Глава десятая
Больше всего я боялась снова увидеть графа Сен-Жермена. Во время нашей последней встречи я слышала его голос в своей голове, а его рука схватила меня за горло и сильно сжала, хотя от него до меня было больше чем четыре метра. Я не знаю, какова твоя роль, девочка, и вообще, важна ли ты. Но я не потерплю, чтобы кто-то нарушал мои правила.
Можно было предсказать, что я за это время нарушила не одно из его правил, но нужно подчеркнуть, что я их и не знала. Это обстоятельство давало пищу моему упрямству: поскольку никто не озаботился объяснить мне какие-либо правила или — боже упаси! — обосновать их, то нечего и удивляться, если я их не соблюдаю.
Но я боялась и другого — втайне я была уверена, что Джордано и Шарлотта окажутся правы: и я с треском опозорюсь в роли Пенелопы Грей, и каждый заметит, что со мной что-то не так. В какой-то момент я даже не могла вспомнить название города в Дербишире, откуда она была родом. Что-то с «Б». Или «П». Или «Д». Или…
— Ты выучила список гостей наизусть? — Мистер Уитмен не помогал мне справиться с волнением.
Какого черта я должна была учить этот список наизусть? Мое мотание головой вызвало лишь вздох со стороны мистера Уитмена.
— Я тоже не знаю его наизусть, — сказал Гидеон. Он сидел в лимузине напротив меня. — Знать заранее, кого ты встретишь, — лишь портит удовольствие.
Интересно, он тоже волнуется? Потеют ли у него ладони и участился ли пульс, как у меня? Или он так часто путешествовал в восемнадцатый век, что для него это уже перестало быть чем-то особенным?
— Ты прокусишь себе губу до крови, — сказал он.
— Я немного… нервничаю.
— Заметно. Тебе поможет, если я возьму тебя за руку?
Я решительно потрясла головой.
Нет, это только всё ухудшило бы, идиот! Не говоря уже о том, что я вообще перестала понимать, что должно означать твое отношение ко мне! Не говоря уже об отношениях между нами! А еще и мистер Уитмен смотрит взглядом всезнающего Бельчонка!
Я почти застонала вслух. Может, мне поможет, если я парочку предложений с восклицательными знаками из своих мыслей вывалю ему на голову? Я коротко подумала об этом, но тут же отбросила эту мысль.
Мы наконец приехали. Когда Гидеон помог мне выйти из машины, остановившейся перед церковью (в таком платье обязательно нужна рука помощи для подобных маневров или даже две руки), я заметила, что на этот раз он был без шпаги. Какое легкомыслие!
Прохожие оглядывались на нас с любопытством. Мистер Уитмен открыл двери главного входа в церковь.
— Чуть поживее, пожалуйста! — сказал он. — Мы не хотим привлекать лишнего внимания.
Ну да, конечно, два черных лимузина, остановившиеся среди бела дня посреди Норт-Одли-стрит, и пара мужчин в костюмах, вытаскивающие Ковчег завета из багажника и несущие его в церковь, не привлекают внимания, ага! Хотя издали сундук можно было принять за маленький гроб… У меня побежали мурашки по коже.
— Я надеюсь, ты хотя бы о пистолете подумал, — прошептала я Гидеону.
— У тебя странное представление о суаре, — ответил он нормальным голосом и накинул мне шаль на плечи. — И вообще, кто-нибудь проверил содержимое твоей сумочки? Не хотелось бы, чтобы посреди какого-нибудь номера зазвонил твой мобильник.
Я представила себе эту сцену и не могла сдержать ухмылку, потому что сейчас мой звонок на мобильнике звучал как кваканье лягушки.
— Кроме тебя, больше некому мне звонить, — сказала я.
— А у меня даже нет твоего номера. Можно мне все-таки заглянуть в твою сумочку?
— Это называется ридикюль, — сказала я и, пожав плечами, протянула ему сумку.
— Нюхательная соль, носовой платок, духи, пудра… образцово! — сказал Гидеон. — Так, как и должно быть. Идем.
Он отдал мне ридикюль, взял за руку и повел через главный вход в церковь, который мистер Уитмен тут же закрыл на засов. Внутри Гидеон забыл отпустить мою руку, и сейчас я не возражала, иначе меня в последнюю минуту охватила бы паника и я бы сбежала.
На свободном месте перед алтарем Фальк де Вилльер и мистер Марли, за которыми со скепсисом следил пастор, доставали из Ковчега за… э-э-э… из сундука хронограф. Доктор Уайт измерил шагами помещение и сказал:
— От четвертой колонны одиннадцать шагов влево, тогда можно будет быть уверенными на сто процентов.
— Я не знаю, могу ли гарантировать, что в 18.30 в церкви никого не будет, — сказал пастор нервно. — Органист любит задерживаться, да и некоторые члены общины часто заводят со мной разговоры в дверях, которые я не могу…
— Не волнуйтесь, — сказал Фальк де Вилльер. Хронограф стоял уже на алтаре. Лучи послеобеденного солнца преломлялись в разноцветных витражах и делали драгоценные камни невероятно большими. — Мы будем здесь и поможем после службы отправить ваших прихожан по домам. — Он глянул на нас. — Готовы?
Гидеон наконец отпустил мою руку.
— Я прыгну первым, — сказал он.
У пастора отвисла челюсть, когда он увидел, как Гидеон исчез в воронке слепящего света.
