А на следующий день солнце скрылось, и вечер получился типично нью-йоркский: с серым небом, нависшим над городом, как промокшее насквозь одеяло. Дождь за окном стоял стеной, скрывая крыши окрестных домов.

Я включил ноутбук.

Вернер Локстрём из Ваггерюда прислал мне ссылку. Он интересовался:

У тебя, случайно, нет знакомых в Капстадене? Не думаю, что ты понимаешь африкаанс, поэтому во вложенном файле – английский перевод.

P. S. Продается хорошо.

«VROU GESLAAN NA AAND UIT» – гласил заголовок на африкаанс.

Текст был проиллюстрирован фотографией женщины, Анли ван Яарсфельд, двадцати четырех лет. О том, что с ней случилось, я понял уже из английского перевода заголовка: «Woman spanked after night out».

В статье говорилось, что Анли ван Яарсфельд возвращалась из паба после празднования дня рождения подруги, когда к ней на улице подошел незнакомый мужчина. Он потащил девушку на безлюдную детскую площадку, посадил на скамейку и отшлепал.

Почерк «экзекутора», зачем-то переместившегося за границу.

Анли ван Яарсфельд выпила – «рюмку виски и несколько кружек пива», – однако не была пьяна, что подтверждали многие. Все произошло так быстро, что она не успела ни толком испугаться, ни позвать на помощь. Когда Анли опомнилась, ей оставалось лишь проводить глазами удаляющуюся широкую спину истязателя. Это был крупный мужчина – единственное, что она могла сказать. И несмотря на внушительные размеры, передвигался довольно быстро.

В полицию девушка обратилась лишь спустя сутки.

– Я не знала, считается ли случившееся преступлением. И потом, я стыдилась, – объяснила она свою медлительность журналисту.

Сексуальных домогательств со стороны мужчины не наблюдалось, если не считать таковыми спущенные трусы и саму экзекуцию. Он как будто за что-то наказал жертву. Но за что – этого не могла сказать ни Анли, ни полиция.

Допросы приятелей Анли ван Яарсфельд также ничего не дали. В тот вечер в баре собралось много публики. Люди праздновали, отдыхали. Никто не обратил внимания на крупного, сильного мужчину, за которым охотилась полиция.

Когда Анли вышла с игровой площадки, улица опустела. Девушке послышался звук отъезжавшего автомобиля, но наверняка она сказать затруднялась. За все проведенное с ней время мужчина не произнес ни слова.

До того как Юханну Эклунд нашли мертвой в салоне припаркованного близ Стурупа автомобиля, Эва Монссон высказала предположение, что других убийств не последует. Однако я уже тогда знал, что «экзекутор» не остановится добровольно.

Я чувствовал его почти как самого себя.

Сейчас я раздумывал, стоит ли сообщать Эве Монссон о случившемся в Капстадене. К тому времени я совершенно запутался в том, что я говорил, чего не говорил, и в конце концов решил подождать. Неразумно лишний раз наводить на себя подозрения такого проницательного следователя, как Эва Монссон.

Я ограничился открыткой с изображением двух конных полицейских в Центральном парке.

Между тем Харриет Тэтчер упаковала в сумочку массажную щетку для волос. Она собиралась в отель «Cтандарт», на этот раз на встречу с женщиной. Клиентка Харриет уже второй раз приезжала в Нью-Йорк из Дании.

Я отнес ноутбук в машину и поехал к Роджеру Томпсону. Приятеля застал в радостном настроении. Роджер на все лады расхваливал женщину, которая любезно согласилась остаться у него на ночь и была «неповторимо игрива и своенравна».

Он поставил чайник. Его «мини-кроссер» стоял в прихожей. По квартире Роджер передвигался, опираясь на прогулочную трость.

Мы расположились за складным столом на кухне. Роджер достал кекс, две чашки и, задумчиво покручивая усы, уставился в монитор.

– Я думаю… Нет, уверен на девяносто девять и девять десятых процента, что этот мужчина и есть убийца, – сообщил я, когда фильм закончился. – В отношении женщины убежден на все сто.

– У него хорошая практика, – заметил Роджер.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Разумеется, мы оба лучше – я и Харриет, – но и он весьма неплох, – продолжал Роджер. – Удары прямые и равные по силе. Правда, пятый немножечко наискось… Она тоже держится профессионально: стоит спокойно, не вздрагивает, не корчится.

