Мы можем судить нашу систему по ее результатам и, если мы это делаем, мы должны дать ей низкую оценку: в недалеком прошлом те, кто был внизу и в середине, увидели отблеск американской мечты, но сегодняшняя реальность такова, что для большой части населения эта мечта исчезла.

Некоторые из реформ, описанные ранее, не только сдержат верхушку, но и помогут остальным. Например, прекращение злоупотреблений и монопольных практик само по себе повысит реальное благосостояние большинства американцев. Обычные люди будут платить меньше за кредитные карты, телефоны, компьютеры, медицинское страхование и целый ряд других продуктов.

Некоторые дополнительные действия, я думаю, разительно изменят положение 99 процентов. Иные из них требуют ресурсов, но главное – реформ, описанных ранее и расширенных в главе 8.

Улучшение доступа к образованию. Возможности в «стране возможностей» создаются в первую очередь (более, чем чем-либо еще) доступом к образованию. Но направление, в котором мы движемся, нерадостно. Мы имеем разделенные по уровню дохода общины, резко сокращенную государственную поддержку высшего образования и, как результат, – резкий рост платы за обучение в государственных колледжах и ограничение мест, готовящих специалистов-инженеров и других, пользующихся высоким спросом, но очень дорогих для обучения. Между тем это направление может быть обращено вспять, но это затребует согласованногонационального усилия. Поиск того, что может быть сделано для улучшения доступа к образованию и, в частности, улучшения качества государственного образования, потребует более долгих дискуссий[679].

Но существует одна вещь, которую можно сделать быстро: коммерческие школы, финансируются ли они займами государственными, государством гарантированными, или частными (с ловушкой несписываемости долга), потерпели неудачу. Вместо умножения возможностей они, на самом деле, были основной силой, толкающей вниз бедных стремящихся американцев. Лишь некоторые могут выходить с их дипломами на лучшие рабочие места, но основное большинство просто выходят, обремененные огромным долгом. Немыслимо, что мы позволяем этой хищнической деятельности продолжаться, и даже более немыслимо, что это, по сути, поддерживается государственными деньгами. Государственные деньги должны использоваться для расширения поддержки государственных и некоммерческих высших учебных заведений, а также предоставлять стипендии, чтобы обеспечить доступ в них для бедных.

Помогать обычным американцам откладывать. На динамику богатства влияет, и наверху и внизу, государственная политика. Мы описали, как налоговая система помогает богатым аккумулировать и передавать деньги своим наследникам с помощью целого ряда стимулов. Бедные не получают подобной помощи от налоговой системы. Государственное стимулирование накоплений бедных (скажем, соответствующий грант или расширение программы для покупки дома в первый раз)[680] спустя время поможет создать более справедливое общество, с большей уверенностью и возможностями, с большей долей национального богатства, сосредоточенной внизу и посередине.

Здравоохранение для всех. Два наиболее важных источника экономической травмы для американской семьи – это потеря работы или болезнь. Вместе – это летальная комбинация, зачастую ассоциируемая с банкротством. Медицинское обслуживание в Америке традиционно предоставляется работодателями. Неэффективная и устаревшая система, которая сделала огромный вклад в реальность: среди развитых индустриальных стран Соединенные Штаты имеют наиболее неэффективную и плохо функционирующую систему здравоохранения. Проблема с нашей системой здравоохранения заключается не в том, что мы тратим слишком много[681]; она в том, что мы, во-первых, не получаем адекватной помощи за свои деньги и, во-вторых, слишком много людей просто не имеет доступа к медицинскому обслуживанию. Реформа здравоохранения Обамы частично попыталась решить последнюю проблему, хотя судебные тяжбы, комбинированные с сокращениями государственной поддержки, могут подорвать эффективность этой реформы[682]. Наши большие затраты, в частности, – из-за рентоориентированного поведения страховых компаний и фармацевтической индустрии. Другие страны сдерживают эту ренту. Мы – нет. Другие страны (не так обеспеченные, как Соединенные Штаты) справились с предоставлением всеобщего доступа к здравоохранению. Бо́льшая часть стран считает доступ к медицине основным человеческим правом. Но даже если не подходить к вопросу с этой принципиальной точки зрения, наш провал в предоставлении доступа к медицинской помощи повышает в целом неэффективность нашей системы здравоохранения. В конце концов, с огромной задержкой, мы предоставляем некоторое медицинское обслуживание тем, кто находится в отчаянной нужде. Но это случается в реанимации, причем издержки зачастую сильно возрастают именно в результате задержки лечения.

