Третий удар. Одесса и Крым

70 лет назад, в 1944 году, на советско-германском фронте прогрохотал ряд победоносных сражений, получивший в исторической литературе той эпохи образное название «Десять сталинских ударов». Первым из них вражескую группу армий «Север» отбросили от Ленинграда, освободили Новгород. Второй был нанесен на Украине. Он обернулся для немцев Корсунь-Шевченковским котлом, разгромом под Никополем. Сломив врага в Проскуровско-Черновицкой операции, войска 1-го и 2-го Украинского фронтов вышли к Карпатам, разрезав пополам неприятельскую группу армий «Юг».

Но самая южная оконечность фронта на время приостановилась. Советские 3-й и 4-й Украинский фронты были послабее 1-го и 2-го. Пока соседи наступали, они отдыхали и пополнялись после прошлых боев. Гитлеровцы удерживали Крым. Сюда отступила 17-я армия генерала Йенеке. Она представляла собой внушительную силу из 5 германских и 7 румынских дивизий — около 200 тыс. солдат, 3600 орудий, 215 танков. Кроме того, к обороне привлекли добровольческие части из крымских татар, их на стороне немцев служило свыше 20 тыс. В ходе предшествующих операций Крым оказался отрезанным от основных германских сил. Уже пять месяцев немцы поддерживали с ним связь только по морю и по воздуху.

В ходе предшествующих операций советские солдаты зацепились за Крым в нескольких местах. Войска 4-го Украинского фронта генерала армии Толбухина овладели Перекопом. Переправились через Сиваш, захватив несколько пятачков на его берегу. Отдельная Приморская армия высадила десанты и овладела участком побережья возле Керчи. Но развить успехи немцы не позволили. Блокировали плацдармы сильными позициями, отразили атаки. Гитлер требовал удерживать Крым во что бы то ни стало. Он представлял собой «непотопляемый авианосец», мешавший советскому командованию использовать Черное море. Сохранялись надежды выйти через Крым в глубокие тылы наших фронтов, прорваться на Кавказ. А если бы русские отбили полуостров, перед ними открылись бы дороги к берегам Румынии и Болгарии. Это должно было отразиться на политических настроениях в этих государствах. В общем, в Крыму спешно наращивалась оборона, позиции опутывались колючей проволокой, возводились доты и пулеметные точки.

Ну а по соседству обширные области были заняты румынами. В благодарность за верное сотрудничество и послушание Гитлер возвратил Антонеску Бессарабию и Буковину, отторгнутые Советским Союзом в 1940 году. А кроме того, подарил земли между Днестром и Южным Бугом. Они никогда не принадлежали румынам или каким-нибудь их историческим предкам. Но Антонеску чрезвычайно вдохновился роскошным подарком. Новую провинцию «Великой Румынии» (а как же без «великой»?) заранее нарекли «Транснистрией» — то есть «за Днестром». Столицей Транснистрии стала Одесса. Великолепный город, один из основных портов Черного моря. Поистине, его считали жемчужиной румынских приобретений! Было даже принято решение, что Одессу предстоит переименовать в честь Антонеску. Ждали какого-нибудь особо торжественного момента для подобного акта — юбилея диктатора или победоносного окончания войны. Но не дождались.

Кстати, в боях румыны проявили себя далеко не самыми доблестными воинами. Зато в жестокости могли дать фору самым матерым эсэсовцам. Антонеску наметил капитальную программу чисток на присоединенной территории. Первые кровавые акции развернули даже не на советской, а на собственной земле. В Молдавии репрессии обрушились на всех, кто так или иначе выдвинулся при советской власти, вел общественную работу, имел неосторожность хвалить компартию или русских. В каждом городе тюрьмы были забиты до отказа, гремели расстрелы. Крестьян арестовывали и пороли за организацию колхозов, за использование помещичьего инвентаря.

Очень круто взялись и за евреев с цыганами. Надо сказать, что в Румынии воровали все, от рядовых солдат до министров. Такова уж была государственная «традиция». Тащили всё, что «плохо лежит», и разница между рядовыми и министрами состояла только в масштабах — кому и сколько можно утащить. Антисемитские и антицыганские гонения давали отличную возможность прибарахлиться имуществом жертв, пополнить казну — а заодно и карманы румынских военных и полицейских начальников.

Кровавые кошмары особенно разгулялись в Одессе. Румыны осаждали город два месяца, потеряли 90 тыс. убитых и раненых. 17 октября они вступили в Одессу, измотанные и обозленные. Вступили отнюдь не победителями. Советская Приморская армия Петрова, успешно отбившая все атаки, скрытно сумела сняться с позиций, погрузиться на суда и отчалить. Ускользнула из-под носа. Только через несколько часов румыны обнаружили — против них никого нет. Зато они отыгрались на мирных жителях. Первая же ночь оккупации Одессы стала ночью ужасов. Солдаты разбрелись по улицам. Грабили и раздевали случайных встречных, закалывая их штыками или забивая прикладами. Вламывались в дома, набрасываясь на женщин.

