В ушах заухали филины.

Холодная пучина обволокла прапорщика, отнимая у тела тепло, быстро утяжелила одежду, выдавив цепляющиеся за складки пузырьки воздуха. Придерживая портфель, тянущий ввысь, как поплавок, Анатолий мощными гребками двигался параллельно замусоренному дну. Под ним таяли в мутной мгле валуны, обросшие перистой бурой тиной, обглоданные ржавчиной стальные клочья чего-то, вросшие в грязно-кирпичный песок лысые автомобильные покрышки.

С каждым гребком руками и толчком ногами, увеличивающими расстояние от берега, вода становилась все холоднее, а мусор мельчал: не валуны, а обкатанные камни, не ржавые остовы автомобильных кузовов, а отдельные фрагменты – велосипедный насос, алюминиевый чайник с черной дыркой вместо носика, дохлая кошка, дверная ручка…

Прочь метнулась стайка рыбок, блеснувших медяками. И когда воздух начал колюче закипать в легких, Анатолий сквозь клубящуюся в воде грязь разглядел искомое.

То есть ему был нужен практически любой представитель придонного хлама – лишь бы достаточного размера и более или менее целый, чтобы внутри можно было переждать непогоду, разыгравшуюся на территории Смольного. А нашел он форменный клад: давным-давно опустившийся на дно пузатый буксирчик.

Ржавый там, где облупилась черная, как мазут, краска. Борта и низкая рубка затянуты лишаями водорослей и обрывками сетей, облеплены ракушками. Видать, не одно поколение рыбаков разражалось матом, вытаскивая невод в этом месте реки.

Выпустив вибрирующий пузырь отработанного воздуха и плавно перебирая ногами, Хутчиш перевернул портфель вверх тормашками и расстегнул. Из кожаного нутра вывалился и начал сам собой разворачиваться трофейный черно-синий костюм боевого пловца, под водой очень похожий на крупного ската. Выплыла и беззвучно распахнулась, уплывая вниз и вбок, книга с картинами художников-авангардистов. Чтобы одежку не отнесло течением, Анатолий крепко вцепился в прорезиненную ткань, а сам сунул голову внутрь портфеля, жадно всасывая ноздрями сохранившийся там воздух. Отпущенный на волю альбом репродукций, шевеля плавниками страниц, растаял в закромах водяного.

Теперь у преследуемого снова появилось несколько «подводных» минут, и следовало поскорее обрядиться в более подходящий для избранного образа жизни костюм. А кораблик-утопленник должен был как нельзя лучше укрыть беглеца от слишком прытких преследователей-ныряльщиков, ежели таковые найдутся.

Водоизмещением усопшая на дне посудина похвастаться не могла. Тонн пять от силы. То ли здесь хорошо потрудилось течение, то ли поработали винты проходящих вверху теплоходов, но утопленник совершенно не врос в грунт. Дейдвудная труба оканчивалась целехоньким, может благодаря кормовым отводам, винтом. Из клюза свисал обрывок якорной цепи, облепленный пучками водорослей. Бак завершался брашпилем – носовой лебедкой, вряд ли пригодной к употреблению, поскольку проржавевшая бухта троса напоминала скорее морского ежа, чем катушку. Ни выше ватерлинии, ни ниже пробоин не наблюдалось. Интересно, какая трагедия разыгралась здесь много лет назад?

Неприятный осадок после провала операции в Смольном почти растворился. Ведь подспудно Хутчиш, конечно, ожидал от Вискаса и Алисы какой-нибудь каверзы. И все-таки жаль. Такая красивая девушка…

Работая бедрами, как выдра, Анатолий подплыл к отверстию откинутого люка и заглянул внутрь. Хоть глаз выколи. Хорошо, что сегодняшнее приключение свалилось на его голову не где-нибудь в южных морях. Там у подобного обиталища наверняка обнаружился бы свирепый хозяин – спрут или мурена. И пришлось бы биться насмерть.

Воздух в легких кончался. Выставив вперед руки с зажатым комом гидрокостюма – если на пути окажется преграда, резина спружинит и смягчит удар, – Анатолий в сопровождении маленьких холодных водоворотиков решительно скользнул в горловину.

