23. Нападение
4 июня 1916 г., суббота
I
Ночь окутала Киев плотной черной тканью. Где-то в кронах деревьев ухала сова, и со стороны Ботанического сада раздавался ленивый лай разбуженной собаки.
К дому на Большой Владимирской тихо подъехал пароконный экипаж. Два человека выскочили из коляски и приблизились к парадной двери. Один из них вынул из кармана часы, и, глядя на светящийся фарфором циферблат, стал ждать. Через минуту послышались чьи-то шаги в парадном, скрипнули петли, и тяжелая дубовая дверь отворилась. В проеме мелькнуло еще одно лицо. Две темные фигуры, точно крысы, прошмыгнули внутрь. Извозчик тронул лошадей, но через двадцать саженей остановился.
Тихо проследовав на второй этаж, вся троица надела перчатки, облачилась в черные маски с прорезями для глаз и скучилась у квартиры № 1. Один из незнакомцев открыл холщовую сумку, и, вынув два «вертуна», масленку и «змейку», раздал сообщникам. Работа закипела. Коловороты своими острыми сверлами стали тихо вонзаться в деревянную дверь. Вскоре появились четыре дырочки, две вверху и две внизу, одна под другой. В дело вступила «змейка». Запущенная в одно из отверстий, она довольно быстро выпилила квадратный проем по периметру. Кусок дерева аккуратно вынули и просунули руку. Затем провернули вставленный в замочную скважину ключ и сняли цепочку. Масленкой смазали петли и только тогда, вершок за вершком, тихо приоткрыли дверь. В квартире стояла тишина. Хозяева спали. До рассвета оставалось не более часа. Первый из вошедших вынул из-за пояса «наган». Двое других последовали его примеру.
Держа перед собой оружие и тихо ступая по полу, он сделал два шага и в нерешительности остановился, раздумывая в какую из первых трех комнат войти. И когда он повернулся к своим спутникам, указывая, кому какая дверь предназначается, снизу вспыхнули и прогремели выстрелы. Вошедшие – первый и второй – отлетев назад, замертво повалились на пол. Третий же, падая, успел выстрелить в потолок, но тотчас же получил еще одну пулю – точно в левый глаз.
Загорелся свет. В комнате запахло пороховой гарью. Стены, пол и входная дверь были забрызганы кровью.
Ардашев опустил «браунинг», шагнул к первому трупу и сорвал с него маску. Его ожидания оправдались: перед ним, неестественно подогнув ногу, лежал тот самый красавчик, сопровождавший покойную баронессу Красицкую, известный полиции как карточный шулер Григорий Арнольдович Непорецкий, по кличке Жоржик. Двух других статский советник никогда ранее не видел, но их лица явно свидетельствовали о немалом уголовном опыте.
– Господи! – вскрикнула выглянувшая в коридор хозяйка, прикрывая глаза ладонями и укутываясь в простыню.
– Что тут произошло? – Вероника Альбертовна, успевшая накинуть пеньюар, тоже растерянно оглядывала коридор и все больше приходила в ужас.
– А ничего страшного не случилось, просто Клим отправил к праотцам еще троих homo sapiens, – пытаясь скрыть дрожь в голосе, съязвил Могилевский.
– Клим, а пп-почему тт-ты одет? – заикаясь, спросила Вероника Альбертовна. – Ты что, до сих пор не ложился?
– Прости, милая, но мне не спалось. Я работал в кабинете, когда услышал, что кто-то копается у входной двери.
– Это что же, Терентий? Пока мы спали, нас хотели убить? – пролепетала Елена, указывая на дыру в двери и на разбросанное оружие. Она отступила назад к комнате и вдруг разрыдалась.
– Ну-ну, родная, не волнуйся, – принялся успокаивать жену Могилевский. – Тебе не стоит здесь находиться. – Он повернулся к Ардашевой. – И ты, Вероника, тоже… Эта картина не для дам. Пойдемте, пойдемте со мной в гостиную. А Клим сейчас вызовет полицию и карету «Скорой помощи». Быть может, их еще можно спасти…
– Не думаю, – разглядывая трупы, покачал головой Ардашев. – Души этих грешников давно ждут в аду. Однако «неотложку» все равно придется оповестить. Пусть их вывезут отсюда.
Появилась горничная. Увидев происшедшее, она вскрикнула и скрылась за дверью.
Пока Ардашева соединяли с дежурным полицейского управления и «Скорой помощью», за окнами всплыли утренние сумерки, в которых, точно на копирке, проступали очертания домов и деревьев. Киев просыпался.
