На Берлин!

Весной 1945 года к решающему удару всей войны готовились три фронта. 1-й Белорусский должен был брать Берлин в лоб, с Кюстринского плацдарма. 1-й Украинский — отсечь город от германских войск с южной стороны, 2-й Белорусский — с северной. Враг укреплял свою столицу и подступы к ней в течение нескольких месяцев. Подготовка наших войск тоже была невиданной по масштабам. 6 раз проводилась общая аэрофотосъемка неприятельской обороны, изучались данные разведки. Для штаба 1-го Белорусского фронта был изготовлен даже точный макет Берлина и его пригородов. Для беспрерывного подвоза войск и боеприпасов железные дороги до Одера перешили с западноевропейской на русскую колею. С войсками проводились учения и тренировки.

14 апреля 32 батальона на разных участках провели разведку боем. А 16 апреля, в 5 часов утра по московскому времени на Кюстринском плацдарме взревели 9 тыс. орудий, 1500 «катюш». Били в темноте, но цели были заранее пристреляны. Через 25 минут перенесли огонь в глубину, и включились 143 зенитных прожектора. Они осветили дорогу пехоте, а противника слепили и ошеломляли — немцы сочли, что русские применили какое-то новое оружие. Правда, эффект оказался смазанным. Артподготовка подняла в воздух тучи пыли, и снопы яркого света перепугали немцев только на переднем крае. Но передний край был и без того перепахан снарядами, пехота захватила его без особого труда.

Ко всему прочему, немцы уже знали, что такое русские артподготовки. Они держали на первой полосе мало войск. Основные силы развернулись на второй, пролегавшей по Зееловским высотам. Причем здесь позиции строились по обратным скатам высот, укрытые от артиллерии. Они остались неподавленными. Наша пехота нарвалась на ураганный огонь, не могла продвинуться ни на шаг. А германское командование перебрасывало резервы на обозначившийся участок наступления.

У Жукова также имелись значительные резервы, в том числе две танковых армии, 1-я и 2-я. Их предполагалось ввести в бой после того, как во вражеской обороне будет пробита брешь. Но Георгий Константинович скрепя сердце приказал им вступить в сражение. Это вело к большим потерям, танки вынуждены были в лоб атаковать артиллерийские батареи, их поджидали мины, фугасы. Но иначе погибала пехота, оборона на Зееловских высотах была слишком уж мощной. Даже после того, как к атакам подключились сотни танков, вражеские позиции прогрызали буквально по метрам.

Но 16 апреля, одновременно с 1-м Белорусским, начал наступление 1-й Украинский фронт. Конечно, маршалу Коневу тоже хотелось принять участие в штурме Берлина. По первоначальному плану на него возлагались вспомогательные задачи — отрезать защитников германской столицы от группы армий «Центр» в Южной Германии. Тем не менее Конев приказал своему штабу прорабатывать план в двух вариантах. Основной вариант соответствовал директиве Ставки. Но был и запасной — если все-таки понадобится повернуть на Берлин.

Участок у 1-го Украинского фронта также был сложным. Предстояло форсировать реку Нейсе, а враг основательно укрепился. Однако германские войска были распределены очень неравномерно. Перед 1-м Белорусским фронтом на участке 175 км стояли 23 дивизии, из них 14 перед Кюстринским плацдармом. Перед 1-м Украинским фронтом 25 вражеских дивизий растянулись гораздо шире — на 390 км. Экспериментов с прожекторами Конев не проводил, он применил другой прием. Во время артподготовки по всему фронту была поставлена дымовая завеса. К тучам дыма и пыли от разрывов добавились клубы тысяч дымовых шашек, совсем закрыли видимость. Но артиллеристы, саперы, пехота отлично знали свои цели. Тащили к берегу понтоны, лодки, на реку вылетели бронекатера Днепровской флотилии. Мгновенно было наведено 133 переправы. Ошеломленные враги еще не пришли в себя после бомбардировки, а русские уже перемахнули Нейсе, прочесывали траншеи очередями автоматов, в уцелевшие блиндажи летели гранаты.

За день германская оборона оказалась разгромленной. Одна группировка — 52-я советская армия и 2-я армия Войска Польского — устремилась на Дрезден. Другая — две танковых и три общевойсковых армии — двинулась обходить Берлин с юга. Но Конев доложил в Ставку: если нужно, он готов повернуть часть сил на Берлин. Сталин взвесил ситуацию на Зееловских высотах и изменил план. В ночь на 18 апреля он приказал перенацелить на германскую столицу 3-ю и 4-ю танковые армии. Поставил им задачу не ввязываться в затяжные бои, не входить в крупные населенные пункты. Главное — стремительно рассекать боевые порядки врага и углубляться в его тылы.