Он наморщил лоб. Я глотнул чая.

– А ты уверен, что он говорит по-английски? – спросил Роджер.

– Полагаю, да, шведская здесь только интонация.

– Поговори со своей знакомой из полиции, пошли ей фильм.

Я попытался как можно доходчивее растолковать ему щекотливость своего положения. Сказал, что слишком долго утаивал правду и поэтому мне будет трудно объяснить Эве, как у меня оказался этот фильм.

– Я вынужден вести собственное расследование, – сделал вывод я.

Роджер подлил чая и себе, и мне. Это был натуральный напиток, без ароматизаторов и добавок.

– Можешь прокрутить еще раз? – попросил он.

– Тебе понравилось?

– Не то чтобы… Говоришь, она из Польши?

– Из Быдгоща.

– Из Быдж…

– Не важно. Я не уверен, что произношу это правильно.

– Я хочу разглядеть одну вещь. Перемотай, пожалуйста, на то место, где он берет в руку трость. В замедленном темпе, если можно на этом компьютере.

Я покачал головой:

– Если хочешь, буду останавливать на каждом кадре.

– Отлично.

Роджер наклонился и вперился глазами в монитор.

Когда я нажал на «паузу», он даже привстал на стуле:

– Это трость не для дилетантов. В секс-шопах полно мусора, но эта настоящая. Думаю, он приобрел ее у специалиста, где-нибудь в Великобритании.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – уверенно кивнул Роджер. – Жаль, что нельзя сделать звук лучше.

Я пристально посмотрел на Роджера.

– Тебе нравится бейсбол? – спросил он.

Я пожал плечами.

– А я влюбился в него сразу, как приехал в США. Он немного похож на крикет. Известно ли тебе, что направление полета мяча можно определить по звуку удара о клюшку?

– Но какое это имеет отношение…

– То же касается качества трости. Мне достаточно слышать свист, с каким она рассекает воздух, чтобы понять: трость рассчитана не на любителя.

– О’кей, – кивнул я.

– И еще…

– Что?

– Не ты ли говорил, что он повсюду появляется со своим инструментом?

– Именно.

– Тогда он использовал ее не один раз. Есть ли в Швеции БДСМ-салоны?

– То есть места, где можно продемонстрировать свою трость? – уточнил я.

– Да, или так…

Недолго думая, я кивнул.

– Тогда их стоит проверить, и не только в Швеции. В Дании, Германии, Англии… Убежден, он везде таскает ее с собой. Такой инструмент не игрушка.

Я сидел в баре «Уголок Джимми» с бутылкой «Хайнекена».

За окном шел дождь. Стоило очередному посетителю задержаться в дверях дольше, чем следовало, и промозглый ветер проникал в зал, словно непогода выжидала момент.

Влажность усиливала запахи – застарелого пива, мокрой одежды и парфюмерии, казавшейся дешевой, даже если на самом деле она была дорогой.

Я шел под зонтом, но вымок с головы до пят и ругал себя последними словами за то, что пренебрег водоотталкивающим спреем.

Сейчас не принято курить в общественных местах, но готов поклясться, стены и мебель этого зала насквозь пропитались дымом многих и многих тысяч сигарет, который проявлялся от влажности.

«Уголок Джимми» располагался на Сорок четвертой улице, неподалеку от Таймс-сквер. Рядом находилось заведение фастфуда под названием «Вирджилс реал барбекю». Сейчас большинство подобных кафе рассчитано на туристов и офисный планктон – так называемый простой люд, – и выглядят они совершенно одинаково. Однако интерьеры «Уголка Джимми» оставались верны старому стилю.

Бар представлял собой вытянутое, наподобие коридора, помещение со стойкой, стены которого украшали вырезки из газет на тему бокса и афиши с портретами боксеров. Я с удовлетворением узнал Роя-Джонса-младшего, видел его на ринге несколько раз. Этот спортсмен сразу мне понравился, и я очень радовался его серебряной медали на Олимпиаде в Сеуле в 1988 году.

Насколько помню, ему не засчитали победу в финальном поединке с представителем Южной Кореи – вопиющая несправедливость и самый крупный скандал чемпионата, после обвинения Бена Джонсона в использовании допинга. Рой-Джонс-младший перешел в разряд профессионалов и скоро снискал себе славу лучшего боксера мира.