И очутился в кромешном мраке, потому что люк за его спиной тут же захлопнулся. Точно раковина, злорадно защемившая руку искателя жемчуга.

То была самая доподлинная темнота, в которой даже он, десятимегатонник, ничего не мог разглядеть. Абсолютная темнота. Герметическая.

Он попытался отдраить предательский люк, но тот, как приваренный, не поддался ни на микрон.

Это было очень досадно. Этого он никак не ожидал. Однако в любом неприятном положении есть свои минусы и плюсы. Например, здесь, в тесной рубке мертвого кораблика, под подволоком обнаружилась воздушная подушка, пусть воздух и вонял тиной, как из кингстона. И вместо того чтобы гнать волну, в панике царапая ржавые переборки, Анатолий без суеты натянул резиновую шкуру, а мокрое тряпье запихал в портфель и закрыл замочек.

Вряд ли это ловушка.

Что, выбежав из Смольного, Анатолий бухнется в невские воды и отыщет мертвый буксир, никакой, даже самый изощренный ум, даже сам Господин чертов Доктор не мог предположить, а уж тем более не мог подготовить столь достойную встречу. Поэтому Хутчиш, облачась в резину и вытянув перед собой руки, спокойно принялся нащупывать проход внутрь корабля. Чувствительность возвращалась к озябшим пальцам. Для этого усилием воли пришлось заставить кровь бежать быстрее по венам и артериям рук. Так учил старый Длинная Рука, а потом будущий прапорщик повторял пройденное с прапорщиком Ткачуком и майором Нефедовым.

Над головой вдруг зашипели кобры, раздался долгий всасывающий звук, и Анатолий заметил, что уровень воды начал понижаться. Все быстрее. По шею, по грудь, по пояс…

Потом под потолком вспыхнули две мутно-зеленые овальные лампы. Появились и другие звуки: простуженно зафыркала невидимая помпа, отхлебывая воду. И вот уже непроглядная, похожая на малахит вода жалобно плескалась в шероховатых от коррозии углах.

– Где я? Куда я попал? А вдруг это?..

О Балтика!

Здесь проходил путь из варяг в греки, арабское серебро несколько веков подряд текло в Европу этим руслом. Здесь пролегали нарвский и выборгский фарватеры. Здесь тонули датские, шведские, польские и Ганзейского союза шхуны. Здесь в семьсот десятом году, во время Выборгского сражения, было потоплено около восьмидесяти шведских и русских фрегатов. Здесь дожидаются своих Жаков Кусто семидесятичетырехпушечный шведский линейный корабль «Енигейтен», ставший на вечный прикол на дне в семьсот девяностом; английский барк «Мэйфлауэр», коснувшийся дна в восемьсот семьдесят пятом; тридцатрехпушечный броненосец «Гангут» водоизмещением семь с половиной тысяч тонн; в сорок первом угодивший в историю теплоход «Сибирь» и отправившийся кормить рыб в сорок четвертом военный транспорт «Эсборн»; и многие, многие, многие другие. Немерено тайн скрывает в своих водах седая Балтика, есть где разгуляться алчному охотнику за стариной!

Однако утопленник, в чреве которого, подобно Ионе, оказался гонимый прапорщик, вряд ли успел оставить сколько-нибудь заметный след в популярной истории и вряд ли представлял ценность для подводных археологов. Контуры приборов и материал, из которого окружающее было изготовлено, свидетельствовали, что буксирчик имеет датой рождения год приблизительно шестидесятый-шестьдесят пятый. А по клейму на азимутальном круге навесного компаса Хутчиш определил, что кораблик делался на Ливерпульской верфи. Made in не наше.

Но и практическая ценность содержимого корабля не вызывала доверия. Все, буквально все корабельные причиндалы если и могли ещё служить, то лишь на честном слове (скорее всего, матерном) и на последнем дыхании. Клинкет – задвижка на водоотливе – была крест-накрест перебинтована, дабы не развалилась, тряпицей, очень похожей на капроновый женский чулок. Латунный лагун был измят, как меха гармошки…

Инстинкт, который не имел привычки обманывать, приказал Анатолию обернуться. И прапорщик, подняв изумрудные брызги спавшей до колен воды, обернулся.