— Гвендолин. — Фальк взял мою руку и потянул к хронографу, подбадривающе улыбаясь мне. — Мы увидимся ровно через четыре часа.
— Надеюсь, — пробормотала я.
Иголка уже впилась мне в палец, помещение наполнилось красным светом и я прикрыла веки.
Открыв глаза, я чуть пошатнулась, но кто-то аккуратно придержал меня за плечи.
— Все в порядке, — прозвучал голос Гидеона в моих ушах.
Толком ничего нельзя было разглядеть. Единственная свеча освещала алтарь, остальная часть церкви лежала в призрачном сумраке.
— Bienvenue, — прозвучал хриплый голос из этого сумрака, и хотя я ожидала этого, но все равно вздрогнула.
Мужская фигура отделилась от тени колонны, и в свете свечи я узнала бледное лицо Ракоци, друга графа. Как и при первой встрече, я подумала, что он похож на вампира, его черные глаза не блестели, в тусклом свете они выглядели страшными черными дырами.
— Мсье Ракоци, — сказал Гидеон по-французски и вежливо поклонился. — Рад встрече с вами. С моей спутницей вы уже знакомы.
— Разумеется. Мадмуазель Грей на сегодняшний вечер. Рад встрече. — Ракоци слегка обозначил поклон.
— Э-э-э… tres… — промямлила я. — Я радуюсь встрече с вами, — перешла я на английский.
Никогда не знаешь, что произнесешь ни с того ни с сего на иностранном языке, особенно, если с ним не очень дружишь.
— Мои люди и я проводим вас к дому лорда Бромптона, — сказал Ракоци.
Мне стало еще страшнее оттого, что я не видела его людей, хотя слышала, как они дышали и двигались в темноте, когда мы пошли за Ракоци через неф к выходу. Даже на улице я никого из них не увидела несмотря на то, что несколько раз оглядывалась.
Было прохладно и моросил мелкий дождь, и если в это время уже существовали уличные фонари, то на этой улице этим вечером ни один из них не работал. Было так темно, что я даже не могла разглядеть лицо Гидеона, шедшего рядом со мной, казалось, тени вокруг ожили, дышат и тихо лязгают. Я крепко вцепилась в Гидеона. Не дай бог, он меня сейчас отпустит!
— Это всё мои люди, — шепнул Ракоци. — Хорошие, испытанные в бою парни из народа куруцци. Мы обеспечим вашу безопасность и на обратном пути.
О, как успокаивающе!
До дома лорда Бромптона оказалось недалеко, и чем ближе мы подходили, тем больше рассеивалась тьма вокруг. Сам дом в Вигмор-стрит был ярко освещен и выглядел по-настоящему уютным. Люди Ракоци остались в тени, он один проводил нас до самого дома, где в огромном холле, откуда помпезная лестница с изогнутыми перилами вела на второй этаж, сам лорд Бромптон собственно персоной ожидал нас. Он был все так же тучен, каким я его запомнила, его лицо блестело от жира в свете многочисленных свечей.
В холле, кроме лорда и четырех лакеев, больше никого не было. Слуги стояли в ряд возле одной из дверей и ждали дальнейших приказаний. Ожидаемого общества не было видно, но до моих ушей донеслись шум голосов и несколько нестройных тактов мелодии.
Пока Ракоци, поклонившись, уходил, мне стало ясно, почему лорд Бромптон лично встречал нас, до того как кто-либо нас увидит. Он заверил нас, что очень рад нам, сказал, что наслаждался нашей первой встречей, но… э-э-эм… э-э-эм… было бы разумно, не упоминать ее, эту встречу, при его жене.
— Только чтобы избежать недоразумений, — сказал он. При этом он постоянно подмигивал, как будто ему попало что-то в глаз, и, как минимум, трижды поцеловал мне руку. — Граф заверил меня, что вы происходите из одной из лучших семей Англии, и я надеюсь, что вы простите мою невоспитанность в нашем занятном разговоре о двадцать первом веке и мою абсурдную идею, что вы могли быть актерами. — Он снова утрировано подмигнул.
— Наверняка в этом есть и наша вина, — сказал ровно Гидеон. — Граф приложил все усилия, чтобы направить вас по ложному пути. Кстати, между нами говоря: он немного с причудами, не правда ли? Моя сводная сестра и я — мы уже привыкли к его шуткам, но если его не знать так хорошо, общение с ним может быть несколько странным. — Он снял с меня шаль и передал ее одному из лакеев. — Ну… как бы то ни было. Мы слышали, что ваш салон обладает замечательным фортепиано и прекрасной акустикой. Мы очень обрадовались приглашению леди Бромптон.
Лорд Бромптон на мгновение не мог отвести взгляд от моего декольте, потом сказал:
— Она тоже будет в восторге познакомиться с вами. Идемте, все уже в сборе. — Он подал мне руку. — Мисс Грей?
— Милорд. — Я бросила взгляд на Гидеона, и он ободряюще улыбнулся, следуя за нами в салон, в который мы попали через дугообразную двустворчатую дверь прямо из холла.
