Глава шестая
На этот раз нам ничего не помешало — ни прыжок во времени, ни ехидные замечания демона-горгульи. Пока звучала Hallelujah, поцелуй был нежным и осторожным, но потом Гидеон зарылся обеими руками в мои волосы и крепко притянул меня к себе. Это был уже не нежный поцелуй, и я поразилась собственной реакции. Мое тело стало абсолютно легким и податливым, я обвила руками шею Гидеона. Понятия не имею, как нам это удалось, но в следующую минуту мы уже были на диване и там целовались и целовались… пока Гидеон резко не сел и не посмотрел на часы.
— Да, действительно очень жаль, что ты больше не разрешишь себя целовать, — сказал он, дыша несколько неровно. У него были огромные зрачки и порозовевшие щеки.
Я задумалась, как я сейчас выгляжу. Так как я временно превратилась в человеческий пудинг, самостоятельно я вряд ли сумею изменить свое полулежачее положение. С ужасом я поняла, что не имею ни малейшего понятия, сколько прошло времени с окончания Hallelujah. Десять минут? Полчаса? Всё было возможно.
Гидеон посмотрел на меня, и мне показалось, что в его взгляде было смущение и растерянность.
— Нам нужно сложить вещи, — сказал он наконец. — И срочно сделай что-то с волосами: они выглядят так, будто какой-то идиот обеими руками там рылся, а потом швырнул тебя на диван… Кто бы нас ни ждал, он сразу обо всем догадается… О, не смотри на меня так, пожалуйста!
— Как?
— Как будто ты не можешь двинуться с места.
— Но так оно и есть, — сказала я серьезно. — Я превратилась в пудинг. Ты превратил меня в пудинг.
Лицо Гидеона осветилось улыбкой, но он тут же вскочил и стал запихивать мои вещи в сумку.
— Вставай уже, маленький пудинг. У тебя есть щетка или расческа?
— Где-то там есть, — сказала я невыразительно.
Гидеон достал футляр от очков мамы Лесли.
— Здесь?
— Нет! — крикнула я и от ужаса перестала быть пудингом.
Я прыгнула на ноги, вырвала у Гидеона футляр с японским ножом для овощей и запихала его обратно в сумку. Если Гидеон и удивился, то не показал этого. Он поставил стул на место к стене и снова посмотрел на часы, пока я доставала щетку для волос.
— Сколько еще у нас времени?
— Две минуты, — сказал Гидеон и поднял айпод с пола. Интересно, как он там оказался. Или когда.
Я лихорадочно приглаживала щеткой волосы. Гидеон смотрел на меня с серьезным выражением лица.
— Гвендолин?
— А?
Я опустила щетку и глянула в ответ так спокойно, как только могла. О господи! Он был прекрасен, и часть меня хотела снова стать пудингом.
— Ты?..
Я подождала.
— Что?
— Ах, ничего.
У меня в животе появилось знакомое ощущение.
— Мне кажется, начинается, — сказала я.
— Держи крепко сумку, ты ни в коем случае не должна ее отпускать. И подвинься чуть-чуть, иначе ты приземлишься прямо на столе.
Я сделала шаг, все исчезло у меня перед глазами. Через доли секунды я мягко приземлилась на ноги, прямо перед мистером Марли, который тут же вытаращил глаза. За плечом виднелась нахальная рожа Ксемериуса.
— Ну наконец-то! — сказал Ксемериус. — Я уже четверть часа слушаю, как рыжий разговаривает сам с собой.
— С вами все в порядке, мисс? — заикаясь, спросил мистер Марли и сделал шаг назад.
— Да, с ней все в порядке, — сказал Гидеон, приземлившийся позади меня, и окинул меня испытующим взглядом. Я улыбнулась в ответ, и он тут же отвел глаза.
Мистер Марли прокашлялся.
— Я должен сообщить, что вас ждут в Зале Дракона, сэр. Внутре… э-э-э… Номер Семь прибыл и желает побеседовать с вами. С вашего позволения, я провожу мисс к автомобилю.
— У мисс нет никакого автомобиля, — сказал Ксемериус. — У нее даже прав нет, дурачина!
— Не нужно, я возьму ее с собой. — Гидеон взял черную повязку.
— Правильно ли это?
— Правильно.
Гидеон завязал шарф у меня на затылке. При этом в узел попало несколько волос, это было больно, но я не хотела жаловаться, так что просто закусила губу.
— Если ты не знаешь, где находится помещение с хронографом, ты не сможешь никому рассказать и никто не сумеет застать нас врасплох, когда мы — когда бы то ни было — окажемся в этом помещении.
— Но это же подвал в ведении Хранителей, и в любом времени на входах и выходах стоит стража, — сказала я.
— Во-первых, есть еще несколько ходов в подвалы, не обязательно через здания в Темпле, а во-вторых, нельзя исключить, что кто-то из Хранителей может иметь интерес к неожиданной встрече.
— «Не доверяй никому. Даже своим собственным ощущениям», — пробормотала я. Вокруг сплошные подозрения.