Овальный лаз с высоким комингсом был левее. И в этом лазе, с тылу освещенный неярким зеленоватым светом, застыл со скрещенными на груди перчатками водолазный скафандр. Так же обросший речной плесенью, такой же старый, как и сам буксир. Из-за прозрачного, с трещинкой, забрала Анатолия изучали два внимательных человеческих глаза. Лоб за аквариумным стеклом украшала родинка, нарисованная вроде бы жженой веточкой сандалового дерева. Но что родинка! – под скрещенными руками на брюхе висел опутанный водорослями крупнокалиберный ручной пулемет «Гочкис-00».

– Можешь мне объяснить, – глухо донеслось из нутра скафандра, – почему ты, дубина стоеросовая, поперся в Смольный днем, а не ночью, как всякий нормальный человек?

Морское чудо ступило на трап пушкинским Каменным гостем.

Уж к чему-чему, а к такому вопросу Хутчиш был не готов. Точнее, он вообще не готовился к тому, что на глубине десяти метров под водой придется отвечать на чьи-либо вопросы. Конечно, это мог быть кто-нибудь из «черных следопытов», обшаривающих затонувшие корабли. Но откуда у «черного следопыта» персональное плавсредство? Скорее уж Хутчиш поверит в правдивость старой балтийской легенды о людях-черепахах.

– Что с дурня возьмешь, – махнул рукой скафандр, снял через шлем пулемет и прислонил к переборке недалеко от себя. – Ладно, становись к штурвалу. Уходить нам пора. Рыбаков липовых я взорвала, теперь жди атаки морского змея. Шутка.

Из сказанного Хутчиш понял только, что в скафандре женщина. И то не по голосу, а по роду глагола. Впрочем, собеседник враждебных намерений не проявлял, хотя вполне мог считать, что взятое на борт инородное тело находится в его власти. И то ладно.

– Приготовься к всплытию с твердого грунта, – сипло донеслось из-за скафандрового забрала.

Капитанша ни на йоту не сомневалась, что зачислила в команду дельного матроса и приказ будет выполнен бодро и молодцевато. Такая уверенность будила в душе Анатолия серьезные подозрения и – льстила.

– Есть приготовиться к всплытию с твердого грунта!

Решивший пока беспрекословно подчиняться, прапорщик (а может, уже мичман?) пристроил истекающий невской водой портфель на шпангоут и занял пост по боевому расписанию у мореного, с фактурно проступившими годовыми кольцами колеса. Вроде как снятого с телеги. Видимо, это и был штурвал. За неимением лучшего. Спавшая вода хлюпала уже на уровне подошв вдоль крайнего стрингера. Облизывала нижнюю балясину трапа, ведущего к задраенному носовому люку.

Кораблик-утопленник, пардон, хитроумно замаскированную подводную лодку, качнуло. Вода, собравшись в упругую живую складку, отсвечивая черно-зеленым лаком, побежала по палубе к желобу ватервейса, затем обратно, но медленнее.

Кэп создала дифферент на нос и работой гребных винтов враздрай начала раскачивать присосавшуюся к грунту субмарину. К гриппозному кашлю помпы прибавился монотонный стук дизельного движка в стиле диско.

– Врешь, я отчалю от этого рифа, – сама себе под нос пробубнила капитанша.

Наконец под днищем смачно чмокнуло, и снова по палубе зашаталась черно-зеленая складка воды.

– Эй, юнга, – разжаловала Хутчиша повеселевшая командирша, – можешь называть меня госпожа Даккара, хотя кое-кто из врагов присвоил мне прозвище Капитан Тротил. Надеюсь, тебе никогда не доведется величать меня так.

– Хорошо, госпожа, – принял условия игры мегатонник, мучимый вопросами: какая новая сила вступила в игру и каковы намерения этой силы? ЦРУ, французы, «Моссад»? Эмираты, Индийская морская разведка? А может, горячие эстонские парни? Или, не приведи Нептун, итальянцы?

Кстати, кстати!

