Глава XXVI
В двенадцатом часу ночи квартирный телефон Бирюкова залился междугородным звонком. Уехавший с Тараном в Кузнецк следователь Лимакин уставшим голосом сообщил:
— Антон Игнатьевич, Вадим Морев повесился.
— Час от часу не легче, — хмуро проговорил Бирюков. — Двое других еще живы?
— Темнокожего в «браслетах» уже отправили в наш изолятор. Майора не застали ни на работе, ни дома, ни у любовницы. Есть сведения, что ночует на даче. В связи с поздним временем решили провести задержание утром.
— Не улизнет до утра?
— Дача под наблюдением группы захвата. Если попытается улизнуть, задержим среди ночи.
— Только постарайтесь без шума.
— Шумовые эффекты исключены. Предусмотрено все, что надо.
— Хорошо… Сейчас позвоню Голубеву, мы с ним срочно выедем в Кузнецк. Где тебя искать?
— В кабинете Анатолия Викторовича. Этуночь нам спать не придется…
…К освещенному ночными фонарями Кузнецку Бирюков с Голубевым подъехали на прокурорских «жигулях» перед рассветом. Промчавшись по пустынным улицам спящего города, остановились у входа в Управление уголовного розыска. Подполковник Таран встретил их усмешливым вопросом:
— Вам-то, полуночники, чего не спится?
— Одного подозреваемого уже проспали, — присаживаясь возле стола, сказал Бирюков. — Сам гражданин Морев вынес себе приговор или его «приговорили»?
— Эксперты заявляют, что сам. В сияющей зеркалами ванной комнате роскошной квартиры Вадим Георгиевич приготовил петлю из нейлонового шнура. В гордом одиночестве выпил без закуски бутылку французского «Наполеона» и, вдохновленный коньячными парами, отважно шагнул в мир иной.
— Когда это случилось?
— Во второй половине прошлого дня. Примерно в то время, когда мы смотрели юбилейное торжество его мамочки Алевтины Тарасовны.
— Завещание не написал?
— Оставил посмертную записку.
Следователь Лимакин, порывшись в «дипломате», протянул Бирюкову небольшой розоватого цвета листок бумаги:
— Вот, Антон Игнатьевич.
На листке, похоже, нетрезвой рукой размашисто было написано черным фломастером: «Жизнь так хороша, что не хочется ее поганить своим присутствием».
— Самокритичное признание, — передавая записку для прочтения Славе Голубеву, сказал Бирюков. — Видимо, дошло до сознания, что живым из учиненной бойни не выбраться.
— Даже до слабоумного дойдет смысл жизни, когда перед носом замаячит высшая мера, — с усмешкой проговорил Таран. — А господин Морев был не дураком. Имея официально разрешенный «макаровский» пистолет с запасом патронов, стреляться не стал. Для сведения счетов с жизнью выбрал самый надежный и тихий способ.
— Не из его «макарова» стреляли в автобусе?
— Нет.
— При обыске что нашли?
— В квартире — ничего. А в гараже, под сиденьем джипа, — три черных маски. Вероятно, те, что использовались при нападении на «челноков».
— Какой у него джип, не как у Красноперова?
— Красноперовский черный «судзуки» — позавчерашний день. У Морева — новейший белый «Тойота — „Лэнд Краузер“». На таких ныне самые крутые рассекают. В багажнике этого красавца лежали два комплекта камуфляжного обмундирования. Один — по плечу Вадиму, другой — Джону Корягину. В кармане корягинской куртки — беленькие перчатки…
— Как Джон воспринял арест?
— Почти как в песне Высоцкого: «Ох, как он сетовал! Где закон?! Нету, мол!» Когда предъявили санкционированное тобой постановление о задержании под стражу, сник и безропотно позволил защелкнуть наручники. Брали его в собственной квартире. При обыске обнаружили кучу порнографических журналов и двух обнаженных девочек в постели.
— А повесившегося Морева кто первый обнаружил?
Таран взглядом указал на Лимакина:
— Мы с Петром. В присутствии понятых позвонили в квартиру. Дверь никто не открыл. Соседи заявили, что Вадим Георгиевич недавно приехал домой и после этого никуда не уезжал. Чтобы не взламывать дверь, послали гонца к Нине Большаниной. Она вроде домработницы у Морева и имеет ключ от его квартиры. Вошли — тишина. Все комнаты пусты. На кухонном столе — бутылка из-под «Наполеона», хрустальный фужер и записка. Заглянули в ванную, а там, говоря медицинским языком, летальный исход… Пришлось срочно вызывать экспертов. Пока обследовали труп да канителились с обыском, упустили майора Кетькалова.
— Ты уверен, что Кетькалов причастен к ограблению автобуса?
