Глава 10

Как ни крути, а генеральный папа все-таки испоганил настроение Сергею Шрамову. Хвалил за усердие, руку тепло жал, а в глазах оставались глыбы льда размером с Эйфелеву башню.

Прибывший в Питер Сергей зарядил пока скудную долю в общак, доложился о запутках, о ситуации на комбинате, о том, что снова оказался в бегах. Сергей отрапортовал, что собирается предпринять, и оценил свои шансы пятьдесят на пятьдесят. Господин Хазаров больше слушал, чем задавал вопросы. И цыкал на подчиненных, если вопросы собирались задавать они. И у Шрама осадком осталось, что верховный папа ждал еще чего-то и не дождался. Например, доклада о делах, не имеющих отношения к Виршевскому нефтеперерабатывающему комбинату. Но таких дел за Шрамовым не было.

А потом еще в кулуарах подлил масла Урзум с дебильными подначками, типа, не объявлялись ли в Выиршах сестрорецкие, типа, пытать Шрама за Эрмитажные списки? А шрам про эрмитажную ботву уже ведь и мыслить забыл.

И как-то само собой Шрамова завернуло в привычный ночной бар.

Почти все столики были свободны, и надо же!.. В углу у запотевшего огромного – до потолка – окна, за которым чесали опрыскиваемые питерской непогодой фраера, и проносились, слепя фраеров фарами, лайбы, сидела она. А ведь Сергей будто ждал чего-то такого. И подошел, словно и не расставались:

– Будем и дальше пить текилу? – спросил Шрамов чуть более хриплым с улицы, чем обычно, голосом.

– А что мы с вами пили в прошлый раз? – она вроде бы и не удивилась его появлению над душой. Она тоже встретила его, словно и не расставались. Она еще некоторое время смотрела в окно, будто там кипела настоящая жизнь, в которой ее не ждут, в которой ей нет места.

Бармен мельком взглянул на них, затем выбрался из-за стойки, шаркающей походкой подошел к столику и вытер его. Парня явно мозолила скука. Парню явно хотелось покалякать с приличными посетителями.

– Сервис растет, – удивленно отметил Сергей, ведь надо было с чего-то начинать разговор. Оглянулся, нельзя ли где пристроить влажный плащ?

– Не тот столик, – все еще глядя сквозь стекло на улицу, сказала своим неподражаемым ангельским голоском, как пропела, Алина, – В прошлый раз мы трепались у стойки. Сядем опять туда же.

Шрамов понимающе улыбнулся:

– Вы суеверны?

– Не каждый день. Только по понедельникам, средам и пятницам. Ну еще, конечно нечетные числа, – опять как пропела, сказала она.

– Точно, – вдруг подал голос бармен и перестал тряпкой наводить глянец на столе, – В прошлый раз вы сидели у стойки.

– Тогда точно следует пересесть, – улыбнулся и взял за руку Алину Сергей, – Не стоит нарушать традицию, – когда они устроились, Шрамов снова спросил бармена – Ты помнишь, что наливал нам в прошлый раз?

– Текилу, – не заморачиваясь на раздумья, ответил вернувшийся на главный пост бармен.

– Не вижу причин нарушать традицию, – Шрамов покосился, как отнесется к этой идее Алина, и заговорил длинно, боясь, что повиснет пауза. А кому охота, чтоб лишний мент родился? – Как можно быстрее надо проверить, не выдохлась ли текила за это время. Две текилы по сто, и сразу же налей по следующей дозе.

Бармен расстарался. Начикал лимон, подвинул соль, выбрал самые красивые рюмки.

– Тебе бы в службе социальной адаптации работать, – похвалила трудягу Алина.

– Я и работал. Нарков по телефону убеждал не выпрыгивать в окно.

– Мало платили? – Шрам все же сбросил с плеч сырой плащ и охапкой водрузил на соседний пустующий табурет.

– Нет. Скучно. В чужих обломах нет ничего интересного.

– А вот Сергей любит других обламывать, – типа вскользь упомянула Алина о сорванном концерте.

– Хоп! – вместо слов Шрамов опрокинул в себя рюмку.

– Хоп! – согласилась она с таким уходом от скользкой темы.

– Все мы немножко обломанные по жизни, – заблудившись в личных мыслях, выступил не по должности бармен, – Иначе сидели бы сейчас под крышей дома своего.