Этот маневр стал окончательным приговором для защитников Берлина. Танковые армии разворачивались на 90 градусов, на север. Ринулись вперед, преодолевая по 35–50 км за день. Неприятельское командование растерялось. Принялось перекидывать резервы с восточных обводов обороны на южные и западные. Но и армии 1-го Белорусского фронта поднажали. 18 апреля они овладели Зееловскими высотами. На двух участках стали продавливать третью, последнюю полосу оборону. Завязались бои в пригородах и на окраинах.

2-й Белорусский фронт начал наступление позже, чем фронты Жукова и Конева. Он только что завершил Восточно-Померанскую операцию, брал Гдыню и Данциг. Для выдвижения на новые рубежи Ставка выделила фронту 1900 автомашин. Но дороги были разбиты, машин не хватало, солдаты шагали пешком, увязая в грязи распутицы, вытаскивали из жижи застрявшие грузовики. Тем не менее маршал Рокоссовский и его подчиненные совершили невероятное. За 10 дней 4 армии удалось перебросить на 350 км, развернуть по Одеру.

Немцев здесь было меньше, чем у Берлина, на участке 120 км оборонялись 7 дивизий и 13 полков. Зато препятствия лежали такие, что озадачили бы кого угодно. Одер в устье впадал в море тремя руслами. При весеннем половодье они слились вместе, ширина достигла 6 км! Наши солдаты говорили: «Два Днепра, а посередине Припять». А зарубежные генералы сравнивали эту операцию с форсированием Ла-Манша. Но русские воины нашли решения даже для самых сложнейших ситуаций. Как раз в устье, где разлив Одера напоминал море, немцы чувствовали себя в полной безопасности, не ожидали нападения.

Посреди водного пространства остались островки и дамбы, где сидели германские гарнизоны. С 17 по 19 апреля штурмовые отряды по ночам начали выдвигаться на лодках. Захватили все эти пункты. А 20 апреля 65-я армия Батова с ходу преодолела Одер. Саперы, работая по горло в ледяной воде, в первый же день навели две переправы. Через реку пошли орудия, танки. Вместе с 65-й сумела форсировать Одер и соседняя, 70-я армия. Выше по течению река была гораздо уже — однако и враг оказался наготове. Встретил атаку 49-й армии жестоким огнем, топил лодки, понтоны. Форсирование сорвалось. Рокоссовский вышел из положения смелой «рокировкой». Снял всю 49-ю армию с ее участка, направил в полосу 70-й армии. Приказал перейти Одер по переправам соседей, а на другом берегу вернуться в свою полосу наступления. Неприятельская оборона сломалась. Германскую группу армий «Висла» стали отжимать от Берлина к северу, к морю.

В это же время были разрезаны неприятельские боевые порядки к югу от Берлина. 21 апреля 3-я танковая армия Рыбалко ворвалась в Цоссен, где располагался германский генштаб, основные центры связи. Единое управление немецкими войсками развалилось. А 22-го клинья 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов соединились. Берлин должна была оборонять 9-я армия Буссе, но ее рассекли на части. Непосредственно в столицу откатился только 56-й танковый корпус. Основную часть армии, 200 тыс. солдат, отрезали от города и окружили к юго-востоку от него. Она бросалась в контратаки, пыталась вырваться, но уже не в Берлин, а только бы самим спастись. Столица Рейха лишилась основного ядра защитников.

Из Берлина выплеснулись на запад колонны эвакуируемых учреждений, массы беженцев. Сперва считалось, что и Гитлер улетит в свою альпийскую резиденцию Оберзальцберг. Но он боялся — если узнают о его отъезде, Берлин сразу падет. Не доверял помощникам. Не предадут ли? Сказывался и физический, моральный упадок. Гитлер прирос к бункеру рейхсканцелярии. Здесь был осколочек прежнего мира посреди хаоса. Он заявил, что останется в Берлине. А его приближенные, собравшись в последний раз на день рождения фюрера, разъезжались. Вроде бы организовывать оборону. Но одни искали лазейки к собственному спасению, другие вступали в переговоры с западными державами.