Салон я представляла как что-то похожее на гостиную, но помещение, в которое мы вошли, могло посоревноваться с бальным залом в нашем доме. В огромном камине сбоку горел огонь, а перед окнами с тяжелыми гардинами стоял спинет. Я скользила взглядом по изящным столикам, диванам с пестрой обивкой и стульям с позолоченными подлокотниками. Все это освещалось сотнями свечей, которые висели и стояли повсюду, придавая пространству магическое свечение — так что я от восхищения онемела. К сожалению, этот же свет падал и на множество незнакомых лиц, и к моему восторгу (памятуя наставления Джордано, я крепко сжала губы, чтоб по недосмотру не оказаться стоящей с открытым ртом) стал примешиваться страх. Это называется небольшой уютный званый вечер? Как тогда будет выглядеть бал?
Я еще не успела все подробно рассмотреть, как Гидеон непреклонно потащил меня внутрь толпы. Многие пары глаз с любопытством наблюдали за нами и, спустя мгновение, к нам поспешила небольшая полноватая женщина, оказавшаяся леди Бромптон.
На ней было бархатное светло-коричневое платье с отделкой, а волосы были спрятаны под объемным париком, выглядевшем, если учесть количество свечей, весьма пожароопасным. У хозяйки дома была приятная улыбка, и она сердечно приветствовала нас. Автоматически я опустилась в реверансе, а Гидеон использовал возможность оставить меня одну, вернее, он дал лорду Бромптону увести себя в сторону. Не успела я решить, должна ли я сердиться по этому поводу, как леди Бромптон втянула меня в разговор. К счастью, в нужный момент я вспомнила название города, в котором я — или, вернее, Пенелопа Грей — жила. Воодушевленная ее радостными кивками, я заверила леди Бромптон, что, хотя там очень тихо и мирно, в городе не хватает светских развлечений, обилие которых в Лондоне меня просто потрясло.
— К концу вечера вы наверняка измените свое мнение, если Женевьева Фэрфакс и сегодня решит исполнить свой репертуар на фортепьяно в полном объеме.
Одна из дам в бледно-желтом, цвета примулы, платье приблизилась к нам:
— Наоборот, я практически уверена, что вы захотите вернуться к нехватке развлечений деревенской жизни.
— Тс-с-с, — произнесла леди Бромптон, хихикнув. — Это невоспитанно, Джорджиана!
Ее заговорщицкий взгляд, адресованный мне, придал ей очень молодой вид. Как она вообще оказалась вместе с этим жирным старым мешком?
— Может, и невоспитанно, зато правда! — Дама в желтом (даже в свете свечей абсолютно непривлекательный цвет!) сообщила мне приглушенным голосом, что ее супруг на прошлом суаре заснул и стал громко храпеть.
— Сегодня этого не случится, — заверила леди Бромптон. — Сегодня с нами необыкновенный, таинственный граф Сен-Жермен, который позже осчастливит нас игрой на скрипке. И Лавиния сгорает от нетерпения в ожидании спеть дуэтом с мистером Мерчантом.
— Для этого ты должна не пожалеть для него вина, — сказала дама в желтом, улыбнулась мне широкой улыбкой, открыто демонстрируя свои зубы.
Я автоматически улыбнулась ей точно так же. Ха! Я знала! Джордано — гадкий воображала! И вообще, все вокруг были намного проще, чем я себе представляла.
— Это очень сложный вопрос меры, — вздохнула леди Бромптон, и ее парик слегка задрожал. — Слишком мало вина — и он не захочет петь, слишком много — и он начнет петь неприличные матросские песни. Вы знакомы с графом Сен-Жерменом, дорогая?
Я тут же посерьезнела и непроизвольно оглянулась.
— Меня представили ему пару дней тому назад, — сказала я и сделала усилие, чтобы не поскрежетать зубами. — Мой сводный брат… знаком с ним.
Я увидела Гидеона, стоявшего возле камина и разговаривавшего с хрупкой молодой женщиной в сногсшибательном зеленом платье. Оба выглядели так, будто давным-давно знают друг друга. Она тоже смеялась так, что можно было видеть ее зубы. У нее были красивые зубы, никаких гнилых пеньков, в чем меня пытался убедить Джордано.
— Разве граф не великолепен? Я могла бы часами слушать его рассказы, — сказала дама в желтом, после того как рассказала мне, что она приходится кузиной леди Бромптон. — Больше всего я люблю истории о Франции!
— Да, пикантные истории, — сказала леди Бромптон. — Разумеется, они не предназначены для невинных ушей дебютанток.
Я поискала глазами графа и нашла его сидящим в углу, поглощенного в разговор с двумя мужчинами. Издалека он выглядел элегантно, его возраст невозможно было определить. Как будто почувствовав мой взгляд, он поднял свои темные глаза на меня.
Граф был одет так же, как и другие мужчины в салоне — на нем был парик и камзол, нелепые брюки чуть ниже колен и странные туфли с пряжками. Но в отличие от всех остальных, он не показался мне только что прибывшим из костюмного фильма, и в первый раз я осознала, где я в данный момент нахожусь.
Его губы скривились в улыбке, и я вежливо склонила голову, в то время как по всему телу у меня побежали мурашки. С большим трудом я справилась с рефлекторным желанием схватиться за горло. Я не хотела навести его на ненужные мысли.
— Ваш сводный брат, к слову сказать, очень красив, дорогая, — сказала леди Бромптон. — В противовес слухам, которые до нас доходили.
Я отвела взгляд от графа Сен-Жермена и снова посмотрела на Гидеона.
— Да, это так. Он действительно… очень хорошо выглядит.