— Именно. — Гидеон взял меня за талию и подтолкнул вперед.
Я слышала, как попрощался мистер Марли и позади нас захлопнулась дверь. Была куча тем, которые я хотела обсудить, я только не знала, с чего начать.
— Мое шестое чувство подсказывает, что вы снова целовались, — заметил Ксемериус. — Мое шестое чувство и моя проницательность.
— Глупости, — ответила я и услышала, как Ксемериус зашелся кудахтающим смехом.
— Поверь мне, я в этом мире с 11-го века и точно знаю, как выглядит девушка, вернувшаяся с сеновала.
— Сеновала! — возмущенно повторила я.
— Ты со мной разговариваешь? — спросил Гидеон.
— А с кем еще? — сказала я. — Который час, собственно? Кстати, о сене. У меня волчий аппетит.
— Почти полвосьмого.
Гидеон отпустил меня. Несколько раз пикнуло, и я врезалась плечом в стену.
— Эй!
Ксемериус снова закудахтал.
— Это настоящий кавалер!
— Извини. У этого чертова мобильника нет внизу приема. Тридцать четыре пропущенных звонка, супер! Это может быть только… о нет!.. моя мать! — Гидеон тяжело вздохнул. — Она оставила одиннадцать голосовых сообщений.
Я пробиралась ощупью вдоль стены.
— Или сними мне эту дурацкую повязку или веди меня дальше!
— Ладно-ладно.
Я снова почувствовала его руку.
— Ну не знаю, что можно подумать о мужчине, который завязывает глаза своей подружке, чтобы спокойно проверить свой мобильник, — сказал Ксемериус.
Я тоже этого не знала.
— Случилось что-то плохое?
Снова вздох.
— Я предполагаю, что да. Обычно мы не разговариваем так часто. Черт, приема так и нет.
— Осторожно, ступенька, — предупредил Ксемериус.
— Может, кто-то заболел, — сказала я. — Или ты забыл что-то важное. Моя мама оставила мне кучу сообщений, чтобы напомнить, что я забыла поздравить дядю Гарри с днем рождения. Ух!
Если бы Ксемериус меня не предупредил, я бы со всей силы налетела на перила животом. Гидеон ничего не заметил. Я наощупь, насколько это было возможно, поднималась по винтовой лестнице.
— Нет, такого быть не может. Я никогда не забываю дни рождения. — Он звучал измученно. — Это, наверное, что-то с Рафаэлем.
— С твоим младшим братом?
— Он постоянно делает что-то опасное. Водит машину без прав, прыгает с утесов, лезет на скалу без страховки. Неясно, кому он что-то хочет доказать. В прошлом году после полета на параглайдинге он три недели пролежал в больнице с черепно-мозговой травмой. Можно было надеяться, что он сделал выводы, но нет, на день рождения он попросил у месье скоростную лодку. А этот идиот выполняет любые его капризы. — Оказавшись наверху, Гидеон ускорил шаг, и я несколько раз споткнулась. — О, наконец! Сюда!
Похоже, он слушал на ходу автоответчик. Но я ничего не могла расслышать.
— Вот черт! — несколько раз тихонько чертыхнулся Гидеон. Он снова отпустил меня, и я осторожно продвигалась вперед.
— Если не хочешь наткнуться на стену, поверни здесь налево, — информировал меня Ксемериус. — О, он сообразил, что у тебя нет встроенного радара.
— Окей, — пробормотал Гидеон. Его руки коротко коснулись моего лица, потом затылка. — Прости пожалуйста, Гвендолин. — В его голосе слышалась тревога, но я не думала, что он тревожится обо мне. — Ты найдешь сама дорогу назад?
Он развязал шарф, и я несколько раз моргнула. Мы стояли перед ателье мадам Россини.
Гидеон легко погладил меня по щеке и криво улыбнулся.
— Ты же знаешь дорогу, правда? Машина уже ждет тебя. Увидимся завтра.
И прежде чем я успела ответить, он уже отвернулся.
— И вот его нет, — сказал Ксемериус. — Не очень-то вежливо.
— Что случилось? — крикнула я вслед Гидеону.
— Мой брат сбежал из дома, — ответил он, не оборачиваясь и не замедляя ход. — Угадай с трех раз, куда он отправился.
Но тут он исчез за поворотом, так что я даже один раз не могла угадать.
— Ну допустим, на Фиджи, — буркнула я.
— Мне кажется, ты напрасно ходила с ним на сеновал, — сказал Ксемериус. — Теперь он думает, что тебя легко заполучить, и больше не будет стараться.
— Ах, закрой рот, Ксемериус. Разговоры о сеновале нервируют меня. Мы всего лишь немного поцеловались.
— Это еще не причина превращаться в помидор, душечка!
Я схватилась за горящие щеки и разозлилась по-настоящему.
— Пошли! Я хочу есть. Сегодня есть хотя бы шанс, что мне достанется ужин. И, может, по дороге нам удастся украдкой глянуть на этих таинственных членов Внутреннего круга.