Ведь была в истории советского Военно-Морского флота черная страница с итальянским акцентом. В пятьдесят пятом году стоящий на севастопольском рейде линкор «Новороссийск» вдруг ни с того ни с сего на виду всего города рванул и опустился на дно Северной бухты. При чем здесь итальянцы? А притом, что прежде этот корабль назывался «Джулио Чезаре» и был конфискован у потерпевших поражение во второй мировой макаронников. А чуть погодя итальянский Скорцени – капитан второго ранга, бывший командир диверсионно-штурмовых средств ВМФ республики граф Боргезе – получил высшую правительственную награду. Спрашивается: за каким чертом итальянцы полезли в Черное море и почему взорвали именно этот старый, никому не нужный корабль? Банальная месть? Не смешно.

А не логичней ли предположить, что гибель линкора обуславливалась попыткой сорвать размещение на его борту установки Икс? Допустим, произошла утечка информации на одном из кораблей Краснознаменного Черноморского Флота…

– Не «хорошо», а «есть», – сурово оборвала нить рассуждений прапорщика госпожа, показывая, что не потерпит на борту любимчиков.

Дышала она тяжело и часто, как человек, взбирающийся на крутую гору.

Анатолий краем глаза окинул помещение. Это была одновременно и кают-компания, и кубрик, и боевая рубка, и камбуз. Это был единственный жилой отсек подводной лодки.

Прямо под носом рулевого, над самопальным штурвалом, заменявшим списанный некогда за борт подлинник, торчал глубиномер – с запотевшим изнутри стеклом, несмотря на попытки загерметизировать прибор пластилином. Справа, на расстоянии руки, болтались на проводе наушники акустика; с них капало, как с весенней сосульки. Дальше по кругу высились механизмы, упакованные в нержавеющие, влажно блестевшие в зеленом свете кожухи. Механизмы подозрительно напоминали приборы торпедных стрельб.

Слева занимали место такие же кожухи. Значит, точно: торпедные аппараты. Правого и левого борта. Над кожухами слева была натянута парусиновая койка. В ней дрожала в такт дизелю малахитовая лужа. А с выпяченного парусинового дна, как в самогонном приспособлении, падали капли: кап-кап-кап…

Ну, каждый устраивается как может, обставляя свою жизнь доступными ему предметами комфорта. Анатолий вспомнил, как на пару с отважной Хейтси-Эйбиб брал в заложники губернатора Гереро, и вдруг жена губернатора выносит мужу термос и орет белугой, что губернатор привык на ужин пить горячее молоко, и без термоса я вас никуда не отпущу, лучше убейте…

– Юнга, твое лицо мне почему-то знакомо, – просипела госпожа Даккара из скафандровых внутренностей. – Ну-ка скажи-ка, имя Эвелина Зигг тебе ничего не говорит?

– Никак нет, – честно ответил Хутчиш. – А кто это?

– Одна моя давняя подруга, – пробормотала капитанша, и Анатолию показалось, что в её голосе появились нотки грусти. – Ладно, не отвлекайся. – И вдруг рявкнула: – Курс?!

– Норд-норд-ост, сэр! – легко разгадав назначение ещё одного прибора, браво отрапортовал Хутчиш.

– Ход?!

– Шесть узлов, сэр! – хватанул Хутчиш ртом порядочную порцию запаха тины.

– Глубина?! И не паясничай! Какой я тебе сэр, дьявол тебя побери?!

– Десять, нет, девять метров, мэм!

– Так десять или девять?!

– Девять!

– Хреново, – осталась недовольна капитанша и сама себе возразила: – А ниже пока нельзя.

Она заняла позицию у свисающего сверху допотопного агрегата, являющегося, очевидно, системой поднятия и опускания перископа.

– Госпожа Даккара, – решил удовлетворить любопытство прапорщик, – не могли бы вы снять скафандр? Я отвернусь.

– Не могу, – ответила капитанша. – У меня хроническая кессонная болезнь. Я навсегда обречена находиться под давлением двадцать атмосфер. Спасибо известному тебе Господину Докторишке.

– Этому китайцу? – удивился Хутчиш. – Вы знакомы?