Похоже, дама в зеленом тоже так считала. Она как раз с кокетливой улыбкой поправляла его шейный платок. Джордано меня за такой поступок, скорее всего, убил бы.
— А кто эта дама, которая его лапа… э-э-э… с которой он разговаривает?
— Лавиния Рутланд. Самая красивая вдова в Лондоне.
— Но не надо сочувствия, — тут же вмешалась дама в желтом. — Ее давно уже утешает герцог Ланкастерский, к большому неудовольствию герцогини, и одновременно у нее развилось пристрастие к многообещающим политикам. Интересуется ваш брат политикой?
— Мне кажется, в данный момент это совершенно неважно, — сказала леди Бромптон. — Лавиния выглядит, как будто ей преподнесли подарок, который она сейчас развернет. — Она снова оглядела Гидеона с головы до ног. — По слухам, у него должны были быть хилое телосложение и рыхлая фигура. Какое счастье, что это не так. — Внезапно у нее на улице проявился испуг. — О! У вас же до сих пор нет напитков!
Кузина леди Бромптон оглянулась и толкнула в бок молодого человека, оказавшегося поблизости.
— Мистер Мерчант? Сделайте доброе дело — добудьте для нас пару бокалов специального пунша леди Бромптон. И захватите бокал для себя. Мы хотим сегодня услышать ваше пение.
— А это — очаровательная мисс Пенелопа Грей, воспитанница виконта Баттена, — сказала леди Бромптон. — Я бы вас представила более обстоятельно, но у нее нет капитала, а вы — охотник за приданым. Это значит, что нет никакого смысла отдаваться моей своднической страсти.
Мистер Мерчант, который был на голову ниже меня, как, кстати, многие в этом зале, не выглядел обиженным. Он галантно поклонился и произнес, напряженно глядя в мое декольте:
— Но это не означает, что я могу не заметить прелести такой очаровательной юной дамы.
— Я рада за вас, — сказала я неуверенно, а леди Бромптон и ее кузина расхохотались.
— О нет! Лорд Бромптон и мисс Фэрфакс приближаются к фортепьяно, — сказал мистер Мерчант и закатил глаза. — Я себе уже представляю!
— Поспешите! Наши напитки! — приказала леди Бромптон. — На трезвую голову никто это не выдержит.
Пунш, который я сначала осторожно попробовала, оказался очень вкусным. Он отдавал фруктами, немного корицей и еще чем-то. В моем желудке разлилось приятное тепло. Я даже расслабилась и стала получать удовольствия от этого великолепного зала с множеством замечательно одетых людей, как вдруг мистер Мерчант залез в мое декольте, стоя у меня за спиной, и я чуть не разлила пунш.
— Одна из чудесных розочек сбилась, — заявил он, улыбаясь при этом явно двусмысленно.
Я колебалась. Джордано не подготовил меня к подобным ситуациям, и поэтому я не знала, что говорит этикет по поводу рококо-щупальщиков. В поисках помощи я посмотрела на Гидеона, но он был так углублен в разговор с юной вдовой, что даже не заметил этого. Если бы мы были в моем времени, я бы сказала мистеру Мерчанту, что он свои руки должен держать при себе, иначе у него собьется кое-что другое, а не розочка. Но в данных обстоятельствах такая реакция казалась мне несколько… невежливой. Так что я улыбнулась и сказала:
— Спасибо, очень мило с вашей стороны. Я не заметила.
Мистер Мерчант поклонился:
— К вашим услугам, мадам.
Непостижимая наглость! Но во времена, когда у женщин не было права голоса, не стоило удивляться, что и в других вопросах к ним не проявляли уважения.
Разговоры и смех постепенно затихли, когда к фортепьяно подошла мисс Фэрфакс, дама с тонким носом в платье камышового цвета, села, аккуратно поправив свои юбки и взяла несколько аккордов. Играла она совсем неплохо. Единственное, что немного мешало, было ее пение. У нее был невероятно… высокий голос. Еще капельку выше, и ее можно было принять за собачий свисток.
— Освежающе, не так ли? — Мистер Мерчант позаботился о том, чтобы мой бокал снова был полным. К моему удивлению (и некоторому облегчению) он откровенно схватил леди Бромптон тоже за грудь, уверяя, что там был волос. Похоже, леди Бромптон это не сильно возмутило, она лишь назвала его «сластолюбцем» и ударила веером по пальцам (ага! вот для чего на самом деле нужны веера!). Затем она и ее кузина повели меня к диванчику с обивкой в синий цветочек, стоявшему у окна, и усадили между собой.
— Здесь вы в безопасности от липких рук, — сказала леди Бромптон и похлопала по-матерински меня по коленке. — Только ваши уши еще в опасности.
— Пейте, — посоветовала мне тихо кузина. — Вам это понадобится. Мисс Фэрфакс только начала свое пение.
Диван был непривычно жестким, а спинка была настолько выгнута, что невозможно было на нее опереться, если только я не хотела утонуть во всех своих многочисленных юбках. Совершенно очевидно, что при изготовлении диванов в восемнадцатом веке не предполагалось, что на них будут сидеть развалясь.
— Я даже не знаю, я непривычна к алкоголю, — сказала я нерешительно.
