Глава 19

Могло получиться так, что штатный шнырь сектора «Д» четвертого этажа пятизвездной гостиницы «Невский палас» окажется фанатом и ни за что не уступит на часок дядьке Макару робу, ведро, тряпки и швабру. Так почти и получилось. Но здесь заработал вариант «Б», и за минуту дядька Макар выиграл в наперстки у штатного шныря право пользоваться полновесный час робой, ведром, тряпками и шваброй.

Играли они в клетухе, задвинутой в самый край коридора сектора. К достоинствам помещения относилось то, что прямо сюда выводились показатели манометров водного давления в санузлах гостиничных номеров. К достоинствам ситуации относилось то, что цивильные шмотки шныря находились в шкафчике где-то в подвальных горизонтах, и без робы уборщик ни куда не дернется из каморки. Иначе уволят.

Кстати, уборщику было лет сорок и звали его Павлик. Просто – Павлик. Дядька Макар ждал от конкретного манометра конкретных показаний и, пока суть да дело, травил известную байку:

– ...«С кандыцыонэр пассат хачу» – объяснил кавказец. Теперь настало время титке Шуре вытаращивать глаза. За довги рокы работы в туалетном сервисе она зустричала людей со многими странностями. Hо щоб комусь для этого дела потребовался кондиционер с шампунем в одном флаконе, якый ей каждый вечер хвалили из телевизора, – з таким она сталкивалась вперше. «Господи!» – в следующий момент здогадалась вона – «Да никак он голову мыть собрался!»...

Тут стрелка седьмого манометра в третьем ряду поползла, поползла и устаканилась на хороших показателях. Дядька Макар развел руками перед Павликом, дескать, извини, дораскажу в следующий раз, прижал кулак к щеке, будто заныли зубы, и доложился:

– «Ништяк», «Ништяк», я – «Баян». Как слышно? – аппаратура была чудом техники на грани фантастики, купленным разборчивым Антоном на рынке у проспекта им. Маршала Казакова.

– «Баян», я – «Ништяк», – ожила пластиковая, с начинкой, горошина в ухе дядьки Макара, – Слышимость в норме! – Антон сидел всего в пятидесяти метрах отсюда, но не в одном из номеров отеля, а в другом здании. В центре Питера полно коммуналок, а в коммуналках полно синяков, радостно пускающих в гости кого ни попадя, лишь бы гости являлись не пустыми.

– «Ништяк», я – на выход! – доложился дядька Макар. Микрофон у него прятался в кулаке. Кивнул Павлику, дескать, жди меня, и я вернусь. И покинул клетуху, груженый шныревскими причандалами: шатая ведром и волоча швабру, как таксу на поводке. Нагибая лоб, чтоб мающийся на штатном посту секьюрити не обеспокоился портретными разногласиями.

Ключики звякнули в руке дядьки Макара, когда он оказался у дверей нужного номера. Приотворачиваясь от секьюрити, дядька поколдовал над дверью и проник в номер. Макар мог справиться с таким чахлым замком и ногтем, но Сергей требовал нарушать как можно меньше статей. А взлом гостиничного номера приравнивается УК к взлому частного жилища.

Вскрытие гостиничного номера показало, что поселившийся сюда америкос действительно полощется в душе – манометр не облажался. Полощется, фыркает от удовольствия и не сечет, что уже не один на поляне. Еще на удачу американец не взял с собой мобильник, иначе пришлось бы давить связь глушилкой. И ни себе, ни людям!

Дядька Макар вразвалочку побродил по шикарным апартаментам, осматриваясь. Ему очень понравилось, что гардины на окне задвигаются электромоторчиком от нажатия кнопки пальцем. Придумал нужную комбинацию из мебели и воплотил в жизнь. То есть зафиксировал дверь санузла стулом в распорку так, что изнутри не смыться.

– «Ништяк», «Ништяк», я – «Баян», юрист на запоре, – доложился дядька в кулак и на правах успешно выполнившего свою долю работы, истекая слюной, полез в присмотренный бар номера. Бутылок здесь было, будто генералов на Параде Победы.