Позже румынское командование разводило руками — дескать, солдаты «устали» от тяжелой осады, вот и поправляли нервы. На следующий день по приказу комендатуры появились повешенные на столбах и деревьях — за что, никто не знал. А войска начали систематически прочесывать город. Насобирали 3 тысячи пленных, по каким-то причинам не сумевших эвакуироваться или преднамеренно оставшихся. Их согнали на территорию старых артиллерийских складов. Сюда же приводили задержанных в облавах, которых сочли подозрительными. Но никаких разбирательств и выяснений личности не было. Всех людей, собранных здесь, начали расстреливать. Некоторых заперли в складах и сожгли заживо.

А потом добавилась диверсия. Незадолго до эвакуации советских войск из Одессы наши разведчики раздобыли любопытный документ: план размещения в городе румынских учреждений. Здание управления НКВД на Марзалиевской улице предназначалось для комендатуры и сигуранцы (контразведки). Подвал дома заминировали. Когда враг вошел в город, подпольщики сообщили, что в это здание съезжается начальство на совещание. Из Крыма по радио мину привели в действие. Погибли комендант Одессы генерал Глогожану, два десятка румынских и немецких офицеров, солдаты охраны — всего 67 человек. Разъяренный Антонеску распорядился набрать и казнить заложников, по 200 человек за каждого убитого офицера и по 100 за солдата. На самом же деле было уничтожено гораздо больше. По Марзалиевской и соседним улицам румынское воинство выгоняло из квартир всех жителей, целыми семьями. Некоторых сразу вешали на деревьях, других выстраивали возле домов и расстреливали.

Потом по городу развернулось повторное прочесывание. Румыны принялись арестовывать людей, так или иначе причастных к обороне Одессы, — фабричных рабочих, портовых грузчиков, врачей и медсестер городских больниц. К ним скопом добавляли евреев, их тоже объявили виновными. Возобновились расстрелы в артиллерийских складах. Второе место для массовых экзекуций выбрали на территории порта, там беспрерывно грохотали ружья и пулеметы. Когда убийцы пресытились кровью и устали, еще уцелело довольно много схваченных заложников. Их повели в концлагеря, организованные в Богдановке и Доманевке. Некоторых добивали по дороге — обессилевших или просто «не понравившихся».

За несколько дней погибло 25–35 тыс. одесситов. Но расправы не прекращались и в последующие месяцы. В румынской зоне оккупации было создано и функционировало 49 концлагерей. Один из них, возле Тирасполя, специально предназначался для уничтожения цыган. Сюда их свозили из разных мест. Общее число жертв румынского террора исследователи оценивают в 350 тысяч… Считалось, что таким образом «очищается» и «осваивается» территория будущей «Великой Румынии».

Что ж, Транснистрия стала любимым детищем Антонеску. Это было его персональное приобретение, «его» земля. Она получила особый статус, что-то наподобие колонии. Так же как немцы строили планы германизации, так и в Бухаресте выдувались проекты «романизации» новых земель. Ученые мужи и правительственные чиновники захлебывались рассуждениями о «культурно-просветительской миссии» румынского народа среди темных славян. Для Транснистрии даже издавались особые школьные учебники на русском языке с множеством грамматических ошибок и с ярым прорумынским содержанием. Впрочем, это было тоже весьма эффективной формой воровства. Под проекты «романизации», под выпуск учебников добывались и растекались не пойми куда солиднейшие государственные дотации. Что же касается «культурно-просветительских» мер, то они отнюдь не ограничивались учебниками. Ради пущего просвещения славян в Транснистрии были официально введены телесные наказания.

Но если говорить о реальной «романизации», то она носила более чем прозаический характер. После того как в состав Румынии вернулась Бессарабия, большую часть национализированных земель и предприятий правительство возвратило прежним хозяевам — если, конечно, они уцелели и не «замарали себя» сотрудничеством с советской властью. Но Транснистрия, в отличие от Бессарабии, прожила в составе СССР не год, а 20 лет! Никаких прежних хозяев там давным-давно не осталось. Поэтому здешние области превратились в поле невиданного хищничества. Румынские деляги, предприниматели, жулики ринулись «осваивать» здешние края. Плодороднейшие земли! Поля, сады, виноградники, рыбные промыслы! Одесса с ее портом, заводами и фабриками, здравницами, курортами. В общем, в Транснистрии было чем поживиться. От дельцов и хапуг щедро кормилось подношениями начальство всех сортов и рангов — правительственные, административные, военные чины.