Для спасения Берлина полетели приказы о нанесении контрударов — армейской группе Штейнера, группе армий «Центр» фон Шернера. 12-й армии Венка, оборонявшейся против англичан и американцев, предписывалось вообще бросить фронт, идти к столице. Но группа армий «Центр» сама еле держалась от наседающих русских. Армия Венка приказ выполнила. Развернулась спиной к войскам западных держав и сунулась выручать Берлин. Однако наше командование в это же время нацелилось охватить Берлин кольцом. Для этого выдвигались 4-я танковая и 13-я армии. 24 апреля они столкнулись с колоннами Венка. Для поддержки наших танкистов и пехоты был выделен 1-й штурмовой авиационный корпус генерала Рязанова. Над неприятелем полк за полком понеслись «ИЛы», поливая эрэсами и пушечными очередями. Армия Венка была с ходу разбита и отброшена.

25 апреля войска 1-го Украинского фронта вышли к Эльбе и встретились с американцами. Переплывали через реку на лодках. Некоторые бросались даже вплавь. Политики и политиков здесь не было. Встретились союзники! Друзья! Обнимались, знакомились, появлялись фляжки с виски и водкой. Остатки территории Третьего рейха теперь были расчленены надвое. И в этот же день замкнулось кольцо вокруг Берлина. В городе оказалась заперта довольно крупная группировка — не менее 200 тыс. бойцов, 3 тыс. орудий, 250 танков. Но гарнизон был совсем не лучшего качества. Растрепанные дивизии 56-го танкового корпуса, разрозненные подразделения пехоты и СС, ПВО, охранные части, пожарные, полиция, старички и мальчишки фольксштурма, сводные отряды из штабных работников, недолечившихся раненых. Возглавить защитников фюрер поручил командиру 56-го корпуса Вейдлингу.

Но эта оборона уже рушилась. С разных сторон по улицам продвигались шесть армий 1-го Белорусского фронта и три армии 1-го Украинского. Дорогу прокладывала артиллерия всех калибров — от легоньких «сорокапяток» до гаубиц «особой мощности». Бомбежками и обстрелами в Берлине были разбиты правительственные и военные радиостанции. Чудом уцелела лишь флотская линия связи. Через нее рейхсканцелярия кое-как поддерживала связь с внешним миром. А сведения о положении на фронтах и даже в самом Берлине черпали из западных радиопередач, сводок Советского информбюро. 26 апреля снаряды стали падать на рейхсканцелярию, рвались во дворе. Фюрер разбушевался, требовал выявить и подавить советские дальнобойные батареи. От него скрыли, что обстрел вели уже не дальнобойные, а обычные полевые орудия.

Берлин превращался в развалины. Остатки гарнизона стиснули с двух сторон на узкой полосе, 15–20 км по фронту и 2–3 км в ширину. Бои шли не только на поверхности, немцы использовали для передвижений и вылазок тоннели канализации и метро. Туда же, на станции метро, укрыли госпитали, стекались прятаться от обстрелов многие тысячи горожан. Но и советские солдаты обнаружили подземные коммуникации. Штурмовые отряды двинулись по тоннелям, очутились совсем рядом с рейхсканцелярией. Узнав об этом, Гитлер распорядился взорвать шлюзы, в метро хлынула вода Шпрее. Захлебывались скопившиеся там берлинцы, раненые. Немецких солдат утопили гораздо больше, чем русских. Зато отсрочили развязку на день или два.

В больной атмосфере бункера до последнего момента плелись интриги. Геббельс и Борман подвели мину под уехавшего Геринга, объявили его изменником, отправили приказ о его аресте. Потом вдруг узнали, что Гиммлер завязал контакты с американцами и англичанами, его тоже заклеймили как предателя. А больной фюрер теперь мешал приближенным. Его подталкивали к самоубийству. 28-го состоялось бракосочетание Гитлера и Евы Браун. Участники церемонии вспоминали, что Геббельс не забывал «душевно» намекать фюреру — дескать, семейный уход из жизни будет достойным заключительным аккордом, вполне в духе древних германских легенд, опер Вагнера! Мертвый вождь, верная жена, кончающая с собой рядом с ним, пышные декорации горящего Берлина… Своим преемником, президентом и верховным главнокомандующим Гитлер назначил гроссадмирала Дёница (он говорил, что армия, СС и люфтваффе его «предали» — остался только флот). Рейхсканцлером назначался Геббельс, для Бормана вводился новый пост «министра партии». Вдобавок он назначался личным душеприказчиком фюрера.

29 апреля генерал Вейдлинг доложил Гитлеру, что надежд больше нет. По его оценкам, русские должны были достигнуть рейхсканцелярии не позднее 1 мая. А Геббельс и Борман гнули свою линию. Завещание уже было оформлено, чего ж тянуть? Фюреру рассказали о судьбе Муссолини и Клары Петаччи. Красноречиво обрисовали, как их трупы повесили вверх ногами на потеху толпе. Но и теперь самоубийства еще не случилось. Гитлер несколько раз затевал прощание, но откладывал последний шаг.