– Китаец-то он китаец, да не простой, – вздохнула кэп. – Впрочем, сам узнаешь. Если до урочного дня успеешь. Если не полный кретин. Мы с Доктором старые знакомые и закадычные враги. Давным-давно, в тот день, когда правящий городом товарищ Романов праздновал в Зимнем дворце свадьбу своей дочери, я заглотила крючок, заброшенный Господином Доктором. И, как ты можешь догадаться, крючок этот назывался «ленинградское дело». И так же, как ты, полезла в якобы пустой Смольный…

– Мы одинаково небрежны, – посмурнел Хутчиш.

– Не хныкать!

Скафандр плюхнулся на штабель пропитанных водой, покоробившихся картонных ящиков. Картон под дамой просел, но незначительно: внутри картонных ящиков находилось нечто немнущееся.

– Акустик, прослушать горизонт! – командовала со смаком морячка – наверное, ей редко доводилось заниматься этим приятным делом.

Анатолий нахлобучил наушники. С тщанием прогнал стрелку по кругу.

– Пока тихо.

– Оно и странно, – прогудел скафандр. – Не может быть, чтоб рыбаки работали без прикрытия… Ладно, не бери в голову.

– Значит, в ялике рыбачили люди Доктора?

Хутчиш снова прокрутил в памяти пленку с отснятым побегом из Смольного. Оказывается, неведомо для себя он выскользнул из более хитроумной ловушки, чем предполагал.

– Рыбачили-рыбачили, а я им бутыль гашеной извести под киль подвела, чтоб больше не браконьерствовали. Они должны были всю ораву гнавшихся за тобой ментов из крупнокалиберного пулемета положить. Как кегли. Чтоб невинную кровь на тебя повесить. Чтоб ты, да и правоохранительные органы в урочный день у Докторишки под ногами не путались, а были озабочены своими проблемами. Про урочный день ты, понятное дело, пока не знаешь. Ну и пес с этим. Зато теперь у меня в арсенале есть пулемет. – Капитанша явно гордилась совершенным. В голосе слышались не только радость от успеха и детское счастье от владения новой игрушкой, но и мстительное удовлетворение. – Йе кахте мудже бара харш гота ге!

Хутчиш взял на заметку эту фразу. Но делать скоропалительные выводы касательно причастности командирши к индийской разведке не спешил: мало ли в какой стране можно нанять агента. И стал просчитывать, с чего это госпожа Даккара проявляет невероятную осведомленность.

Впрочем, это была не самая мудреная шарада. Проще пареной репы. При современной технике подслушивания большинство разведок уже начинают отказываться от заградительных мер вроде ежедневного вылущивания «жучков» и «волосков» из стен, одежды и кишечных трактов своих людей. Единственным более или менее действенным средством остается обрушивание на противника неперевариваемых массивов информации. Чтобы важные данные составляли объем, соответствующий капле в море. А вот Господин Доктор на свою службу безопасности понадеялся. Спасибочки.

Интересно все ж таки, на чьей стороне вступила в большую игру новая шахматная фигура в водолазном скафандре? И какой она масти? Нет, вряд ли мэм работает на итальянцев. По неписаной традиции, идущей со времен Возрождения, итальянские спецслужбы стараются не привлекать к работе женщин. Уж очень трудно контролируемы и нелогичны в поступках.

Значит, «Моссад»? Суета израильтян вокруг фашистского золота, со времен второй мировой оставшегося в закромах швейцарских банков, в свете всеобщей охоты за установкой Икс может означать только одно: евреи копят деньги, чтобы попытаться выкупить установку у того, кто её добудет. Или оплатить работу своего суперагента.

– Госпожа Даккара, кажется, обо мне вы знаете достаточно. Если нужно представиться, то я – Хутчиш. Анатолий Хутчиш, автономная боевая единица России. А вы на кого работаете?

– К сожалению, Толя, давным-давно уже только на себя. – И хотя голос хозяйки с трудом справлялся с передачей эмоций, не оставалось сомнений, что поведанная далее история завершится печальным финалом. – Это дело началось сорок с хвостиком лет назад, когда молодую выпускницу океанографического факультета Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, индианку из штата Пенджаб, завербовало ЦРУ. Почему не «Моссад» или «Интеллиджент Сервис»? Просто-напросто ЦРУ повело себя проворней прочих. У молодого дарования не было, как принято сейчас говорить, спонсора для подводных исследований. А ЦРУ предоставило девушке и деньги, и вот этот старый плавучий чемодан, стоило пообещать, что я, молодой ученый, кроме научных изысканий буду уделять время и решению некоторых специфических задач…

Вдруг в наушниках Хутчиша яростно захрипело и затарабанило. Тысяча морских дьяволов принялась отплясывать «яблочко» босыми пятками на барабанных перепонках.