Моя единственная встреча с алкоголем произошло ровно два года назад. Это случилось на одной из «пижамных» вечеринок у Синтии. Совершенно безобидной. Без мальчиков, зато с чипсами и с «Классным мюзиклом» на DVD. И с миской, полной ванильным мороженым, апельсиновым соком и водкой… Самым большим подвохом стало то, что ванильное мороженое перебивало вкус водки, и эта смесь действовала на всех по-разному. Синтия после трех стаканов распахнула окно и кричала на весь Челси «Зак Эфрон, я люблю тебя!». Лесли сидела с унитазом в обнимку, Пегги призналась Саре в любви («ты такая к-к-к-ры-ы-ы-ысив-в-вая, женись на мню»), а с Сарой случилась истерика, непонятно по какой причине. Но хуже всех было мне. Я прыгала на кровати Синтии и орала Breaking free, причем в конце песни опять начинала ее сначала. Когда в комнату зашел папа Синтии, я сунула ему под нос щетку для волос как микрофон и прокричала: «Пой с нами, лысый! Двигай попой!» На следующий день я не могла объяснить, как это было всё возможно.
После этой неприятной истории мы с Лесли решили избегать алкоголя (и пару месяцев — отца Синтии), и с тех пор были последовательны в этом вопросе. Пусть даже иногда было довольно странно находиться трезвыми в компании выпивших. Например, как сейчас.
Я снова чувствовала на себе взгляд графа, сидевшего на противоположной стороне зала, и в моем затылке неприятно зудело.
— Говорят, он владеет искусством чтения мыслей, — прошептала леди Бромптон, и тогда я решила временно отменить запрет на алкоголь. Только на сегодняшний вечер. Только для нескольких глотков. Чтобы забыть о страхе перед графом. И перед всем остальным.
Специальный пунш леди Бромптон действовал на удивление быстро, и не только на меня. После второго бокала пение мисс Фэрфакс уже не казалось нам таким ужасным, после третьего — мы стали постукивать ногами в такт, и я подумала, что никогда еще не была на такой милой вечеринке. Нет, правда — люди были намного непринужденнее, чем я себе представляла. Непринужденнее, чем в двадцать первом веке, если уж быть точным. А освещение было просто грандиозным. Как это я раньше не заметила, что от света сотни свечей кожа каждого присутствующего приняла золотистый оттенок? Даже у графа, который улыбался мне с другого конца зала.
Четвертый бокал заставил мой внутренний голос («Осторожно! Не доверяй никому!») окончательно заткнуться. Моей эйфории мешало только то, что Гидеон обращал внимание исключительно на женщину в зеленом платье.
— Ну, теперь наши уши всё выдержат, — решила леди Бромптон в какой-то момент, поднялась и, аплодируя, пошла к спинету. — Моя дорогая, дорогая мисс Фэрфакс. И на этот раз вы были превосходны, — сказала она, целуя мисс Фэрфакс в обе щеки и насильно усаживая на первый попавшийся стул. — А сейчас прошу встретить аплодисментами мистера Мерчанта и леди Лавинию. Нет-нет, никаких отговорок, мы знаем, что вы втайне репетировали вдвоем.
Кузина леди Бромптон завизжала как настоящая малолетняя фанатка юношеской группы, когда любитель-хватать-за-грудь уселся за спинет и сыграл несколько быстрых арпеджио. Прекрасная леди Лавиния одарила Гидеона сияющей улыбкой и поспешила к инструменту. Я увидела, что она была не такая уж и молодая, как я думала. Но пела она великолепно! Как Анна Нетребко, которую я слышала два года назад в Королевской Опере в Ковент-Гардене. Ну, может, не так же великолепно, как Нетребко, но слушать ее доставляло огромное удовольствие. Если любить напыщенные итальянские оперные арии. Которые я, честно говоря, не любила, но сегодня благодаря пуншу… Очевидно, итальянские арии были безусловным рецептом для хорошего настроения в восемнадцатом веке. Люди в зале очень оживились. Только собачий свист… э-э-э… мисс Фэрфакс сидела с кислым лицом.
— Могу я тебя похитить на мгновение? — Гидеон подошел сзади к дивану и улыбался мне сверху вниз. Конечно, когда дама в зеленом была занята, он опять вспомнил обо мне. — Граф был бы рад, если ты ему составишь на некоторое время компанию.
О! Точно! У меня же еще были дела! Я набрала полную грудь воздуха, и одним глотком осушила свой бокал. Встав с дивана, я ощутила приятное головокружение. Гидеон забрал у меня бокал и поставил его на один из столиков с этими симпатичными ножками.
— Там был алкоголь? — шепнул он.
— Нет, это просто пунш, — шепнула я в ответ. У-у-упс, пол тут оказался неровным. — Я вообще не употребляю алкоголя, к твоему сведению. Это один из моих железных принципов. И без алкоголя можно веселиться.
Гидеон поднял бровь и предложил мне свою руку.
— Я очень рад, что ты веселишься.
— Взаимно, — заверила я его. Ух, полы в восемнадцатом веке действительно шатались. Раньше я этого не замечала. — Она, может, и немного стара для тебя, но тебе же это не мешает. Как не мешает, что она до этого была с герцогом Каким-то-там. Нет, правда, классная вечеринка. Люди намного приятнее, чем я думала. Такие коммуникабельные и подчеркивающие фигуру. — Я посмотрела на щупальщика и Нетребко-остатки у спинета. — И… они очевидно любят петь. Очень симпатично. Хочется тут же вскочить и присоединиться.