— Только не это! Я подслушивал их разговоры всю вторую половину дня! — сказал Ксемериус.
— О, здорово! Рассказывай.
— Ску-ко-та! Я думал, они станут пить кровь из черепов или рисовать таинственные руны на плечах. Но не-е-е-ет! Они просто разговаривали — в костюмах и при галстуках!
— И о чем они говорили?
— Ну-ка, интересно, вспомню ли я? — Он откашлялся. — В основном, речь шла о том, можно ли нарушить Золотые правила, чтобы перехитрить Черный турмалин и Сапфир. Одни считали это супер-идеей, нееее, ни в коем случае, говорили другие; тогда первые опять говорили: неееет, иначе мы не сумеем спасти мир, вы — трусы; а тогда другие говорили: нееее, это неправильно и опасно для континуума и морали; а те тогда — пусть, наплевать, если мы сумеем спасти мир; потом елейными голосками все вместе несли чушь — мне кажется, в этом месте я заснул. Но в конце концов они договорились, что Бриллиант, к сожалению, склонен к самовольным поступкам, а Рубин, кажется, обычная простофиля и не подходит для выполнения важных заданий — «Операция Опал» и «Операция Нефрит», потому что просто глупа для этого. Ты что-то понимаешь?
— Э-э-э…
— Конечно, я вступался за тебя, но они меня не слушали, — сказал Ксемериус. — Они говорили, что тебя нужно держать как можно дальше от любой информации. Что ты, получив недостаточное воспитание, будучи наивной и неосведомленной, уже сейчас — фактор риска, и что ты не умеешь хранить тайны. Во всяком случае, за твоей подружкой Лесли они собираются следить.
— Вот черт!
— Хорошая новость — это то, что виноватой они считают твою маму. Женщины всегда во всем виноваты — единогласно решили господа-делающие-тайну-из-всего. А потом они снова завелись о доказательствах, счетах за платья, письмах, здравом смысле, и после долгих разговоров пришли к выводу, что Пол и Люси прыгнули с хронографом в 1912 год, где они сейчас и живут. Хотя слово «сейчас» не очень подходит в этом случае. — Ксемериус почесал голову. — Неважно. Во всяком случае, оба прячутся там, в этом они уверены, и при следующей возможности наш необыкновенный герой должен их отыскать, взять у них кровь и заодно отобрать хронограф, а потом все началось сначала… бла-бла-бла… Золотые правила, пустые разговоры…
— Очень интересно, — сказала я.
— Ты думаешь? Если и интересно, то только потому, что я умею подать эту скукоту так забавно.
Я открыла дверь в следующий коридор и хотела уже ответить Ксемериусу, как услышала голос:
— У тебя все тот же гонор, что и раньше!
Это была моя мама! Действительно, повернув за угол, я увидела ее. Она стояла перед Фальком де Вилльером, сжав кулаки.
— А ты все так же упряма и непримирима! — сказал Фальк. — То, что ты позволила себе — по какой бы ни было причине — в отношение конспирации рождения Гвендолин, значительно помешало Делу!
— Делу! Ваше Дело всегда было вам важнее живых людей, участвующих в нем, — вскрикнула мама.
Я тихонько прикрыла дверь и медленно пошла дальше.
Ксемериус передвигался на руках вдоль стены.
— Ба, она выглядит очень разозленной!
Так оно и было. Мамины глаза сверкали, щеки горели, а голос был непривычно высоким.
— Мы договорились, что Гвендолин не будут ни во что вмешивать. Что она не будет подвергаться опасности! А сейчас вы собираетесь преподнести ее графу на подносе. Она же абсолютно… беспомощна!
— И в этом виновата только ты! — холодно ответил Фальк де Вилльер.
Мама закусила губу.
— Ты несешь ответственность как Великий Магистр ложи!
— Если бы ты изначально выложила все карты на стол, Гвендолин не была бы сейчас такой неподготовленной. И чтоб ты знала: своей историей — черта с два ты хотела безоблачное детство для своей дочери! — ты можешь, возможно, мистера Джорджа обмануть, но не меня. Я все еще с большим интересом жду, что нам расскажет акушерка.
— Вы ее еще не нашли? — Мамин голос стал менее резким.
— Это вопрос нескольких дней, Грейс. У нас везде свои люди.
Только сейчас он заметил меня, и с его лица исчезли гнев и холодность.
— Почему ты одна, Гвендолин?
— Дорогая! — Мама кинулась ко мне и обняла. — Я подумала, что могу тебя забрать, чтобы ты попала домой не так поздно, как вчера.
— … и воспользуюсь возможностью бросить мне обвинения в лицо, — добавил Фальк с тонкой ухмылкой. — Почему мистер Марли не сопровождает тебя, Гвендолин?
— Мне разрешили последний кусок пройти одной, — сказала я уклончиво. — Из-за чего вы ссорились?
— Твоя мама думает, что визиты в 18-й век слишком опасны, — сказал Фальк.