Отсутствие доступа к медицинской помощи делает значительный вклад в неравенство. А этот аспект неравенства оказывается особенно важным в подрыве эффективной деятельности нашей экономики.

Усиление других программ социальной протекции. Кризис показал, как удручающе неадекватна наша система страхования от безработицы. Не нужны нам большие политические битвы каждые несколько месяцев, в которых безработные оказываются в заложниках всякий раз, когда финансовая поддержка расширенного страхования от безработицы подходит к концу[683]. Учитывая масштабы рецессии 2008 года, а также масштабы структурной трансформации, через которую проходит наша экономика, новая реальность такова: будет огромное количество долговременных безработных в ближайшем будущем.

Государственные программы (такие, как кредит в счет подоходного налога, Medicaid, талоны на еду и программа социального страхования) доказали свою большую эффективность в сокращении нищеты. Увеличение расходов на эти программы может сократить нищету даже больше.

Глобализация и технология вместе внесли вклад в поляризацию нашего рынка труда. Но это – не абстрактные рыночные силы, управляющие экономикой свыше; скорее, они созданы нашей политикой. Мы объяснили, как глобализация – особенно нашаасимметричная глобализация – сместилась в сторону водворения труда в невыгодную (по отношению к капиталу) рыночную позицию. В целом глобализация может принести пользу обществу, однако при этом она не считается с очень многими негативными последствиями, что и не слишком удивительно – ведь в очень большой степени глобализация управляется корпоративными и другими специальными интересами. Слишком часто реальной кажется угроза глобализации – ухудшить положение работников, не только сокращая их зарплату, но и снижая уровень социальной защиты. Рост антиглобализационного движения в этих условиях совершенно понятен.

Существуют тысячи способов, которыми глобализация может быть возвращена в лучший баланс[684].

Во многих странах натиск горячих денег, двигающихся внутрь и из страны, был разрушительным; это вызвало хаос в виде экономического и финансового кризисов. Есть необходимость в регулировании трансграничных потоков капитала, особенно в краткосрочном периоде, спекулятивного вида. Для большинства стран некоторые ограничения необузданного потока капитала создадут не только более стабильную экономику, но также и такую, в которой рынки будут оказывать менее тяжелое давление на остальное общество. Это может и не быть политикой, которая легко доступна в Соединенных Штатах. Но из-за доминирующей роли, которую мы играем в глобальной экономике, мы обладаем возможностями помочь в формировании глобализации – возможность, недоступная другим.

В перестройке глобализации мы должны понять, что случилась гонка на выживание, от которой мы все пострадали. Соединенные Штаты находятся в лучшей позиции, чтобы остановить это (если политики позволят это). Здесь можно говорить о борьбе за лучшие права и условия для рабочих, лучшее финансовое регулирование, лучшие условия окружающей среды. Другие страны, работая вместе, могут также бороться против гонки на выживание.

Даже защитники глобализации должны понимать, что смягчение глобализации – в их собственных интересах. Если глобализацией не управлять лучше, чем было, существует реальный риск возвращения в протекционизм или к формам политики «разори своего соседа».

Есть определенные стратегии, которые Соединенные Штаты могут предпринять для сбалансирования глобализация способами, вполне согласующимися с ростом глобальной справедливости и эффективности. Например, текущее налоговое законодательство США, в котором корпорации США облагаются налогом только на прибыль, которую они возвращают домой, стимулирует аутсорсинг рабочих мест. Наша система глобальной конкуренции стимулирует фирмы размещать производство и услуги не в интересах глобальной эффективности, но исходя из условий, сложившихся в результате мировой конкуренции в налогообложении. Понятно, почему корпорациям это нравится, ведь налоговая конкуренция увеличивает их прибыли после налогообложения. Однако это искажает глобальную экономику и подрывает способность справедливо облагать капитал налогом. Соединенные Штаты вполне в состоянии, например, облагать налогом корпорации, работающие в США, исчисляя его из полной прибыли, получаемой от продаж в Соединенных Штатах, независимо от того, где находится их производство[685].