Антон подтвердил получение доклада и переключился на Игоря Гречкина, сегодя дебютирующего в составе труппы Сергея Шрамова:

– «Кумар», «Кумар», я – «Ништяк», как связь?

– «Ништяк», я – «Кумар», связь в норме.

– «Кумар», я – «Ништяк», юрист на запоре! – развалившийся на топчане Антон чувствовал себя в чужой коммуналке, как хозяин. Потому что настоящий хозяин, убраный литром менделеевки, пух на полу в глубоком отрубоне.

Могло получиться так, что Гречкин, или, если хочется – Радикюль, не понравится маячащему аккуратно напротив пешеходной лестницы секьюрити. Секьюрити был обязан хотя бы приблизительно узнавать прописанных на этаже фраеров. Именно для предотвращения такой беды Сергей Шрамов раскошелился на персональный номер для Радикюля – пусть ночку пожирует.

И благодаря такой предусмотрительности секьюрити, ясен пень, не рыпнулся против вышедшего из честно снятого вчера номера и хиляющего в другой номер Радикюля. По вахте охраннику коллеги передали – вчера вечером на этаже происходило нечто вроде пьяного братания. Американцы, обманутые ЦРУ, будто в России все только и делают, что хлещут водку, решили соответствовать. Так что все путем.

Когда Радикюль проходил мимо этажного охранника, фэйс Игоря ударно морщился. И это не зацепило стража. По вахте передали, вчера из номеров в достатке слышалось и песен, и звяканья рюмок, и скрипа диванов. Головка с утра обязательно бо-бо. Но не от будуна морщил лоб и щеки Радикюль. Он бубнил про себя в духе самогипноза, вспоминая былые навыки; « Я – валютчик, я – валютчик...». И в карманах шевелил пальцами, будто год без женщины. На самом деле Игорь вспоминал, как из стопки денег купюру заламывать. Мышечные рефлексы восстанавливались без энтузиазизма.

Вот для понту постучал Радикюль в дверь, вот вошел. С удивлением уставился на дядьку Макара, но не потому, что не ожидал здесь встретиться. А потому, что Макар, напялив чужой махровый халат поверх шныревской робы, утопал в кресле. Ноги на стеклянный стол – чисто по-американски. В руке дядьки булькал стакан, где лед плавал в чем-то красно-фиолетовом и круто замешанном, и откуда торчали три соломинки – не свое, не жалко. Радикюлю стало завидно. Но по чину не имел права Радикюль вякать на дядьку. Тем более, что свою часть операции дядька Макар уже почти выполнил – ему оставалось контролировать ситуацию с запертым в душе юристом.

Могло получиться так, что в номере юриста не окажется ноутбука, в котором хранились в электронной версии копии всех сопутствующих продаже комбината документов. Но разведка доложила точно – данный компьютер принадлежит именно обитателю именно этого гостиничного номера. Игорь оглянулся, нащупал взглядом ноутбук и врубил эту сложную технику в сеть.

– «Ништяк», я – «Кумар». Я – в сети.

– «Кумар», какие программы на развертке? – Антон ворочался на топчане и старался думать о чем угодно. О сложной судьбе синяка, пустившего его в коммунальную келью. О девочках, за двести баксов обслуживающих жильцов «Невского Паласа». Антон готов был даже думать о работе, ведь именно на сейчас приходился пиковый момент. Но мысли хакера неудержимо возвращались к полному душистой анаши спичечному коробку в кармане.

Пиковый момент заключался вот в чем. Антон достаточно долго стропалил и строил вчера Гречкина, но компьютерная неграмотность давала себя знать. И теперь хакеру пришлось по связи управлять роющимся в чужих файлах Радикюлем. А попробуйте, например, по телефону объяснить жене правила дорожного движения. Короче, очень далеко от исполнения желания забить косячок оказался компьютерный гений.

И тем не менее с грехом пополам Радикюль надыбал среди файлов текст договора о продаже нефтекомбината.

Тут в душе кончила весело плескаться вода. Некоторое время там было тихо, типа юрист боролся с полотенцем. Потом стало шумно, юрист решил изнутри ломиться в запертую раскоряченным стулом дверь. И чем дальше, тем все громче.