30 апреля под контролем нацистов остались лишь Тиргартен (зоопарк) и правительственный квартал. Бой кипел в здании рейхстага. Советские подразделения ворвались туда, но из соседних зданий эсэсовцы отсекли их огнем от своих, загремели перестрелки и атаки между залами, пролетами лестниц. А в рейхсканцелярии во время обеда Гитлер вдруг озаботился, что русские, находящиеся на Потсдамской площади, могут обстрелять его резиденцию снарядами с каким-нибудь усыпляющим газом! Захватят всех живыми. Обед сразу скомкался — фюрер решился поставить в жизни точку.

Уже в который раз он прощался со своим окружением. Вице-адмиралу Фоссу напоследок сказал: «Я понял, какую непоправимую ошибку совершил, напав на Советский Союз». Он отправился с Евой Браун в личные покои. Его жена приняла яд. Гитлер, по одной версии, застрелился, по другой — тоже отравился. Согласно завещанию, останки должны были сжечь — как древних германских героев. Трупы наспех вытащили во двор, кинули в воронку от снаряда, полили бензином. Однако начался артобстрел, вокруг стали рваться снаряды. Охрана подпалила мертвецов и убежала под своды бункера. Зато у Геббельса и Бормана теперь оказались развязаны руки. Они попытались выступать в роли властителей государства, отправили генерала Кребса на переговоры с советским командованием.

Но даже завязать контакты удались далеко не сразу. Воздух сотрясался непрерывными разрывами, хлестали ливни пуль и осколков, рушились дома. Привлечь внимание русских или хотя бы высунуться было невозможно. Пытались связаться по рации — куда там! Эфир переполняла мешанина позывных и переговоров различных частей, танков, самолетов. Только в темноте, когда пальба несколько улеглась, офицерам Кребса удалось обратиться к передовым советским подразделениям — кричали, махали белыми флагами. Гитлеровского генерала встретили наши офицеры. 1 мая в 3 часа 50 минут его доставили на командный пункт 8-й гвардейской армии Чуйкова.

Было доложено Жукову, он отправил на переговоры своего заместителя Соколовского и позвонил Сталину. Сообщил, что Гитлер покончил самоубийством. Иосиф Виссарионович констатировал: «Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым». Но Геббельс прислал письмо с предложением о перемирии, на этот счет реакция Сталина была однозначной — никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции. Кребс доказывал, что вопрос о капитуляции сможет решить только правительство Дёница. Требуется перемирие на несколько дней, чтобы оно могло собраться. Жуков в ответ выставил ультиматум: если до десяти утра не будет согласия на капитуляцию, «мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться». Было решено установить с Геббельсом прямую связь, для этого с Кребсом отправили советских связистов с полевым телефоном.

Казалось, битва завершается. Над куполом рейхстага уже алело Знамя Победы, поднятое разведчиками Егоровым и Кантарией. Огонь прекратился. Но… Геббельса с Борманом безоговорочная капитуляция совершенно не устраивала. Они-то надеялись, что им позволят собрать новое правительство — то есть спокойно выехать из Берлина. А уж дальше торговаться, на что они согласны, на что нет. Опять же, поиграть на противоречиях между СССР и Западом. Но Сталин и Жуков лишили их такой возможности. Русские связисты без дела посидели в бункере, и их отправили обратно. В 10:40, не получив ответа на ультиматум, наша артиллерия открыла шквальный огонь по последним очагам сопротивления. (Всего за время штурма по Берлину было сделано 800 тыс. артиллерийских выстрелов, выпущено 36 тыс. тонн взрывчатки и металла.)

В бункере дисциплина рухнула. Некоторые офицеры и сотрудники перепивались до бесчувствия. Дождавшись темноты, Борман с отрядом в 500–600 человек попытался прорваться через кварталы, где еще держались эсэсовцы. Большинство ушедших с ним попало в плен или погибло. Геббельс с женой распорядились, чтобы врач сделал смертельные инъекции шестерым их детям. А сами велели дежурному эсэсовцу прикончить их выстрелами в затылок. Покончил с собой и Кребс. Старшим из начальников остался Вейдлинг. Утром 2 мая он выслал парламентеров, просил прекратить огонь. Подписал приказ о капитуляции гарнизона. Его начали передавать через советские громкоговорители. Стрельба прекращалась. Воцарялась тишина. После двух недель непрерывного грохота эта тишина оглушала, ошеломляла. Немецкие солдаты и фольксштурмисты выползали сдаваться…