– Шум винтов с правого борта. По носу!!! – автоматически молниеносно отреагировал прапорщик.

– Дистанция?! – подхватилась с картонных ящиков командирша. Настолько проворно, насколько позволил скафандр.

– Близко! Очень близко! Почти над нами!

Анатолий почувствовал себя не в своей тарелке.

А вот госпожа Даккара знала, что делать. Вырубила двигатель. И приложила замурованный в водолазную перчатку указательный палец к забралу, вводя тем самым на подводной лодке режим полного молчания.

Откуда взялся враг прямо над головой, смекнул и прапорщик. Вражеский корабль дрейфовал по течению, прослушивая реку от берега до берега, пока искомая лодка не оказалась рядом. Теперь началась охота. И, как ни странно, предмет охоты – начиненный тайнами под завязку Анатолий Хутчиш – ничего не мог предпринять. Ему оставалось только наблюдать за действиями капитанши.

Без сомнения, госпожа Даккара не впервой оказывалась в столь стесненных обстоятельствах. Она спешно рванула расползающийся промокший картон на верхнем в штабеле ящике и в три-четыре движения освободила из коробки новенькую чугунную кастрюлю-скороварку с плотно подгоняемой крышкой. В кастрюле оказалась розовая, если довериться искусственному зеленому освещению, пушистая игрушка – будто только что сошедший с рекламы батареек «Энерджайзер» кролик в темных очках и с тарелками. Госпожа Даккара нажала на кролике кнопку, и игрушка бешено заколотила тарелками друг об дружку. А через секунду надежно закупоренный в скороварку весьма шумный кролик отправился за борт. Для чего был использован небольшой люк, очень напоминающий мусоропровод.

– Так-то, брат, – обращаясь к своему закадычному врагу, еле слышно прошипела подводная обитательница, – попутного галса тебе в…

Но тут она спохватилась, что негоже пожилой леди выражаться в присутствии молодого человека.

Что ж, госпожу Даккару можно было понять и даже поощрить за изобретательность. Растеряв штатные имитаторы шума винтов, она использовала то, что под рукой. И пусть это был не идеальный выход, какое-никакое течение все же сносило подводную лодку прочь от места, куда на шум будут падать глубинные бомбы охотника.

И каждая минута промедления людей Доктора работала на госпожу Даккару и её пассажира.

В рубке повисла напряженная тишина, зеленая, как тоска, и нарушаемая только слабым плеском воды под ногами и шумом винтов преследователей, слышным сквозь железо бортов без всяких наушников.

Хутчиш молча указал глазами на картонные коробки: может, одного электрического кролика недостаточно? И по отрицательно закачавшемуся шлему скафандра понял, что сует нос не в свое дело.

А госпожа Даккара, мучимая неизвестностью, потопталась на месте и решительно дернула на себя крышку кранца. Вместо боеприпасов в ящике оказались стоящие в четыре ряда (половина пустые, половина полные) литровые бутылки исторического кубинского рома «Гавана клаб». Капитанша взяла початую бутыль и характерным жестом предложила юнге. Все так же продолжая соблюдать режим абсолютного молчания.

Но тут лодку с невероятной силой тряхнуло. Пулемет упал, подняв рой брызг цвета свежей травки. Под ноги малочисленной команды вынесло небольшой деревянный анкерок, крутануло юлой и раскололо о стальное ребро пиллерса. Стрелку эхопеленгатора дернуло влево, за красную черту, и зашкалило там намертво. Вырванная толчком из скользких перчаток бутылка тюкнулась о палубу, и в сторону ближайшего вантервейса плещущая вода понесла зеленовато-бурое расплывающееся пятно. Манной кашей поползли вбок картонные коробки с кроликами в герметичных скороварках.