II
Судебный следователь 3-го участка Владимир Павлович Имгарт, сидевший за столом напротив Клима Пантелеевича, громко, точно ямщик в трактире, потягивал чай из блюдца и с аппетитом уплетал бутерброды, приготовленные горничной Могилевского.
Каширин, утонув в кресле рядом с хозяином дома, курил папиросу. Он уже выпил две рюмки водки и теперь чувствовал, как по всему телу растекалась легкая и приятная истома. И только начальник сыскного отделения Ткаченко не находил себе места. Держа руки за спиной, как арестант, он мерил комнату аршинными шагами, вздыхал то и дело и качал головой.
– Да успокойтесь, Николай Дмитриевич, – дожевав бутерброд, выговорил следователь. – Ведь все закончилось как нельзя лучше: Жоржик и его сподручные получили по заслугам. Расследования по убийствам ювелира Гиршмана и его помощников, барона и баронессы Красицких можно прекратить. А кроме того, мы закроем дюжину дел, в которых замешаны эти два беглых каторжника, однодельники Непорецкого. Вот и дворника злодеи чем-то опоили, что он никак в себя прийти не может… Как бы бедолага с ума не сошел. Только господь шельму метит: попались душегубы на мушку Клима Пантелеевича. Возмездие, как говорится, настигло…
– Це, безсумнівно, так, – кивнул главный сыщик города. – Но как теперь мы сможем выйти на главного распространителя фальшивых купюр? Жоржик был единственной нашей надеждой… Така ось заковика, пане…
– Не волнуйтесь, господа, – проговорил Ардашев. – Я найду человека, который стоял за Непорецким. Правда, теперь, после его смерти, это будет сделать несколько труднее.
– Что вы имеете в виду? – встрепенулся Ткаченко.
– Видите ли, вчера я предполагал, что отыщу этого субъекта сегодня-завтра. Но после того, что здесь произошло, мне, вероятно, понадобится на день-два больше.
– Це зовсім не проблема – день-два… Ми шукаємо його вже місяць.
– А может, все-таки вы поделитесь с нами своими соображениями? – осведомился следователь. – Как говорится, одна голова хорошо, а две – лучше.
– К сожалению, господа, я не имею привычки выставлять напоказ свои догадки. Потерпите немного, придет время, и вы вместе со мной арестуете преступника. А пока мне не хватает нескольких завершающих штрихов для того, чтобы дорисовать портрет главного злоумышленника.
– Что ж, – вздохнул Имгарт, – воля ваша. Однако хотелось бы, чтобы череда этих убийств наконец закончилась.
– Поверьте, Владимир Павлович, я тоже этого хочу. Но не в моих силах предотвратить все преступления на свете. К тому же противник наш очень умен и дерзок. И вполне возможно, он опять попытается свести счеты со мной, – Ардашев развел руками и добавил: – Всякое может случиться.
– Ладно. Даст бог, все образуется, – вымолвил коллежский секретарь и, выглянув в дверь, заметил: – Фотограф и судебный врач уже закончили работу. Трупы увозят. Да и нам, панове, пора на службу…
Судебный следователь вытер салфеткой рот, поднялся из-за стола и, обращаясь к Могилевскому, сказал:
– Спасибо за хлеб-соль.
– Не за что, господа, не за что, – тихо вымолвил отставной статский генерал, который все еще никак не мог прийти в себя (о чем говорило его бледное, как писчая бумага, лицо).
– До побачення, – кивнул на прощание сыщик.
– Всего доброго, господа, – ответил Могилевский.
– Думаю, еще увидимся, – проронил Каширин.
– Честь имею, – попрощался Клим Пантелеевич.
Когда передняя опустела, Терентий Петрович, глядя на дыру в двери, произнес:
– Прости, Клим, что иногда бывал к тебе несправедлив. Все ошибаются, и я – не исключение…Рискуя жизнью, ты спас от верной гибели не только себя, но и всех нас. И за это я тебя искренне благодарю. – Он обнял Ардашева.
– Ну что ты, Терентий. Брось, я тут ни при чем. На все воля божья. Пойдем в столовую. Надобно наших дам успокоить.
– Пока заменят дверь и приведут в порядок переднюю, предлагаю прокатиться вчетвером на моем авто. Поедем к Днепру, а? Кстати, Вероника говорила, что ты неплохой chauffeur.
– Замечательная идея, – улыбнулся статский советник. – Сейчас свежий воздух всем бы пошел на пользу.
Не прошло и получаса, как в квартире осталась лишь одна горничная. Смерть снова прошла стороной и не дотянула свои костлявые руки до Ардашева. «Стало быть, я еще нужен на этом свете», – мысленно рассудил Клим Пантелеевич, усаживаясь за руль «Рено».