— Не вздумай, — прошептал Гидеон, ведя меня к дивану, на котором сидел граф.
Тот, видя, что мы приближаемся, поднялся с завидной легкостью молодого человека и сложил губы в ожидающей улыбке.
Ну хорошо, подумала я и задрала подбородок. Сделаем вид, что я не выяснила в Гугле, что ты никакой не граф. Сделаем вид, что у тебя есть графство и ты не аферист неизвестного происхождения. Сделаем вид, что ты не душил меня в прошлый раз. И сделаем вид, что я абсолютно трезвая.
Я отпустила Гидеона, взялась за тяжелый красный шелк, расправила свои юбки и присела в глубоком реверансе, из которого поднялась, только когда граф протянул мне руку, украшенную кольцами и драгоценными камнями.
— Мое дорогое дитя, — сказал он, и что-то веселое мелькнуло в его шоколадным глазах, когда он ласково похлопывал меня по руке. — Я в восхищении от твоей элегантности. После четырех бокалов специального пунша леди Бромптон другие не могут выговорить даже свое имя.
О, он считал! Я виновато опустила глаза. Вообще-то, было пять бокалов. Но я совершенно не скучала по ощущению, когда меня переполняли неотчетливые страхи. И по комплексу неполноценности я тоже не скучала. Нет, мне очень нравилось мое выпившее «я». Даже если пол под ногами шатался.
— Merci pour le compliment, — пролепетала я.
— Обворожительно, — сказал граф.
— Мне очень жаль, я должен был проследить, — сказал Гидеон.
Граф тихо рассмеялся.
— Мой милый мальчик, ты был занят другим. И в первую очередь, мы должны хорошо повеселиться сегодня вечером, не правда ли? К тому же лорд Аластер, которому я обязательно хочу представить нашу прелестную даму, до сих пор не появился. Но мне сказали, что он уже в пути сюда.
— Один? — спросил Гидеон.
Граф рассмеялся.
— Не имеет значения.
Анна-Нетребко-для-бедных и щупальщик закончили арию яростным аккордом, и граф выпустил мою руку, чтобы поаплодировать.
— Разве они не прекрасны? Большой талант, к тому же такая красота.
— Да, — сказала я тихо и тоже похлопала, стараясь не сделать «ладушки-ладушки». — Нужно постараться, чтобы заставить зазвенеть люстру.
Хлопанье нарушило мое хрупкое равновесие и я слегка пошатнулась. Гидеон подхватил меня.
— Не могу поверить! — зло сказал он, почти прижавшись губами к моему уху. — Не прошло и двух часов, а ты в стельку пьяная. Что ты себе думала?!
— Ты сказал «в стельку», я наябедничаю Джордано, — хихикнула я. Но в общей суматохе этого никто не мог слышать. — Да и поздно уже ругаться. Ребенок уже свалился в… специальный пунш, я бы сказала. — Я икнула. — Упс, извиняюсь. — Я огляделась. — Другие пьянее меня, так что давай — без ложных моральных нотаций. У меня все под контролем. Ты можешь меня отпустить, я стою крепко, как скала в прибое.
— Я предупреждаю тебя, — прошептал Гидеон, но все-таки меня отпустил.
На всякий случай я пошире расставила ноги. Все равно никто не мог увидеть под широкой юбкой.
Граф с интересом наблюдал за нами, но на его лице не было ничего, кроме родительской гордости. Я украдкой посмотрела на него и получила в ответ улыбку, которая наполнила теплом мое сердце. И чего я так его боялась? С большим трудом я могла вспомнить, что рассказал мне Лукас: что этот мужчина перерезал горло собственному предку…
Леди Бромптон снова была впереди и благодарила мистера Мерчанта и леди Лавинию за выступление. Потом — прежде чем мисс Фэрфакс успела снова подняться — она призвала приветствовать аплодисментами сегодняшнего почетного гостя, объездившего мир, окутанного тайнами, знаменитого графа Сен-Жермена.
— Он обещал мне, сыграть сегодня на своей скрипке, — сказала она, и лорд Бромптон приблизился со скрипичным футляром в руках, так быстро, насколько ему позволял его огромный живот.
Публика под воздействием пунша неистовствовала от восторга. Действительно, это была потрясная вечеринка!
Граф, улыбаясь, достал скрипку из футляра и стал настраивать.
— Я бы никогда не решился разочаровать вас, леди Бромптон, — сказал он мягким голосом. — Но мои старые пальцы уже не такие беглые, как в те времена, когда я при французском дворе играл дуэт с печально известным Джиакомо Казановой… И в последние дни меня слегка замучила подагра.
По залу прокатилось перешептывание и послышались вздохи.
— … Поэтому я хочу этим вечером передать скрипку в руки моего юного друга, — продолжил граф.
Гидеон выглядел немного испуганно и покачал головой. Но когда граф поднял бровь и сказал «Пожалуйста!», он взял инструмент и смычок, слегка поклонившись, и пошел к спинету.
Граф взял меня за руку.
— А мы присядем рядышком на диван и будем наслаждаться концертом, да? О, не надо дрожать. Садись, дитя мое. Ты не знаешь, что со вчерашнего дня мы с тобой — самые близкие друзья, ты и я. У нас был действительно очень, очень искренний разговор, и мы сумели преодолеть все наши разногласия.
Э-э-э?!
— Вчера днем? — повторила я.