Хутчиш, чтобы его не шмякнуло о переборку, вцепился руками в румпель. Капитанша – в рукояти перископа.

Не успела лодка выправить крен, как её потряс новый удар. Водоворотом закружило оставшиеся от анкера щепки.

Рядом с головой Анатолия, между двумя швеллерами бимсов появилась рваная дырка размером с крупную пуговицу, и ледяная вода влепила прапорщику хлесткую пощечину.

Капитанша на пробоину никак не отреагировала и достала из кранца новую бутылку. Анатолий понял, что проблема спасения утопающих относится целиком к его компетенции.

Кислорода в баллонах его гидрокостюма не было. Весь вышел, ещё в Москве-реке. Одалживать кислород у госпожи Даккары смысла не имело: все равно не даст. Помпу включать нельзя ни в коем разе: у врага длинные уши.

Прапорщик, уворачиваясь от жесткой струи и не отпуская левой рукой румпель, достал из портфеля мокрый ком экспроприированной немецкой рубашки, подхватил присланный прибоем под ноги брусок подходящего размера. Обернул брусок мокрой тканью. И одним точным ударом деревянного молотка – морское название инструмента Анатолий забыл, все-таки он не моряк – вогнал импровизированную пробку в пробоину.

Третий взрыв глубинной бомбы оказался гораздо слабее, и лодку лишь крепко качнуло. Капитанша, не обратив на взрыв никакого внимания, вскрыла бутылку рома и подсоединила горлышко бутылки к немудреному приспособлению в скафандре.

Хутчиш разглядел спрятавшуюся за трещиной в стекле шлема и подведенную ко рту госпожи коктейльную соломинку шланга. И поверил в услышанную печальную историю. Господа Даккара была типичным агентом-затворником.

– Мое время гнить среди кораллов ещё не пришло, – довольно кивнула морская волчица, всосав щедрую порцию рома и усаживаясь на разъехавшийся штабель картонных коробок. – Так, значит, ты установку Икс ищешь. Ну-ну. И как успехи?

Анатолий пожал плечами:

– Спасибо, понемногу.

– Твой приятель, генерал Семен, уверен, что установка дарит вечную молодость. Кретин, – фыркнула Капитан Тротил. – А ты как думаешь?

Прапорщик нахмурился и тихо спросил:

– Микробиокомпьютеры во всех нас, в каждом человеке на этой планете. Да? Они размножаются и передаются из поколение в поколение. Верно?

– Ага, – буднично, но серьезно ответила госпожа Даккара и скрестила ноги, как будто отдыхала на завалинке. – Но только это не про меня. Я-то чистая. Мой папашка был рьяным буддистом и на приманку с вакцинацией не клюнул. Да и мамашке не позволил. А мужиков у меня не было, скажу тебе как солдат солдату. Так что, если кто-то установку инициирует и начнется катавасия, я буду в стороне. Навоевалась. Хватит.

Хутчиш промолчал.

– Но если ты, юнга, найдешь её раньше Докторишки и раздолбаешь на хрен к едрене матери, то я не обижусь, – столь же спокойно продолжала капитанша. – Потому что не нравится мне, когда кто-то людей за ниточки дергает и приказывает им, как жить. Мне вот попробуй приказать…

И вдруг взревела, как корабельный ревун:

– Эй там, на палубе, курс?!

И позволила себе, черт с ними, с приличиями, несколько непечатных выражений в адрес Доктора Театральных наук. Словно он мог её слышать.

– Норд-норд-вест!

Хутчиш кинулся к приборам смутившийся и зардевшийся. Запах тины его больше не донимал. Свыкся прапорщик.

Конечно, не очень-то уютно было в пенатах госпожи Даккары, но свобода – понятие относительное.

– Держать норд-норд-ост! – приказала капитанша. С кряхтеньем наклонилась, чтобы вернуть в прежнее положение упавший ручной пулемет. Сделала она это с такой нежностью, с какой пятилетняя девочка укладывает спать любимую куклу.

– Есть держать норд-норд-ост! – заправски откликнулся Анатолий.

– Глубина?!

– Одиннадцать метров!