Фискальная политика для поддержания полной занятости – с равенством. Всякая политика ценна последствиями. Не будет преувеличением сказать, что самой важной государственной политикой нужно считать политику, влияющую на благосостояние граждан. А наиболее важным следствием этой политики является распределение национального богатства, и здесь невозможно переоценить политику поддержания полной занятости. Если Соединенные Штаты не будут осторожны, это может привести к ситуации, схожей с некоторыми европейскими странами, – постоянно завышенной безработице. А это – огромная растрата ресурсов, ведущая одновременно к бо́льшему неравенству и ослаблению нашей экономики и нашей финансовой ситуации. За 75 лет мы узнали базовые принципы поддержания экономики на уровне почти полной занятости. Глава 8 объяснила, как хорошо продуманные макроэкономические меры могут на самом деле достигать одновременно трех целей – более низкие национальный долг и бюджетный дефицит, более быстрые рост и занятость и, наконец, лучшее распределение доходов.

Денежно-кредитная политика – и денежно-кредитные институты – для поддержания полной занятости. Исторически существовало больше опоры на денежно-кредитную, чем на фискальную политику – для краткосрочной стабилизации, – просто потому, что она может приспосабливаться к меняющимся условиям более быстро. Но дефекты в управлении и превалирующей экономической модели привели к масштабному провалу денежно-кредитной политики. Глава 9 объяснила необходимые реформы в теории, в управлении и в политике: больше отчетности и более репрезентативный центробанк, а также сдвиг от чрезмерного фокусирования на инфляции к более сбалансированному нацеливанию на занятость, рост и финансовую стабильность.

Корректировка торгового дисбаланса. Одна из причин, в силу которых совокупный спрос так слаб, – заключается в том, что Соединенные Штаты импортируют так много – наш импорт превышает наш экспорт более чем на полтриллиона долларов[686]. Если экспорт создает рабочие места, то импорт их разрушает; и мы разрушали больше рабочих мест, чем создавали. Некоторое время, довольно долго, государственные расходы (дефициты) возымели действие, позволяя Соединенным Штатам поддерживать полную занятость, несмотря на пропасть. Но как долго мы можем занимать в таком роде? Как я доказывал в главе 8, польза от займов, особенно для инвестиций с высокой отдачей, по-прежнему сильно превосходит затраты; но в какой-то момент в будущем – возможно, не столь уж и отдаленном – это может быть уже не так. В любом случае политика в Соединенных Штатах, поддерживающая дефицит, делает финансовые инвестиции сложными. Если это продолжится и наш торговый дефицит тоже продлится, поддержание полной занятости окажется практически невозможным[687]. Более того, вполне возможно (и более важно), что со стареющим населением Америка должна больше сохранять на будущее, а не жить не по средствам.

С глобальной точки зрения существует еще одна причина попробовать скорректировать торговый дисбаланс: глобальные дисбалансы – огромное несоответствие между объемами импорта и экспорта (дефицит в случае Соединенных Штатов, профициты в случае Китая, Германии и Саудовской Аравии) давно представляют собой беспокойство. Они (или более точно – «неупорядоченная корректировка» этих дисбалансов, поскольку рынки верят, что они неустойчивы, и курсы валют резко регулируются) могут не быть причиной прошедшей Великой рецессии, но именно они могут быть причиной следующей.

Восстановление торгового баланса оказалось невероятно трудным. Соединенные Штаты попытались осуществить конкурентную девальвацию – понижая процентные ставки ниже, чем у их конкурентов, что в нормальной ситуации понижает курс валют. Но я сравнил курс валют с негативным конкурсом красоты: какими бы плохими ни были американские политика и экономический менеджмент, кажется, что Европа нас превзошла, и торговый дисбаланс остался[688].