Растащившийся дядька Макар неободрительно почмокал, сделал рожу типа «Они мешают нам жить», недовольно отставил коктель, лениво подшкандыбал к двери ванной и трижды веско стукнул снаружи:

– Эй, там, тихо сидеть!

– Я родом из Америка! Я – американский гражданин! – стал давить на сознательность и пугать холодной войной пленник.

– Ты джаст момент пока живой, амиго, а можешь зробытысь – труппо! – если это и пошутил дядька, то никак себя не выдал, – Твоим номером воспользовалась русская мафия! Мы ведем переговоры о поставке партии кокаина! Поэтому усохни и запри уши!

Доверчивый пленник испуганно заткнулся и, наверное, забился под фаянсовую ванную. Во всяком случае больше наружу не рвался, и дядька Макар смог вернуться к коктелю.

В этот момент Радикюль как раз вынимал из ноутбука дискету с только что в нужную сторону отредактированным договором. Теперь, если подписать именно этот вариант договора, комбинат достанется не туземцам, а одному частному лицу с российским гражданством.

– Ну, ни пуха! – отсалютовал Макар салабону и, нечаянно сев на пульт, врубил телек.

– «Ништяк», я – «Кумар», выхожу с дискетой, – доложился Радикюль и покинул апартаменты, прижимая к бедру позаимствованную манерную синюю папочку.

Дядька Макар закрыл дверь, абы чего не вышло и не вошло, и стал гонять телик по каналам в поисках порнухи.

Группа Сергея Шрамова пока работала по графику. Так, чтобы поблизости не нашлось, где перевести документы из электронного вида в бумажный, получиться не могло. В «Невском паласе» сервис на все случаи блатной жизни. Прикинутый американским юристом Радикюль поднялся в лифте на пятый этаж, где размещался офис-центр. Факсы, словно шелкопряды нитку, выжимали наружу рулоны бумаги. Ксероксы морзянили, как мигалки гаишников и выплевывали горячие копии.

Кося под важного человека, Радикюль пробил в кассе чисто неприличную стоимость распечатки с дискеты на цветной принтак. Десять баков? Без вопросов. Он был первым за три месяца, кого не напрягла стоимость услуги.

Уже с распечаткой исправленного в нужную сторону договора в синей папочке Игорь Гречкин спустился на второй этаж и стал ошиваться у конференц-зала среди фикусов. Ему оставалось до поры сопеть в тряпочку и любоваться чужой красивой жизнью. И он стал любоваться.

Сверху открывался панорамный вид на вылизанный с мылом вестибюль. Там переминалось несколько пиплов в очереди в валютник. Какая-то старая кляча в соболях выходила из антикварной лавки, и продавец бобиком подпрыгивал следом с перевязанной ленточкой коробкой. У выхода на Невский проспект кемарил на посту с открытыми зеньками лакей в ливрее, а придурок японец зачем-то со всех ракурсов щелкал его фотоаппаратом.

Мимо внутрь конференц-зала прошли вывезенные из Штатов мистером Смитом охранники, обнюхали зал специальными приборами, разобрались по секторам. Потом мимо Радикюля прошелестела обслуга с русской и американской сторон. Они еще не все перезнакомились и перетрахались, и когда наступит моменту море, должны будут принимать Игоря за коллегу из противоположного лагеря.

Мимо просочилась званая и незваная пресса в неторжественных шмотках. Часть журналистов в расчете на богатый фуршет – наивные. Часть с припасенными острыми вопросами, поскольку ситуация вокруг нефтекомбината накалилась, будто подкова в горниле.

Затесавшийся в эти ряды патлатый Филипс выглядел забубенной акулой пера и никак не выдавал рожей, что узнал Радикюля даже в приличном костюме. И наконец в конференц-зал важно прошествовали гендиректор комбината Эдуард Александрович, припудривший синяк на скуле Виталий Ефремович и мистер Смит.

В обратную сторону мимо Радикюля вышли официанты, разложившие на трех задвинутых подальше от прессы столах несколько лоханей с бутербродами и разлившие по сотне рюмок ящик водки. Такой типа скромненький фуршет. И только тогда в зал осмелился войти и Радикюль.