Ну, я лично не могла вменять ей это в вину. При этом она не знала и сотой доли всех опасностей. Никто ей не рассказал о мужчинах, напавших на нас в Гайд-парке. Я, во всяком случае, скорее откусила бы себе язык. О леди Тилни и пистолетах она тоже ничего не знала, и о том, каким жутким образом угрожал мне граф Сен-Жермен, я рассказал только Лесли. О, и дедушке, конечно!
Я испытующе посмотрела на Фалька.
— Веером помахать и станцевать менуэт я еще смогу, — сказала я легким тоном. — Это не очень рискованно, мам. Единственная опасность состоит в том, что я сломаю веер о голову Шарлотты…
— Ну вот, Грейс, ты сама слышишь, — сказал Фальк и подмигнул мне.
— Кого ты хочешь обмануть, Фальк? — Мама бросила на него последний мрачный взгляд, взяла меня за руку и потянула на выход. — Идем. Все ждут нас на ужин.
— До завтра, Гвендолин, — крикнул нам вслед Фальк. — И… э-э-э… до когда-нибудь, Грейс.
— Пока, — пробормотала я.
Мама тоже произнесла себе под нос что-то неразборчивое.
— Если хочешь знать мое мнение, — сеновал! — сказал Ксемериус. — Меня этой перебранкой не обмануть! Я всегда узнаю сеновальные знакомства, когда их вижу.
Я вздохнула. Мама тоже вздохнула и на последних метрах перед выходом притянула меня еще ближе. Я сначала напряглась, но потом прислонила голову в ее плечу.
— Не надо ссориться с Фальком из-за меня. Мам, ты напрасно волнуешься.
— Тебе легко говорить… Это не очень приятное чувство — думать, что ты все сделала неправильно. Я же вижу, что ты злишься на меня. — Она снова вздохнула. — И имеешь на это право.
— Но я все равно тебя люблю, — сказала я.
Мама боролась со слезами.
— А я люблю тебя больше, чем ты в состоянии себе представить, — сказала она тихонько.
Мы добрались до переулка перед домом, и она оглянулась, как бы опасаясь, что нас кто-то может подкарауливать в темноте.
— Я бы отдала всё на свете, если бы мы смогли быть нормальной семьей с нормальной жизнью.
— Кто сегодня «нормальный»?
— Во всяком случае, не мы.
— Все зависит от взгляда на вещи. А как у тебя прошел день? — иронично поинтересовалась я.
— Ах, как обычно, — сказала мама со слабой улыбкой. — Сначала немного поссорилась с матерью, потом сильно поссорилась с сестрой, на работе чуть-чуть поссорилась с начальником и в конце дня поссорилась с… моим бывшим парнем, который случайно является Великим Магистром очень таинственной секретной тайной ложи.
— Ну, что я говорил! — почти ликовал Ксемериус. — Се-но-вал!!!
— Ну видишь, все нормально, мам.
Мама сумела улыбнуться.
— А как прошел твой день, дорогая?
— Тоже никаких особых событий. В школе стресс с Бельчонком, потом немного занятий по танцам и хорошим манерам в этой подозрительной тайной организации, которая занимается путешествиями во времени, потом, до того как я придушила свою любимую кузину, короткий визит в 1953 год, чтобы сделать там спокойно домашние задания, чтобы завтра было меньше стресса с Бельчонком в школе.
— Звучит совсем не сложно.
Мамины каблуки цокали по брусчатке. Она снова оглянулась.
— Я не думаю, что нас кто-то преследует, — успокоила я ее. — У них и без нас много дел — в доме полным-полно ужасно секретных посетителей.
— Собирается Внутренний Круг — это не часто бывает. Последний раз они собирались, когда Люси и Пол украли хронограф. Члены Круга разбросаны по всему свету…
— Мам? Ты не думаешь, что настало время рассказать мне то, что ты знаешь? Кому лучше, если я вынуждена идти в темноте наощупь?
— В буквальном смысле слова, — сказал Ксемериус.
Мама остановилась.
— Ты переоцениваешь меня. То немногое, что я знаю, ничем тебе не поможет. Скорее, еще больше тебя запутает. Или еще хуже: подвергнет тебя еще большей опасности.
Я помотала головой, не собираясь сдаваться так быстро.
— Кто или что такое Зеленый всадник? Почему Люси и Пол не хотят, чтобы Круг замкнулся? Или они хотят, но только чтобы при этом Тайной могли воспользоваться только они сами?
Мама потерла виски.
— О зеленом всаднике я слышу в первый раз. А что касается Люси и Пола, я уверена, что их мотивы не были продиктованы эгоизмом. Ты познакомилась с графом Сен-Жерменом. У него есть возможность… — Она снова замолчала. — О, дорогая, ничего из того, что я могла бы тебе сказать, не помогло бы тебе. Поверь мне!
— Мама, пожалуйста! Хватает уже, что чужие люди ведут себя так таинственно и не доверяют мне, но ты же моя мама!