Однако никакой Бренды Фарр не наблюдалось.

Места возле двери занимала пара, отдыхавшая после работы. Перед обоими стояло по бокалу мартини, но мужчина и женщина видели только друг друга. Они целовались, правая рука мужчины шарила у женщины между ног. Он был в костюме, при галстуке. Она – в строгом платье, с шарфиком, конечно же, от «Шанель».

Мне показалось, что между собой персонал общался по-русски.

Когда я спускался к Пятой авеню, дождь усилился. Все такси разъехались, поэтому я пошел до Таймс-сквер пешком. Здесь находилось кафе «Эн-дэ-труа», одно время считавшееся богемным. Потреты рок-звезд, киноактеров, политиков до сих пор висели на стенах. Теперь все это было малоинтересно, как и остальное на Таймс-сквер.

Я занял столик у окна, заказал стейк и позвонил Арне Йонссону, не задумываясь, который час в Швеции.

– Так уж обязательно будить старого человека посреди ночи? – пробурчал Арне.

– Вы уже легли?

– Можно сказать и так.

– Вы спали?

– Черт возьми, я имею на это право! Чего ты хочешь?

Я рассказал ему о фильме, добавил, что мог бы послать его Арне, будь у него компьютер или мобильный телефон, но я и без того убежден, что женщина в парике и очках – Юстина Каспршик. Потом сообщил ему о случае в Южной Африке, доказывающем, что «экзекутор» не угомонился.

– Я хотел бы попросить вас об одной услуге, – начал я. – Не могли бы вы навести справки о женщинах, которые пропали без вести в Андерслёве или где-нибудь поблизости? Даже если это произошло несколько десятков лет назад. И потом… нет ли у вас знакомых в секс-клубах?

– В Андерслёве есть бордель, – отвечал Арне. – Вагончик на пустыре, возле железной дороги. Там, я слышал, работают русские женщины.

– Меня интересует другое. БДСМ, то есть специфический секс, а не обыкновенный, ванильный.

– Ванильный?

– Да, он так называется.

– Хорошо, я спрошу, – пообещал Арне. – А теперь можно я посплю?

Официант принес заказ, и я пожелал Арне спокойной ночи.

Я предупреждал, чтобы они не пережарили, но стейк оказался сухим и пах горелым. Покончив с ним, я просидел еще некоторое время с бокалом красного вина, после чего расплатился и поскакал наискосок через Сорок четвертую улицу в «Уголок Джимми». Короткой пробежки под дождем хватило, чтобы насквозь промочить ботинки и брюки до колен.

Попивая «Хайнекен», я поглядывал на дверь. Вскоре мужчина с краю барной стойки выпустил из объятий женщину, небрежно бросил перед барменом кучу разноцветных купюр и одним глотком выпил то, что оставалось в бокале. Его подруга в последний раз пригубила вино, мужчина подобрал валявшийся на полу портфель, и оба направились к выходу. У двери влюбленные задержались, достали зонт, в который вцепились одновременно, пытаясь раскрыть.

И это у них получилось.

– Дверь! – крикнул кто-то из зала, и в баре появилась Бренда Фарр.

Я сразу ее узнал. Вошедшая заняла место, на котором только что сидела женщина с элегантным шарфом. Первым делом она влила в себя оставшееся в бокале вино и испуганно огляделась. Перекинувшись несколькими фразами с барменшей, насколько я понял – о погоде, женщина скинула с себя прозрачный дождевик с надписью «Нью-Йорк таймс», отряхнулась и кивнула: «Как обычно».

Я вскочил, подошел к даме и спросил разрешения сесть рядом. Сказал, что за «как обычно» сегодня плачу я.

– И что вам надо? – удивилась она.

Возможно, когда-то она была мила и красива, однако много воды утекло с тех пор. Время не пощадило мою собеседницу, выглядела она потасканной и старой. В ее глазах читалось не любопытство, а беспокойство и даже страх.

Как и все в этом баре, ее одежда, кожа и волосы насквозь пропитались запахом табачного дыма.

На ней была футболка с надписью «Манхэттен» и слишком тесные, поношенные джинсы.