– «Ништяк», я – «Кумар». Я в зале, – еле различимо шепнул Радикюль. Микрофон у него был присобачен на рукаве вместо запонки.

– «Лесоповал»? Вызывает «Ништяк»! – переключился на следующего игрока сидящий в комнатенке, больше похожей на бомжатник, Антон, – Ваш выход! – и выдохнул кольцо специфически пахнущего дыма.

– «Ништяк», я – «Лесоповал», фишку понял, – вышел на связь Сергей Шрамов, развалившийся прямо в расхристанной одежде на пуфике в номере Эпифани, – Ну, милая, мне пора, – только что заданный вопрос шоколадки, зачем он вчера оставил в камере хранения в девятнадцатой ячейке новый чемоданчик, набитый газетами, Шрам не удостоил ответа.

Эпифани как раз подводила губы помадой, по этому прагматично решила сачкануть прощальный поцелуй:

– А как еще есть по-русски «милая»? – вместо поцелуя решила она повысить культурный уровень.

– Запоминай, или записывай: лялька, бикса, двустволка... – тоже не склонный к лишней слюнявости Шрам послал черномазой красотке воздушный поцелуй и вышел в коридор, удаляя бардак в одежде. Весь такой соответственно случаю прикинутый в «Хьюго босс». На память о нем осталась на столике распатроненная коробка конфет «Водка в шоколаде» и стойкий запах дорогого одеколона «Аляска-блюз».

– «Ништяк», я – «Лесоповал». Приближаюсь к объекту, – негромко пробубнил Сергей в кулак, точнее, тоже в запонку.

– «Кумар», я – «Ништяк». «Лесоповал» на подходе, – слегонца заторможено, но пока без запинки зазудела связь в ухе Радикюля.

Одно дело заламывать купюру из пачки, другое дело – заламывать документ. Форматы не совпадают. По этому заламывание было решено отнести на крайняк и попробовать, взяв документы, обратно их уже натурально не возвращать. Игорь так мандражировал по этому поводу, что на остальные трудности нервов не осталось.

И он, типа так и надо, совершенно спокойно и уверенно в себе собрал у сидящих по бокам от мистера Смита и Гуся Лапчатого юристов проверенные в последний раз экземпляры договоров. Сложил в вескую и дородную синюю папку и поднес на подпись главарям. Только, когда он обратно достал из папки экземпляпы договора, это были уже другие экземпляры. Свеженькие, только что отпринтованные, с исправлениями в нужную сторону.

При разработке операции подумывали сунуть Гречкину в карман номер «Плейбоя», чтоб отвлекать внимание от ловкости рук. Но, покумекав, прикинули, что это перебор.

Директор нефтекомбината, как и надо, решил, что подносящий документы на подпись референт относится к обслуге мистера Смита. Мистер Смит решил, что незнакомый пипл представляет российскую сторону. В общем никто ничего не заподозрил – как на свадьбе. И договаривающиеся стороны подписались и приложили печати под тем, что пятьдесят один процент акций нефтекомбината переходит в собственность гражданина Российской Федерации Шрамова Сергея Владимировича.

«А может, и зря комбинат продаю?» – меланхолично подумал господин Гусев, – «Вон из отдела кадров доложили, что сразу двадцать молодых парней с неделю назад пришло на работу устраиваться. Значит, верит молодежь!».

В принципе по регламенту встречи теперь Игорь должен был обратно раздать копии договора юристам. И именно чтобы этого не произошло, на входе в зал появился Сергей Шрамов, слегка похожий на фотомодель, только без голубого оттенка. Он громко кашлянул. Отвлекая всеобщее внимание, и как ни в чем не бывало отвалил.

Однако начальник брокерской конторы «Семь слонов» Виталий Ефремович, узрев того самого легендарного Храма здесь и сейчас, очень разволновался. Прям таки худо стало Виталию Ефремовичу, прям таки вавка в голове образовалась. И забыв про все остальное, и даже про приличия, главный брокер резким движением руки ринул вслед за испарившейся ненавистной личностью всю охрану скопом. Что создало определенную сутолоку, потому что охраны было немеренно.