– Ну да, – не удивилась леди. – Слегка зачерпнули бортом воды. – Она хлебнула ещё рому и подвела итог: – Пустяки. Через пяток минут, когда торпедоносец Доктора отойдет на пару кабельтовых, врубим и помпу, и ход. Спрячемся под опорами Большеохтинского моста. Нас оттуда будет не выцарапать, как моллюска из раковины. Эта якорная стоянка как раз для меня. Кстати, юнга, заруби на носу: если ты увидишь рыбаков с удочками, закинутыми в Фонтанку или Обводный канал, то знай – никакие это не рыбаки.

Анатолий не стал спрашивать, почему Капитан Тротил не опасается вражьих ныряльщиков с магнитными минами. Сам себе ответил на незаданный вопрос: наверное, госпожа давно отучила врагов от подобных глупостей. Ведь ему довелось наблюдать лишь один незначительный эпизод в длящемся годы поединке.

– Не дрейфуй… тьфу, не дрейфь. От бомб уворачиваться мне приходится не реже раза в месяц. Ис бат се сада ирте рахна чахие! – поделилась леди, сделав очередной глоток рома, окрашенного бортовым светом в зеленый. – Господин Докторишка года два назад купил теплоходик и под видом речных экскурсий тралит Неву туда-сюда. То под мостами отсиживаюсь, то под «Авророй». А пустить сторожевик ко дну не могу. Внимание к себе привлеку. Может, Доктору того и надо. Своих людей беречь он не научен. Вот этой хреновиной, – морская волчица потрясла перед носом юнги плоским черным приборчиком, – я отправила кормить рыб не менее сотни его головорезов.

– Но разве нет других способов выжить подводную лодку из Невы? – галантно поддержал беседу Хутчиш.

Принцип работы прибора, переделанного из обыкновенного «тетриса», он понял без объяснений – по внешнему виду доработок. Нечто вроде антирадара, только с функцией наведенного лидирующего сигнала. Нацеливаешь приборчик на вражью боевую технику, нажимаешь кнопку, и посылаемый ежесекундно в эфир радиосистемой вражьей техники сигнал «я – свой, я – свой» меняется на провоцирующую любую систему опознавания абракадабру. И вот уже во вражий танк или самолет летят родненькие УРСы, НУРСы и ракеты «земля-воздух».

Госпожа Даккара неопределенно махнула резиновой перчаткой и сунула приборчик обратно в клапан на груди.

– А плюнуть и отвалить? Зачем вам установка Икс? – задал Хутчиш как бы между прочим самый важный вопрос.

– Да хрена мне сдалась эта установка! Но куда ж я денусь с подводной лодки?

– обреченно развела резиновыми перчатками пленница пучины. – Видите ли, юноша, я в какой-то момент закрутилась, замоталась и однажды вдруг узнала, что давно обещанную дамбу в Финском заливе р-раз – и построили. И что выход из Невы для меня отрезан.

Это печальное признание не могло не потребовать допглотка. Пожилая леди хлебнула рому и вдруг сипло загорланила старую песню, дирижируя резиновой перчаткой:

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! Пощады никто не желает!

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил Хутчиш.

– Пробовала, – отвлеклась от вокальных упражнений госпожа Даккара. – Стала пробивать дорогу через подземные озера, так чуть метро не затопила. Слыхал про плывун на «Лесной»? Моя работа. Так громче музыка! Играй победу! Мы победили! И враг бежит, бежит, бежит! Так за царя, за родину, за…

И вдруг, не закончив строфу, она совершенно трезвым голосом сообщила:

– Тумге смрит парта ге : установка Икс – это небольшой, похожий на гироскоп прибор. Размещен на камбузе СКР «Тамбовский комсомолец». Который вчера прибыл в Питер на День Военно-Морского флота. Найди её, юнга. Найди раньше Докторишки. И раньше Семена…

Сказав так, капитанша опустила глаза и уставилась на палубу с видом человека, который сам сдался, но не желает, чтобы сдавались другие.

Хутчиш молчал, не зная, что сказать. Потом, желая подбодрить и поблагодарить свою спасительницу, негромко произнес:

– Адья дживамага , госпожа Даккара. И это наше счастье.