— Если говорить о моем времени, — сказал граф. — Для тебя эта встреча — в будущем. — Он засмеялся. — Я люблю усложнять, ты заметила?
Ошеломленная, я уставилась на него. В этот момент Гидеон начал играть и я сразу забыла, о чем хотела спросить. Боже мой! Может быть, в этом был виноват пунш, но — вау! Со скрипкой он был очень сексапильным. Одно то, как он ее брал в руки и клал под подбородок! Ему ничего не надо было больше делать, я была уже покорена. Длинные ресницы бросали тень на его щеки, а когда он поднял смычок и провел им по струнам, волосы упали на лицо. Как только в воздухе возникли первые звуки, у меня почти остановилось дыхание — такими они были нежными, заставляющими таять, и внезапно мне захотелось плакать. До сих пор скрипки были в конце списка моих любимых инструментов, собственно, они мне нравились только в фильмах, для подчеркивания особых моментов. Но сейчас это было невероятно красиво, причем всё: горько-сладкая мелодия и юноша, извлекавший ее из инструмента. Все в зале слушали, затаив дыхание, а Гидеон играл, полностью погрузившись в музыку, как будто вокруг никого не было.
Я заметила, что плачу, только когда граф дотронулся до моей щеки и мягким движением пальцем вытер слезу. Я вздрогнула, испугавшись от неожиданности.
Он улыбнулся мне и в его темно-карих глазах я заметила теплый блеск.
— Ты не должна этого стыдиться, — сказал он тихо. — Если бы этого не было, я бы был очень разочарован.
Я сама удивилась, когда улыбнулась в ответ (правда! как я могла?! это же он меня душил!).
— Что это за мелодия? — спросила я.
Граф пожал плечами.
— Не знаю. Думаю, что ее еще только сочинят.
Зал взорвался потрясающей овацией, когда Гидеон закончил. Он с улыбкой поклонился и успешно сумел избежать просьб исполнить что-то на «бис», но был менее успешен в отношение объятий прекрасной леди Лавинии. Она повисла на его руке, и у него не было выхода, кроме как притащить ее к нашему дивану.
— Разве он не потрясающий? — вскричала леди Лавиния. — Но когда я увидела эти руки, я знала, что они способны на что-то выдающееся!
— Могу поспорить, — пробормотала я.
Я бы с удовольствием встала с дивана, хотя бы для того, чтобы леди Лавиния не смотрела на меня сверху вниз, но я не могла. Алкоголь вывел из строя мои брюшные мышцы.
— Необыкновенный инструмент, маркиз, — сказал Гидеон графу и протянул ему скрипку.
— Страдивари. Сделанный мастером по моему заказу, — ответил граф мечтательным тоном. — Я бы хотел, чтобы ты ее получил, мой мальчик. Сегодняшний вечер — подходящий момент для праздничной передачи ее в твои руки.
Гидеон порозовел. От радости, как я предполагаю.
— Это… я не могу… — Он посмотрел в темные глаза графа, затем опустил взгляд и добавил: — Для меня это огромная честь, маркиз.
— Для меня это еще большая честь, — произнес граф серьезно.
— Надо же! — пробормотала я. Похоже, эти двое действительно питают нежные чувства друг к другу.
— А вы тоже так же музыкальны, как ваш сводный брат, мисс Грей? — спросила леди Лавиния.
Скорее всего нет. Но во всяком случае не менее музыкальна, чем ты, — подумала я.
— Я только люблю петь, — сказал я.
Гидеон бросил на меня предупреждающий взгляд.
— Петь! — воскликнула леди Лавиния. — Как я и наша дорогая мисс Фэрфакс.
— Нет, — сказала я решительно. — Я не могу петь так высоко, как мисс Фэрфакс — (я же не летучая мышь!) — и у меня нет такого объема легких, как у вас. Но я люблю петь.
— Я думаю, мы достаточно музицировали сегодня вечером, — сказал Гидеон.
Леди Лавиния приняла обиженный вид.
— Конечно, все были бы в восторге, если бы вы еще раз удостоили нас чести, — быстро добавил Гидеон и бросил мне мрачный взгляд. Но я была настолько пьяна, что мне это было по барабану.
— Ты… замечательно играл, — сказала я. — Я расплакалась! Правда.
Он ухмыльнулся, как будто я произнесла шутку, и спрятал Страдивари в футляр.
Лорд Бромптон, пыхтя, добрался до нас с двумя бокалами пунша и уверил Гидеона в своем восторге от его виртуозности, а также посетовал, что бедный Аластер будет страшно огорчен, пропустить несомненную кульминацию этого вечера.
— Вы думаете, что Аластер сегодня еще появится? — спросил граф несколько несдержанно.
— Я убежден, — сказал лорд Бромптон и подал мне один из бокалов.
Я тут же сделала жадный глоток. Отличная была выпивка! Достаточно было только понюхать, и тебе было уже хорошо. Ты была готова схватить щетку для волос и начать прыгать на кровати, распевая Breaking free — вместе с Заком Эфроном или без него!
— Милорд, вы обязательно должны уговорить мисс Грей спеть сегодня для нас, — сказала леди Лавиния. — Она очень любит петь.
В ее голосе чувствовалась какая-то странная нотка, заставившая меня насторожиться. Что-то напомнило мне Шарлотту. Она хотя и выглядела иначе, но где-то в глубине под этим светло-зеленым платьем пряталась Шарлотта, я была уверена. Человек, готовый на все, чтобы кто-то, осознав свою посредственность, заметил его собственное великолепие и уникальность. Ага!