Такое условие поставил мистер Смит. Ведь он должен был сегодня же незаконно отсыпать аж два лимона наликом! Для него это были безумные деньги – просто он никогда раньше не работал в России.

– «Ништяк», я – «Лесоповал». Удаляюсь от объекта! – торопясь переставлять ноги, сообщил ситуацию Сергей Антону.

Антон глупо заржал. И тут же миниатюрный динамик неслышно для окружающих зачавкал в ухе разнежившегося в окружении симпатичных журналисточек Филипса:

– «Баланда»! Ха-ха-ха! Ну и позывной! Я – «Кумар». Ха-ха-ха! Приступить к раздаче орденов! Ха-ха-ха! – и далее зарядил в эфир совсем уж бессмыслицу, – Позови меня в дурь светлую! Банзай!!!

– Вас понял! – непонятно к кому обращаясь, из-за нервов громко вякнул Филипс. Чем перепугал ближайшую журналисточку. Как бы заглаживая вину, Филипс протянул гражданке магнитофонную кассету. И, кося под ненашего, объяснил, – Халява, плиз!

Услышав волшебное слово «халява», девушка чуть не оторвала кассету с руками. А Филипс включил на полную громкость задвинутый в молодежный рюкзачок магнитофон и пошел одаривать одного за другим представителей прессы:

– Халява, плиз! Халява, плиз! Халява, плиз!..

На каждой из кассет было записано то же самое, что сейчас вещал магнитофон. А из магнитофона неслось убийственное:

– «...Директору комбината нужно и тем, кто его за ниточки дергает, – журчал механический голос покойника майора, – Они завод американцам надумали продать. И по официальным бумагам сумма выходит вроде бы нормальная – при нынешней-то криминогенной обстановке в районе. Да только вот она у меня где – криминогенная обстановка! В кулаке! Сделаю чик-чирик, и завтра старушки смогут в сберкассу за пенсией посреди ночи шастать. А тут ты появляешься, начинаешь палки в колеса совать.

– В натуре выходит, часть лавэ пронырливые америкашки вручат директору в кожанном саквояже?

– Три четверти. Столько, на сколько завод реально больше весит. Черным налом. А тут ты появился и ужом в жопу пролезть норовишь!..»

Понятно, после торжественного подписания документов в конференц-зале предполагалась пресс-конференция. И американцем Смитом была даже вызубрена речь, в которой рабочим обещались манна небесная и бесплатные обеды. Только после прозвучавшего с кассеты откровения никому уже были не интересны обманки мистера Смита.

И ведь пресечь хулиганские действия Филипса было некому. Вся охрана где-то по этажам пышной гостиницы гонялась за Шрамом. И настолько интересные вещи сообщал присутствующим магнитофонный голос, что пресса забыла и начхала даже на фуршет. А договаривающиеся стороны прощелкали клювом исход из конференц-зала Радикюля с папкой подписанных документов.

То есть теперь у Сергея кроме симпатий пролетариата появились и юридические, пусть и очень спорные, права на комбинат. Теперь Сергею было с чем стучаться в высокие мореные чиновничьи двери, было ради чего пужать чиновничью братию эрмитажной легендой.

Кто еще хоть как-то контролировал ситуацию, так это Виталий Ефремович. Почти с применением силы отняв у растерянного мистера Смита латунный ключик, директор брокерской конторы шмыгнул вон из зала и впрыгнул в лифт. Лифт поехал вниз медленно, как тает мороженное.

Общий расклад, ради которого Виталий Ефремович завязал быковать и обернулся «честным» брокером, был таков. Гусев открыл фирму «Семь слонов», где он был учередитнлнм, а Виталий Ефремович директором. Скопом бабки со счетов комбината перегонялись в «Семь слонов» по щарящим кредитным договорам. На эти бабки скупались за гроши акции у роботяг. И когда «Семь слонов» скопила двадцать один процент, нашедший заокеанских покупателей и имеющий тридцать процентов Гусев отбыл в Испанию, где и получил черными три четверти реальной стоимости комбината. Пока на заблокированный до конца сделки счет. Легально же светилась только последняя четверть денег, а столь низкая цена Виршевского нефтеперерабатывающего оправдывалась криминальными буднями Виршей.