– Где наш дом? Тут он, или там? – уже точно не сказала, а пропела Алина.

– Не где, а когда, – вписал фразу Сергей.

– Уже скоро, – загадочно мурлыкнула девушка.

Шрам облизал с губ лимонный сок и глянул прямо в глаза Алине. И его пробило легкое головокружение. Он въехал, что обещали эти слова.

Казалось, певице было не важно, поймет ли Шрам ее намек. В убогой забегаловке она чувствовала себя без напряга. Приглушенный свет тем не менее выдавал профессию двух дремлющих над джином с тоником девиц. И этот же свет делал девиц совсем старухами. Врядли и Серега при таких фонарях рисовался принцем. Алине же безжалостный свет был не страшен. Смелое ясное лицо не спрашивало, оно ждало...

Шрамов почувствовал себя не в своей тарелке, даже типа оробел. Ему в жизни не встречались такие девушки. Или женщины? Скажешь одно неправильное слово, и прогноз погоды переменится. Очень осторожным со словами следует быть, все равно что с оранжерейным избалованным цветком. Но глядя на это оранжерейное чудо, можно мечтать о чем угодно. И что угодно может сбыться.

Сергей вдруг обратил внимание, что и вторая рюмка Алины пуста.

– Мы не спешим? – участливо спросил он. Прочитал ответ в глазах напротив, прикончил свою вторую порцию и задал вопрос иначе, – По третьей?

– Если никто никуда не спешит.

– По третьей, – распорядился Сергей минутой назад осознавшему навязчивость и вежливо отодвинувшемуся бармену.

Тот красиво с высоты плеснул кактусовую водку в рюмки, а соль и лимон у клиентов еще оставались. Порывшись в недрах прилавка, бармен выложил пачку «Кэмэла», причем «Кэмэла» без фильтра:

– Правильно? – подмигнул он Сергею.

– Типа я их в прошлый раз курил?

– Я думал, это самое то, – растерялся бармен. Он очень хотел угодить, в общем-то не в расчете на щедрые чаевые. Пообщаться с приличными людьми хотелось бармену. Такая промозглая и унылая погода на дворе, что хоть сам звони в службу адаптации. Закосить что ли под решившего поймать Золотую Муху нарка? Пусть отговаривают.

– Нормально, братан, будем считать, что это самое то. Сегодня никто не должен обломаться.

– Будем надеяться, – загадочно мурлыкнула Алина.

– В прошлый раз ты была какая-то другая, – выдохнул струю сигаретного дыма Шрамов, – Злее, веселее, заводнее.

– Это плохо, что я всегда другая?

– Нет. Только приходится заново знакомиться. Девушка, меня зовут Сергей Шрамов. Можно – Шрам. А вас? – он жалел, что из-за бра, еле цедящего свет, не может видеть блеск ее глаз. Мысленно он назвал Алину стюардессой аэробуса «Отпад».

– Я та, кто тебя ждала с первой ходки. Я та, которой ты пел блатные песни под гитару под окнами родного дома вечерком на скамеечке. Я та, на которую ты истратил первый навар. И теперь ты, подонок, заявляешь, что не помнишь, как меня зовут?

Шрамов почувствовал на щеке нежные приливы и отливы ее дыхания. Без лишней скромности оно трепетало и стремилось навстречу. Невесомое и полное доверчивости. Чужая жизнь в чужой ночи. Чужая песня, случайно подслушанная им. И в его уставшем изношенном сердце запульсировала с новой энергией кровь.

– Обними меня, – попросила Алина музыкальным шепотом.

Он еще некоторое время полюбовался запрокинутым девичьим лицом и обнял. И ее карельские глаза-озера поплыли навстречу. Аэробус «Отпад» порулил на взлетную полосу.

– Обнять тебя? – ласково прошептал он на самое ушко.

– Да.

– Обнять тебя? – прошептал он, пробуя на вкус ее локоны.

– Да.

– Обнять тебя? – прошептал он, почти теряя сознание.

– Да, – она сплела руки в замок на его спине и тоже нашла губами его ухо, – И чтоб тебя не потерять, я должна предупредить. Папа тобой очень недоволен. Я слышала его разговор с Толстым Толяном. Вопрос стоит очень остро.

И сразу смятые простыни, на которых лежал Сергей Шрамов, стали неудобными, горячими и шершавыми, будто песок под Учкудуком.