— Ну ладно, — сказала я и попробовала еще раз встать с дивана. На этот раз у меня получилось. Я даже осталась стоять. — Тогда я спою.
— Что? — сказал Гидеон и покачал головой. — Ни в коем случае она не будет петь… Я боюсь, что пунш…
— Мисс Грей, вы окажете огромную честь, если споете для нас, — сказал лорд Бромптон и так энергично подмигнул, что затряслись все его пятнадцать подбородков. — И если это заслуга пунша, тем лучше. Идем со мной. Я вас объявлю.
Гидеон крепко схватил меня за руку.
— Это плохая идея, — сказал он. — Лорд Бромптон, прошу вас… Моя сводная сестра еще никогда не пела на публике…
— Всегда наступает первый раз, — сказал лорд Бромптон и потащил меня дальше. — Тут же все свои. Не будьте занудой.
— Вот именно. Не будь занудой, — сказала я и сбросила руку Гидеона. — У тебя случайно нет с собой щетки для волос? Я лучше пою, если у меня в руке щетка для волос.
В лице Гидеона проглядывалось отчаяние.
— Ни в коем случае, — сказал он и пошел за нами к спинету.
Я слышала, как позади нас, тихо смеялся граф.
— Гвен… — шипел Гидеон. — Немедленно прекрати.
— Пенелопа, — исправила я его, одним глотком опустошила бокал с пуншем и, пустой, отдала ему. — Как ты думаешь, понравится им Over the rainbow? Или, — я хихикнула, — лучше Hallelujah?
Гидеон застонал.
— Ты не сделаешь этого! Идем со мной отсюда.
— Нет, это слишком современно, да? Дай подумать… — Я мысленно прошлась по всему своему репертуару, пока лорд Бромптон представлял меня, не жалея красок.
Мистер Мерчант, щупальщик, присоединился к нам.
— Нужно ли даме компетентное сопровождение на спинете? — спросил он.
— Нет, даме нужно кое-что другое, — ответил Гидеон и уселся на банкетку возле спинета. — Пожалуйста, Гвен…
— Пен, я бы попросила, — сказала я. — Я знаю, что буду петь. Don't cry for me, Argentina. Я знаю все слова, а мюзиклы, по сути, безвременны, ты так не считаешь? Но, может, они не знают, что такое Аргентина…
— Ты же не хочешь опозориться перед столькими людьми, не так ли?
Это была неплохая попытка заставить меня испугаться, но в данных обстоятельствах — совершенно напрасная.
— Послушай, — доверительно шепнула я. — Мне все эти люди неважны. Во-первых, они все умерли двести лет назад, а во-вторых, у них отличное настроение и они пьяны. Все, кроме тебя, разумеется.
Гидеон со стоном опустил лоб на руки, извлекая при этом локтями звуки из спинета.
— Знаете ли вы… может быть… Memory? Из Cats? — спросила я мистера Мерчанта.
— О… сожалею… нет, — сказал мистер Мерчант.
— Нестрашно, я тогда спою à capella, — уверенно сказала я и повернулась к публике. — Песня называется Memory и рассказывает о… кошке, страдающей от любви. Но, по сути, подходит и людям. В самом широком смысле.
Гидеон поднял голову, не веря своим ушам, и снова сказал:
— Прошу тебя…
— Мы просто никому не расскажем, — сказала я. — Окей? Это будет нашей тайной.
— Наконец-то наступил этот момент. Великолепная, единственная в своем роде и прекрасная мисс Грей сейчас будет петь для нас! — воскликнул лорд Бромптон. — Впервые перед публикой.
Я должна была бы волноваться, поскольку все разговоры стихли и все взгляды были обращены ко мне, но я не волновалась. Эх, какой восхитительный пунш! Я обязательно должна узнать его рецепт.
Что я там собиралась петь?
Гидеон сыграл несколько нот на спинете, и я узнала первые такты. Memory. А, точно! Я благодарно улыбнулась Гидеону. Как мило, что он принимает участие. Я набрала в легкие воздух. Первый звук в этой песне был особенно важен. Если его профукать, можно дальше не продолжать. Слово Mitnight должно прозвучать точно, но не назойливо. Я обрадовалась, потому что у меня оно прозвучала как у Барбры Стрейзанд.
Not a sound form the pavement,
has the moon lost her memory?
She is smiling alone.
Ты подумай! Гидеон, оказывается, умел играть на рояле. И совсем неплохо. Господи, если бы я не была так страшно в него влюблена, сейчас бы я в него уж точно влюбилась. Ему даже не надо было смотреть на клавиши, он смотрел только на меня. И выглядел при этом удивленным, как будто сделал только что неожиданное открытие. Может, потому что «луна» была «она»?
All alone in the moonlight
I can dream at the old days, —
пела я только для него. В зале была хорошая акустика, как будто я пела в микрофон. Или дело было в том, что никто не издавал ни звука?
Let the memory live again.
Так петь мне нравилось больше, чем с Sing Star. Это было действительно, действительно потрясающе! И даже если всё было сном и в любой момент в комнату мог зайти папа Синтии и устроить гигантский скандал, я готова была заплатить такую цену за этот момент.
Мне снова никто не поверит.