Виталий Ефремович же за свои труды должен был получить два зеленых лимона. Он состриг бы и больше, но внешне шибкая рохля Гусь оказался малым не промах. И в какие-то моменты Ефремыч даже начинал реально дрейфить, что Гусев сам его кинет.

Сквозь стеклянную стенку опускающегося лифта брокер понаблюдал, за мечущимися по этажам верными ему охранниками... Наконец к великому облегчению доехал. Выпрыгнул на первом этаже и подскочил к камере хранения.

– Пожалуйста, побыстрее! – дерганый Виталий Ефремович протянул ключ лакею в современной ливрее.

Могло получиться так, что неправедный быкоброкер отвалит с незаработанными деньгами. Могло получиться так, что останутся наказанными только гендиректор комбината и мистер Смит. Но не получилось. В последние дни директор брокерской конторы «Семь слонов» был очень осторожен, даже с бабами чуть ли не в бронежилете трахался, а тут маху дал.

Если бы Виталий Ефремович был не так заморочен произошедшим в конференц-зале и внимательней следил за действиями лакея, он бы обнаружил, что вместо чемоданчика из тридцатой, как указано на брелке при ключике, ячейки ему достался баул из девятнадцатой.

Не сказав спасибо, Виталий Ефремович схватил чемоданчик и поковылял на выход. Поспешно, будто зад скипидаром намазан. А потный от страха лакей скосил глаза вниз под прилавок, где уютно на нижней полке разлегся с внушительным пистолетом наголо мужчина среднего роста. Немного утолщенный на кончике шнобель и серая сталь во взгляде.

– Я все правильно сделал? – заискивающе промямлил лакей.

– Ты вообще молоток. Откуда такие только берутся? – распрямился в полный рост Сергей, весь такой циничный и авантажный, по праву силы вынул из потной ладони лакея ключик. Сам без скрипа открыл тридцатый ящик и забрал оттуда чемодан с не занесенными в ничью налоговую декларацию долларами.

Ничего от бизнеса, это была очень личная месть. Даже скудных сведений от сплетницы Епифани хватило Шраму, чтобы просечь – он столкнулся с самым запредельным забиванием болта на понятия. Ради зелени бычара опустился до того, что лег под барыгу. Этот вроде бы беспощадный противник – Виталий Ефремович – оказывается, не крышевал, а шустрил под Эдуардом Александровичем Гусевым. Бычаре – бычье попадалово.

Пистолет Сергей убрал в карман, но погрозил лакею, дескать, я со ста метров белку в глаз бью. Лакей сделал рожу, дескать, вы меня не знаете, и я вас не знаю. За что тут же на месте получил от Шрама премию в сто баксов.

– «Ништяк», я – «Лесоповал», – скомандовал Шрам в кулак, – Всем отбой. Уходим!

А Виталий Ефремович чесал на выход, смакуя горький мед победы. Увы и ах, правда с криминалом в Виршах всплыла на всенародное обозрение, как дохлая кошка в пруду. Но зато договор подписан и бабки получены. И кроме того этот гнусный, ненавистный неуловимый Храм наконец вляпался, дальше некуда – выходы из «Невского паласа» перекрыты верными людьми.

Но тут внагляк на пассажирский вход в отель зарулила «девятка» с заляпанными грязью номерами. Штатные отельные охранники, похожие на таксистов пятидесятых годов, и лакеи, похожие на французских маршалов, дрыснули в стороны из-под колес. Как одуревшая курица, кудахтнул в сторону и брокер. Чемодан отлетел прочь, распахнулся и усеял пол старыми газетами. А жигуль визгливо притормозил посреди вылизанного с мылом вестибюля, и откуда-то со стороны в него впрыгнул искомый ненавистный Храм.

И жигуль с места ракетно рванул вперед. Не жалея радиатор, вышиб ажурную решетку на противоположном входе в отель и сквозь витринное стекло отвалил к едрене фене. Чихая сорванным глушаком на все окружающие улицы.

Все дело в том, что Шрам давно мечтал ПРОЕХАТЬ жлобски навороченный «Невсктй палас» насквозь.