— Да, — сказала она, и слезы снова наполнили ее глаза. — Да, я твоя мама. — Однако было понятно, что этот аргумент не сработал. — Идем, такси ждет уже полчаса. Мне придется отдать ползарплаты за эту поездку.
Я со вздохом пошла за ней.
— Мы могли бы поехать на метро.
— Нет, тебе срочно нужно съесть что-нибудь горячее. Кроме того, твои брат и сестра очень скучают по тебе. Еще один ужин без тебя они не выдержат.
Как ни странно, вечер прошел мирно и уютно, так как моя бабушка ушла в оперу, взяв с собой тетю Гленду и Шарлотту.
— «Тоска», — довольно сказала бабушка Мэдди и потрясла кудряшками. — Надеюсь, они вернуться хоть немного просветленными. — Они хитро подмигнула мне. — Хорошо, что у Вайолет были еще билеты.
Я вопросительно посмотрела на остальных. Выяснилось, что подруга бабушки Мэдди (милая пожилая леди с изумительным именем миссис Вайолет Пэрплплам, которая всегда вяжет для нас к Рождеству шарфы и носки) хотела пойти в оперу с сыном и будущей невесткой, но сейчас ситуация выглядела таким образом, что будущая невестка будет будущей невесткой другой леди.
Как всегда, когда леди Ариста и тетя Гленда отсутствовали, в доме установилось веселое и раскрепощенное настроение. Как в младших классах, когда учитель выходил из комнаты. Уже во время ужина я вскочила, чтобы продемонстрировать моей сестричке и братику, тете Мэдди, маме и мистеру Бернхарду, как Вздутые-губки и Шарлотта меня учили танцевать менуэт и пользоваться веером, а Ксемериус суфлировал, если я что-то забывала. Теперь, когда все было позади, мне самой ситуация виделась скорее в комическом, чем в трагическом свете, и веселье остальных мне было понятно. Спустя какое-то время все уже танцевали (кроме мистера Бернхарда, который тем не менее покачивал носками туфель в такт) по всему залу и разговаривали гнусавым голосом, как Джордано. При этом мы постоянно перекрикивались:
— Глупая девчонка! Смотри, как Шарлотта делает!
— Направо! Нет, право — это там, где большой палец слева!
И:
— Я вижу твои зубы! Это непатриотично!
Ник показал двадцать три способа, как можно обмахиваться салфеткой и, не произнося ни слова, сообщить кое-что своему соседу.
— Это значит: «Упс, у вас расстегнута ширинка, мой господин», а если веер немного опустить и при это смотреть вот так, означает: «Ах, я хочу замуж за вас». А если наоборот, то: «Ох, с сегодняшнего дня мы находимся в состоянии войны с Испанией»…
Я вынуждена была признать, что Ник обладал огромным актерским талантом.
Каролина, расшалившись, танцуя менуэт (скорее это был канкан), задирала ноги так высоко, что в конце концов одна из ее туфель оказалась в миске с баварским кремом, который сегодня подали как десерт.
Это событие немного остановило наши шалости, пока мистер Бернхард не вынул туфлю из миски и не положил ее на тарелку Каролины, произнеся абсолютно серьезным тоном:
— Я рад, что сегодня после ужина осталось так много крема. Шарлотта и обе леди наверняка захотят перекусить, когда вернутся домой.
Моя двоюродная бабушка смотрела на него сияющими глазами.
— Вы всегда так заботливы, мой дорогой.
— Это моя обязанность — заботится о том, чтобы всем в этом доме было хорошо, — сказал мистер Бернхард. — Я обещал это вашему брату перед его смертью.
Я задумчиво смотрела на обоих.
— Я как раз хотела спросить вас, мистер Бернхард, не рассказывал ли вам дедушка что-нибудь о зеленом всаднике? Или тебе, тетя Мэдди?
Бабушка Мэдди покачала головой.
— Зеленый всадник? Что это значит?
— Не знаю, — ответила я. — Я только знаю, что мне нужно его найти.
— Если мне нужно что-то найти, я всегда иду в библиотеку вашего дедушки, — сказал мистер Бернхард и его карие совиные глаза блеснули за очками. — Я всегда там нахожу то, что мне нужно. Если вам нужна помощь, то я хорошо ориентируюсь в библиотеке, потому что это мне приходится стирать пыль с книг.
— Замечательная идея, мой дорогой, — сказала тетя Мэдди.
— Всегда к вашим услугам, мадам.
Мистер Бернхард подбросил в камин еще дров и пожелал нам спокойной ночи. Ксемериус отправился за ним.
— Я обязательно должен выяснить, снимает ли он очки, когда идет спать, — сказал он. — Я тебе расскажу, если он украдкой сбежит, чтобы сыграть на бас-гитаре в какой-нибудь «хэви-метал»-группе.
Вообще-то мои брат и сестра среди недели должны были вовремя идти спать, но сегодня мама сделала исключение. Наевшись и нахохотавшись вволю, мы устроились перед камином. Каролина забралась к маме на руки, Ник прислонился ко мне, а бабушка Мэдди уселась в кресло леди Аристы, сдунула светлую прядь со лба и с удовольствием наблюдала за нами.
