гидра жила на болоте.

— Намекаете на Волшебный камень возле моего дома?

— А почему бы и нет? Может быть, именно под ним сокрыта бессмертная голова Лернейской гидры? Мы же не знаем, сколько веков он тут лежит и в какой местности Геракл совершил свой подвиг.

— Хорошая сказочка. Хотите поковыряться под камнем, вытащить голову и напустить ее на Полынью?

— Хочу понять тайну бессмертия, — вполне серьезно ответил Намцевич. — Ваш дед обладал знаниями, которые даны не каждому. Он мог бы приоткрыть завесу над многими загадками, например: что есть хрупкая граница между жизнью и смертью? Но, к сожалению, сам… утонул. И унес свои открытия с собой.

— Он вам мешал, — медленно, с расстановкой сказал я. — Он не захотел вступить с вами в союз.

— Ерунда! — усмехнулся Намцевич. — Мы были с ним дружны.

— Сомневаюсь. Что общего могло быть между вами?

— Общее? Хотя бы интерес к человеческим страданиям и боли! Ведь он наблюдал их всю жизнь.

— Он не просто наблюдал, но и лечил, освобождал человека от мук.

— А почему вы думаете, что и я не занимаюсь тем же? Не освобождаю человека от мук душевных, ненужных сомнений и тревог, не успокаиваю воспаленный разум?

— Каким же образом?

— У каждого свой метод, — скромно потупился Намцевич. — Может быть, я лечу страхом?

Нашу ушедшую в философские дебри беседу прервало появление стройного молодого человека лет двадцати пяти и маленького чернявого мальчика с восковым лицом.

— Вы еще не знакомы? Клемент Морисович, здешний учитель. А это мой отпрыск и наследник — Максим.

— Очень приятно, — вяло произнес репетитор. Его голубые глаза смотрели как-то тоскливо, словно он испытывал сильное неудобство от своего присутствия здесь. А мальчик вообще напоминал безжизненную куклу, которая двигалась лишь по желанию других.

— Александр Генрихович, занятия мы закончили, а теперь, с вашего позволения, пройдемся вдоль околицы, я хочу объяснить Максиму названия некоторых трав и растений, — произнес учитель.

— Конечно, — согласился Намцевич. — Я дам вам кого-нибудь в сопровождение.

— Пора и мне, — сказал я. — Не буду больше отрывать ваше драгоценное время.

— Значит, мы договорились? — пытливо заглянул мне в глаза Намцевич, так и не пояснив, что именно он имеет в виду. Я уклончиво кивнул головой, также не вдаваясь в подробности.

— Мой шофер отвезет вас к вашему дому.

— Нет, пусть лучше вернет на то же место, где взял.

— Как вам будет угодно. Загляните ко мне перед отъездом.

— Боюсь, что это будет не скоро, — упрямо сказал я, чем вызвал его досадливую усмешку. Он хотел еще что-то сказать мне, но передумал. Мы попрощались.

Уже спускаясь по лестнице в сопровождении бритоголового, я мельком увидел быстро прошедшего по коридору человека, который скрылся за дверью. И хотя он был в поле моего зрения лишь пару секунд и я не смог четко разглядеть лица, но мне показалось, что я его знаю. И только потом, в джипе, я вспомнил и, пораженный, откинулся на спинку. Нет… слишком невероятно. Этот человек… напоминал мне — меня. Словно я посмотрел в зеркало и увидел за своей спиной неясное отражение своего двойника… Какой-то странный оптический обман рождался в этом поселке. Еще одна загадка начинала вырастать передо мной в Полынье.