6. Спасительная трость

В зале ресторана народа было не много. Тихо, под спущенный модератор, играл рояль. За столиком сидели Могилевские и Ардашевы.

– Знатный подарок! – разглядывая коробку с часами, восхитился Могилевский.

– Умеет Клим угодить жене, ничего не скажешь, – вторила мужу Елена.

Увидев нетерпеливо-блуждающий взгляд официанта, Терентий Петрович спросил:

– Ну что, дорогие мои, разобрались с меню? Пора заказывать.

– Тут столько названий, что я, право, запуталась, – призналась Вероника Альбертовна, листая объемистую папку.

– Помнится, в Ставрополе Клим угощал меня всякими изысками кавказской кухни. Никогда не забуду его хитрую выдумку с бараниной по-чабански. Мясо, завернутое в баранью шкуру, жарилось под костром, в земле. Да, удивил ты меня тогда!

– Это его любимый трюк, – гордо заметила Вероника Альбертовна.

– А сейчас позвольте мне удивить вас. Давайте-ка я сам закажу что-нибудь интересненькое из старых польских рецептов.

– Терентий большой знаток старопольской кухни. Доверьтесь ему – не пожалеете, – посоветовала Елена.

– Именно так мы и поступим, – улыбнулся Клим Пантелеевич.

Поймав взгляд гостей, официант мигом очутился рядом.

– Чего изволите? – прощебетал он.

– «Цомбер из кабанины в соусе из боярышника», «флячки по-польски» с пульпетами, «бигос», «картофель по-пастушьи»… ну и выпить: господам «Лонцкую сливовицу», а дамам – крупник с медом и травами.

– А разве в Киеве сухой закон не действует? – удивился Ардашев.

– Действует, конечно, – рассмеялся Могилевский. – Но для таких клиентов, как я, «Гранд Отель» делает исключения. – Он вновь продолжил заказ: – На десерт – чай с шафраном и мазурек.

– Все будет готово и подано через двадцать минут. Не извольте беспокоиться, – выговорил официант, поклонился и исчез.

– А ты, Терентий, и впрямь большой дока в польской кухне, – сказал Ардашев.

– Спасибо Войцеху Станиславовичу.

Увидев непонимание в глазах Клима Пантелеевича, он пояснил:

– Мыловаренное дело я купил сразу после отставки. Управляющего оставил прежнего. Он поляк. Фамилия его Дрогоевский. Умудряется завозить к нам морем розовое масло из Болгарии через нейтральную Румынию в Одессу. Суда под румынским флагом ходят свободно. Приходится изворачиваться. А куда деваться? Война… Войцех – образцовый работник. Есть, правда, у него две слабости: дамы и чревоугодничество. До первого мне нет никакого дела (это проблемы его жены), а вот ходить с ним в ресторан очень полезно. Настоящий гастроном. Закажет все самое лучшее. Вот и в польской кухне я поднаторел только лишь благодаря ему. Он, его помощник и я иногда в картишки поигрываем. В нашу компанию входят несколько человек. Может, метнем банчок вместе?

– Отчего бы и нет? – согласился Ардашев.

В этот момент Клим Пантелеевич обратил внимание на молодого человека, усевшегося через два столика напротив. Случайно они встретились взглядами, и статский советник вдруг вздрогнул, точно по его телу пропустили электрический заряд. «Да, это он – Якобсон Наум Шмулевич. Разыскивается за несколько убийств. То ли анархист, то ли бундовец. Я видел его фото на одной из станций. Только в полицейском листке всеимперского розыска он был без усов и бороды. Но взгляд тот же самый: смотрит в упор, точно ствол на тебя направил и приготовился нажать на спусковой крючок». Ардашев незаметно огляделся. «Ага! Да он под присмотром! Только как-то топорно филеры работают, если я их сразу раскусил. А вот и официант. Получил заказ и ушел. Но почти сразу вернулся. На подносе чашка кофе и еще что-то. Конверт? Да. Он распечатал письмо. Прочитал. По лицу пробежала судорога. Дважды отхлебнул горячий кофе и поставил. У дверей возник портье. Он прошел через всю залу. Официант тем временем прошмыгнул в вестибюль. Все сходится. Я не ошибся. Надо действовать…»

– Простите, я на минуту, – тихо проговорил Ардашев и поспешил к выходу.

– Куда это он с тростью? – удивился отставной статский генерал.

– Сказал на минуту, – неуверенно пожала плечами Вероника Альбертовна. Она обратила внимание, что рядом со столиком незнакомца появился портье, который что-то ему сообщил. Оставив на белой скатерти несколько монет, тот взял шляпу и, опустив руку в карман пиджака, проследовал за служащим гостиницы.

Едва за ними закрылась дверь, как двое господ бросились в вестибюль. Но почти сразу оттуда донесся выстрел, потом еще один, послышался звон разбитого стекла, крик «стой!» и чье-то захлебнувшееся «аа-а!»…

Все произошло так стремительно, что сидящие в зале посетители не сразу поняли, в чем дело. Тапер продолжал играть, как будто ничего не случилось. Первым пришел в себя Могилевский.

– Там же Клим, – растеряно пробормотала Вероника Альбертовна. – Его могли убить…

– Оставайтесь здесь. Я во всем разберусь. Уверен – с ним все в порядке, – успокоил дам Могилевский.

Терентий Петрович оказался прав. Когда он приоткрыл двустворчатую дверь, то увидел следующую картину: в аршине от гостиничной стойки лицом вниз лежал портье. Он был мертв. Пуля, судя по всему, угодила ему в сердце. Чуть поодаль от него, истекая кровью, с пробитыми легкими, хрипел знакомый официант, а у самых парадных дверей, с проткнутой шеей червяком извивался на полу тот самый господин Якобсон, сидевший за два столика от них. Вдруг он дважды вздрогнул и испустил дух. Рядом с ним валялся «браунинг». Ардашев стоял тут же, наблюдая за последними конвульсиями анархиста. Он был совершенно спокоен. В правой руке Клим Пантелеевич сжимал ручку трости, которая переходила в длинный заостренный клинок. В левой – он держал ножны. Прямо в лицо Ардашеву смотрели два ствола. Один из их обладателей, увидев Могилевского, приказал:

– Назад. Из залы не выходить.

Бледный от страха, на ватных ногах, Терентий Петрович вернулся к столику и упал на стул.

– Ну что? Что с Климом? Он жив? – дрожащим голосом вымолвила Вероника Альбертовна.

– Да-да, с ним все в порядке, – глядя куда-то в сторону еле слышно пробормотал Могилевский. – Но, по-моему, он только что убил человека…

– Аа-а! – вскрикнула Вероника Альбертовна и потеряла сознание. Ее руки плетьми упали вниз.