— О стопроцентной уверенности пока не скажу, но основания подозревать майора есть весомые. В ту ночь дома он не ночевал. По словам жены, пришел на рассвете, очень усталый. Сказал, будто участвовал в серьезной операции по задержанию вооружейных преступников, и завалился спать. На самом деле, вневедомственная охрана той ночью никаких операций не проводила. Вот в день расстрела Красноперова с Верой Портнягиной майор находился на службе. Тут бандитская группа обошлась без него…
За окном кабинета стало светать. В начале шестого часа неожиданно раздался зуммер портативной рации и хрипловатый голос произнес:
— Первый, я — второй. Как слышите?
— Я — первый, — тотчас ответил Таран. — Отлично тебя слышу, Володя.
— «Объект» проснулся. Ждем, когда станет покидать жилье.
— Прекрасно. В компании с ним кто есть?
— Похоже, никого нет.
— В поселке как?
— Не видно ни души.
— Темлучше. Сейчас выезжаю к вам.
— Приезжайте. Конец связи.
— Конец.
Рация отключилась. Подполковник Таран, поднявшись из-за стола, оглядел приветствующих:
— Как говорится в Святом Писании, пришло время собирать камни. Помчимся, братцы, к берегам нашей богатой «Астралии» на оперативной машине с мигалкой. Федя Жильцов с вечера дежурит за рулем. Теперь наверняка уже выспался.
Стремительная езда до поселка «Астра» заняла около пятнадцати минут. Остановились на обочине асфальтовой дороги у высоких сосен. Свежий воздух отдавал запасом хвои. Утреннюю тишину нарушала приглушенная белесым туманчиком перекличка горластых петухов, доносившаяся с шахтерской стороны дачного поселка. Между сосновых стволов поблизости виднелось двухэтажное из силикатного кирпича строение причудливой архитектуры. Приподнявшийся над горизонтом пурпурный край солнца подкрашивал багровым цветом островерхую крышу с башенками по многочисленным углам.
— Вот фазенда майора Кетькалова с белокаменным коттеджем, построенным на милицейскую зарплату, — усмехнувшись сказал Таран. — Языки поотрывать бы тем болтунам, которые твердят, что в России жить плохо. Богатейшая держава…
— На ближайшую пятилетку воровать хватит? — иронично вставил сидевший за рулем Федя Жильцов.
— Больше. Лет десять можно хапать напропалую.
— А потом?..
— Потом будем хлебать суп с котом.
— Невкусно ведь.
— Кому такой харч покажется неповкусу, те слиняют в чужие страны, где по давнему обычаю за воровство в тюрьму садят.
— Пора бы и у нас такой обычай завести.
— Пора бы, но нельзя.
— Почему, Анатолий Викторович?
— Потому, Федор, что управлять державойнекому станет. Будут только осужденные да охранники.
Жильцов тихонько засмеялся:
— Вы прямо как анекдотный Василь Иваныч шпарите.
— Все мы, Федя, Василь Иванычи…
Разговор внезапно прервался. Из белокаменного коттеджа вышел плечистый мужчина в форме офицера милиции. Тотчас, словно из-под земли, рядом с ним возникли два дюжих автоматчика в бронежилетах поверх камуфляжных комбинезонов и борцовского вида парень в штатском.
— Старший опер Володя Фомичев с омоновцами, — сказал Бирюкову Таран.
Дальнейшее произошло мгновенно. Мужчина схватился за кобуру у пояса, но тут же его руки оказались за спиной и в наручниках. Послышался возмущенный мат.
— Майор Кетькалов выражает неудовольствие, — Таран резко распахнул дверку машины. — Надо вступать в диалог, пока Леонид Юрьевич от бога с мамой не добрался до святых апостолов.
Увидев подошедшего с компанией незнакомых людей Тарана, Кетькалов вроде удивился:
— Толя, а ты что в такую рань здесь делаешь?!
— Рекламирую кофе «Классик», — словами набившей оскомину телерекламы ответил Таран.
— Без хохмы! Объясни, что происходит?..
— Финал драмы под условным названием «Банкротство золотого петушка».
— Чего городишь?!
— Нагородили, маэстро, вы с братками! Нам же приходится разбирать вашу городьбу.
Кетькалов, побагровев, со злобным придыханием спросил:
— Ребята… вы хоть чуточку соображаете, что творите?
— Чуточку соображаем, — тоном простака сказал Таран и глянул на Фомичева: — Володя, освободи майору руки.
Фомичев прежде, чем снять с Кетькалова наручники, передал Тарану «макаровский» пистолет:
— Майор намеревался оказать сопротивление. Пришлось разоружить и успокоить.
— Это мой табельный «макаров», — потирая освобожденные кисти рук, с некоторым запозданием сказал Кетькалов. — Требую немедленно вернуть.
Таран положил пистолет в карман своего пиджака:
— Немедленно не получится. Вначале из него постреляют эксперты.
— Ты, кажется, подозреваешь меня в каком-то преступлении?
— А ты об этом сразу не догадался? Думал, мы от безделья дурака валяем?
Кетькалов насупился:
— Анатолий Викторович, ты неглупый мужик. Неужели не представляешь, какие силы на тебя наедут после моего ареста?