Курс обмена валют определяется в основном потоками капитала, покупка финансов практически не озабочена последствиями: капитал ищет тихую гавань в Соединенных Штатах, курс обмена растет, экспорту наносится вред, импорт стимулируется, торговый дисбаланс растет – и рабочие места разрушаются. Но даже если жизненные условия рабочих подведены под риск, деньги финансистов чувствуют себя более безопасно. Это, конечно, всего лишь последствия действий рыночных сил, работающих на себя. Однако заметим, что эти рыночные силы сформированы правилами и предписаниями, которые позволяют свободному потоку денег двигаться без ограничений. Это – еще один пример того, как благосостояние финансов ставится выше интересов обычных рабочих людей.

Существует целый ряд интересных предложений, направленных на восстановление торгового баланса, что поможет сдвинуть экономику к полной занятости. Одна из проблем, однако, это то, что правила глобализации – спроектированные в основном юристами сферы торгового права, сфокусированными более на препятствиях, с которыми сталкиваются определенные отрасли, нежели на общей картине, связанной с системной деятельностью – являются такими, что некоторые из реформ могут противоречить существующим правилам[689].

Стратегии активного рынка труда и улучшенная социальная защита. Наша экономика проходит через большие структурные трансформации. Изменения, принесенные глобализацией и технологиями, требуют больших передвижений работников через сектора и рабочие места, и рынки сами по себе не справляются с этими изменениями[690]. Чтобы обеспечить положение, в котором больше выигравших и меньше проигравших, государство должно играть более активную роль. Работники потребуют активной помощи при переходе с одной работы, которую они теряют, на новые рабочие места, которые создаются. Нужно будет больше инвестиций в образование и технологии для обеспечения того, чтобы новые рабочие места были так же хороши, что и потерянные. Стратегии активного рынка труда могут работать, но только, конечно, если существуют рабочие места, на которые люди могут переместиться. Если мы не сможем преуспеть в реформировании нашей финансовой системы, чтобы заставить ее вернуться к ее основной функции – предоставление финансов для нового бизнеса будущего, – то государство может даже нуждаться в том, чтобы взять на себя более активную роль в финансировании новых предприятий.

Поддержка коллективных действий работников и граждан. Правила игры влияют на рыночную силу разных участников. Мы создали правила игры, которые ослабляют рыночную силу рабочих по отношению к капиталу, и работники в результате страдают. Нехватка рабочих мест и асимметрия в глобализации создали конкуренцию за рабочие места, в которой работники проиграли, а владельцы капитала выиграли. Будь это результат случайной эволюции или сознательной стратегии, сейчас пришло время осознать, что случилось, и обернуть направление вспять.

Утверждение такого общества и такого государства, которое служит всем людям – с принципами справедливости, честной игры и возможностями, – не происходит само по себе. Кто-то должен присматривать за этим. Иначе наше правительство и наши институты будут захвачены частными интересами. По крайней мере, нам нужны силы, этому противостоящие. Но наше общество и наша политика выросли из беспорядка. Все человеческие институты подвержены ошибкам; все имеют свои собственные слабости. Никто не предлагает отменить большие корпорации за то, что они так много эксплуатируют работников. Или – наносят вред окружающей среде. Или – вовлечены в антиконкурентные практики. Скорее, мы осознаем опасность, мы вводим регулирование, мы пытаемся воздействовать на поведение, зная, что мы полностью никогда не преуспеем. Но эти реформы могут исправить поведение.

Однако наша установка по отношению к союзам совершенно обратная. Из них делают злодеев, во многих штатах существуют очевидные попытки подорвать их, нет понимания важной роли, которую они могут играть в противостоянии частным интересам и в защите основных социальных гарантий, которые необходимы, когда работники будут принимать изменения и приспосабливаться к экономическому окружению[691].