— Тетя Мэдди, расскажи что-нибудь о прежних временах, — попросила Каролина. — Когда ты была маленькой девочкой и должна была ехать в гости к своей кошмарной кузине Хэйзел в деревню.
— Но вы уже так часто слышали эту историю, — сказала бабушка Мэдди и поставила обутые в розовые тапочки ноги на скамейку.
Но долго ее упрашивать не пришлось. Все ее истории о кошмарной кузине начинались одинаково: «Хэйзел была самой чванливой особой, которую только можно себе представить», а мы отвечали хором: «Точно, как Шарлотта!». Бабушка Мэдди покачала головой и сказала:
— Нет, Хэйзел была намного-намного хуже. Она поднимала кошек за хвост и крутила их над головой.
Пока я, опершись подбородком на голову Ника, слушала историю, во время которой тетя Мэдди, тогда десятилетняя девочка, мстила за всех замученных кошек Глосестершира и устроила так, что кузина Хэйзел приняла ванну в выгребной яме, мысли мои кружились вокруг Гидеона. Где он сейчас? Что он делает? Кто с ним? Думает ли он в этот момент обо мне — тоже с этим странным теплым ощущением в районе желудка? Наверное нет.
Я с трудом удержалась от глубокого вздоха, вспомнив наше прощание у ателье мадам Россини. Гидеон даже не посмотрел на меня, хотя еще пару минут назад мы целовались. Опять. А я только вчера вечером поклялась Лесли по телефону, что это никогда не повторится: «Пока мы не выясним однозначно, что между нами происходит!»
Кстати, Лесли только засмеялась в ответ.
— Ой, перестань! Кого ты хочешь обхитрить? Совершенно ясно, что между вами происходит: ты безумно влюблена в парня!
Но как я могла быть влюблена в парня, с которым я всего пару дней знакома? Парня, который большей частью невозможно себя ведет по отношению ко мне? Правда, в моменты, когда он этого не делает, он просто… он такой… такой невероятно…
— А вот и я! — каркнул Ксемериус и с шиком приземлился на стол возле подсвечника.
Каролина, сидящая на коленях у мамы, вздрогнула и уставилась в его направлении.
— Что, Каролина? — спросила я тихонько.
— Да нет, ничего, — сказала она. — Мне показалось, я увидела какую-то тень.
— Правда? — Я ошарашенно посмотрела на Ксемериуса.
Он только пожал плечами и ухмыльнулся.
— Скоро полнолуние. Чувствительные люди могут иногда нас видеть, но только уголком глаза. Когда они пытаются приглядеться, нас уже нет… — Он снова повис на люстре. — Старая леди с кудряшками видит и слышит тоже намного больше, чем вам рассказывает. Когда я для пробы положил ей на плечо лапу, она схватилась за это место… Но в твоей семье меня это не удивляет.
Я с любовью посмотрела на Каролину. Такой чувствительный ребенок — не хотелось бы, чтобы она унаследовала от бабушки Мэдди дар видений.
— Сейчас будет мое любимое место, — сказала Каролина с горящими глазами, и тетя Мэдди с удовольствием рассказала, как садистка Хэйзел в нарядном воскресном платье стояла по шею в выгребной яме и громко орала: «Я тебе отомщу, Мэделин, я тебе отомщу!»
— И она отомстила, — сказала бабушка Мэдди. — И не один раз.
— Но эту историю мы послушаем не сегодня, — энергично вступила мама. — Детям пора в кровать. Завтра им в школу.
Мы все только вздохнули, причем тетя Мэдди громче всех.
В пятницу был блинный день, а значит, никто не пропускал обед в школьной столовой, потому что блины были там единственным съедобным блюдом. Я знала, что Лесли готова все отдать за блины, поэтому я не разрешила ей остаться со мной в классе, где я договорилась встретиться с Джеймсом.
— Иди поешь, — сказала я. — Я буду сердиться, если ты из-за меня откажешься от блинов.
— Но тогда некому будет стоять на стрёме. Кроме того, мне хочется подробнее узнать о тебе, Гидеоне и зеленом диване…
— Подробнее уже некуда, — сказала я.
— Ну тогда расскажи еще раз, это так романтично!
— Иди кушать блины!
— Сегодня ты обязательно должна взять номер его мобильника, — сказала Лесли. — Это же золотое правило: не целуй парня, чей номер мобильника ты не знаешь.
— Вкусные, румяные блинчики с яблоками… — сказала я.
— Но…
— Со мной остается Ксемериус. — Я показала на подоконник, где сидел Ксемериус и, скучая, жевал острый кончик хвоста.
Лесли сдалась.
— Ну хорошо. Но пусть он научит тебя сегодня чему-то нужному. Никому не нужно уметь размахивать указкой миссис Каунтер. А если тебя в таком виде кто-то увидит, то тут же отправит в психушку, подумай об этом.