— Отлично представляю, Леонид Юрьевич.
— И не боишься вылететь из кресла?
— Меня так много пугали, что я давно перестал бояться.
— Мы же с тобой почти друзья.
— Дружба — дружбой, а служба — службой.
— Давайте пригласим понятых да займемся делом, — вмешался в разговор Бирюков и, представившись, показал Кетькалову удостоверение личности.
Тот, явно затягивая время, долго сличал фотографию с оригиналом. Затем будто с недоумением сказал поникшим голосом:
— Извините, товарищ прокурор, в вашем районе я никогда не был и совершить там криминал, естественно, не мог. Ваши претензии ко мне — нелепая ошибка.
— От ошибок никто не застрахован. Однако вам, офицеру милиции, должно быть известно, что подозрения берутся не с потолка. Если они возникают, значит, есть основания.
— Какие?!
— Разумеется, веские.
— Лично меня в чем подозреваете?
— В бандитском нападении на автобус с предпринимателями.
— Вы с ума сошли… Да за такую клевету судьи покажут вам, где раки зимуют!
— Леня, там, где раки только зимуют, мы живем круглый год, — усмехнулся Таран.
Кетькалов повернулся к нему:
— Не острословь, Толя. Это так ты отблагодарил меня за советы, которые я давал тебе по расследованию того случая?
— Твои советы, мягко говоря, выеденного яйца не стоили. Сам-то ты где в ту ночь был?
— По ночам я имею привычку спать.
— Если спал, то в чьей постели?
— В своей, естественно… — Кетькалов наморщил лоб. — Хотя нет, извини… В ту ночь сработала сигнализация на пузыревском рынке, и мне с группой захвата пришлось до утра мотаться по городу в поисках покушавшихся на кражу.
Таран вздохнул:
— Леня, не надо ля-ля… По вневедомственной охране той ночью никаких происшествий не было, а дома ты не ночевал. Тебе не кажется это странным?
— Нет, не кажется.
— Тогда объясни нам сей подозрительный факт.
Кетькалов изобразил невинную улыбку:
— Тут и объяснять не надо, где может заночевать сорокалетний мужик, если он не импотент.
— Понятно, у любовницы. Адресок своей пассии не назовешь?
— Нет, не назову.
— Помнишь только лишь стены с обоями?
— Какие еще стены?
— Как у Высоцкого: «Ох, где был я вчера, не найду днем с огнем…»
— До такой степени я не напиваюсь.
— Тогда почему адрес забыл?
— Потому, что не в моем характере компрометировать порядочных женщин.
— Скажи, какой джентльмен!.. Твоя «порядочная женщина» скомпрометировала себя еще до твоего рождения.
— Кого имеешь в виду? — хмуро спросил Кетькалов.
— Все ее же, хозяйку «Золотого петушка» Алевтину Тарасовну Мореву.
— Ну и сочинитель же ты, Толя!
Таран осуждающе покачал головой:
— Леня, ты почему такой упертый? Есть документальное кино, где в компании с Пузырем и Алевтиной Тарасовной ваше сиятельство поднимает бокал за то, «чтобы у вас все было и чтобы вам за это ничего не было». Тост, конечно, заманчивый, но несбыточный. За преступно нажитое надо расплачиваться.
— Сфабриковать можно любой компромат.
— А зачем?.. Отвечать за преступление, должен тот, кто его совершил, а не подставной козел отпущения. Давай не будем тянуть резину. Кто из твоих здешних соседей просыпается рано, чтобы пригласить их в понятые?
— Здесь все спят до полудня.
— Ну что ж… Нарушать господский сон не станем. — Таран повернулся к стоявшему рядом Фомичеву: — Володя, съезди с Федей Жильцовым за шахтерами. Они, чтобы прокормиться, встают спозаранку. Пригласи парочку смелых мужиков, которые милиции не боятся.
Фомичев молча направился к оперативной машине. Кетькалова словно укололи:
— Да вы что?! На полном серьезе хотите проводить у меня обыск?
— Разве мы похожи на несерьезных людей? — в тон ему будто удивился Таран.
— Это беззаконие!
— Не волнуйся, Леонид Юрьевич, все будет по закону. Чего ты испугался?
— Пугаться мне нечего. Я возмущен! Если вы не церемонитесь с начальником вневедомственной охраны горуправления, то представляю, как ведете себя с простыми гражданами.
— Точно так же. Наш церемониал регламентируется уголовно-процессуальным кодексом, а он одинаков для всех. Ты же, начальник, не с луны свалился и должен знать прописные истины уголовного права.
— Я знаю не меньше твоего!
— Вот и прекрасно. Если мы заблудимся в правовых вопросах, подскажи, чтобы не перегибали палку.
— Так вы и послушаетесь моей подсказки.
— Послушаемся. Чего ты прежде времени икру мечешь, будто на воре шапка горит.
— Иди ты знаешь куда…
— Знаю, но не пойду, пока обыск непроведем.