Удивляться этому не приходилось, ведь и сам Антонеску являлся ставленником крупных торговцев, промышленников, добросовестно исполнял их заказы. Но теперь уже всем мало-мальски разумным деятелям становилось ясно — гитлеровская империя покатилась к закату. Венгерский диктатор Хорти и правительство Финляндии закидывали удочки в Москву, завязывали тайные переговоры. Антонеску подобный путь никак не устраивал. Очень уж хотелось удержать лакомые приобретения. А разве русские, даже в случае примирения, сохранят их? Румыны пытались подсказать немцам противоположный выход. Что надо бы примириться с США и Англией, а с русскими продолжать войну. Существовала и возможность сепаратного сговора с западными державами.

Уже с 1943 года Антонеску прекратил антисемитскую кампанию на оккупированных территориях. Уцелевших евреев начали выпускать из концлагерей. Мало того, румыны стали давать убежище евреям, спасающимся из германской зоны оккупации. В общем, старательно устранялись скользкие негативные факторы, способные помешать примирению с американцами и англичанами. Дальше требовалось через румынские деловые круги пробросить мосты к их западным коллегам — до войны британским фирмам принадлежала львиная доля акций нефтяных месторождений Плоешти.

Однако договариваться оказалось уже поздно. «Третий сталинский удар» обрушился на неприятелей именно на юге. Для этого сложились очень благоприятные предпосылки. Накануне, в февральских сражениях на Днепре под Никополем и Кривым Рогом 3-й Украинский фронт генерала армии Малиновского и 4-й Толбухина разгромили 6-ю германскую армию генерала Холлидта, распотрошили 12 дивизий, немцы потеряли 40 тыс. солдат и офицеров. После этого соединения 4-го Украинского фронта были сняты и выведены из общей линии советских фронтов. Их оттянули назад, развернули и сосредоточили против Крыма. Наступление вдоль Черноморского побережья продолжил только один фронт, 3-й Украинский.

Но и неприятельские силы, противостоящие ему, оказались ослаблены. Это была та же самая разбитая 6-я германская армия. Она откатывалась прочь к Николаеву — явно намеревалась засесть в большом городе, организовать оборону. Если не остановить, то надолго задержать здесь советские войска, обескровить их, заставить израсходовать силы и ресурсы. А тем временем навстречу немцам из «Транснистрии» выдвигалась 3-я румынская армия. Принялась занимать и укреплять позиции по нижнему течению Южного Буга и Бугскому лиману. Попробуй-ка преодолеть такую преграду!

Но германская армия Холлидта, выбираясь из клещей под Никополем и Кривым Рогом, побросала на днепровских переправах всю свою тяжелую технику — танки, артиллерию, обозы с боеприпасами и снаряжением, побросала даже большую часть автотранспорта. Надеялась пополниться и восстановить силы в Николаеве, сюда везли резервы, новые пушки и машины. Однако немцы не смогли даже оторваться от наших войск. Русские наступали им на пятки. Закрепиться и организовать прочную оборону в Николаеве неприятелям не позволили. Загнав их в город, сразу же, без промедлений, ринулись на штурм.

Вместо того чтобы задержать наших солдат на подступах к Бугу и выиграть время для строительства неприступных линий, германские дивизии хлынули к мостам, лодкам, понтонным переправам — спешили спасаться за Бугом. На переправах перемешались, возникшую давку поливали снарядами русские батареи, долбила бомбами и расстреливала авиация. Правда, другой берег реки и Бугского лимана ощетинился румынскими орудиями и пулеметами. Они прикрыли бегущих союзников огнем, не позволили нашим войскам с ходу форсировать водную преграду.

Но ведь развивались и другие операции советских армий. Северный сосед 3-го Украинского, 2-й Украинский фронт маршала Конева уже преодолел Буг. Бросил в прорыв две танковых армии, они стремительно углублялись в расположение неприятеля. Вокруг них волнами расходилась паника. Вражеские войска, администрация, тыловые органы обращались в бегство. А германское и румынское командование крепко занервничало. Стало выдергивать и выщипывать боеспособные контингенты с южного участка, чтобы хоть как-нибудь залатать огромную брешь, образовавшуюся в линии фронта.

Но, перебрасывая войска против 2-го Украинского фронта, они ослабляли оборону против 3-го Украинского. Малиновский не преминул этим воспользоваться. Его разведка быстро сориентировалась, на каких участках боевые порядки оказались пореже и пожиже. В конце марта армии 3-го Украинского фронта с боем форсировали Буг, опрокинули врага. И теперь-то стало ясно — «Транснистрии» приходит полный конец. Румынские власти объявили об эвакуации Одессы. Однако удрать уже не получилось. В составе 3-го Украинского фронта не было танковых армий. Имелся лишь механизированный корпус и кавалерия, но этого вполне хватило.