– Вы Бренда Фарр? – спросил я.

– И?..

– У нас есть общие знакомые, – объяснил я. – Это они рассказали, где вас найти.

– У меня давно уже нет знакомых.

Ее язык заплетался, как у пьяной. А когда она улыбнулась барменше, поставившей на стойку бокал «маркерс-марк», я увидел, что у Бренды недостает нескольких верхних зубов.

Я не сомневался, что она наркоманка: тому свидетельством и специфический запах, и плохая кожа, и нервное ерзанье Бренды на стуле. Впрочем, происхождение запаха я определить затруднялся.

– Хочу показать вам одну вещь, – начал я.

– Угости и показывай что хочешь, – отозвалась Бренда.

Я в общих чертах изложил суть дела и упомянул Харриет Тэтчер, которая говорила мне, что Бренда Фарр обслуживала шведа в салоне на Третьей авеню.

– Хочу, чтобы ты посмотрела фильм и сказала, не этот ли человек играет в нем главную роль.

Бренда повернулась ко мне и прищурилась:

– Так как, говоришь, тебя зовут?

– Я не говорил, но зовут меня Харри Свенссон, – представился я. – Я тоже из Швеции.

– И тоже повсюду возишь с собой трость?

Я покачал головой.

– Это было давно, – вздохнула Бренда.

– Но ты ничего не забыла?

– Такое забудешь! – Она выпила остатки бурбона и вопросительно уставилась на бокал. Я заказал еще. – Зачем тебе это? – поинтересовалась она.

– Я журналист, точнее, был журналистом и оказался замешан в одной неприятной истории с этим типом.

Она прикрыла правый глаз и уставилась на меня левым:

– А ты, часом, не коп? Я не имею дел с копами.

– Я тоже не имею дел с копами, – успокоил я, включил айфон и протянул ей наушники.

Первые кадры заставили Бренду рассмеяться – так я узнал, что зубов у нее недоставало не только сверху.

Я помог Бренде справиться с наушниками и положил айфон ей на колени.

– Зачем ей этот дурацкий парик? – спросила она слишком громко, как свойственно людям в наушниках.

Когда фильм закончился, я заказал еще выпивку и отобрал наушники. Похоже, она совсем не умела с ними обращаться.

– Что скажешь? – спросил я.

– О чем?

– Мужчина в фильме – это не швед?

– Не знаю, может быть.

– Ты говоришь странно. Разве ты его не узнала?

Она тряхнула головой:

– Если это и он, то… при мне он ни разу не произнес ни слова. Только знаками показывал, что делать… Или нет, один раз все-таки заговорил: «Я преподам тебе хороший урок…» – Она наморщила лоб. – Даже не так. «Я тебя научу…» Что-то вроде того. Он говорил медленно, запинался, будто с трудом вспоминал слова или у него проблемы с речью.

– Как и в фильме, – кивнул я.

– Говоришь, он кого-то убил?

– Трех женщин как минимум. В том числе и героиню фильма.

– Я бы умерла от стыда, если бы на меня напялили такой парик, – рассеянно отозвалась Бренда.

– А ты точно знаешь, что он из Швеции?

– Нет, но так говорили. Я ни о чем его не спрашивала. Он был не особенно болтлив… Договаривался с Томми… или как там его звали.

– Кто такой Томми?

– Хозяин салона на Третьей авеню, ирландец. Они заранее обо всем договаривались. Швед хорошо платил, даже если Томми… – она закатила глаза, – как там его фамилия…

– Не важно, – перебил я. – Расскажи о шведе.

– Здоровый бык. Как в фильме Паттон…

– Джордж С. Скотт, – подсказал я.

– Да. Большой, широкоплечий. Острижен под ёжик. Костюм дорогой, но сидел плохо. – Бренда замолчала, с головой ушла в воспоминания. – Не знаю, как я выжила… Это было ужасно… Он приходил трижды. В последний раз я получила двенадцать ударов. Помню точно, потому что считала вслух, за это он платил отдельно. «Неужели так больно?» – спросил он. «Да», – ответила я, и он сказал: «Хорошо». Больше мы не разговаривали. – Бренда наклонилась ко мне и заискивающе улыбнулась. – А можно «космо»? Дамы пьют «космополитен», я смотрела «Секс в большом городе».