Позитивные действия для устранения наследия дискриминации. Один из наиболее ненавистных (и наиболее сложных для устранения) источников неравенства – дискриминация, как нынешняя, так и наследие прошлой. В разных странах она принимает разные формы, но почти везде существует расовая и гендерная дискриминация. Рыночные силы сами по себе от этого не избавятся. Мы писали, как – вместе с социальными силами – они вполне с дискриминацией уживаются и даже зачастую ее используют. Но подобная дискриминация разрушает наши основные ценности, наше базовое чувство идентичности, понятие государственности. Сильные законы, запрещающие дискриминацию, необходимы. Но эффекты прошлой дискриминации продолжаются, и, даже если мы были успешны в устранении дискриминации сегодня, ее последствия будут по-прежнему с нами. К счастью, мы научились улучшать ситуацию с помощью антидискриминационных программ – более мягких, чем строгие квоты. Воплощаемые с хорошими намерениями, они могут помочь нашему обществу развиваться способами, которые согласуются с нашими базовыми принципами. Поскольку образование – это ключ к возможностям, подобные программы, вероятно, даже более важны здесь, чем где-либо еще.

План роста, основанный на государственных инвестициях. Мы объяснили, почему «экономика просачивания» не работает: рост автоматически не приносит пользы всем. Но рост предоставляет ресурсы, с которыми можно энергично браться за самые неподатливые проблемы общества, включающие те, что поставлены нищетой. Сейчас главная проблема, с которой столкнулись экономики США и Европы, – отсутствие спроса. Но в конце концов, когда совокупный спрос будет достаточен, чтобы поддерживать использование наших ресурсов – возвращая Америку к работе, – сторона предложения будет иметь значение. Предложение, а не спрос, будет тогда ограничением. Но это не экономическая «теория предложения», на которую ссылаются правые. Можно поднять налоги на корпорации, которые не инвестируют, и понизить налоги на тех, которые это делают, и тех, которые создают рабочие места. Такая политика скорее приведет к росту, чем различные виды всеобъемлющих сокращений налогов, чего требует некоторые представители бизнеса. Экономическая «теория предложения» правых преувеличивает важность налоговых стимулов, особенно когда дело доходит до налогообложения доходов корпораций, очевидно недооценивая важность других стратегий. Государственные инвестиции – в инфраструктуру, образование и технологии – поддерживали рост в прошлом столетии, и они могут сформировать основу роста в этом веке. Эти инвестиции расширят экономику и сделают даже более привлекательными инвестиции частные. Как указал историк-экономист Алекс Филд (Alex Field)[692], десятилетия 1930, 40, 50-х и 60-х были периодами высокого роста промышленности – более высоким, чем до и после, и бо́льшая часть этого успеха имеет связь с государственными инвестициями.

Перенаправление инвестиций и инноваций – для сохранения рабочих мест и окружающей среды. Нам нужно перенаправить инвестиции и инновации от сохранения рабочей силы (эвфемизм в нынешних условиях, чтобы не сказать «создание безработицы») к сохранению ресурсов. Это не будет легко; это должно быть одновременно и отталкивание, и притяжение. Например, в области инноваций мы можем делать это как для фундаментальных, так и для прикладных исследований за государственный счет, заставляя, однако, фирмы полностью возмещать экологический ущерб. Это замотивирует их на экономию ресурсов, переводя их внимание от замещения работников. Вместо того чтобы поощрять всеобъемлющие низкие процентные ставки (как сейчас), которые подталкивают замену даже низкоквалифицированных работников машинами, мы можем использовать инвестиционные налоговые кредиты для поддержки инвестиций; но кредиты могут быть даны только для инвестиций, которые сохраняют ресурсы и рабочие места, а не для инвестиций, их разрушающих.

В этой книге я подчеркнул, что имеет значение не только рост, но и тот тип роста (или, как это иногда говорят, качество роста), который в экономике наблюдается. Рост, в котором большинству людей становится хуже, где качество нашей окружающей среды страдает, где люди испытывают волнение и отчуждение, это не тот тип роста, к которому мы стремимся. Порадую хорошей новостью – мы иногда можем влиять на рыночные силы, ставя перед ними лучшие цели, и получать доходы, которые могут быть использованы для продвижения роста и улучшения социального благосостояния.