— Иди уже, — сказала я и выпихнула ее за дверь в тот момент, когда в комнате появился Джеймс.
Джеймс был рад, что мы в этот раз были одни.
— Эта веснушчатая нервирует меня, постоянно вмешиваясь. Она относится ко мне, как к пустому месту.
— Причина этому… а-а-а… забудь.
— Чем могу быть тебе сегодня полезным?
— Я подумала, что ты мог бы мне рассказать, как говорили «Привет» на суаре в восемнадцатом веке.
— Привет?
— Ну да. Привет. Алло. Добрый вечер. Ну ты знаешь — как приветствуют друг друга при встрече. И что при этом делают. Пожимают руку, целуют руку, кланяются, приседают, Светлость, Сиятельство, Высочество… всё так сложно и легко ошибиться.
Выражение лица Джеймса тут же стало высокомерным.
— Не ошибешься, если будешь делать, что я говорю. В первую очередь я тебе покажу, как дама приседает перед кавалером, одного с ней общественного положения.
— Супер, — сказал Ксемериус. — Интересно только, как Гвендолин должна узнать, какое общественное положение занимает этот кавалер?
Джеймс уставился на него.
— А это что такое? Кыш, кыш, кошка! Брысь отсюда!
Ксемериус фыркнул скептически.
— Как ты сказал?
— Ах, Джеймс, — сказала я. — Присмотрись. Это Ксемериус, мой друг… э-э-э… демон-горгулья. Ксемериус, это Джеймс, тоже мой друг.
Джеймс вытащил из рукава носовой платок, и я почувствовала запах ландышей.
— Что бы это ни было… оно должно уйти. Оно мне напоминает, что я нахожусь в ужасном бреду, лихорадочном бреду, в котором должен учить невоспитанную девочку хорошим манерам.
Я вздохнула.
— Джеймс, это не бред, когда ты наконец поймешь? Двести лет тому назад у тебя, наверное, и была лихорадка, но потом ты… в общем, ты и Ксемериус… вы оба…
— …умерли, — сказал Ксемериус. — Если быть точным. — Он склонил голову к плечу. — Это же правда. Что ты ходишь вокруг да около?
Джеймс обмахнулся носовым платком.
— Ничего не хочу слышать. Кошки не умеют разговаривать.
— Я что, выгляжу, как кошка, глупый призрак? — разозлился Ксемериус.
— Очень похож, — сказал Джеймс, не глядя в его сторону. — Разве что уши… И рога… И крылья. И странный хвост. Ах, я ненавижу эти бредовые фантазии!
Ксемериус встал, широко расставив лапы, перед Джеймсом, и яростно хлестал хвостом.
— Я — никакая не фантазия. Я — демон, — сказал он и от возбуждения изрыгнул приличный поток воды. — Могущественный демон. Призванный магами и строителями в одиннадцатом веке по вашему времени в виде каменной горгульи охранять башню в церкви, которой давно уже нет. Когда много столетий назад мое каменное тело было разрушено, вот что от меня осталось — с позволения сказать, тень моего старого «Я». Эта тень приговорена к скитаниям на Земле, пока не рассыпется в прах, что, предположительно, займет пару миллионов лет.
— Ля-ля-ля… я ничего не слышу, — сказал Джеймс.
— Ты жалок, — сказал Ксемериус. — В отличие от тебя у меня нет выбора: я проклят магами и приговорен к такому существованию. Ты же можешь в любой момент прекратить свое убогое существование как призрак и уйти туда, куда уходят люди, когда они умирают.
— Но я еще не умер, дурная кошка! — заорал Джеймс. — Я всего лишь болен и лежу в горячечном бреду в своей постели. И если мы тут же не сменим тему, я ухожу!
— Ладно-ладно, — сказала я, вытирая лужу, сделанную Ксемериусом, губкой, предназначенной для стирания мела с доски. — Давайте продолжим. Приседание перед кавалером равного общественного положения…
Ксемериус покачал головой и улетел над нашими головами сквозь дверь:
— Я постою на стрёме. Будет неловко, если тебя кто-то застанет, когда ты приседаешь.
Перемены не хватило, чтобы выучить все приседания, которые мне хотел показать Джеймс, но в конце концов я научилась, как приседать в трех различных вариантах и как дать поцеловать себе руку. (Я очень радовалась, что сегодня об этом обычае забыли.) Когда в класс стали возвращаться мои одноклассники, Джеймс, поклонившись, распрощался, но я успела поблагодарить его шепотом.
— Ну? — спросила Лесли.
— Джеймс считает Ксемериуса странной кошкой из своего бреда, — проинформировала я ее. — Я могу только надеяться, что то, чему он меня научил, не искажено его бредовой фантазией. Если это так, то можно считать, что я уже знаю, что делать, когда меня представят герцогу Девонширскому.
— Отлично, — сказал Лесли. — И что ты сделаешь?
— Глубоко и надолго присяду, — сказала я. — Почти так же надолго, как перед королем, но дольше, чем перед маркизом или графом. По сути, это довольно просто. Во всех остальных случаях мило давать поцеловать руку и при этом улыбаться.