Малиновский приказал им обойти Одессу. Слабые отряды неприятеля они сметали, от серьезных боев уклонялись. Вырвались к Очакову, и вся группировка немцев и румын, скопившаяся в Одессе, попала в окружение. 3-й Украинский фронт развернулся, прижимая ее к морю. Неприятели отбивались, напоследок зверствовали, срывали свою злость на безоружных и беззащитных. Например, в Куяльнике бегущие подразделения 6-й германской армии принялись хватать всех, попавшихся под руку. Тащили их без разбору в глиняный карьер и там расстреливали. Перебили более 400 человек — в их числе было 30 младенцев, умерщвленных вместе с матерями. Но можно ли было преступлениями переломить ход боевых действий? Второй упорной обороны Одессы, германо-румынской, вообще не было. Неприятели падали духом, паниковали. 9 апреля наши солдаты расчленили боевые порядки врага и ворвались на северные окраины города. Ночью последовал общий штурм, и к утру 10 апреля Одесса была освобождена.

И в эти же самые дни загрохотало сражение за Крым. 8 апреля армии 4-го Украинского фронта ринулись на штурм на Перекопском перешейке. Враги жестоко отбивались, каждый метр приходилось прогрызать с боем. Но атаки перемежали повторными артподготовками, сосредотачивали ливни снарядов на огневых точках и опорных пунктах противника, подавляли их по очереди. Начались атаки и на плацдармах на берегу Сиваша, отвлекали на себя неприятеля, раздергивали внимание. На третьи сутки операции, 10 апреля, в обороне удалось проломить достаточную брешь. Командующий фронтом Толбухин ввел в нее свою главную ударную силу, 19-й танковый корпус. На ровных, как стол, крымских степях для боевых машин было раздолье! Крупных резервов, способных остановить корпус, у немцев уже не было. А мелкие отряды, выброшенные навстречу, танки обходили или опрокидывали, рванулись на Джанкой и Симферополь.

В это же время на плацдарме под Керчью перешла в наступление Отдельная Приморская армия. Враг успел понастроить перед ней несколько полос сильнейших позиций, но сейчас 19-й танковый корпус выходил им в тыл. Вот-вот грозил отрезать от своих. Немцы и румыны переполошились. Спешно побросали все понарытые траншеи и понаставленные доты, начали отход. Точно так же, как под Одессой, мстили мирному населению. Например, 98-я германская дивизия по дороге от Керчи к Севастополю устроила бойню в Старом Крыму — солдаты обходили дома и убивали всех, кого застали. Комиссия по расследованию злодеяний оккупантов зафиксировала здесь 584 жертвы, и подобных свидетельств было не одно, не два…

Но владычеству убийц приходил конец. 13 апреля были освобождены Феодосия, Симферополь, Евпатория. 14 апреля — Судак и Алушта. Основная масса вражеских войск стягивалась в Севастополь. Занимали старые советские укрепления, спешно достраивали новые. 15 апреля к Севастополю вышли наши передовые части. Сунулись с ходу, как в другие крымские города, но напоролись на шквальный огонь, навстречу выплеснулись контратаки. А в это время в порту началась эвакуация, солдат грузили на суда. Но даже из тех, кому посчастливилось попасть на борт, спасались далеко не все. На подступы к Севастополю вышли подводные лодки Черноморского флота, поднялись в воздух бомбардировщики и торпедоносцы. Переполненные транспорты и баржи шли на дно. У румын после этих перевозок уцелела лишь третья часть грузовых судов и боевых кораблей. У немцев погибли огромные пароходы «Тоттила» и «Тейя» — вместе с ними море поглотило 8 тыс. солдат и офицеров.

Ну а советское командование приостановило атаки Севастополя. Была подвезена тяжелая артиллерия, прорывавшая фронт у Перекопа и Керчи, и 5 мая загрохотал общий штурм. Немцы и румыны дрались с упорством обреченных. Гитлер даже вспомнил, как русские обороняли Севастополь полгода. Указывал, что немцы должны превзойти их. Йенеке пытался объяснить, что это невозможно, и был снят с должности. Хотя для него отставка обернулась спасением — он получил возможность улететь восвояси. А его подчиненные вместо полугода держались четыре дня. 9 мая исковерканный город был очищен от неприятеля. Уцелевшие враги бежали на мыс Херсонес. Перемешались здесь, их расстреливали из орудий, бомбили. 17 мая остатки 17-й армии сложили оружие. В плен попала 61 тыс. солдат и офицеров. Примерно столько же было уничтожено.