Я едва понял, о чем она лопочет беззубым ртом, тем не менее заказал ей «космополитен», а себе еще «Хайнекена». Барменша укоряюще покачала головой.

Взгляд Бренды помутился, но языком она еще ворочала.

– Хочешь знать, не этот ли человек играет в фильме? – Она пригубила «космополитен».

– Да.

– Я уверена на девяносто процентов.

– Почему не на сто?

– Хм… Если поднести к моему виску пистолет… А знаешь, как я его узнала?

– Как?

– По ботинкам.

– По ботинкам?

– Они у него всегда были начищены. Посмотри фильм. Поэтому я и вспомнила Джорджа С. Скотта. Он же генерал или что-то типа… Я стояла наклонившись и, если не жмурилась от боли, видела перед собой чертовы ботинки. Думала, что он военный: у них ботинки всегда начищены. По крайней мере, у тех, кого я знала…

Она схватилась за бокал, и я поддержал ее под локоть, чтобы «космополитен» не расплескался, прежде чем она донесет его до рта.

– Как его звали? – спросил я.

– Мы не спрашивали, разве когда приглашали клиента домой. Все они были Джоны. Все устраивал Томми. Я понятия не имею, сколько он оставлял себе. Бульшую часть, наверное, но и я получала свое.

Она поднесла указательный палец правой руки к носу.

– Не знаешь, где сейчас Томми? – спросил я.

Бренда пожала плечами:

– Слышала, его убили. Застрелили. Но точно сказать не могу. Пришли русские и вытеснили ирландцев. Ирландцы были крутые, но русские хуже.

Ботинки… Ботинки… Кто мне еще говорил про них? Бодиль? Я вроде спрашивал ее про ботинки. И этот «ежик»…

– Спасибо, Бренда. – Я поднялся со стула.

Первым делом меня обдало прохладным душем, поскольку на улице дул ветер, а я не раскрыл вовремя зонтик. В театре только что закончился спектакль, у входа толпились люди. О такси глупо даже мечтать, тем более в такой дождь. Я сжал зубы и побрел к дому Харриет Тэтчер, которую застал возлежащей на коричневом диване в полосатых пижамных брюках и футболке с Джонни Сандерсом. Харриет смотрела очередную серию «Секса в большом городе». Я не заметил, чтобы кто-нибудь из дам на экране пил «космополитен».

Харриет курила «травку».

– Как датчанка? – спросил я.

– Замечательно. Ты бывал в «Стандарте»?

– Нет.

– Зря. Отличные виды на Хай-Лайн и Гудзон. Люди специально снимают там номера и трахаются на балконах. На виду у всех. Ты не знал? – (Я покачал головой.) – Я велела ей завести руки за голову и полчаса продержала носом к окну, – продолжала Харриет. – Решила, что ей понравится.

– Кто она?

– Лет тридцать пять, хорошо одета. Дорого. Вчера была на Уолл-стрит. Она предупредила эсэмэской, за что я должна наказать ее – за кражу денег.

– Не исключено, что ей действительно приходилось этим заниматься, – предположил я.

Харриет пожала плечами:

– Она заплатила тысячу двести долларов вперед и еще триста дала на чай. Я позволила себе шопинг. Видел дорогие магазины в Митпэкинге? Я пообедала в «Скарпетте» и выпила два бокала шампанского.

Я достал мобильник, где хранил записи, и сел к столу.

Это Мария Ханссон из Билльдаля, что близ Гётеборга, говорила о начищенных ботинках. Она же предположила, что у мужчины был «ежик», хотя он не снимал шляпы. Она приняла его не за военного, а за полицейского, что в данном случае одно и то же. И Джимми, английский бармен из «Руки епископа», утверждал, что пальто на «экзекуторе» сидело «как-то не так».

И всем женщинам, в том числе последней, из Капстадена, он на разные лады талдычил одно и то же: что хочет преподать им урок. Вероятно, для него это было важно. Настолько, что перед Брендой Фарр он произнес эту фразу по-английски, хотя и с трудом, как она заметила.

Располагая некоторыми сведениями об убийце, я все еще понятия не имел, как распорядиться этой информацией. Как его зовут и где он живет, также до сих пор не известно.

Я словно видел перед собой размытое изображение, лишенный лица силуэт.