— Ты подумай — Джеймс оказался для чего-то полезным, никогда бы не поверила. — Лесли одобрительно оглядела комнату. — Ты всех покоришь в восемнадцатом веке.
— Надеюсь, — сказала я.
Остаток занятий не испортил мне настроения. Шарлотта и этот дурак Вздутые-губки изумятся, поняв, что я знаю разницу между Светлостью и Сиятельством, хотя они старались как можно сложнее объяснить, чтобы окончательно меня запутать.
— Кстати, у меня появилась теория о магии Ворона, — сказал Лесли после уроков, когда мы шли из класса к своим шкафчикам. — Она настолько проста, что никто не догадался. Давай завтра утром встретимся у вас дома, и я принесу всё, что собрала по этой теме. Если только моя мама не запланировала на завтра большую семейную уборку и не наготовила для каждого резиновые перчатки…
— Гвенни! — подбежавшая сзади Синтия Дейл хлопнула меня по спине. — Ты помнишь Регину Куртиз, которая до прошлого года училась с моей сестрой в одном классе? Она сейчас в больнице для страдающих анорексией. Ты тоже хочешь туда угодить?
— Нет, — сказала я озадаченно.
— Окей. Тогда ешь что-нибудь! Немедленно! — Синтия бросила мне карамельку. Я поймала и послушно развернула обертку. Но как только я собралась сунуть конфету в рот, Синтия меня остановила. — Стой! Ты правда собираешься ее съесть? Получается, ты не сидишь на диете?
— Нет, — снова сказал я.
— Значит, Шарлотта соврала. Она утверждала, что ты не приходишь обедать, потому что хочешь быть такой же тощей, как она. Давай сюда конфету… Ты вовсе не рискуешь стать анорексичкой. — Синтия сунула конфету себе в рот. — Держи, это приглашение на мой день рождения. Я устраиваю снова костюмированную вечеринку. В этот году под девизом «Зеленым зелено». Ты можешь привести своего парня.
— Э-э-э…
— Знаешь, я сказала Шарлотте то же самое. Мне все равно, кто из вас приведет этого типа. Самое главное, чтобы он пришел на мою вечеринку.
— Она бредит, — шепнула мне Лесли.
— Я все слышу, — заметила Синтия. — Ты тоже можешь привести Макса, Лесли.
— Син, мы расстались больше чем полгода тому назад.
— О, это плохо, — сказала Синтия. — В этот раз получается слишком мало парней. Или вы приведете с собой парочку, или я должна буду забрать приглашения у некоторых девочек. Например, у Айшани — она так или иначе вряд ли придет, потому что ее родители не разрешают ей быть на смешанных вечеринках… О, боже! Что это там? Ущипните меня!
«Это там» было высоким коротко стриженым блондином. Он стоял перед кабинетом директора вместе с мистером Уитменом. В его лице было что-то знакомое.
— Ай! — вскрикнула Синтия, когда Лесли ее таки ущипнула.
Мистер Уитмен и парень повернулись к нам. Когда по мне скользнул взгляд зеленых глаз в обрамлении густых ресниц, я сразу поняла, кто этот незнакомец. Господи! Сейчас Лесли должна была ущипнуть меня.
— О, очень хорошо, — сказал мистер Уитмен. — Рафаэль, это три девочки из твоего класса. Синтия Дейл, Лесли Хей и Гвендолин Шеферд. Поздоровайтесь с Рафаэлем Бертелином, девочки, он с понедельника будет учиться в вашем классе.
— Привет, — промямлили мы с Лесли, а Синтия сказала: — Что, правда?!
Рафаэль ухмыльнулся нам, стоя в непринужденной позе, засунув руки в карманы. Он действительно был очень похож на Гидеона, хотя и был немного младше. Его губы были полнее, а кожа была бронзового оттенка, как будто он только что вернулся после четырехнедельного отпуска на Карибах. Наверное, все счастливые люди в южной Франции выглядели так.
— Почему ты меняешь школу посреди учебного года? — спросила Лесли. — Ты что-то натворил?
Ухмылка Рафаэля стала шире.
— Зависит от того, что ты понимаешь под этим словом, — сказала он. — Вообще-то я здесь, потому что мне чертовски надоела школа. Но по каким-то причинам…
— Рафаэль переехал сюда из Франции, — перебил его мистер Уитмен. — Идем, Рафаэль, директор Гиллс ждет нас.
— До понедельника, — сказал Рафаэль, и мне показалось, что он обращался только к Лесли.
Синтия подождала, пока мистер Уитмен и Рафаэль скрылись в кабинете директора, протянула обе руки к потолку и закричала:
— Спасибо!!! Спасибо, дорогой боженька, что ты услышал мои молитвы.
Лесли пихнула меня локтем в бок.
— Ты выглядишь так, как будто тебе автобус переехал ногу.
— Подожди, пока я тебе расскажу, кто это был, — прошептала я. — Тогда ты будешь выглядеть точно так же.
